FRANCISCO MIRALLES Y GALLUP
Натали: В свете того, что Ирина Анатольевна говорит про «петлю времени», про «день сурка», вдруг понимаю, что надо рассматривать интервью с «тетей Мотей» и с этой точки зрения.
Диана: Тем более, что ИАД на днях дала понять, что список смертных грехов пополнился и уточнился, его возглавил грех насильного заключения во временную петлю (см. Психическое расстройство. Часть VII). Ну, и удержания в ней…
Натали: Там, по-моему, получается так, что невозможно удерживать, если человек осознает, что переживает день сурка.
Аделаида: Получается так (насколько это я пока понимаю), что часть таких глобальных проектов, как Нобелевская премия, и созданы для того, чтобы человек как можно дольше не понимал, что находится в петле времени. В идеале, чтобы не понял никогда.
Сергей Ткачев: А почему вы решили, что «тетя Мотя» говорит именно о петле времени?
Натали: Ну, вообще начинается с ее жалоб на то, будто современность в России «подвижная и текучая», ей хочется, как Мефистофелю, чтобы все заявили дружно «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» (невзирая на частности), а вообще-то большинству кажется, что у нас слишком долго все не меняется к лучшему, а как только начинает меняться, так нам устраивают кризис.
Аделаида: А сколько эти «специалистки» из ВШЭ усиленно выли о «стабилизации»! А что такое «стабилизация»? Это остановка в развитии, а для экономики вообще смерть. Им стабилизация нужна, чтобы не обесценилось наворованное… А нам-то нужно развитие! Но сколько был гайдаровец Улюкаев, он только ведь и делал, что дно нащупывал… Сейчас его заместитель Орешкин то советует доллары скупать, то устраивает ложные тревоги по поводу внезапного роста экономики…
Сергей Ткачев: Однако, раз писательша из ВШЭ заявляет о каких-то текущих изменениях, которые мешают ее творческому процессу, значит, и все ее творчество… нечто типа удавки сознанию. То мы все топчемся на месте и никакого движения вперед не наблюдается, уж могла бы и понять, если бы совесть была…
Натали: У нее, собственно, и предложения однотипные. Как вначале нулевых выбивали финансирование «толстякам», давно никому не нужным, так уж второе десятилетие нового века размениваем, а тон не переменился! Будто эту тупую шоблу, бессовестную и бессмысленную, прикормившуюся при «толстяках», не содержали за наш счет столько лет… в ущерб литературе и всему обществу!
15.05.2017 г.«О современности писать трудно — она в России такая подвижная и текучая»
Писатель и критик Майя Кучерская о бедах и надеждах отечественной литературы «Это история не про рынок, а про систему приоритетов»
— Если я правильно вас понимаю, для развития литературного процесса важны «толстые» литературные журналы. Некоторое время назад вы публично обеспокоились возможной скорой гибелью таких журналов, «обиженных по политическим и экономическим причинам». Можете объяснить, как «толстый» литературный журнал сегодня служит литературе? Его роль для широкого читателя совершенно не очевидна.
— Чем больше видов птиц, тем богаче фауна, когда исчезает один вид, затем другой, пятый — пропадает многообразие, и это шаг к гибели, потому что многообразие — залог жизни. В культуре все похоже. Чтобы она развивалась, жила, ее существование должно обеспечивать множество разных институтов. Толстые журналы — один из них. В чем ценность толстого литературного журнала? В том, что это экспертная инстанция, законодатель мод. Культура не может развиваться без выстраивания иерархий, системы ценностей. Как только у нас исчезают критерии — что дурно, что великолепно, — воцаряются пошлость, безвкусие. Независимо от направления журнала — будь то почвеннический журнал «Москва» или либеральное «Знамя» — их редакции читают десятки рукописей, которые к ним приходят, и отбирают лучшие. В итоге публикуются если не образцовые тексты, то во всяком случае тексты, лучше которых на сегодня нет. Задается система координат.
В «толстых» журналах работают профессионалы высокого класса. Те, кто не только любит, но и понимает литературу, хорошо знает ее историю, чувствует контекст. Скажем, в журналах «Знамя», «Новый мир», «Звезда» в отборе текстов участвуют очень сильные критики, филологи, редакторы: Сергей Чупринин, Наталья Иванова, Елена Холмогорова, Андрей Василевский, Яков Гордин, Ольга Новикова.
Тимофей Изотов/Коммерсантъ
Не менее важно, что отобранный для публикации текст поступает в руки редактора. Институт редактуры у нас тоже на последнем издыхании. Но в «толстых» журналах редакторы еще держатся. Хороший редактор, как опытный акушер, помогает тексту родиться во всей полноте и красоте авторского замысла. Сочинения, которые выходят в журналах, оказываются тщательнейшим образом отредактированы, близкими к совершенству. Так поддерживается культура издания текста.Дальше — многие жанры могут существовать только в пространстве «толстого» литературного журнала. Рассказ, повесть, стихотворение больше и негде опубликовать. Ну, кроме сетевых ресурсов, которые всем хороши, кроме отсутствия отбора. Там висит все подряд. Наконец, «толстый» журнал — отличная стартовая площадка для начинающих авторов, которым вообще непонятно, куда иначе деваться, где делать первые шаги.
— При этом «толстые» литературные журналы никто не читает сегодня, ну так — в широком смысле.
— Боюсь, вы заблуждаетесь, у «Журнального зала», в котором выложены все публикации «толстых» журналов, почти миллионная аудитория. Загляните на этот сайт — там приведены точные цифры. В среднем литературный журнал читает примерно столько же людей, сколько покупает современную литературу, те же сотни тысяч при удачном стечении обстоятельств. Так что все не так ужасно.
Аделаида: Ну, и она, скажем, недобросовестно заблуждается, а попросту врет. Дело в том, что до сих пор выпускают массу филологов, которые и являются основными посетителями «Журнального зала». Сторонний читатель оттуда уже ушел. Но и в филологи люди идут, поскольку не способны к саморазвитию личности, тут уж надо все же до конца с ними объясниться.
Натали: Если еще покупают «современную литературу», то в тлеющей надежде, что у издателей еще сохраняется человеческая порядочность именно к литературе, а не в понятной человеческой слабости «порадеть родному человечку».
Сергей Ткачев: Во-первых, начнем с того, что если бы толстые журналы публиковали что-то стоящее, то о проблемах литературы никому бы в голову не пришло всерьез интересоваться мнением у Майи Кучерской. Ведь видно, что за список внеклассного чтения в современной литературе может составить она.
Аделаида: Тем более, у нас ведь были попытки выяснить, каким образом подбирают «круг чтения» в эти толстые журналы. Ведь раскроешь из любопытства, так там сразу пропадает интерес не только к литературе, но и к жизни. И от мнения читателя они нисколько не зависят.
Сергей Ткачев: Если они до такого дохлого состояния докатились при существующем финансировании, это означает, что их надо разгонять, а не повышать финансирование. Проанализировать, что они там опубликовали за десять лет в качестве «современной литературы» — и прекратить эту богадельню раз и навсегда. По самой Майе Кучерской видно, что на ней только деньги отмывали.
15.05.2017 г.«О современности писать трудно — она в России такая подвижная и текучая»
Писатель и критик Майя Кучерская о бедах и надеждах отечественной литературы Другое дело, что наши журналы около семидесяти лет существовали в рамках социалистической экономической модели, когда государство цензурировало, но и поддерживало литературу. Это было время, когда, во-первых, редакции журналов жили в центре Москвы, буквально в пределах Бульварного кольца или хотя бы Садового, и государство оплачивало им аренду. И это всегда были достаточно просторные помещения, которые тогда работали немного как литературные клубы. Сейчас у литературного журнала нет финансовой возможности жить в центре Москвы, нет возможности снимать большие помещения.
Возможно, кто-то считает: ну а зачем им такая роскошь? На символическом уровне — понятно зачем. Главные культурные учреждения города должны находиться в центре — театры, музеи, редакции, это указание на их место в современной культуре. Это история не про капитализм и рынок, а про систему приоритетов. Очевидно, у нас журналы не приоритет, и многие уже переселились, а многим предстоит переезд. И у нас никому дела до этого нет, увы.
В маленьком американском городе Амхерст, например, местный литературный журнал, публикующий отборную современную прозу и поэзию, поддерживает компания, производящая стиральный порошок. Вот кому есть до него дело. Все потому, что глава этой компании сам пишет стихи. Где наши предприниматели, банкиры, меценаты, лично заинтересованные в поддержке журналов? Что-то не видать. Может, они просто ничего не сочиняют?
— Экспертное мнение может быть представлено и не в узкоспециализированных изданиях. Условно говоря, умирают «толстые» журналы — пусть, можно писать о литературе в широкой прессе, ее читают.
— Это в какой?
— Тот же «Коммерсант».
— «Коммерсант» давно уже пишет о литературе довольно редко. А с недавним уходом из газеты Анны Наринской все с меньшей ориентацией на социальную значимость, извините за канцеляризм, той или иной книги. Эстетическая критика, которую представляет книжный обозреватель газеты Игорь Гулин, — тоже очень ценна, необходима, но ею не может все ограничиваться, все же массовому читателю газеты нужен и другой ракурс.
Хотя у «Коммерсанта» было два замечательных начинания. Первое — тонкий цветной журнал «Книжный квартал», в котором широко рецензировались последние книжные новинки, публиковались критические статьи о литературе, интервью с писателями. Вышло несколько номеров, один другого ярче, и… тишина, все закончилось. Подозреваю, по экономическим причинам.
Второе начинание — журнал о культуре, в том числе литературе, «Citizen K», в котором публиковались материалы, рассчитанные на интеллектуалов. «Citizen K» тоже давно нет. В этом отношении наши издатели, как и предприниматели, как и чиновники, похожи: они решительно не понимают, зачем нужно тратить деньги на культуру, тем более литературу.
Валерий Левитин/РИА Новости— Вообще в массовых изданиях пишут о литературе, правда, это скорее только книжные обзоры для ориентации читателя в литературном пространстве — что почитать в выходные.
— Таких литературных критиков очень мало. Их всех легко назвать. Это Наталья Кочеткова на «Ленте.ру», Галина Юзефович на «Медузе», Николай Александров на «Эхе Москвы» и Константин Мильчин. Все. Четыре критика на огромное количество выходящих книг — это очень мало, практически ничто. В литературных журналах тоже выходят рецензии, но с большим запозданием и тоже в ограниченном количестве. Так что и литературная критика как институт также тихо уходит под воду на наших глазах. Последняя надежда — новый сайт о литературе «Горький» и проект «Полка», который тоже будет посвящен литературе. Может, и продержимся. Но этим проектам трудно, потому что культура обсуждения книг, взвешенного, аргументированного, не только азартного, тоже почти исчезла.
Натали: Мало типа о них пишут… а они с помощью компьютера очень много всего понаписали, целые горы! Большей частью — поверх текстов. Это ведь Толстому было легко, в его время и механических ручек не было, не говоря о шариковых и гелевых…
Аделаида: А Александр Сергеевич вообще как-то гусиными перьями писал, журналы сам заводил и содержал, собственное творчество как-то без толпы доморощенных филологов позиционировал.
Сергей Ткачев: Да, надо делать поправочку, что мы слышим все от продукта эпохи социализма, где таким было выделено сверху, на государственном уровне достойное место в жизни. Кстати, долгое время их и нынче все устраивало, особенно «литературная критика» начала нулевых про то, что типа они «вычитали в Интернете» — без указания авторов и ресурсов, большей частью удобная отсебятина.
Натали: Конечно! При недобросовестном копировании, компиляции чужих текстов, чем всех достал Михаил Шишкин, их бессменный лауреат всех конкурсов, с которым можно было легко договориться, поскольку он живет в Швейцарии и в самой денежной подачке не нуждается. Обо всем говорилось давно, но они даже не прислушивались, потому что привыкли полностью игнорировать мнение читателя с советского времени, подсовывая свою макулатуру в качестве обязаловки.
Аделаида: Да, как только поймали Михаила Шишкина на обдирании Веры Пановой, тут уж, казалось бы, следовало разобраться со всем этим «творческим процессом»… но куда там! Как им было удобно игнорировать мнение читателя, так они и перестраиваться не желают! Ведь о литературе надо все же спрашивать не писателя (тем более, накропавшую «Тетю Мотю»!!!), а читателей!
Сергей Ткачев: Вообще это выглядит обычным местечковым хамством! У нас литературы давно нет, а мы читаем, чем же еще не угодили полнейшему ничтожеству, вдобавок жалующемуся на «текучую действительность»… Здесь тоже идет плевок в душу читателя!
Натали: В этом плане мне больше импонирует мнение ИАД, которая подвергается не просто замалчиванию, последствия неверно выставленных приоритетов, но и физическому уничтожению… и все для того, чтобы такое убожество квакало в качестве русского писателя! Без всякой конкуренции, а что-то не пошло такое на пользу самой Майе Кучерской! Вон сколько всего ей не нравится.
Сергей Ткачев: Прежде всего финансирование.
Аделаида: Ну, это как всегда! Что, ни разу не слышали этот вой (который у нас песней зовется) в присутственных местах: «Что-то мало вы нас кормите!»?
Натали: Но я напомню циклы статей ИАД про эстетическую триаду автор-образ-читатель, когда ИАД говорит, что главное в литературе создает читатель, замыкая эстетическую триаду. Кстати, на ее текстах и замечала, как они меняются, когда проходит несколько читателей.
Сергей Ткачев: И когда Кучерская поверх наших голов (А вообще-то речь идет о наших деньгах! Сама Кучерская неспособна и на пропитание заработать без системы, за наш счет созданной, работающей против нас) рассуждает, как типа неправильно у нас выставлены приоритеты, так и хочется спросить: сама-то давно свою систему приоритетов проверяла? Ведь сама лгунья, паразитка и воровка! Крадет и часть жизни, подсовывая свое дерьмо.
Диана: Наш приоритет — читать все же литературу вместо той макулатуры, которую она подсовывают в качестве таковой. А система нынче такая, что вместо литературы мы содержим массу паразитов и «литературоедов».
Натали: О! Дальше такое начинает требовать для себя законов! Чтобы законодательно прописали содержать такое вместо литературы… Дедюхову-то, никогда содержания ни у кого не просившую, можно ногами добивать, а вот безмозглому чму, не соображающему, что происходит (а ей ни к чему, ей ведь платят за то, что она бесполезные книжки читает и переписывает) — тут надо особый закон ввести, чтобы такое считать «приоритетом»… Это просто за гранью добра и зла.
Сергей Ткачев: Но… тут все действительно расчет был, что так и будет бесконечный день сурка. Они будут шарить по Интернету, присваивать все, что ни попадя… писать поверх, криковаться среди своих, жизнь обособленной культурной жизнью, забаррикадировавшись от проблем общества. А все уже сделано без них, без финансирования и прочего!
Натали: Ну, да. А зачем закон, если мы вот разбираем это интервью, когда до него руки дошли, в «Литературном обозрении», уровень которого несколько выше любого «толстяка». В «Книжной лавке» публикуется новый шедевр, где действительность разбирается не просто по косточкам, но еще и с позиций магического реализма, не какой-нибудь недоношенной «фэнтази».
Аделаида: (смеется) Вот тут и возникает вопрос по ИАД! Ну, как за такое ее не уничтожить? Ведь все ждут бюджетного бабла, внесения в закон… А тут только раз! Все давным-давно есть, все как-то само себе работает…
Диана: «Чмом» обзывается!
Сергей Ткачев: (строго) Не обзывается, а констатирует!
15.05.2017 г.«О современности писать трудно — она в России такая подвижная и текучая»
Писатель и критик Майя Кучерская о бедах и надеждах отечественной литературы — Некоторое время назад вы писали про возможность составления коллективного письма в защиту литературных «толстых» журналов, про поддержку их — раз сложилось так, что они могут погибнуть. Судя по ответным комментариям к вашему предложению, ситуацию с толстыми журналами либо не посчитали проблемой, либо остались к ней равнодушными — в том числе люди из литературной среды, из мира тех же самых журналов. Что из этого получилось в итоге, что с коллективным письмом?
— Мы даже начали составлять это письмо, пока не столкнулись с удивительной проблемой: кому это открытое письмо отправлять? И в Министерстве культуры, и в Агентстве по печати, и в Совете по культуре и искусству при президенте РФ все прекрасно осведомлены, что журналы гибнут. Во все эти двери редакции журналов уже неоднократно стучались.Так кому писать? Владимиру Путину? К тому же нужна не разовая материальная помощь, а, в сущности, системное решение, возможно, законодательное. Начать можно было бы хотя бы с того, чтобы выделить часть госбюджета на обеспечение подписки толстых журналов всеми российскими библиотеками, которых пока, по счастью, в России много. Это уже было бы решение. Но пока все движется в обратном направлении, библиотекам, наоборот, урезают бюджет на подписку. И выделяемые крохи библиотеки предпочитают тратить на издания, интересные предельно широкой публике — газеты, женские журналы или издания про садоводство. И еще сами «толстые» журналы, представители редакций, не то чтобы живо включились в процесс составления этого письма… Возможно, они просто надорвались и устали себя спасать. В итоге наша инициативная группа впала в глубокую задумчивость и пока так в ней и пребывает.
«Пока мы говорим о Толстом и Достоевском — мы все за добро, все против лжи. В реальности же у нас все смешалось»
— Возвращаясь к тому, с чего начали — про отсутствие новых имен. Насколько полно российские литературные премии сегодня отражают состояние литературного процесса, все происходящее в нем?
Аделаида: Ты смотри, какая лживая особа!
Натали: Не то слово! Она заранее понимает, что написанное ею будут считать «литературой» лишь недоразвитые особи, лгущие самим себе.
Диана: Но у нее этими конкурсами создан приличный «послужной список».
Сергей Ткачев: А при этом речь все же идет о русской литературе, где добро и зло не перемешиваются «в блендере» (с.), где главная идея не как самому нажраться посреди концлагеря, устроенного согражданам в мирное время после перевыполнения всех социалистических обязательств под предлогом «народ сам этого захотел», — а все же позитивная идея победы добра.
Натали: Ну, потому что филолог не знает, как это сделать в установленном порядке без революций и гуманитарных катастроф. Тем более, литературные институты у нас тоже ведь возникли без Толстого и ни одного Толстого пока не выпустили. А были созданы на утверждении, будто никакого развития общества без социальных потрясений не происходит.
Диана: Да… вот и ларчик просто открывался, как оказалось! Все самое важное уже сказано Дедюховой! Начиная с фразы про весь это феминизм и «женские движения» (разрушение остатков литературы ведь тоже произошло в «движеньи» — «Литература — имя женское»): «Самое лучшее женское движение — совместное с мужчиной. Для страны, для семьи, для здоровья самой женщины!» Можно добавить «и для литературы!».
Сергей Ткачев: А потом была фраза «Как только к власти приходят юристы, в стране начинается уголовный беспредел», потом «Цивилизованный путь развития в сближении позитивного и естественного права, все остальное — обычная уголовка!»
Аделаида: Нет, вначале там была фраза «Нет ни социализма, ни капитализма, ни, тем более, коммунизма, есть лишь только уголовный кодекс!» И бесподобное определение демократии, как «стабильное законодательство, обязательное для всех слоев общества»… Вплоть до последнего определения нынешних законов, как не соответствующих Заповедям Господним.
Натали: Поэтому не стоит Кучерской считать, будто после Толстого решить вопросы добра и зла некому, поэтому ей можно лепить вслух, что попало, не забывая вышибать не только финансирование, но и новые законы. А смена правил игры да еще в пользу тех, кто не способен приносить практическую пользу обществу — это выраженная социопатия.
Диана: Ага, вначале свое дерьмо напишут, потом просят законом признать их вровень к Толстому, который такими административными ресурсами не пользовался.
Аделаида: Но здесь ведь главное опять в определении ИАД! «Литература не ставит вопросы перед всем обществом, она их решает!»
Сергей Ткачев: Причем, вопросы современности. У нас нынче что строят? Финансовые рынки? Так Кучерская уже преодолела пять сил конкуренции, прежде всего, потребительский спрос. И в целом, хоть она от ВШЭ, как-то не рыночно получается.
Диана: Как-то получается… как в песне «Наутилус Поимпилиус» — «Прогулки на воде».
Сергей Ткачев: Все сразу хотят ходить по воде, а вот на кресте пусть висит у нас одна Дедюхова, все остальные для такого шибко умные.
15.05.2017 г.«О современности писать трудно — она в России такая подвижная и текучая»
Писатель и критик Майя Кучерская о бедах и надеждах отечественной литературы — Существующие литературные премии — «Большая книга», «Букер», «НОС», теперь еще и «Лицей», «Нацбест» — по сути, и взвалили на себя работу, которую прежде выполняли журналы, критики, редакторы. Теперь премии фильтруют, награждают, осуществляют навигацию. Что ж, хотя бы так. Однако огромное количество работ просто не попадает в короткие списки этих премий по формату. Скажем, у нас исчезла очень важная премия — за лучший рассказ года, Юрия Казакова. И за повесть — Ивана Белкина. Это было формой поддержки, в том числе толсто-журнальных авторов, поскольку рассказы и повести публикуются преимущественно в журналах. Но этих премий нет. А между тем нет ни одной страны с большой литературой, где не было бы в той или иной форме именно такой премии — за лучший рассказ, новеллу.
У нас довольно активно в последнее время развивается литература нон-фикшн: биографии, мемуары, научпоп, энциклопедии. Но на весь этот океан приходится только полторы премии: отчасти «Большая книга» и «Просветитель». Но они тоже не могут отметить всех достойных. Скажем, энциклопедии там не премируются, «Просветитель» в основном имеет дело с научпопом, а мемуары и биографии полностью легли на плечи «Большой книги», что ей почти не по силам. Поэтому литературных премий должно быть гораздо больше. На каждый жанр литературы, на каждый ее подвид должна существовать своя премия, а лучше несколько. Что для этого нужно? Опять — заинтересованность меценатов!
— Та художественная литература, которая в последнее время отмечается премиями, очень часто — про наше прошлое, про больные точки в нем. В этих темах отражается социальный запрос российского общества сегодня. Люди хотят про это думать или у жюри сложилась некоторая шкала ценностей, в которой лидирует говорение о болезненном прошлом?
— Думаю, дело не в жюри. Слишком много у нас травм не залеченных, не проговоренных. Слишком долго в СССР работало оруэлловское «министерство правды», когда история раз за разом переписывалась. Многие архивы не открыты до сих пор. И вряд ли они не открываются из соображений государственной безопасности, прошло более полувека со времен самых трагических в нашей истории событий. Но страх, страх! Очевидно, там хранится много такого, в чем и сегодня страшно признаться, о чем совсем не хочется говорить. Но русская история XX века была настолько болезненной, что не говорить о ней невозможно. Вот писатели и не могут молчать.
Вторая причина: о современности писать трудно — она такая подвижная и текучая в России, с такой скоростью все меняется, такая зыбкая почва под ногами. Художник сажает натурщицу и велит ей не шевелиться, а если бы она бегала по кабинету — попробуй ее зарисуй. Запечатлевать легче статичное, застывшее хоть на миг, это не про Россию. В Америке все иначе — жизнь там стабильнее, правила игры понятны и известны давно, поэтому там гораздо больше романов о современной американской жизни: ее описывать не до такой степени трудно, она хотя бы не дергается.
Евгений Битов/РИА Новости
— В каком смысле в России она «дергается»?
— В экономическом, политическом, идеологическом. У нас все смешалось, и в головах авторов — они же часть общества — тоже. Успех, например, — ценность или нет? Что важнее, самореализация или высокие заработки? Так ли необходима свобода слова? Для чего человек вообще приходит в этот мир? Нынешние дети часто оказываются совершенно дезориентированы. Их учителя сами не знают, куда их вести, на что опираться.
Натали: Да, в каком смысле «она дергается»? Майя никак присосаться никак не может?
15.05.2017 г.«О современности писать трудно — она в России такая подвижная и текучая»
Писатель и критик Майя Кучерская о бедах и надеждах отечественной литературы Я преподаю в «Вышке» журналистам, например. И пока мы говорим о Толстом и Достоевском — все в целом ясно. Мы все за добро, все против лжи. Но вместе с тем я не могу не думать, куда после университета пойдут работать эти чудесные молодые люди, если сегодня свободная журналистика исчезает, если за последние годы на наших глазах такое множество изданий закрылось, а множество прикусило язычки.
— Можете порекомендовать пару книг из российских, вышедших сравнительно недавно? Что вам понравилось и почему?
— Из недавнего — сборник рассказов Михаила Шишкина «Пальто с хлястиком». Шишкин так ясно и глубоко объясняет, зачем пишутся книги и почему жить так хорошо. Оба вопроса для меня важные, и для меня чтение рассказов о детстве и юности автора, его лекции о назначении писателя имеют, так скажем, автобиографический смысл.
Очень ценной в жанровом отношении мне кажется и документальная книга Анны Старобинец «Посмотри на него» — о потере ребенка, о нашей медицине, медицинской этике. Это документальная, остросоциальная проза, которой на русском почти нет, а она нам тоже совершенно необходима, для осмысления, кто мы, что и зачем.
И давайте я назову книги, которые только хочу прочитать? Новый роман автора недооцененного, но необыкновенно талантливого и совсем молодого — Сергея Самсонова «Соколиный рубеж». Биографию Ленина Льва Данилкина, биографию Льва Толстого Павла Басинского, новый роман Алексея Слаповского «Неизвестность»… Очень жду выхода новой книги поэта Марии Степановой об исторической памяти.
— По каким признакам из новых книг читатель может самостоятельно определить, достойна ли книга прочтения?
— Легко! Надо прочитать первую страницу, серединную и последнюю. Если язык сочен, повествование живое, если герои говорят по-человечески, если написано со вкусом и об интересном или главном, такую книгу хочется купить и прочесть. И если она сообщает нам что-то новое, чего мы прежде не знали, не понимали, о чем не думали, — это тоже хорошая книга.
— Вы сами написали что-то новое за последнее время?
— Да, в конце мая выходит новый сборник рассказов «Ты была совсем другой», выстраданный, важный для меня, это тексты последних двух лет. Если резюмировать, это истории о том, как обычные городские жители, каждый по-своему, пытались выйти за границы системного, рутинного существования и обрести, наконец, свободу жить полно, красочно, весело, и новый смысл жизни так обрести. А еще там много литературной игры и всяческой чечетки.
Аделаида: Ну, вы же видите, что она из своего списочка рекомендует.
Сергей Ткачев: Помятуя о прежних наших разговорах, хочется от души порекомендовать самой Майе почитать про Бродского. Ведь рано или поздно, а мнение читателей этой макулатуры прорывается, сколько не морщи носик…
22 Окт 2015 г. Иосиф Бродский — мания имперского величия поэта-диссидента
Данной статьей мы продолжаем цикл статей, рассказывающих о Нобелевских лауреатах из России в области литературы. В статье пойдёт речь о лауреате Иосифе Бродском, поэте-диссиденте.
Возвращаясь к ответу на поставленный вопрос, мы после предпринятых
попыток приходим к выводу: в настоящее время … Слабое место обеих
гипотез – вопрос, почему за 50 лет Израиль не дал ни одного лауреата
Нобелевской премии по науке?Почему так мало мусульман — Нобелевских лауреатов?
Эхо Москвы :: Особое мнение: Ирина Прохорова
echo.msk.ru›Передачи›Интервью›1671434-echo
…хотя, казалось бы, присуждение Нобелевской премии Светлане
Алексиевич уже … Он же собирал свидетельства людей, прошедших через
ГУЛАГ, Солженицын … Причем, самое смешное, — простите, конечно, не
«смешное», это как по анекдоту…
Натали: Действительно, пусть сама сидит в своей петле времени в обнимку с Бродским!
Аделаида: Нет, все-таки начинаешь верить Гегелю! Все разумное — действительно, а действительное — разумно… Пусть это действительное кому-то кажется текучим или дергающимся…
Сергей Ткачев: Но ведь оно есть! И с этим надо считаться, а не делать вид, будто реальность не такова. Нам-то тоже многое не хотелось бы видеть и замечать…
Диана: В том числе, не хотелось бы ничего знать о творчестве такой вот тети Моти. И все же Майя это все наговорила, когда прямо в русле нашего цикла в самом начале уходящего года прозвучало такое.
28 янв, 2017 г. Норвежская разведка заподозрила Россию в попытке повлиять на Нобелевский комитет
Норвежская разведка заподозрила Россию в попытке повлиять на решения Нобелевского комитета.
Произошло это после встречи с российскими дипломатами, на которой обсуждалось появление поддельного письма с обсуждением возможного присуждения Нобелевской премии мира за 2015 год президенту Украины Петру Порошенко, передает NRK. В российском диппредставительстве факт встречи подтвердили, но обвинили норвежских силовиков в паранойе, назвав ее «рутинным визитом».
Как передает РИА «Новости», директор Норвежского нобелевского комитета Улаф Ньолстад рассказал NRK, что летом 2015 года на встречу с ним пришли два представителя российского посольства. По его словам, во время визита среди прочего обсуждались появившиеся за пару недель до этого сведения о поддельном письме по поводу премии мира для Порошенко. В письме, которое циркулировало по поддерживающим сепаратистов ДНР и ЛНР сайтам, говорилось, что украинские власти якобы направили главе американской дипмиссии в Осло письмо о совместном давлении на Нобелевский комитет, чтобы добиться присуждения премии мира украинскому лидеру.
Ньолстад рассказал NRK, что в момент встречи уже подозревал, что письмо было ненастоящим, и спросил об этом российских дипломатов. Те ответили, что не знают, было ли оно подлинным, вспоминает директор комитета.
Ньолстад после встречи задумался, не была ли она попыткой оказать влияние, и связался с полицейской Службой безопасности, которая среди прочего занимается борьбой со шпионажем.
Руководитель контрразведывательного подразделения Службы безопасности Арне Кристиан Хаугстойл заявил NRK, что один из посетивших Нобелевский комитет российских дипломатов был сотрудником российской разведки: «По нашей оценке, это была операция по оказанию влияния… Мы видим, что фальшивые новости и фальшивое письмо использовались, чтобы дискредитировать потенциального кандидата на премию мира. Мы считаем, что в данном случае целью было добиться того, чтобы Порошенко не был кандидатом на Нобелевскую премию мира».
В российском посольстве на это заявили, что такие визиты — повседневная дипломатическая работа, а попытки представить ее как «действия российской разведки» назвали «параноидальными».Источник
Натали: Упреждающий удар?
Сергей Ткачев: В принципе… да! Но все по порядку!
Продолжение следует…
Читать по теме:
- Лауреатский случай. Часть I
- Лауреатский случай. Часть II
- Лауреатский случай. Часть III
- Лауреатский случай. Часть IV
- Лауреатский случай. Часть V
- Лауреатский случай. Часть VI
- Лауреатский случай. Часть VII
- Лауреатский случай. Часть VIII
- Лауреатский случай. Часть IХ
- Лауреатский случай. Часть Х
- Лауреатский случай. Часть ХI
- Лауреатский случай. Часть ХII
- Лауреатский случай. Часть ХIII
- Лауреатский случай. Часть ХIV
- Лауреатский случай. Часть ХV
- Лауреатский случай. Часть ХVI
- Лауреатский случай. Часть ХVII
