После Серебряного копытца и нашего последующего разбора с этой славной театральной тусней (см. например, В засаде) наградили только тех, у кого мы точно не станем отрицать советских вкладов в искусство. Так сказать, не изменивших целям и задачам нормального имперского искусства, от слова «империо» — власть.
Псмотрим на внезапную «Золотую маску» — 2019 накануне пандемии. Такое впечатление, что начали доставать и проветривать советский нафталин. Затесался здесь и Михаил Швыдкой (см. Бывший министр, как отмененные деньги), в качестве непременного сопровождения этого цвета советского драматического искусства, порядком поизносившегося в местечковых шалманах.
Театральная премия «Золотая маска-2019»
В Большом театре началась церемония вручения премии «Золотая маска»
В Большом театре чествовали лауреатов «Золотой маски»И таки да! Как и обещала ИАД на «кислотной атаке», драматические актеры вышли на чествование именно в Большом, в качестве «старшего брата» всех наших искусств. Присутствие Михаила Швыдкова лишь напомнило, что у нашего Классика оговорок не бывает.
Можно и дальше продолжать делать вид, будто после «Вишневого сада» никаких классиков не было. Однако раньше, накануне скандала с «Золотой маской», это получалось не в пример лучше.
|
Художественный руководитель и дирижер вокального театра «Кармина Словеника» Кармина Шилец, ставшая лауреатом Национальной театральной премии «Золотая маска» в номинации «Лучший зарубежный спектакль, показанный в России в 2015 году» за спектакль ««Когда гора сменила свой наряд»», после церемонии вручения премии «Золотая Маска» в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко
Ну, это накануне драки и скандалов за «Золотую маску», плавно перешедшие в «дело Серебренникова», к которому подключились и зарубежные актеры, как нынче к защите Зеленского подключился Шон Пенн, требуя дать ему Оскар за речь с призывами ядерной войны против России.
А если вернуться в то время, то тогда в кинотеатрах транслировались лучшие постановки мира, поэтому можно было не заморачиваться бесконечными постановками никому не нужных «Вишневых садов». Вот как рассказывала тогда о происходящей подмене нашей классики на зарубежную та же Надежда Котова в интервью про «повизгивание зала».
25 мая 2016 г. «Мы собрали лучшие постановки театров мира»: Надежда Котова — о трансляциях спектаклей в кинотеатрах
Арт-объединение CoolConnections в этом году проводит пятый сезон проекта TheatreHD, в рамках которого в кинотеатрах идут трансляции известных спектаклей из лучших театров мира: Королевского Национального театра, шекспировского театра «Глобус», Metropolitan Opera, Большого театра и других. Посмотреть постановки сегодня можно в более чем 50 городах, в том числе и в Ростове-на-Дону. Генеральный директор арт-объединения CoolConnections Надежда Котова рассказала «Городскому репортеру» о том, как формируется программа показов, какие спектакли зрители любят больше всего и почему во время трансляций не теряется особый театральный дух.— Надежда, расскажите, пожалуйста, с чего начинался проект TheatreHD? Сколько он уже существует?
— Мы проводим уже пятый театральный киносезон в рамках проекта, в Ростове — четвертый. Начинали мы с трансляций Metropolitan Opera, потом показали спектакль Дэнни Бойла «Франкенштейн» Королевского Национального театра и в рамках Ночи музеев — фильм-выставку «Леонардо HD». На выставку в Национальной галерее Лондона невозможно было купить билеты, и англичане придумали такой способ ее посетить. Вообще, проект и в мире, и в России начался с того, что в театры мы не всегда можем попасть — это связано и с географической удаленностью, и с дороговизной билетов, и с ажиотажем. На того же «Франкенштейна» с Бенедиктом Камбербэтчем и Джонни Ли Миллером билеты было доставать невозможно. И театры сделали такой эксперимент с прямыми трансляциями. С учетом того, что мы следим за мировыми тенденциями, это нас заинтересовало, мы тоже решили попробовать, и у нас получилось. С тех пор мы нашего решения не меняли и только расширяем программу. Например, у нас появился проект «Золотая Маска» в кино», который в этом году проходил во второй раз. У нас очень много премьер в течение сезона, и нам эта история очень нравится. Что приятно, это нравится и зрителям во всех городах — отклик не то что положительный, а суперположительный. Любая задержка в опубликовании расписания в городе — и нам сразу пишут: «Куда вы пропали?». И мы не планируем останавливаться.
— Сколько городов сейчас охвачено вашим проектом?
— Сегодня наши трансляции идут в более чем 50 городах. В зависимости от спектаклей мы расширяем географию, в некоторых городах меняем площадки. В Ростове на постоянной основе сотрудничаем с киноцентром «Большой».
— Охотно ли кинотеатры соглашаются с вами работать?
— Это зависит от кинотеатра. Там должно быть достаточно прогрессивное руководство, приятно, что в «Большом» оно именно такое. Кинотеатры, которые заинтересованы в показе только блокбастеров, не очень понимают, про что мы. Но в большинстве российских городов мы можем найти партнера, которому интересна новая аудитория. Дело в том, что актеров любимых фильмов или сериалов можно увидеть на сцене, например, того же Тома Хиддлстона в «Кориолане».
[quote_center]Многие пишут нам письма: например, кто-то первый раз посмотрел шекспировскую пьесу благодаря любимому телевизионному или киноактеру.[/quote_center]И, конечно, многое зависит от страны, от культуры потребления. Становится привычкой — ходить на трансляции в том же Нью-Йорке. Мировой лидер балетных трансляций — Большой театр. Теплее всего наш балет принимают, мне кажется, во Франции. Они не могли понять, почему у нас стоят возрастные ограничения на балетных постановках. Там это нормальная практика — взять детей в воскресенье и пойти смотреть трансляцию.
— Насколько я знаю, спектакли, которые вы транслируете, не выходят DVD, их нельзя найти в интернете…
— Их даже и искать не нужно — это бесполезно. Так называемые телеспектакли снимаются совершенно по другому принципу: там есть и пересъемки, и монтаж. Прямая трансляция — это совсем другое, ведь второго дубля нет: когда балерина споткнулась, вы это точно увидите. Причина, по которой спектакли не найти на DVD или вообще — в режиме какого-то законченного носителя, в том, что это некая живая история, которой не рассчитана на то, чтобы попадать в архив.
Бенедикт Камбербэтч в «Гамлете» // фото с сайта coolconnections.ru
Спектакль «О мышах и людях» // фото с сайта coolconnections.ru
Балет «Татьяна» // фото с сайта coolconnections.ru
Том Хиддлстон в «Кориолане» // Фото: Johan Persson
— Если взглянуть на статистику посещений за пять сезонов, можно ли сказать, что есть кардинальные изменения от года к году?
— Конечно, мы растем. Начинали мы скромно, у меня даже были очень серьезные опасения в некотором смысле. Первый драматический спектакль, который мы показывали, был «Франкенштейн». Если говорить языком кино, то это блокбастер. Было немножко страшно, понятно, что аншлаг на этом спектакле вовсе не гарантирует успешность других… Конечно, у нас есть всплески популярности определенных спектаклей. 15 октября была трансляция «Гамлета» с Камбербэтчем из лондонского театра Barbican. Несмотря на то, что у постановки были противоречивые отзывы, публика действительно в нее влюбилась. Но не каждый спектакль срабатывает так, как нам хотелось бы. Например, постановка Национального театра «Боевой конь» — легендарный и уникальный спектакль, но для России это темная лошадка, как бы каламбурно это ни звучало. Когда зрители начали интересоваться этой постановкой, у нас уже закончились права на показ, но осенью она вернется на экраны.
Такие спектакли нам бывает чуть сложнее продвигать. У российской публики я называют это эффектом радости узнавания, когда зритель то, что он знает, смотрит охотнее, чем что-то новое. В каком-то смысле это парадокс: у оперы «Евгений Онегин» будет более высокая посещаемость, чем у оперы «Электра». Но я думаю, это вопрос времени.
— А у каких постановок посещаемость выше — у оперы, балета или драматических спектаклей?
— Самые популярные — драматические спектакли, потом идет балет и потом опера. Но есть отличия по городам — в Уфе, например, очень любят оперу. В Ростове статистика сравнима с общей. Сказать, что одна и та же публика ходит на балет, оперу и драму, не могу. Есть и такие, но это не большинство. У каждого жанра — свои почитатели.
— Как формируется программа?
— На следующий сезон у нас уже готовы балетная и оперные программы — эти сезоны формируются в театрах заранее. Сезон Metropolitan Opera, например, мы знали уже в декабре, в январе—феврале получили предварительную программу и весной уже были готовы анонсировать следующий киносезон. Дело в том, что опера построена на исполнителях — замены здесь бывают крайне редко. Программа балетного сезона у нас тоже готова, но исполнителей заглавных партий мы будем знать ближе к показу. Кроме того, мы уже знаем, какие драматические спектакли будем показывать в записи, потому что, как показывает практика, это нестареющее искусство, того же «Франкенштейна» можно пересматривать бесконечно. Будет также 5–7 новых спектаклей. Но о них мы узнаем за 3–4 месяца до постановки, когда начнутся репетиции.
[quote_center]Вообще, если взглянуть на наш репертуар, то можно увидеть, что мы собрали сливки.[/quote_center]— Текущий сезон заканчивается в июне. Планируется ли что-то до нового киносезона?
— Летом традиционно начинается наш Летний театральный фестиваль, запланирован показ спектакля «Ромео и Джульетта» театральной компании Кеннета Браны. Нам очень интересно привлечь юную публику — 14–16 лет. Но не знаю, насколько это у нас получится… Кроме того, в программу вернутся наши фильмы-выставки.
— Можно ли уже подвести предварительные итоги пятого киносезона?
— В этом году нам понравилось, как получилось все с «Золотой Маской». Это было непросто, потому что у нас было не так много времени на этот проект: только с момента, когда определяются номинанты (это ноябрь), мы могли начинать переговоры с театрами о возможности трансляции. Я честно скажу, что в прошлом году у нас не все получилось в этом плане: нам казалось, что «Золотая Маска» — настолько известный театральный бренд, и любой уважающий себя театрал должен срываться с места и бежать в кинотеатр покупать билеты. На деле все оказалось не так. В этом году мы поменяли стратегию, нам удалось поймать контекст театральной жизни, и все сработало. Конечно, мы хотим продолжать эту историю.
— Какие планы есть у вас на следующий сезон?
— В следующем сезоне будут сюрпризы, но я пока не могу их анонсировать. Основная задача в тех городах, где мы уж есть, это расширение аудитории. Я уверена, что 100–150 человек в любом городе мы обязаны привлекать к каждой трансляции.
— Скажите, не теряется ли особой театральный дух, когда смотришь спектакль в кинотеатре?
— Думаю, что нет: точно так же взвизгивает зал и публику накрывает волна удовольствия, когда на сцене появляется любимый актер. Опять же, в кинотеатре вы никогда не сидите на галерке, по умолчанию вы где-то ближе к партеру, ну, и преимущество крупных планов никто не отменял. Качество звука, большой экран выгодно отличают просмотр в кинотеатре от домашнего: для эффекта погружения в постановку, конечно, нужны соседи в зале, темный зал, и тогда можно прочувствовать театральную атмосферу по-настоящему.
Такое ощущение, что, пользуясь непонятной (на первый взгляд) ситуацией в драматургии, нас тупо сдали в аренду для подъема «британского величия». Чисто, чтобы подчеркнуть, насколько отсталые в культурном отношении мы, насколько «культурные» и даже «продвинутые» те, кто смылся в Лондон с наворованным.
Ну, как это у Жванецкого: «Теперь он в Лондоне, страшно жалеет!»
И чисто на местечковый лад в искусстве (как всегда, начали с изобразительного) стали формироваться потоки аккумуляции и вложения средств. Вот, к примеру, пошли косяком такие трогательные публикации, будто это не те художники, которые буквально накануне доставали нас своими «биеннале» (см. Тараканьи бега), а после «инсталляциями Павленского» с прибиванием причиндалов к брусчатке Красной площади (см. ОКРОШКА. ЧАСТЬ XIV).
12 АПРЕЛЯ 2017 г. Егор Кошелев vs Борис Гройс: Лучшая стратегия для художника — прийти в отчаяние
Центру современного искусства «Винзавод» в этом году исполняется 10 лет. Юбилейный год открывается циклом экспозиций «Прощание с вечной молодостью», в течение которого 12 художников, представляющих новое поколение актуального российского искусства, покажут свои работы. Цикл стартует с выставки Егора Кошелева Palazzo Koshelev. Накануне ее открытия Кошелев поговорил с философом и куратором Борисом Гройсом об искусстве в эпоху политического консервативного поворота, о причинах сегодняшней популярности неоромантизма и о месте живописца в системе современных художников…
Егор Кошелев: Многие государства сегодня переживают консервативный поворот. Какие изменения это может повлечь в искусстве?
Борис Гройс: Консервативный поворот, действительно, давно наметился. Государство, которое долгое время поддерживало искусство и было в нем заинтересовано, постепенно уходит из этой сферы. Поэтому искусство сегодня все больше воспринимается как художественный рынок, а произведения искусства видятся не посланиями обществу или высказываниями, а предметом, имеющим свою стоимость в рамках рыночной экономики. Как сегодня об искусстве сообщают СМИ? Речь идет в основном о ценах на международных аукционах. Кстати, Трамп, когда в последний раз верстал бюджет, на искусство вообще ничего не выделил, хотя до этого господдержка и так была минимальной. Но даже в странах, где господдержка искусства была не в пример больше, как, например, в Германии, она уменьшается на глазах.
Егор Кошелев: Можем ли мы, в таком случае, сказать, что, пока консервативный поворот в мировой политике будет набирать силу, судьба искусства будет главным образом определяться рынком?
Борис Гройс: Уход искусства в рынок будет продолжаться. Но благодаря этой тенденции на пути развития искусства возникла некая развилка — большая часть людей, занимающихся искусством (художников и не только) отошли от рынка полностью. Я недавно был в Чили. Практически все художники, которых я там встретил, были увлечены первыми этапами русского авангарда и изучали Малевича, а под искусством понимали в первую очередь оформление массовых демонстраций. Искусство перестало быть однородным полем, оно распалось на несовместимые друг с другом практики.
Насладимся высоким и чистым. Отметив на будущее (на «черный квадратик» а-ля Малевич от Урганта, решившего съехать в Израиль): «Я недавно был в Чили. Практически все художники, которых я там встретил, были увлечены первыми этапами русского авангарда и изучали Малевича«…
А вот сводочка по давно сформированным рынкам искусства. Только ссылка битая. Но… цитата есть цитата, верно?
Сегодня одним из крупнейших в мире рынков незаконной торговли подделками изобразительного искусства является Лондон. По сведениям газеты The Times, большая часть таких «произведений» изготавливается в России, Польше, Словакии и Чехии. Кроме того, среди вращающихся на мировом рынке подделок несколько тысяч имеют американское происхождение.
Специалист Третьяковской галереи, заслуживший звание лучшего эксперта Европы, Владимир Петров считает, что сегодня в Петербурге существует «школа» художников-фальсификаторов, окончивших Академию художеств, которые поставляют на рынок подделки. Эти художники пользуются современными компьютерными методами, а с помощью специальных лаков добиваются старения.
Качественные подделки также приходят и из-за границы — из Германии, Франции, — где их, по мнению Владимира Петрова, рисуют наши эмигранты. Особенно часто подделывают Беггрова, Горбатова, Похитонова, Коровина. Еще большее число подделок в наше время связано с авангардом.
Тут ссылка из публикации в газете КоммерсантЪ
Правда, как сказал один московский собиратель живописи: «Если мне надо продать картину и я сомневаюсь в ее подлинности, то заключение пойду получать в Третьяковке. А вот если я покупаю картину — сделаю полную техническую экспертизу в центре Грабаря».
Качественная экспертиза требует высококлассных специалистов и сложных технических средств. Поэтому не рекомендуем доверять экспертизу приобретаемых вами произведений вновь создаваемым фирмам или частным экспертам, которые не располагают необходимыми материалами, оборудованием и квалификацией.
В цикле «Подделки и контрафакты» мы уже писали о том, до каких масштабов совершенно синхронно и одновременно докатилась наша «креативная индустрия».
Подделка картин, как имитация живописного стиля и сюжета произведения известного мастера для обогащения, существовала всегда. По оценкам экспертов, объем средств, ежегодно выручаемый от продажи фальшивок в России, составляет от 8 до 50% от общего объема сделок с живописными полотнами, оцениваемый в $200 — 700 млн.
Фальсификация живописных полотен мастеров — бизнес для многих: изготовителей, дилеров, покупателей, полиции, страховых агентств.Проблема фальшивок, особенно их изготовления, по-настоящему остро встала во второй половине XX в., когда появились новые физико-химические методы определения подлинности. В 1965 г. выяснилось, что портрет графа Веллингтона в Лондонской национальной галерее, приписываемый Гойе, — просто фальшивка. В 1976-м — что в музее Корнеля хранятся подделки Коро. За всю свою карьеру Коро написал примерно 600 картин, но только на американском рынке гуляет три тысячи. В музее Метрополитен из 66 предметов утвари 8-тысячелетней давности, привезенных с раскопок в Турции, только 18, действительно, древние. И это в авторитетнейших музеях мира. Что же говорить о частных коллекциях!
В 1996 г. разоблаченный изготовитель подделок Эрик Хебборн опубликовал книгу «Учебник фальсификатора» (The Art Forgers Handbook) — руководство по изготовлению подделок. Сам Хебборн за 40 лет работы (1950-1996) оставил в наследство своим современникам тысячи рисунков, признанных экспертами в качестве «ранее неизвестных» произведений Брейгеля, Пиранези, Ван Дейка. Он выполнял их на бумаге, извлеченной из старинных книг той эпохи, грунтовку и краски изготовлял из тех же материалов, которые использовали настоящие авторы. Некоторые из них купил музей Пола Гетти в Малибу, США. Вскоре после выхода книги Хебборн (в возрасте 61 года) был найден с проломленным черепом на одной из улиц Рима. Трудно сейчас понять, чего же все-таки ему не простили: изготовления фальшивок или честного рассказа о тайнах профессии.
В историю искусства Хан Антониус Ван Меегерен (1889-1947) вошел как самый блестящий фальсификатор. Автор самой крупной живописной подделки всех времен — «Христос в Эммаусе» Вермеера Дельфтского. В начале века, когда весь мир сходил с ума от недавно еще напрочь забытого Вермеера, он начал создавать картины в духе великого голландца. Специалисты не могли отличить их от подлинных полотен, музеи покупали их за огромные деньги и выставляли как крупнейшее приобретение века. Когда же обман раскрылся (а ван Мегерен работал и как «подлинный» Питер де Хох, и как многие другие мастера XVII века), гнев профессиональной клоаки был страшен. Как, он посягнул на самое святое — на подлинность искусства? Но ван Мегерен и впрямь поставил перед человечеством такую проблему: как относиться к гениям, если потомки могут подражать им, сохраняя при этом дух гениальности? В поисках ответа в Роттердаме открыли сейчас выставку самого ван Мегерена (до 2 июня 1996). Более ста работ художника (в основном рисунки и акварели) доказывают, что он и сам обладал оригинальным даром. Только вот характер был очень нервический: в атмосфере всеобщего восторга перед старыми мастерами он посвятил свой талант борьбе со старыми мифами, а не созданию новых.
Сегодня одним из крупнейших в мире рынков незаконной торговли подделками изобразительного искусства является Лондон. По сведениям газеты The Times, большая часть таких «произведений» изготавливается в России, Польше, Словакии и Чехии. Кроме того, среди вращающихся на мировом рынке подделок несколько тысяч имеют американское происхождение.
Специалист Третьяковской галереи, заслуживший звание лучшего эксперта Европы, Владимир Петров считает, что сегодня в Петербурге существует «школа» художников-фальсификаторов, окончивших Академию художеств, которые поставляют на рынок подделки. Эти художники пользуются современными компьютерными методами, а с помощью специальных лаков добиваются старения.
Почему в публикацию вроде как о театре вклиниваются упоминания о том, что творится в изобразительном искусстве? А потому что вообще-то вначале в изобразительном искусстве отрабатывается это трамвайное местечковое хамство, когда истинное вдохновение подменяется плагиатом, воруется художественная мысль, уничтожается сама эстетическая ценность.
А потом такое вшивое-немытое либо яйца приколачивает, либо ноет, какая у него депрессия… Одновременно «выход на рынок искусства» имитаторов-плагиаторов, провокаторов, лгунов и никчемной швали проецируется на более высокие искусства — театр и кино. Я уж не говорю про литературу, где единственному писателю, женщине, вначале предлагают «для выхода на рынок» написать «жесткое порно», а затем отрабатывают на ней грант по «борьбе с экстремизмом».
И это тупое местечковое хамство ни на что не способной уголовной сволочи только набирает обороты в момент излома всего общества! В момент вынужденного предательства и развала страны, уничтожения всех завоеваний ВОВ и возврата всего человечества к Мюнхенскому сговору 1938 года! В такой момент излома будто на дыбе осатаневшего палача впервые за всю историю при таких аморальных скотах из «прирожденных филологов» Россия не получает нормального эпического искусства!
Только пнутые под зад эти наши советские искусствоведы начинают хоть немного отвечать своему назначению.
Продолжение следует…
3 комментария
Пусть коллеги меня распнут, но материал собран и проанализирован шикарно. Сколько не делай вид, а первая мысль при выходе на сцену, что в зале сидят и следят за сценой люди, которые думают так же. Поэтому сейчас такой дурдом с репертуаром. Присутствовал при попытках «актуализировать» Любку Яровую. И сами ржали, что только в Ирину Яровую ее можно переделать. Само напрашивается.
Ну и… «Публицистика» у вас! Здесь все, как в «волшебном фонаре»!
Да… на таком уровне никто пока не говорил с этими деятелями! Какими же ничтожными они выглядят в этом раскладе.