Лауреатский случай. Часть III

Сергей Ткачев: Что это у вас за странное сосредоточенное выражение  …на лице, хотя очень хочется сказать …на морд …ашке…? Больно уж вы мне напоминаете, Натали, взявшую след гончую.

Аделаида: (быстро) Сергей, голову пригните!

Сергей Ткачев: Да нет, …обошлось… Она даже не откликается. Натали!

Натали: А?! Что!? …Сергей? Здравствуйте… Извините, вы давно здесь?

Сергей Ткачев: Да вот с Аделаидой тут пару минут наблюдаем, как вы над чем-то судорожно размышляете… кормить нас сегодня будете?

Аделаида: Сергей, да я, вроде как… подольше вашего слежу за резкими подергиваниями подруги. То она головку на бок наклонит, будто к чему-то прислушивается, то стремительно клацает и двигает мышку, словно в каком-то варкрафте. Того гляди ружьё схватит и палить начнёт, как у Чехова? Помните, у Чехова все время ружье висело…

Натали: Аделаида, не преувеличивайте. Ружьё у мужа  …под замком.

Аделаида: Уф! Прям с сердца камень.

Сергей Ткачев: Какой он у вас предусмотрительный. Наверно, тоже начитанный?

Натали: Ах, оставьте! К чему тут ружьё?.. А про след вы, Сергей, как всегда, правы — уж больно дурно данная вами книжонка попахивала. Невольно проснулся охотничий инстинкт.

Аделаида: Натали, откуда у приличной дамы такие …инстинкты? Должны же быть иные…

Сергей Ткачев: …Основные, например…

Аделаида: Ох, вы, Сергей, охальник! Всё не успокоитесь никак. А мы дамы взрослые, можно сказать, домовитые… воспитанные в Домострое.

Сергей Ткачев: А?! Как в том анекдоте? «О доме надо думать, о доме!»…

Аделаида: Да успокойтесь уж со своей игривостью! Вот не дам своей наливочки за это, так и не порезвитесь.

Сергей Ткачев: Нет, нет, голубушка, так не пойдет. (хитрО подмигивая) Извольте налить рюмашечку вашей несравненной амброзии. А то, как разговаривать о высоком искусстве без вашего божественного нектара? Слушайте… а чего это я так заговорил? Что-то мне это напоминает, а все припомнить не могу, что это такое поперло.

Аделаида: (игриво) Льстец, милый лжец. (наливает) …Ах! Вы и мертвую уговорите… Так и быть, скажу вам, откуда в вас приличные манеры проснулись. Помните, у нас в давешние времена Натали вела вебинары про мужской аристократизм. Вот оттуда вы всего и нахватались!

Сергей Ткачев: Думаете? А вполне возможно! Что-то меня потянуло после наливочки шубу сбросить… спеть про мохнатого шмеля с цыганами… тоже инстинкты всякие взыграли.

Натали: (неожиданно) Нет, …у меня не инстинкт, а гены.

Аделаида: (вздрогнув) А?! Что?!…

Сергей Ткачев: (участливо, но аккуратно вынимая из рук Аделаиды рюмочку, чтоб та не пролила содержимое) Натали, это вы про что?

Натали: Я?! … про следы… и про охоту. Не в смысле мужского аристократизма, а просто дедушка у меня следователем был…

Сергей Ткачев: Нда, (опять участливо, но уже  про себя) «девочка, ты тормоз?» (спохватываясь и громко) Так что там со следом?

Натали: (возмущенно) Вы что забыли, что всучили мне книжку этой Маргариты Хемлин? Я тут с ней столько дней вожусь! А вы …даже по коленке не погладили, смылись, как улыбка чеширского кота с традиционным пожеланием «девочки, берегите себя»…

Аделаида: Да, Сергей, водится за вами такое …котячье …бросить спутницу в интересном положении…

Сергей Ткачев: Спасибо, Аделаида, за понимание! Мне эсэмэска пришла.

Аделаида: От кого? Ну, я хотела сказать, какая эсэмэска?

Сергей Ткачев: Да сами знаете, какая. Кто у нас еще может послать эсэмэску: «Хватит заниматься фигней, котяра!»? Вот и смылся… все об вас думал, не хотел подставлять!

Аделаида: Натали, возвращайтесь в реал! Пора на стол накрывать,… а от вас помощи никакой — одно клац-клац мышкой. Аж, подходить боязно.

Сергей Ткачев: (заинтересованно и строгим тоном) Да, Натали, докладывайте, что вы там накопали. …Рюмашечку опрокинете?… Нет? …Ладно… Но что-то витает и сгущается… Что-то мне это напоминает?..

Натали: Меня тоже настораживают странности, интонации и запахи старых вещей… причем, часть из них явно моих! Вот вы хорошо это заметили — «сгущается» и «напоминает». Если б… если б… знали вы…

Сергей Ткачев: …как вам дороги подмосковные вечера? Натали, перестаньте хныкать! Это вы ее, Аделаида, расстроили?

Аделаида: Я-то здесь при чем? Может, ей тоже пришла эсэмэска «хватит заниматься фигней»?

Натали: Сергей, просто такое чувство, что у некоторых не осталось ничего святого!

Сергей Ткачев: Раз речь пошла о святых вещах, тут самопалом с наливочками не обойдешься. Дамы, пошел за водкой! Знаю место, где прямо в супермаркете недалеко казахскую из-под полы продают. Там к менеджеру подходишь и тихо спрашиваешь: «Казахская есть?»

Аделаида: (решительно) Я с вами, Сергей! Буду прикрывать со спины на всякий случай!

Натали: Нет, даже у вас нет ничего святого! Водка есть, хоть и не казахская… Мне так плохо, а они…

Сергей Ткачев: Так мы ж хотели за водкой! Чтобы вам лучше сделать! А раз есть, то и вопросов нет. Садимся, дамы!

Все садятся за стол, некоторое время молчат, сосредоточенно смотрят вынутый Аделаидой из пакета рыбный пирог в льняном полотенце. Натали пытается выдавить скупую слезу, но запах лаврового листа, репчатого лука и непередаваемого амбре лососины берет свое. Она задумчиво тянется к ножу, бросив озабоченный взгляд на пустые рюмки. Все с облегчением вздыхают, Сергей разливает амброзию, дамы споро и деловито выкладывают закуски…

Сергей Ткачев: А я всегда говорю, что лучше всего страдать за искусство… под такое дело! Ну, милые дамы, по маленькой! За здоровьице! А под капусточку с хреном и начнем это дело раскручивать по порядку. Так и знал, что за этой Хемлин много чего водится. Мордашка у нее такая… дознавательно-доброжелательная.

Аделаида: Только учтите, что я ее не читала и читать не собираюсь, у меня что-то внутри восстает… неприятно мне это заранее. Поэтому вы мне все должны в подробностях объяснить, что там за ней водится. У меня еще овощное ассорти в желе с маринадом, пироги с капустой… так что можно страдать за литературу хоть до утра.

Сергей Ткачев: Вот и отлично! Могу я вам, Натали, предложить русского салатика с селедочкой? У меня его теща делает… с утра и до вечера. Совсем сберендила старушка. Осваивает книгу рецептов моей сестры. Там все изложено… тезисно, такими эсэмэсками… а теща эти ребусы разгадывает, поэтому иногда у нее получается шедеврально.

Аделаида: Она так у вас и сидит?

Сергей Ткачев: А куда ее денешь? У нее билет обратный был на июнь 2014 года… она ж у меня из Мариуполя. Что ж я зверь какой, чтоб выпинывать ее туда, как раз после того, как там железнодорожный мост взорвали? Сидит сейчас, осваивает кулинарные тезисы сестры.

Натали: Знаете, Сергей, меня давно напрягал один из тезисов вашей сестры…

Сергей Ткачев: Ой, Натали, вы даже не представляете сколько тезисов ИАД и скольких напрягает. Странно даже, что вас задел рикошетом только один…

Натали: Да знаю, знаю … И это вопрос методологии преподавания, но об этом как-нибудь в следующий раз… Не перебивайте… Я о следующем. О том, что перед всякими рэволюциями удар наносится по лучшим и достойнейшим женщинам общества. До меня «дошла» логическая цепочка рассуждений.

Рэволюционная ситуация, как и сама революция необходима для большого грабежа государственной собственности (которая раньше всегда государям и принадлежала) и его прикрытия.

Сообщество, стремящееся это сделать, предварительно морально разлагает верхушку государственного управления, по старой привычке пользуясь женским влиянием, которому обычно в атакуемой элите противостояли достойнейшие дамы.

Ну вот и в нашем случае нападки на ИАД, чтобы занять её место и прибрать её наработки, как доказавшие свою актуальность и эффективность. Почему-то ни продукция Донцовой с Марининой, ни Улицкой с Толстой должных результатов не демонстрируют, как бы не восторгались одинокими волками зимой, которые на поверку оказались страдающими бешенством (плохо Толстая биологию знает).

Аделаида: Это вы о чем? Это у Хемлин в «Дознавателе» написано? А ссылка эта зачем?

Натали: Да Хемлин с этим «Дознавателем» уж очень ничтожная фигура, просто ее в отработанной методике решили представить.

Был как-то сетевой разговор о том, что зимой волки в стаи сбиваются, а если нет, то высока вероятность , что волк того… самашедший, как любят выражаться определенные особи с личным высоким риском генетических заболеваний.

Аделаида: Так вы на волка загон решили устроить?

Сергей Ткачев: Аделаида не драматизируйте. Вы слишком впечатлительная дама. Давайте, я вам тост селедочным маслом намажу! У меня теща вычитала правильный рецепт этого масла в тезисах сестры, поэтому вкус потрясающий. Захожу как-то на кухню, а там теща сидит и говорит мне: «Я же всю жизнь фигней занималась, а  не знала, что в селедочное масло надо лимонного сока добавить!» Ну, чувствуете?

Аделаида: Потрясающе! (шепотом) А как вы думаете, Сергей, Натали не занимается фигней?

Сергей Ткачев: Натали в данный момент ощипывает очередную кошелку, случайно попавшуюся ей под руку… с фигней. По большому счету, она занимается, конечно, фигней, но не своей, а чужой. А поскольку такая фигня в большой прозе на условном русском, то всегда прикрывает уголовные мотивации в отношении государства. Поэтому…

Аделаида: Понимаю… все, как всегда. Одни устроят фигню в государственном управлении, другие лепят фигню в литературе… а нам разбираться. Боюсь, что это далеко не случайная кошелка. Они же любят все «счастливой случайностью» представлять.

Натали: Да, очень даже не случайная. А поскольку уж слишком ничтожная, то здесь особенно заметно, как её… конструировали.

Странно, нелепо, больно и неожиданно. 24 октября не стало Маргариты Хемлин, автора романов «Клоцвог» и «Дознаватель». «Столичной провинциалки», «клуши и домоседки», заядлой рукодельницы, умевшей своими руками смастерить не только вечернее платье, но даже кожаные туфли для литературного вечера, приглашавшей меня «на собственноручно выпеченные кренделя».

Аделаида: Странно, нелепо …и неожиданно слышать подобные характеристики из среды столичной тусовки в положительном ключе.

Натали: Да, Аделаида, меня тоже удивило. Помню, как недоуменно (хотя и подобострастно) хихикала московская тусовка, когда Наина Ельцына рассказывала о приготовлении пельменей.

Сергей Ткачев: Да уж, и моя сестра была поражена в своё время презрением питерской литературной среды ко всяческому «домоводству». Кое-кто ее там, отведав ее разносолов, как-то обозвал «кухарка».

Аделаида: А, теперь поняла, откуда у неё «Домострой»…

Натали: Хотя, слышите диссонанс в построении фразы «собственноручно выпеченные кренделя», указывающий на экстраординарность описываемого действия. Все же кренделя не выпекают, а выписывают. Язык-то совершенно не чувствуют.

Аделаида: Конечно, конечно, Натали, уж я-то знаю сколько времени отнимает домашнее хозяйство, если им заниматься. А, если речь идет о рукоделии, то на него уходит все оставшиеся для досуга часы.

    М. Хемлин: «Ну, что-то пытаюсь делатьт. Я ловлю себя на какой мысли… Я ушла с работы (я на телевидении работала 13 лет, вы не представляете, что это такое!). Прекрасная работа, люди изумительные, платили хорошо, но всего себя отдай – будет мало. Ночь-не ночь, суббота-воскресенье. Такая работа, не нравится – уходи, силком никто не держит. При том, что действительно прекрасный коллектив был и школа великолепная. Я оттуда ушла, чтобы как-то выжить, просто физически не было сил. Вардванчик на колени упал: «Я тебя умоляю, уходи!». Я часто думаю, что ушла оттуда, чтобы не сойти с ума оттого, что я себя гоню куда-то. Гоню-гоню-гоню… И теперь что получается? Я опять себя гоню: каждый год надо выпускать книгу! Кому надо? Чего надо? Но в то же время, когда ничего не пишу… ощущение пустоты, никчемности возникает. Ощущение, что даром хлеб ем (смеётся). Это неправильное ощущение, потому что работа идёт, но без этого как-то пусто и хочется работать».

Натали: В других источниках, правда, говорилось, что Варванчик просто лег перед порогом, не пуская М.Хемлин на работу…

Нет, не я поняла, мой муж понял. Вардван Варжапетян, замечательный… Он однажды лег у входной двери и сказал: «Рита, ты больше на работу не пойдешь».

Сергей Ткачев: А Вардванчик у нас кто?

Натали: Муж

Сергей Ткачев: А кто у нас муж?

Натали: Журналист, писатель, переводчик, даже свой журнал создал.

Окончил факультет журналистики МГУ. Живёт и работает в Москве.

Его перу принадлежит более двадцати книг, герои которых — Овидий, Ли Бо, Омар Хайам, Франсуа Вийон, Афанасий Никитин, доктор Ф. П. Гааз.

Выполнил новый перевод Торы на русский язык. Издал книгу «Число бездны», посвящённую жертвам гитлеровского геноцида, на страницах которой вывел собственноручно 5.820.960 чисел без пробелов, переносов и других разделительных знаков.

Основатель, издатель и главный редактор армяно-еврейского вестника «Ной» (1992—1997). (ВикипедиЯ)

Сергей Ткачев: Типичный трупоед!  На творчестве великих уже свое взял, возле чужих страданий поднаторел, ничуть не отдав должное тем, кто спас мир от фашизма. Дальше пошел валяться в ногах у этой Хэмлин, которая явно не рвалась в литературу… ей платили хорошо, она туфли шила и в них кренделя выписывала… Возникает вопрос: а что же он сам-то понял из Овидия?..

Аделаида: Ложью веет уже от того, будто эта дамочка сапожничала по части кожаных туфель, чтоб в них не стыдно было пройтись по Москве. Больно много некоторые на себя наговаривают. А уж поведение Варданчика… может, он так и жил возле порога, после всех этих спекуляций?

Натали: Кто его знает? Действительно, странные у них представления о том, как воспринимаются окружающими подобные «литературные преувеличения». Так и вспоминаешь бесподобную Фаину Раневскую в роли такой писательницы: «Это у меня личное, биографическое!» И при том сам Варданчик старше жены на 19 лет, сама М.Хемлин с 1960-го

Сергей Ткачев: Как и моя сестра…

Натали: Да и практическая первая книга у М.Хемлин вышла в 2005-ом.

Сергей Ткачев: Угу, после того, как в 2004 начали гнобить мою сестру…

Натали: Да и я, Сергей, к тому же веду. Причем очень многое в начале делалось тупо и …непринуждённо по материалам статьи Ирины Анатольевны «О технической деталировке в литературе».

Аделаида: Ой, Натали, как её найти? Я про статью, конечно же.

Натали: Я ищу просто. Сначала Несколько разных слов о фильме Досталя «Штрафбат» а там и ссылка в тексте: О технической деталировке в литературе …

Аделаида: Теперь понятно, почему вы мне так долго рассказывали про чемоданчик, с которым М.Хемлин таскалась по встречам с читателями

Натали: Действительно, некоторые воспринимают сказанное … слишком буквально.

На встречи с читателями она приходила не с дамской сумочкой, а с древним чемоданчиком со «всякими волшебствами»: там жили красный заплатанный миша из папье-маше; знаменитый торчинский платок с окантовкой, в котором женщины проходили всю Первую и Вторую мировую войны; «найлоновая» блузочка с рукавом «японочка», какую носила ее героиня Майя Клоцвог…

Она умела разговаривать с вещами. Они рассказывали ей о «людях из примечаний», маленьких простых людях, живших в тридцатые, в девяностые, о людях, память о которых «смахнули, как пыль».

Должна заметить, что в середине нулевых мы с ребенком в центре города нашли тогда только что открывшийся «антикварный» магазинчик и с превеликой радостью обнаружили там вещи, которые до сих пор находятся у нас в домашнем обиходе.

Аделаида: То есть, душечка, вы хотите сказать, что все эти вещички были приобретены на барахолке.

Натали: Все, не все, но большая часть, очевидно. Торчинский платок и «найлоновая» кофточка с перчатками (про позднее упоминавшиеся духи «Красная Москва», вообще, умолчим) — это вещи из разной среды. Вот мне по наследству досталось два торчинских платка (по маминой и папиной линиям), а перчатки и духи были уже другого поколения (60-х, 70-х годов), а следовательно и не «Красная Москва, а «Нефертити». То есть, вещи не совпадают и по среде, и по времени.

Аделаида: Да, помню, что «Красную Москву» можно было увидеть в магазине и в 80-х, …только её никто не покупал. Немодный был уже запах…

Сергей Ткачев: Аделаида, не отвлекайтесь. Значит, М.Хемлин вполне себе сознательно занималась сбором «антиквариата» для создания (конструирования) своих персонажей, пыталась «проникнуться» рекомендациями живого классика, разгромившего Пелевина именно на несоответствии деталей. Насколько я помню, она доказывала, что при нестыковке деталей и времени, о котором идет речь, — тут же выявляется ложный посыл, «притянутость за уши» всего «творческого процесса». Это такой типичный прием, которым пользуются и при фальсификации в истории. То есть человек, фальсифицирующий творчество, имитрующий творческий процесс, непременно ошибется в деталях. Там именно в этом смыл. Вовсе не в качестве рекомендации Хемлин по барахолкам таскаться.

Аделаида: А что, весьма похвальное занятие. Не все же кожанные баретки обшивать.

Натали: Душечка, похвальное-то оно похвальное, если бы не просто барахло в чемоданчик складывалось, а ещё бы и изучалось само время, делалась, хотя бы, попытка его понять.

Аделаида: Так от этого и не уйти, если человек сам делает нравственный выбор. Как же о времени (или безвременьи) не задумаешься? Мы все по этому поводу здесь и собрались. Тут проблема в том, что как сам Варданчик, так и его Маргаритка — решили к литературе прицепиться, чтобы никакого выбора не совершать для себя лично. Я это так понимаю! И правильно Ирина Анатольевна всякому говорит, что спрашивать-то будут за нее, за то, что произошло с ней и при них, таких прекрасных и осуждающих то, что давно быльем поросло и их лично не касается. Сами-то они какой нравственный выбор сделали в своем времени? Никакого! Поэтому так и путаются в голове… времена и детали к ним. Чемоданом не обойдешься. И как теперь это все читать?… Да и зачем?

Сергей Ткачев: Аделаидушка, я вам что прошлый раз говорил? Ведь, создавать нормальный читаемый продукт никто не собирался. Всё же делается по принципу «папа кроит, мама шьет …в нарезку», как делал обычный местечковый портной, когда из остатков материи заказчиков кроил себе штаны —

Брюки короткие, зад — из другого материала. (Моя  еврейская  мама  — Махмуд  Эсамбаев)

Аделаида: А что ж там в итоге «пошили» таким методом?

Сергей Ткачев: Вы ж помните, что я так долго впихивал в руки Натали, тайком от вас, гладя её по коленке.

Аделаида: Да, про коленки помню. А ещё помню про «трудно читать».

Натали: Во-о-от, милочка, эту трудную задачу, «как истинный джентельмен», Сергей и возложил на мои хрупкие плечи — прочитать роман М.Хемлин «Дознаватель». По итогам чего и должна сделать неутешительный вывод — книжка написана чудовищным языком.

Аделаида: А откуда вы знаете? Вы ж её читать не стали, поскольку вам лень было. Вы ж так любите про свою лень рассказывать.

Натали: А вот и нет. Моя лень существует на фоне физиологической потребности в чтении, по поводу чего ещё глумились оппоненты на форуме Классика. Я от своей «лени» пару раз (не помню уж сколько томов) «Жизнь Клима Самгина» читала. А что? Текста много, надолго хватало, часто в библиотеку бегать не надо…

Сергей Ткачев: Соболезную…

Натали: Поэтому, если я говорю, что этот ужасный текст не читаем, так я его и не с Пушкиным сравниваю, что бы не говорили здесь:

Но самое главное в романе — его повествовательный слог, сказовая форма. Хемлин рассказывает историю совершенно уникальным языком. Это то, что называется суржик — русско-украинско-еврейский язык.

и здесь:

О языке  подробней. Хемлин  хорошо передает говор, живую речь. И, с упором на время действия, – реконструирует тот казенный, суконный язык  картонных концеляризмов, от которых сухо на языке  и пусто в голове. Ее главный герой – человек этого самого языка . И понятия чести, к слову, у него такие же – суконные и картонные. Он прост, но эта та простота, что хуже воровства. И когда случаются страшные, в общем-то вещи, интонация его в этот момент не меняется. Совсем.

Периодически герои переходят на украинский – живой, теплый и ласковый. И это отличный контрастный душ, после которого тебя снова окунают в холод да запашок официальных штампов.

А по поводу языка сама автор на целую передачу наговорила

Маргарита Хемлин: Не мы диктуем языку, а он нас формирует 12+

23 мая `15

Сергей Ткачев: Да уж, про язык она в таком тоне заговорила исключительно после громогласных заявлений моей сестры о собственной (ИАД) роли в деле сохранения русского языка. Сказовая речь — это фишка Ирины Анатольевны в ее сказках, которых у Хемлин нет в помине. Донос в сказовой форме… это даже для Хемлин с Вардачнчиком несколько чересчур.

Аделаида: Про то, как «язык нас формирует» — это можно тоже почитать у Ирины Анатольевны, только там много идет и о форматировании. Все же Хемлин помалкивала в начале нулевых, когда русский язык вообще до Дедюховой мертвым был. Он ведь заполняется-то нравственным смыслом! А нравственного выбора Варданчик с Хемлин не делали, валясь друг перед другом у порога. Получается, что М.Хемлин решила посохранять суржик?…

Натали: Насколько я помню, ИАД ставила задачу сохранения и восстановления русского языка во имя цели служения Родине. Чем, собственно говоря, как занималась, так и продолжает…

Сергей Ткачев: А, как вам понравилось про Розу Землячку и Гапу Грицко? Типа нет между ними никакой разницы, обе рвались в революцию (кухарки, управляющие государством). Только в истории никаких Гап не было. И в Крыму зверствовала Землячка, отродясь в кухарках не подвизавшаяся.

Аделаида: Несложно догадаться, почему М.Хемлин понесло по поводу этой гадюки распинаться. Она ваших статей тут у нас начиталась, вот с ней удар и приключился.

•  Солнечный удар. Часть I
• Солнечный удар. Часть II
• Солнечный удар. Часть III
• Солнечный удар. Часть IV
• Солнечный удар. Часть V

Натали: А ещё меня порадовал оптимизм ведущего, который надеялся на получение наслаждения от общения с этой особой.

Да как-то за этим кривлянием так и не удалось уловить хоть какой-то связной мысли, которую собеседники желали донести до зрителей, кроме парочки вышеприведенных

Аделаида: Что вы? Там же была попытка пересказать «Теркина», цитирование Тютчева, а также тезис, вынесенный в заголовок.

Сергей Ткачев: Тётенька взрослая, и уже к таким годам должна была бы понять, что язык является инструментом, как формирующий, так и сам является предметом, который созидают. Опять же она забыла о заявленных в начале передачи планах сохранить свой суржик.

Натали: Что напомнило любимую поговорку ИАД «склероз …девичий» Так вот, им определенно Хемлин страдала. Никакой язык она не сохраняла, рассказы плохо слушала, в шитье ничего не понимает, что странно…

Аделаида: С чего вы так решили?

Натали: Начнем с языка. Вот там на первых же страницах романа «Дознаватель» употребляется слово «информация». Должна вам сказать, что столь часто, как в романе, я это слово стала употреблять только в институте и то, как термин. После чего, когда в 90-х появился журналистский слоган «Информация — наша профессия», я ехидно поправляла: «нет наша». Кстати, сейчас на фоне развития айтишных профессий этот слоган к ним как-то потихонечку и перекочевал…

Сергей Ткачев: Натали, вы отвлеклись от сути. Так что там со словом «информация» в романе М.Хемлин.

Натали: Так то, что его там и быть не должно.

Аделаида: Почему?

Сергей Ткачев: (задумчиво) Да, словечко для тех времен спецухой попахивает.

Натали: Конечно же, Сергей. Мы с этим словом в детстве если и сталкивались, то только после фильмов про шпионов.

Аделаида: Ага! «Ошибка резидента», …судьба его. Потом эти мгновения незабвенные…

Натали: Вот поэтому я взяла роман братьев Вайнеров «Эра милосердия» 1976 года и нашла в нем 5 слов с корнем «информ», из них 2-«информация». Причем, первое из них произносит муж убиенной (помните, его Юрский играл), он инженер. А второе стоит в эпиграфе. Остальные 3 раза — это употребляется глагол «информировать» Глебом Жегловым. А кто-то из Вайнеров сам следаком работал, да и эпоху они знали не по наслышке.

А у Хемлин герой, как и Шарапов, воевал в разведке…

Сергей Ткачев: …а значит, уместнее использовать слово «сведения». Более соответствуют времени. Именно здесь и будет «техническая деталировка», не в барахле из чемодана. Смотрите, какая вещь-то получается! Уходишь от нравственного выбора своего времени — все времена начинают рваться на отдельные фрагменты и воедино не связываются… И вот такое убожество Варданчики суют нам в качестве «прозаиков»…

Аделаида: Действительно, можно почувствовать, что это слово «информация» даже не 80-ми отдает, а «лихими 90-ми»! Но уж точно не 50-ми, на которых решили спекульнуть Хемлин, осознав, насколько славно для семейного бюджета ее Варданчик спекульнул на Холокосте…

Натали: Затем звучит «скидка»…

Аделаида: Ой, ну это совсем новояз, последствия рухнувшего всем на голову «капитализма». Я с детства помню только: «подешевле», «уступит», «сбросит», «в полцены» …

Натали: Вот вот. И про эту «скидку» говорит автор, которая рассказывала о своих детских проблемах (с дикцией), которые она решала «изучая слова» (синонимы).

И вот я начала читать. И всегда любила читать. Понимаю, это глупо звучит, но лучше не скажешь – любила читать. Потом появилась необходимость читать больше, чтобы знать больше слов. Как-то я поняла, что слова рождаются в книгах, и я не узнаю их никак иначе, только из книг. Дело в том, что я сильно заикалась. Такое болезненное заикание — не могла вытолкнуть из себя слово. Особенно сложно приходилось, когда слово начиналось на согласную. И нужно было быстро подобрать слово, другое, которое начиналось бы с гласной! И слов нужно было очень много, бесконечное множество. И я глотала книги…

Сергей Ткачев: Понятно, что родившись в 1960-ом, М.Хемлин не знает описываемую эпоху.

Натали: Но, ведь, она её и не изучала добросовестно. Сбор в чемоданчик старого барахла не заменит получения информации из других источников. Из книг и фильмов, например.

Вот героиня показывает мужу отрез на новое платье. Но говорит лишь о его цвете. А тогда любой кусок ткани был большой ценностью, каждое платье было событием. Ткань, прежде всего, мяли в руках, проверяя на ощупь ее качество.

Аделаида: Да, да. Помню даже в нашем детстве и юности шили сами, у мастериц, в ателье. Обсуждали фасоны, саму ткань, её качество. Шелк, шерсть, хлопок или кримплен тот же пресловутый.

Натали: Да, странно автору, по поводу рукодельности которой так долго восторгалась журналистка,  и которая сама не менее долго распространялась по поводу «найлоновой» кофточки, не указать состав предъявляемого отреза. Время 50-х — это время, когда в моде шерсть. Гляньте на фото Пиаф и Дитрих из материала «Padam padam«. Мем эпохи — «бостоновый костюм». Ткань была не дешева и в дефиците. Каждый с большим трудом приобретенный отрез описывался: шевиот, джерси, габардин, твид, шотландка, фланель, драп…

Аделаида: Да, помню, в старых советских детективах у преступников изымались рулоны с дорогими тканями. Только не помню уж, это было в Деле Румянцева или «пестрых»?

Сергей Ткачев: Не важно. Главное, образ остался в памяти.

Натали: А у М.Хемлин нет насмотренности и начитанности, сколько бы по идиотски не раззорялись по поводу её «реконструкции»…

Где-то на 50 странице понимаешь: это же реконструкция советской прозы! Романов про хороших следователей-милиционеров, верных коммунизму, и плохих врачей, евреев, убийц, несознательных граждан (вставь нужное).

Главное, что нет слуха. Нет языкового слуха. И это у человека, претендующего на роль писателя

Я приехала с Украины, и это другой язык. Даже если нам, живущим на Украине, родившимся и впитавшим этот язык, казалось, что мы говорим на хорошем русском языке. Конечно, мы «хаварыли» не на русском. А «шо мы хаварыли» – понять совершенно невозможно.

И надо было вытравливать из себя этот язык. А что такое вытравливать язык, на котором говоришь с рождения?

Я начала про вытравливание из себя… Все это старательно вытравливалось и превозмогалось. И это все-таки был русский язык! Да, у меня был плохой русский, но это был русский, меня все понимали, и я всех понимала. Я могла спросить, где купить хлеба, если я не знала.

«Выдавливать» из себя язык? Мне непонятно. Обычно, я всегда цепляла чужую речевую интонацию. Как на юг приедешь, если общаешься с кем-то с Украины, то домой привозишь это глухое «Г». Переехали мы в другой город, так через некоторое время мне пеняли, что речь у меня «попортилась», стала местной

Аделаида: Нет, голубушка, тут всяко бывает

Натали: Не спорю, бывает всяко, но только при отсутствии языкового слуха.

Аделаида: Ну, если так…

Натали: Поэтому, у М.Хемлин и не получился язык книги. То, что там есть — негармоничный конструктив, обыкновенный гомункл. Псевдоисторический роман, плохо проработанный.

Сергей Ткачев: Так, дамы, но меня данный автор интересует больше с точки зрения, что она там «поперла» с ресурсов И.А.Дедюховой.

Натали: Нетрудно догадаться, что практически всё, что под руку попалось. Аделаида что вас больше всего задело в просмотренном ролике?

Аделаида: Ах, душечка, я уже стерпелась и даже вошла во вкус столь настойчиво пропагандируемого вами мужского аристократизма.

Хотя, должна вам заметить, что вначале воспринимала ваш рассказ о Кторове, как жуткое занудство и старье редкое.

Натали: Не спорю. Уже в нашем детстве творчество А.Кторова смотрелось …несколько архаично. Просто я любила по выходным смотреть учебный канал (я была ленива, и на улицу меня было выгнать сложно, в отличие от всех нормальных детей, уже с утра стремящихся смотаться во двор погулять), а там шла ретроспектива старых фильмов. Я запала на «День святого Йоргена», а потом уже «видела»/узнавала актера в других фильмах. Но согласна, что нормальные дети моего поколения его практически не знали.

Аделаида: Да, а тут в ролике М.Хемлин с таким воодушевлением называет его во первых строках, хитро подмигивая ведущему:

Мы ж с вами Кторова помним

опуская имена таких известных актеров поколения, как Жаров, Чирков, Бабочкин.

Сергей Ткачев: Да нет (усмехаясь), похоже Жаров с Чирковым у неё трансформировались в ЖаКова (13:34) …

Натали: Но, всё-таки не будем забывать, что критикуем мы сейчас уже ушедшего от нас автора. По этому поводу, знавшие её сильно переживали. Трогательные слова были написаны и опубликованы буквально на следующий день после известия о смерти. Обратите внимание на чеканность формулировок

Хемлин, одна из немногих писателей, развивала возможности суржика, перескакивая на идиш — язык ее родного Чернигова. Поражали ее стиль, широта языка и работа с ним.

— В каждой книге она менялась, и было ощущение, что вот наконец появился писатель, который и определит, что происходит в прозе, вот наконец появился писатель, который поведет за собой, — вспоминает критик Игорь Шайтанов.

Такое ощущение, что ей была уготована роль, чуть ли, не духовного лидера

Она учила, что человек — смертен, а народ — бессмертен. Она учила, что запреты никогда нельзя обсуждать. Она учила не делать послаблений себе и никогда не понижать планку. «От этих маленьких, незаметных понижений, — говорила она, — человек перестает быть человеком, а зло становится обыденностью».

Правда, журналистка увлеклась формой и не заметила, какую чушь накатала. Первый тезис, кажется ещё М.Горький озвучивал. Хотя, мысль весьма спорная…

Аделаида: Последняя же мысль содержит кучу смысловых несуразиц. Что подразумевается под планкой?

Сергей Ткачев: Боюсь тут путаница с чертой (или границей дозволенного). Планка — это уровень профессионализма.

Натали: Невнятно сформулировано. Смешаны в блендере категории добра и зла со степенью компетентности. Как-то корректнее надо работать с понятийным аппаратом.

Сергей Ткачев: Если вернуться к вопросу о литературных премиях, то тут выявляется следующий прелюбопытный момент.

Игорь Шайтанов: Открытая Шекспиром эпоха на нас и закончится

28 ноября 2015

— Пожалуй, наиболее часто звучащая претензия в адрес российских литературных премий — это то, что они не могут обеспечить коммерческий успех книги. Если в Англии лауреаты Букера издаются тиражами в сотни тысяч экземпляров, то в России — в лучшем случае 15−25 тысяч. Почему так происходит?

— Это социокультурная разница, а не только потому, что в России не очень привыкли доверять премиям. 15−25 тысяч — это та часть российского среднего класса, которая по-прежнему вовлечена в сферу культуры; та часть, которая хочет читать. К сожалению, у нас очень тонкий средний класс, да и тот, что есть, по своему финансовому положению не очень расположен к культуре.

Аделаида: То, что «премиальная» литература не читаема, вы уже говорили, Сергей.

Сергей Ткачев: Но фишка в том, что она не читаема и за рубежом.

25.03.2015

Бродский и пустота

Что нужно русской литературе, чтобы снова стать популярной за рубежом

Русская литература перестала производить великие имена, пишет издание Foreign Policy. Опрошенные «Газетой.Ru» эксперты размышляют о том, так ли это и что нужно делать, чтобы изменить ситуацию.

Американские читатели практически не знакомы с современной русской литературой — переводов мало, а громких имен еще меньше, пишет колумнист издания Foreign Policy, специалист по Восточной Европе Оуэн Мэттьюс. По мнению экспертов, причина может быть в недоступности западного рынка, в излишне политизированном отношении к России или в малых усилиях, которые прикладывает государство для продвижения российских книг за рубежом.

Книги русских писателей последний раз становились сенсацией в США очень давно —

в 1957 году американское общество всколыхнул «Доктор Живаго» Бориса Пастернака, а в 1973-м — «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына.

В 1987 году Нобелевская премия по литературе была присуждена поэту Иосифу Бродскому, проживавшему на тот момент в США.

С тех пор ни один представитель советской и российской литературы не смог завоевать американского читателя. Об этом пишет в авторской колонке в журнале Foreign Policy известный публицист и писатель Оуэн Мэттьюс (Owen Matthews).

Мэттьюс — наполовину русский (его мать — дочь репрессированного в 1930-е годы деятеля Компартии Украины), несколько лет руководил московским бюро Newsweek. Написал книгу «Дети Сталина: Три поколения любви и войны» (Stalin’s Children: Three Generations of Love and War), в основу которой положил историю своей семьи.

В своей статье он отметил лишь несколько имен современных российских авторов, которых знают в США, —

например, Михаила Шишкина (лауреат отечественных литературных премий «Большая книга» и «Русский Букер», живущий сейчас в Швейцарии), критика и литератора Дмитрия Быкова (как биографа Пастернака), Захара Прилепина (не забыв упомянуть радикальные левые убеждения автора романов «Санькя» и «Грех») и Анну Старобинец (журналист и прозаик, работает в жанре хоррор, автор сборника «Переходный возраст»).

Причиной такой ситуации автор считает глобальное изменение русской культуры.

Литература современной России, пишет он, не может предложить американскому читателю, воспитанному на философских романах Толстого и Достоевского, того, что способно вернуть их в «магическую страну», открытую для них в книгах классиков.

А без публикаций и тиражей, похоже, уже не протолкнуть на Нобелевку, как в случае с Пастернаком. Тут надо отдать должное ИАД — эту её мысль про то, что роман Пастернака не существовал (практически) на момент присвоения премии (тиражей не было), похоже, пришлось усвоить.

Натали: Поэтому, столько усилий потратили на перевод романа «Дознаватель»

Главред «Вопросов литературы» Игорь Шайтанов объяснил, почему уход Хемлин — утрата для литературы.

 На днях в Великобритании вышел перевод романа Маргариты Хемлин «Дознаватель». В 2013 она получила вторую премию «Букера» — грант на перевод книги за рубежом.

Переводили «Дознавателя» долгих два года. Когда мы работали с переводчицей Мелани Мур, то буквально сломали голову, как переводить книгу. Ведь язык — чуть ли не главное в книге Хемлин. Необычайно гибкий, широкий, разнообразный. Она писала на смеси русско-украинского и еврейского. Но как это перенести на английский? Переводить на кокни ? Это даст совсем другие аллюзии. Поэтому Мелани переводила, просто обозначая неграмматичность конструкций. Получился хороший, легкий текст, но я все же опасаюсь, что без понимания языковой субстанции наши англоязычные читатели что-то потеряют. На английском «Дознаватель» стал чуть экзотичным детективным романом.

Когда Хемлин появилась — все подумали, что мы обрели писателя, который будет развиваться. Именно он определит, что у нас произойдет в прозе.

Однако пожить в известности и славе она смогла совсем недолго.

А тут такое горе — автор умер, а Нобелевку присуждают только живым

Сергей Ткачев: Натали, вы что с таким подозрением на меня смотрите?

Натали: А вы с 23-го на 24-ое с сестрой в «ночной дозор» не выходили?

Сергей Ткачев: Вы про что?

Натали: Я про «Повелительницу снов» … Опять же ИАД была в расстройстве, что Нобелевку Алексиевич присудили…

Сергей Ткачев: Ну, … вы это… Как-то отличайте реальность от художественного вымысла  Да, к тому же, как вы сами заметили, премию за произведения на русском языке уже выдали, теперь долго не дадут… Так что, не с чего было …так нервничать

Аделаида: Натали, да и Шайтанов в поле зрения попал только в конце года.

Натали: Точно?

Сергей Ткачев: Пожалуй, дамы, …пойду я  …от греха подальше… Что-то у Натали гены дедушки-следователя стали пошаливать…

Продолжение следует…

Читать по теме:

• Лауреатский случай. Часть I
• Лауреатский случай. Часть II
• Лауреатский случай. Часть III
• Лауреатский случай. Часть IV
• Лауреатский случай. Часть V
• Лауреатский случай. Часть VI
• Лауреатский случай. Часть VII
• Лауреатский случай. Часть VIII
• Лауреатский случай. Часть IХ
• Лауреатский случай. Часть Х
• Лауреатский случай. Часть ХI
• Лауреатский случай. Часть ХII
• Лауреатский случай. Часть ХIII
• Лауреатский случай. Часть ХIV
• Лауреатский случай. Часть ХV
• Лауреатский случай. Часть ХVI
• Лауреатский случай. Часть ХVII