В самом начале, во введении Лукреций Кар обращается к Венере, богине любви. Он просит не только придать прелесть его эпическому слогу, но и даровать мир всем, кто его читает. Но в целом здесь его посвящение «Меммия милому сыну». Гай Меммий (претор 58 года до н. э.) был покровителем и меценатом Лукреция. Примечательно второе упоминание о его сыне в этом орфике, посвященном Венере.
Что о природе вещей я теперь написать собираюсь
Меммия милому сыну, которого ты пожелала
Всеми дарами почтить и достоинством щедро украсить;
Даруй поэтому ты словам моим вечную прелесть,
Сделав тем временем так, чтоб жестокие распри и войны
И на земле, и в морях повсюду замолкли и стихли.
Ты ведь одна, только ты можешь радовать мирным покоем
Смертных людей, ибо всем военным делом жестоким
Ведает Марс всеоружный, который так часто, сражённый
Вечною раной любви, на твоё склоняется лоно;
Снизу глядя на тебя, запрокинувши стройную шею,
Жадные взоры свои насыщает любовью, богиня,
И, приоткрывши уста, твоё он впивает дыханье.
Тут, всеблагая, его, лежащего так, наклонившись
Телом священным своим, обоими и, отрадные речи
С уст изливая, проси, достославная, мира для римлян,
Ибо ни мы продолжать работу не можем спокойно
В трудные родины дни, ни Меммия отпрыск не смеет
Этой тяжёлой порой уклониться от общего дела.Лукреций, De rerum natura («О приро́де веще́й»),
[Введение: Стихи 1-145]
Лукреций отмечает, что не может продолжать работу спокойно в трудные родины дни. И далее говорит, что даже отпрыск Меммия такой тяжелой порой не смеет уклониться от общего дела.
А почему же «Меммия отпрыск не смеет»? А потому что, несмотря на то, что Лукреций был многим обязан Меммию, в обращении к Венере он должн был оставаться честным и объективным. Сей Меммий… частенько уклонялся, причем, в самые трудные родины дни. И как говорится, доуклонялся. А был он не просто «политический деятель», но вдобавок военноначальником, которому уклоняться не следовало. Как и постоянно «переобуваться».
Гай Меммий (лат. Gaius Memmius; родился предположительно в 98 — умер до 46 гг. до н. э.) — древнеримский политический деятель и военачальник из плебейского рода Меммиев, народный трибун в 66 году до н. э. и претор в 58 году до н. э. Делая политическую карьеру, неоднократно переходил из одного политического лагеря в другой. Во время трибуната был союзником Гнея Помпея Великого в его борьбе с Луцием Лицинием Лукуллом, во время претуры был врагом триумвиров — Помпея, Марка Лициния Красса, Гая Юлия Цезаря. К 54 году до н. э. Меммий заключил союз с Цезарем. Претендовал на консулат 53 года до н. э, но успеха не добился. В 51 году был осуждён за подкуп избирателей и удалился в изгнание, где и умер спустя несколько лет.
Гай Меммий был видным оратором, поэтом, покровителем Тита Лукреция Кара и Гая Валерия Катулла.
Нехорошо было избирателей подкупать, воровать чужие просмотры на Ютубе, подстрекать к общественным беспорядкам и заниматься самопиарищем. Рейтинги присваивать и нанимать плебеем ставить себе лайки. О чем Лукреций и намекает сыну своего благодетеля в посвящении. Все же малец оказался в одном стихе с Венерой и Марсом.
Вернемся от Лукреция к нашим музейщикам… поставив для себя галочку, что далековато от муз выбрала позицию Ирина Александровна Антонова. И оказалась совсем не с теми, кто знает, чем следует заниматься в трудный для родины час.
В чем это выразилось? А в том, что это она, а не Ирина наша Анатольевна, должна была поднимать вопрос по жутким концлагерным выставкам с человеческими останками, развешанными на крючьях в качестве франкештейнов.
Патологоанатом от искусства. Шокирующие выставки скульптур Гюнтера фон Хагенса (Gunther von Hagens)
Скульптуры из трупов в музее Гюнтера фон Хагенса (Gunther von Hagens)
А сейчас вам нужно немедленно убрать от мониторов детей, беременных женщин, стариков и слабонервных людей. Также эту статью не рекомендуется показывать тем, кто только что покушал. Поскольку речь в ней пойдет о своеобразном искусстве, которое, вероятно, будет намного уместнее в анатомическом музее при каком-нибудь мединституте или медучилище. Немецкий художник (а на самом деле, патологоанатом) Гюнтер фон Хагенс (Gunther von Hagens) уже много лет работает над проектом под названием «Мир тела» (Body world), являя миру препарированные, как тушки животных, человеческие тела.
Во всем мире фон Хагенса называют «Доктор Смерть», поскольку работает он с самыми настоящими трупами, которых пересылают ему морги и больницы, тюрьмы и колонии, а также завещают семьи поклонников этого ужасного «творчества». Для того, чтобы тела дольше сохранялись в первозданном, скажем так, виде, фон Хагенс изобрел технику пластинации (принудительного насыщения анатомического препарата активным пластиком), а в 1993 году был основан целый Институт пластинации.
Скульптуры из трупов в музее Гюнтера фон Хагенса (Gunther von Hagens)
«Выставку трупов» из России изгоняли дважды: в 90-х, когда Хагенс положил здесь «начало коллекции» из невостребованных родственниками тел; а после в нулевых. Именно после такого скотства происходит «срыв прочности» во всех сферах искусства, когда перед Большим театром можно установить унитазы и кидать туда книги, а в самом Большом пускать «Детей Розенталя» (см. Дети Розенталя).
Но год назад Хагенс вновь возвращается с этой выставкой уже на ВДНХ! А чо? Дедюхову с ее «нравственными императивами», считай, заткнули. А Антова ушла из жизни в 2020 г., но и раньше упорно делала вид, что такая «музейная деятельность» ее не касается.
- 1 апреля 2021 г. На выставку тел на ВДНХ будут пускать только совершеннолетних
И обратим внимание, что идет пиар этой выставки, будто подобные «моральные препоны», являющиеся табу с палеолита, уже, дескать, вполне преодолены. Типа всем очень понравилось, просто выставка имеет «возрастные ограничения.
Чем же, собственно, могли не понравиться засушенные головы из Освенцима? Методом консервации? У Хагенса глумление над телом поясняется с той же «простотой»! Дескать, человек как-то помер, труп никому, кроме Хагенса, не понадобился. А кому в Освенциме может «понадобиться» чья-то отрубленная голова, кроме устройства шикарного биеннале?..
Только давайте подчеркнем, что выставка Хагенса «Мир тела» 2021 года происходит в момент, когда у нас идет «бум расчлененки», а буквально с мая 2021 года начинается серия колумбайнов. И вот с этими «гадостями жизни» опять разбираться предстоит не нашим веселым «музейщикам».
И единственное, что хоть немного дает надежду в подобном «музейном буме», что сам этот Хагенс все же получил сполна за свои «выставки». Ведь не зря же в нынешнем «расцвете культуры» на Западе одновременно идет буквально эпидемия Альцгеймера и Паркинсона. Это два заболевания, совпадающих по клинической картине, но разнящихся по анамнезу, способа устройства дырок в башке. Когда уже сама природа прямо в пустой башке устраивает инсталляцию полного отсутствия совести.
В 2018 году заявил, что у него диагностирована болезнь Паркинсона, и взял с жены обязательство забальзамировать его тело после смерти и отдать его Body Worlds[7]. Википедия
Именно Антонова, а не наша Ирина свет Анатольевна, должна была выгнать из музейщиков-галеристов Маратку Гельмана поганой метлой, прекратить его бесчинства в Перми, прекратить дикую вакханалию «биеннале» и «инсталляций». Да хотя бы одернуть, когда этот му… чудак решил отмечать День Победы 2010 года без Сталина! Но нет! Сидит Ирина Александровна Антонова и делает вид, что такая «музейная деятельность» ее совершенно не касается, ждет вопросов о «нашей культуре», которые посыпятся ей с 2015 года.
Только вот и самому Маратке из-за все же открытых уголовных дел, из-за попыток возбудить против него дело по экстремизму, приходится уезжать… в 2014 году! По его отъезду дается следующий текст, который явно написан не им, но который в том или ином виде пытались повторить почти дословно отъезжающие «деятели культуры».
Просто выбираешь выражения, вносишь в поисковик… и тебе тут же выпадает несколько публикаций за март этого года в «Гардиан»! Как бы люди долго думали, чего им Маратка в 2014 году сказал, долго пережевывали… дозрели!
Марат Гельман. Почему я уезжаю из России
Странным образом в моем мировоззрении к пятидесяти годам сформировалась непростая коллизия. Она касается таких понятий как жертвенность, подвиг, служение и миссия. Самоубийство шахидок — это подвиг? Парень из Владика, отправившийся убивать парня из Киева ради смутного ощущения правоты — герой? А если так, то может готовность к подвигу — это опасное оружие? Учитывая, что сильные мира сего научились этой пассионарностью манипулировать, может, стоит пересмотреть нашу систему ценностей и сказать: нам не нужны герои? Вопрос. Впрочем, не так драматично, но ближе к самому себе.
С одной стороны я отстаивал выставку, которую хотели закрыть по цензурным соображениям, и был уволен. Поставил под вопрос результаты своей профессиональной деятельности (четыре года) ради принципа.
С другой — сейчас уезжаю, чтобы спокойно заниматься этой самой профессиональной деятельностью, хотя понимаю что для тех, кто продолжает отстаивать свои принципы в России с моим отъездом станет тяжелее. Почему тогда, в тот момент, принципы были важнее работы, а теперь работа важнее принципов? Вопрос.
С одной стороны сам я пассионарий и легко отказываюсь от личной выгоды ради… И вот «ради чего» — это первый вопрос. То есть список того, что для меня важно, он так и не прояснен. Вот когда Путин говорит, что все эти смерти ради того, чтобы сохранить суверенитет страны. Он принимает жертвы, как должное. (То, что он не сам погибает, а призывает других — это второй вопрос, здесь важно: стоит или не стоит суверенитет той цены, которую платят). Сам он, например, ради чего-то там врет. Понимает же, что берет грех на душу, но может, считает это своей жертвой. Почему Сусанин в моем понимании — герой, а Путин хитрый спецслужбист. Почему Чулпан Хаматова в качестве агитатора Путина остается для меня прекрасным человеком, жертвующим собой, а дирижер Гергиев выглядит бизнесменом, меняющим свою заслуженную репутацию на коврижки. Почему в одном случае миссия важнее принципов, а в другом нет? Вопрос.
Идеальная ситуация, когда нет места подвигу и жертве. Это понятно. В какой-то момент ты осознаешь свою социальную миссию и реализуешь её, соизмеряя свои возможности. Жертвуешь ресурсы или время. Еще вопрос касается отношения к другим. Имею ли я право судить того, у кого этот список другой? Или его нет вообще. Имею ли право призывать быть таким как я. Ну вот есть такой чел Максим Каноненко. Мы с ним когда-то много общались и до сих пор дружны. Но вот в его системе координат ради благополучия своей семьи он готов на многое. В том числе, как журналист — писать то во, что не верит. У него такая система ценностей — семья все, остальное — ничто. А у Стрелкова своя. И он ради нее рискует своей жизнью и жертвует без раздумий чужими. У Каноненко «моя семья», у Стрелкова «моя страна». Остальные — чужие. Может все-таки правы те, кто делит все не по принципу: мы за правду против лжи, а так: за своих против чужих? То, что украинский художник мне «свой», а путин и путиноиды мне «чужие» это второй вопрос. На первый и главный — принцип убеждений против принципа общности.
Вопросы риторические. Я сам себе на них ответил, но интуитивно. Это значит, что в каждой новой ситуации заново ищешь в себе ответ. Аргументированных ответов у меня нет. Именно поэтому Евангелие всё так же актуально. Как подпорка в поисках. Несмотря на все усилия церкви умертвить эту книгу, она живая. И именно поэтому так привлекательна европейская цивилизация. Она не требует от тебя героизма и жертвенности, а ждет осознания миссии. Она гармонизирует, насколько возможно, интересы личности и интересы государства. Не надо выбирать. Интересы человека и интересы общества максимально сближены, там, где нет — сбалансированы презренным металлом. По крайней мере, так кажется.
P.S. Прочитал резолюцию Сената США по России и понял, почему уезжаю из России. Я не хочу участвовать в этой войне. На стороне «путинской власти», потому что считаю, что она в этом конфликте — агрессор и нарушитель, на стороне «мирового сообщества», потому что это война против моей страны.
Знакомое обоснование «бла-бла-бла»? Но заметим, что это омерзительное чмо выезжает как бы подчеркивая, что мы здесь «недостаточно культурные» для его «инсталляций», для восприятия которых надо было уже стать потенциальными экспонатами выставки «Мир тела» Хагенса. И почему это у такого типа есть «своя страна» (и не одна, да?), а вот у тех, кто здесь строит, творит и созидает, — типа и страны уже нет? И типа надо ведь считаться с мнением такого подонка, хотя для этих подсчетов надо вначале переступить собственную совесть, человеческое достоинство и плюнуть на попранную честь?.. Тоже «вопрос риторический»? Призказку, кстати, про «вопрос риторический» спер, как всегда у Дедюховой. В том смысле, тот, кто на самом деле это написал. Не Маратка жэ, не способный выдавить из себя нечто членораздельное.
А в этот момент выступившая против его «профессиональной деятельности» Дедюхова уничтожается прямо по ПМЖ, и ей как раз запрещено заниматься любым видом профессиональной деятельности. У нее все деловито интересуются, когда ж она планирует сдохнуть?.. А вот у такого быдла как Маратка, оказывается, имеется «своя страна» и уникальная «профессия» (удивительно прибыльная и щедро оплачиваемая из бюджета), которой ему вдруг становится несколько напряжно «заниматься» в России. Он будет ею «заниматься», но без «инсталляций» в России.
И раз уж мы «недостаточно культурные», то давайте отметим, что Гельман уезжает, чтобы ставить сравнительно новый криптоваютный механизм вывода средств, тесно связанный с торговлей оружием, наркотиками… и частями человеческого тела. Чего уж строить из себя «культурных», когда нам такими отказано даже в зачатках таковой.
Криптовалюта — это уже механизм изъятия средств, когда все человечество рассматривается не в качестве индивидов, а в качестве запасных частей при трансплантации и будущих экспонатов выставки «Мир тела». О внутреннем духовном мире в расцвете местечкового искусства «Все мы родом из холокоста»… говорить не приходится.
Настоящее искусство поднимает духовный мир человека как Образа и Подобия Божьего, а такие «музейщики-гальеристы» опускают самого человека ниже уровня биологической особи — до уровня пластиковой копии «Когда-то это было человеческим существом».
Именно поэтому для Гельмана: «принципы были важнее работы, а теперь работа важнее принципов», работа у него такая! Он — криптовалютный кейс! И выезжает, поскольку после событий на Юго-Востоке прошел просто вал человеческих органов, огромные деньги, которые уже даже выставками «Мир тела» не отмоешь. Все надо было срочно в биткоин переводить.
Поэтому «Чулпан Хаматова в качестве агитатора Путина остается для меня прекрасным человеком, жертвующим собой», — потому, что «жертвенная» Чулпан Хаматова врет в точности также, как и сам Маратка всегда лгал, они в одной криптовалютной команде, поскольку Чулпан изначально была связана с трансплантацией органов, передвижная выставка «Мир тела».
А «дирижер Гергиев выглядит бизнесменом, меняющим свою заслуженную репутацию на коврижки» — потому что огромные зарплаты наших деятелей искусств являются отмыванием средств «по старинке», через офшоры.
* * *
Вернемся все же ближе к исконной музейной деятельности. В классическом ее варианте, так сказать. Чтобы вполне реалистично понимать, отчего же мнение Антоновой оказалось столь распиаренным именно в 2015 году. Дело в том, что одновренно с криптовалютными биеннале Маратки Гельмата рядышком с Ириной Александровной, в Третьяковке, назрел просто чирей музейной деятельности.
И о том, что происходит на самом деле в Третьяковке, что творится в целом в музейном деле… ей следовало все же сказать задолго до того, как Ирине Анатольевне пришлось разбирать все эти авгиевы конюшни.
Наследники Магнитского
5.05.2015 г.СК возбудил дело о контрабанде культурных ценностей в Третьяковке
Ранее в филиал музея на Крымском валу с обысками пришли следователи.
Москва, 5 мая. В Третьяковской галерее разразился скандал. Следственный комитет возбудил уголовное дело о контрабанде культурных ценностей, сообщает «МИР 24».
В столичном аэропорту Внуково с поличным поймали мужчину, который пытался вывезти из страны работы таких мастеров, как Валентин Серов и Петр Кончаловский. Полотна оценивают почти в два миллиона рублей.
По неподтвержденной пока информации разрешение на незаконный экспорт российских шедевров выдавали эксперты Третьяковской галереи.
Сегодня в филиал музея на Крымском валу с обысками пришли следователи. Также, по сообщениям СМИ, оперативники в Третьяковке зашли и в кабинет одного из заведующих.Факт обысков подтвердила представитель Главного следственного управления по Москве Юлия Иванова.
8.02.2014 г. В день открытия Олимпийский игр в Сочи ленты социальных сетей были наполнены так называемыми «фейками» (типа «шуточными» фальшивками), направленными против Следственного Комитета России. Причем, СК РФ и лично его председателю Александру Бастрыкину приписывались действия, которые входят в компетенцию Прокуратуры.
Ссылки блогерами брались непосредственно с «вброса» РИА Новости, превратившейся «под шумок» общего интереса к Олимпиаде в Сочи — в форменное «ристалище».
То, как «подчистили» сайт РИА Новости уже сегодня, сам уровень этого весьма тенденциозного «стёба» — свидетельствуют, что против СК РФ вчера начиналась мощная, дорогостоящая кампания. Вроде бы все очень смешно, можно и посмеяться, если не знать, что входит в компетенцию СК РФ, а что… входит в компетенцию Прокуратуры!
И за последние несколько дней с 4 февраля — было несколько попыток устройства травли СК РФ, единственного на сегодня дееспособного органа правоохранительной системы России, «спихнув» ответственность Прокуратуры, давно отошедшей от основ «Закона о прокуратуре» — непосредственно на… Александра Бастрыкина.
Иногда уже хочется заметить всем этим «борцам», отчего-то дружно позабывшим, что на защите прав граждан выступает Прокуратура, а СК РФ лишь собирает и проверяет доказательства позиции Прокуратуры в обвинительной части (поскольку «защита» этого ведомства за последние годы приняла весьма странные формы), — что всегда заметно, что в подобных некорректных наездах стоит «на заднем плане», какая очередная общественная истерия «передового отряда интеллигенции» нынче дружно отмазывается от уголовной ответственности.
Подобные «кампании в защиту» с непременным наездом на следственные органы лишь подчеркивают, что все «правозащитники» в этом случае выступают на стороне людей, у которых… не совсем корректная позиция в отношении правосудия. В результате, правосудия не становится больше. Напротив, подобные «кампании защиты» — весьма негативно влияют на процесс правосудия в целом. Выборочная защита «своих», а так же откровенное неуважение к суду, проявляемое в ходе такой «защиты» — не сделает его лучше, не исправит систему правосудия.
Однако в свете недавних уголовных событий в «среде петербургской интеллигенции» — нападки на СК РФ приобрели откровенно неприличный характер.
Просто хочется предложить — вновь объединить эти два ведомства и поставить во главе Александра Бастрыкина, раз все равно все «стрелки» сводятся на него! С декабря прошлого года прошло несколько крупных кампаний, когда СК РФ обвиняли в «превышении полномочий»… Прокуратуры РФ.
Как видим, шаблонные подходы устройства местечковых кипежей в публичном пространстве нисколько тогда не изменились. Поэтому и Антоновой следовало не культурки с других требовать в трудный для родины час, а хоть немного отработать свое пребывание в качестве неприкасаемой бонзы советского искусства.
Вообще-то, когда Ирина Антонова сетовала на низкую культуру, инженеров (которым она была обязана и приличным культурным сортиром) при ней убивали, травили и сживали со свету. А потом еще выставки развозили с останками тех, кто неожиданно стал парием общества, еще недавно числясь в согражданах.
И сколько «культуры» надо иметь, чтоб помалкивать в тряпочку возле того, что при ней творилось рядышком, в Третьяковке? Чтоб опять инженеры их «культурные» подсрачки разбирали, когда местечковое быдло дорвалось (в очередной раз!) повеличаться и пограбить «на культуре»?..
Интересно, что авгиевы конюшни прорвало в музейном деле сразу после глумления над Дедюховой, выступавшей в 2009-2010 гг. против «выставочной» деятельности подонка Марата Гельмана. Дело дошло до такой точки кипения, что материалы посыпались тогда как рога изобилия.
Оригинал этого материала
© Esquire, март 2012 г., У кого подлиннееЗаписал Федор Сваровский
Андрей Васильев, врач-психиатр, коллекционер русского искусства с большим стажем:«В июле 2009 года один петербургский издатель предложил мне купить картину Бориса Григорьева «В ресторане», сказал, что она происходит из очень известной, солидной старой ленинградской коллекции. До этого картина принадлежала знаменитому коллекционеру Александру Бурцеву, который и опубликовал ее первый и последний раз в принадлежавшем ему «Моем журнале для немногих» в 1914 году. Качество и провенанс казались очень хорошими, и я ее купил — за $250 тыс. А потом выставил ее на выставке в Москве в рамках «Года Франции в России» в начале 2010-го. И вот там к владелице галереи подошла сотрудница Центра Грабаря и сказала, что эта картина Григорьева была у них в Центре весной 2009-го, и они установили, что это фальшивка. Они уже готовы были признать ее подлинной, потому что сделана она действительно мастерски, но она не «пролезала» по технологиям: там были использованы пигменты, которые вошли в обиход только после Второй мировой.
В марте 2011 года я сдал вещь в Русский музей на официальную экспертизу в расчете на то, что, может быть, произошла какая-то ошибка. Буквально через неделю все тамошние технологи заявили, что картина прекрасная и самая что ни на есть настоящая. Вещь была в Русском музее на исследовании с марта по начало июня 2011 года, и в это же время там открылась большая выставка Григорьева. Выходят каталоги, и — о ужас! — я вижу в них собственную картину, которая, оказывается, находится в запасниках Русского музея с 1983 года. У меня возникает ощущение, что со мной играют в «наперстки». Я спрашиваю посредника, который мне продал картину: «Слушай, откуда ты ее взял вообще, что это за коллекция?» И он мне говорит: «Мне ее принесла Лена Баснер». Это дочка композитора Баснера, в прошлом многолетняя сотрудница Русского музея, сейчас работает в Стокгольме и Хельсинки. Поразительно вот что: 1983 году под редакцией Баснер вышел каталог, где была описана — без воспроизведения — картина Григорьева «В ресторане». Дальше Русский музей пишет заключение, что моя картина может быть только копией той, которая находится у них в запасниках. Я иду к заместителю их директора и говорю: «Вы знаете, что сейчас будет большой скандал? Я, скорее всего, стал жертвой мошенничества, и за ним стоит Лена Баснер». Замдиректора говорит: «Ну, Лена Баснер, она такая своеобразная, да. Мы с ней расстались сколько-то времени назад. Обращайтесь в милицию. Мы здесь ни при чем».
После этого я встретился с госпожой Баснер, и она сказала, что не помнит, кто ей принес вещь на продажу, кому она отдала деньги, как описывала картину в каталоге, но помнит, что картина Григорьева «В ресторане», находящаяся в собрании ГРМ, — фальшивка. Такой казус сознания. Правда, потом, в полиции, она все вспомнила. После нашего разговора я пошел в полицию и написал заявление. Чтобы сделать копию такого качества, нужно либо работать в запасниках, имея перед глазами оригинал, либо сделать высококачественные фотографии. Получается, в Русском музее была организована подделка картины. Полиция со мной согласилась и начала проверку. Летом они передали дело следствию, но оно прислало мне бумажку, без всякой мотивировки сообщающую, что принято решение в возбуждении уголовного дела отказать. Мы подали в суд, требуя отмены этого решения.
Полиции Баснер рассказала совершенно другую историю: с ней якобы вышел на связь некий человек из Таллина по фамилии Арансон, который раньше жил в Ленинграде, и у него там в гараже осталась какая-то картина. Ее-то она и купила. Версия крупной ленинградской коллекции забыта — картина, оказывается, из гаража. Но как же вещь появилась в Центре Грабаря? Оказывается, к Арансону пришел знакомый, который сказал: «Дай мне эту картину на денек, я съезжу в Москву, попробую там ее продать». Именно этот товарищ заказал экспертизу под свой паспорт. Но когда в Центре Грабаря ему сказали, что вещь фальшивая, он, чтобы не огорчать Арансона, не стал ему ничего говорить. То есть ни Арансон, ни Баснер этой информацией не обладали, и из всей конструкции исчезает, таким образом, самое главное — умысел. На этом основании наше следствие, несмотря на то что тут, очевидно, действует международная шайка, отказывает в возбуждении дела. Но все равно это постановление было отменено и прокуратурой, и судом одновременно. Сейчас все еще длится проверка.
Вообще, рынок подделок колоссален, но в основном это подделки для бедных. Любому здравомыслящему человеку понятно, что за пять тысяч долларов купить картину Шагала невозможно. Но есть настоящая, профессиональная подделка. Настоящий поддельщик должен быть конгениален человеку, который считается большим мастером, и таких людей крайне мало. К тому же технологический, искусствоведческий, исторический уровень подготовки у экспертов сейчас значительно выше, чем прежде. Остается одно — клонировать неизвестные подлинники. В моем случае произошло именно это: был сделан клон вещи, существующей в музее. Вот так наклепают они десяток Айвазовских или Шишкиных и несут их по экспертным учреждениям. Какая-нибудь подделка экспертизу все-таки проходит — и поступает в продажу. Обычно такие работы едут в Мухосранск, за забор местного олигарха, но и покупка специалистами и коллекционерами подделок, увы, случается постоянно. Но люди предпочитают это не афишировать: не хотят прослыть простаками, не хотят светить большие деньги, надеются продать фальшивку.
Меня спрашивают: как я, опытный человек, не распознал подделки. Подделку такого уровня отличить очень сложно. Эта вещь в Центре Грабаря не прошла только проверку технологии. Про эту вещь в Русском музее два месяца говорили, что дадут на нее подтверждение. У меня были сомнения — раздувать скандал или нет. Практически все подобные истории замалчиваются. Но я посчитал, что в данном случае важнее раздуть скандал: это тот редкий случай, когда мошенников можно вывести на чистую воду».
NN, специалист по реставрации:
«Давайте сразу без имен и фамилий. Нас, мастеров, работающих со стариной, в Москве около тысячи человек. Между собой мы мало общаемся, нет контактов почти. Но заказчики пересекаются. И хочу подчеркнуть, мы не фальсификаторы, мы — реставраторы. К нам обращаются разные люди — торговцы, коллекционеры — с просьбой произвести какие-то работы с различными предметами. Мы работаем со старинным оружием, иконами, предметами мебели и другими изделиями. Люди приносят вещи, предлагают плату за работу. Ставят какие-то требования. Работа выполняется, и заказчик уносит вещь. Заказчик может попросить внести какие-то изменения в предмет, и мы вносим. Все вещи, с которыми мы имеем дело, подлинные. Подлинные в том смысле, что вот это действительно сабля конца XIX века, серебряная ваза конца XVIII или кинжал начала XIX века, принадлежавший офицеру. Конечно, возможно, некоторые из приходящих к нам людей потом при продаже выдают менее ценные предметы за более ценные, тем или иным образом придают им дополнительное значение. Фальсификаторы и мошенники — те, кто продает одни предметы под видом других. И мы к этому не имеем прямого отношения. Сказать точно, кто эти люди, мы не можем, потому что просто не знаем. Вообще, чтобы продать подделку, нужен большой талант, интеллект, особые способности. Ведь отношения на рынке антиквариата и предметов искусства очень тесные и строятся на доверии. Серьезный покупатель, который готов платить за вещь большие деньги, у первого попавшегося человека ничего не купит. И фальсификатор должен репутацию сперва заработать.
У нас, реставраторов и экспертов по предметам старины, есть своя этика, которая выражается в том, что мы сами не продаем и не покупаем вещи. Мы лишь оказываем услуги, выполняем различные работы по реставрации и реконструкции. Реставратор, который торгует предметами, подозрительный человек.
Подделка — это, как правило, старая вещь, с достоверной датировкой, но с присвоенным ей ложным значением. Неизвестно чей старинный кинжал оказывается кинжалом Шамиля. Неизвестно кому принадлежавшая икона оказывается иконой Его Императорского Величества Александра Александровича. Сделанная малоизвестным автором вещь становится произведением знаменитого мастера.
Бывают смешные случаи, и они нередки, когда к нам обращаются торговцы и просят не отреставрировать, а состарить вещи. Буквально, извините, испортить вещи. Это обычно касается вещей массовых, не очень серьезных по значимости и цене. Иногда получается так, что хранятся они в идеальных условиях и не выглядят старыми. Такие предметы в обычном антикварном магазине продать очень сложно, потому что покупатель не верит, что вещь старинная.
С ноля фальсификат почти никто не делает — слишком дорого и тяжело технологически. Таких случаев единицы, хотя они случаются. Например, некоторое время назад какие-то умельцы изготовили якобы старинную коллекцию казацких шашек. Но они провели серьезную работу: написали и издали книгу с описанием истории обретения этой коллекции, создали сайт, организовали публикации в СМИ. И наконец продали коллекцию. Однако, на мой взгляд, это все работает с совсем уж простыми людьми.
Обычно все происходит иначе. Вот настоящий палаш начала XIX века. Такими пользовались сотни и, может, тысячи военных. Он применялся во время войны 1812 года. Нас просят его отреставрировать, убрать ржавчину, почистить эфес, но при этом сохранить истлевшую кожаную оплетку. Но еще заказчик просит добавить на клинок две буквы — «Д.Д.». Зачем ему это, он не говорит. Возможно, этот палаш он подарит Диме Дуракову. А возможно, он впарит эту вещь олигарху, сказав, что это личное холодное оружие Дениса Давыдова. И заметьте, если этот палаш полежит немного где-то и произойдет окисление материала, то уже и не определишь с ходу, когда эти две буквы были нанесены. Ведь если в области живописи и есть какие-то технологии и эксперты, то с другими предметами, скажем, с металлом — очень сложно. Представьте, что приносят подслеповатой тетечке — сотруднице областного музея на экспертизу какой-нибудь клинок. И тот, кто приносит, утверждает, что вещь эта принадлежала какому-нибудь декабристу. Музейный работник открывает каталог, а там старая черно-белая фотография. Она смотрит: похоже? — похоже. И выписывает документ. Так появляется еще одна знаменитая шпага, которую продают за дикие деньги.
Впрочем, в действиях фальсификаторов тоже есть положительный момент. Материальное наследие в России очень бедное — огромная его часть была утеряна, уничтожена, вывезена из страны. Это разрозненная мозаика. А подобные псевдоценности, возникающие на рынке, позволяют заполнить эти лакуны. Человек, покупающий якобы палаш Дениса Давыдова, возвращает себе часть утерянной истории. И еще, фальсификаторы создают спрос на материальную историю, они повышают к ней интерес. И в этом есть явно положительное влияние. Тем более что покупатели тоже набираются опыта. Теперь уже невозможно продать какому-то богачу шашку времен гражданской войны под видом средневековой арабской сабли. Эти времена прошли. У людей появились опыт и знания».
Затем начинают выводить Ирину Антонову, чтобы как-то… замазать что ли… ну, все это местечковое гавнище в Третьяковке и не только. Пусть типа старушка объяснит, что к чему. Не у Дедюховой жэ интересоваться, до чего докатились…
Тем более, что повод появился. Антонова комментировала выставку в ГМИИ имени Пушкина открывается выставка «Голоса воображаемого музея Андре Мальро».
Андре́ Мальро́ (фр. André Malraux, 1901—1976) — французский писатель, культуролог, герой Французского Сопротивления, идеолог Пятой республики, министр культуры в правительстве де Голля (1959—1969)[10]. На его работах «воспитывались» такие выдающиеся французские философы и писатели, как Альбер Камю и Жан Гренье.
[…] В 1923 году участвовал в преступном вывозе культурных ценностей Ангкор-Вата, за что в 1924 году был приговорён к трём годам тюрьмы, однако сумел добиться пересмотра дела и избежать заключения[1].Мальро приобрёл известность в 1925—1927 годах, когда он, симпатизируя коммунистам, находился в Китае в преддверии гражданской войны.
Эссе
«Воображаемый музей» („Le Musée Imaginaire“, 1947)
То есть сразу всплывает известный грабитель культурны сокровищ цивилизационного плана, которые всегда являлись лучшим вложением сравнительно небольших средств (на сам грабеж и вывоз), дававших именно посредством выставочной деятельности невиданный прирост капитала. Ну, как сокровища Тутанхамона. Главное, чтобы это все прошло как музейный экспонат.
Все остальное «бла-бла» — мимо денег. Тем более, что за всеми ссылками на этого расхитителя гробниц стоит Михаил Шемякин.
Музей ввёл новую связь между произведениями искусства. Это исследование и размышление над феноменами в истории искусств, возникающими в период Возрождения и существующими только в Европе.
Этот принципиально новый способ выстраивания взаимоотношений между произведениями согласно их функциям приводит к тому, что Мальро называет метаморфозами. Распятие не отображает распятие, портрет не является портретом кого-то; произведения искусства всегда были фиксациями двух плоскостей реальности — или той, что реально объективно существует (природа, человек), или не существующей (религия, драмы). Больше не рассматривается сугубо украшательская, пышная (золото, декор) плоскость искусства, а рассматриваются идеи отображаемого.
Противопоставление этих плоскостей искусства, концептуализация отображаемого, исследование метаморфоз в искусстве являются совершенно новым способом понимания истории искусства.
Это противостояние противоречий являет собой осознание поисков всего возможного — искусства, воссоздания вселенной образов, осознания роли человека в этом процессе и, в связи с этим, новых идей в гуманизме. Для Мальро, человек воссоздаёт мир перед Богом и завоёвывает реальность особым методом — искусством, в чём и есть смысл его жизни вопреки забвению и смерти. Золото, как издревле почитаемый драгоценный металл, являет собой воображаемый музей, так как не несёт ценности само по себе, а ценно для конкретного реципиента. Метафорический музей — это результат случайностей, курьёзов. Путешествие — метафора репрезентации образов в памяти, которая длится до смерти человека.
Но сегодня, благодаря фотографии, можно единовременно работать с произведениями всех цивилизаций за всю историю. Поэтому становится возможным решать многие проблемы, связанные с искусствоведческими и архивными исследованиями.
Воображаемый музей Михаила Шемякина берет свое начало в 1960-х гг.:
«В свое время, в далекие 60-е годы, я начал собирать, сравнивать и анализировать репродукции произведений изобразительного и ритуального искусства – Метафизические головы, Метафизические фигуры – в целях синтезировать общность произведений разных мастеров, понять суть образа и на основе этого попытаться создать новую знаковую систему в искусстве XX века»[1], – отмечал Михаил Шемякин
Его основой стал анализ и классификация образов, символов, предметов и художественных приемов в произведениях различных видов искусства путем сопоставления изображений на основе визуальной общности, собранных Михаилом Шемякиным из книг, каталогов выставок и аукционных домов, гравюр, фотографий музейных экспонатов и др.
Исследование ведется уже на протяжении более чем 50 лет, выявляет целые пласты истории мировой культуры и показывает как один и тот же образ, символ, форма может трансформироваться в искусстве в различные эпохи и у разных народов.
Теоретическое осмысление своей эстетической программы Шемякин представил в трактате «Метафизический синтетизм» (1967). Этот текст, написанный совместно с философом Владимиром Ивановым, вместил в себя их основные принципы в искусстве. Он служит ключом к пониманию значимости исследований для самого художника, а также для выявления и уточнения принципиально важных особенностей его творческой индивидуальности. Источник
Надо отметить, что после выстраивания «воображаемых музеев» фашистами в ходе Второй мировой, с последующими поисками всех утраченных культурных ценностей, встал вопрос и о… концептуальном обосновании существования ранее награбленных сокровищ… И потом надо ведь из новых «частных коллекций» время от времени выставлть… какие-то предметы искусства, иначе смысла не имеет держать, они девальвируются. Да и не всю дорогу части человеческого тела и окурки «экспонировать»… сами понимаете.
Ирина Антонова: «Искусство — это победа над смертью»
Президент Пушкинского музея — о странностях долгой жизни, цензуре, школьницах и обнаженном Давиде
1 декабря в ГМИИ имени Пушкина открывается выставка «Голоса воображаемого музея Андре Мальро». Ирина Антонова, которая 48 лет назад водила знаменитого писателя и министра культуры Франции по залам здания на Волхонке, теперь представит москвичам его концепцию мирового искусства, изменившую музейную практику ХХ века. О том, какими реальными шедеврами наполнится «воображаемый музей», президент Пушкинского рассказала обозревателю «Известий» Ярославу Тимофееву.
— Главная тема выставки — сам Андре Мальро или его концепция искусства?
— Конечно, его концепция. Вся практика музейной работы сейчас — характер приобретений, сопоставлений, показа. То есть то, как мы на своем экспозиционном языке рассказываем об истории искусств, так или иначе продолжает идеи Мальро. Вы можете прийти в Лувр и в залах классического искусства неожиданно увидеть сверхсовременные вещи.
Почему это делается? Потому что современное искусство ищет, как ему жить и развиваться. Очевидно, что одного главного направления нет. Вы видите, как сейчас с огромной силой выходит на поверхность фигуративное искусство — когда вы угадываете, что это человеческая фигура, это собака, а это стол. В России понятно почему, но и в других странах тоже.
Предстоит огромный путь, прежде чем будет найдено искусство, которое уложится в отлитую, законченную форму, в большой стиль. Некоторые говорят: «Уже пора бы появиться новому». Его не будет еще очень долго — может быть, тысячу лет, как в Средние века. Они начались в III–IV столетиях и закончились примерно в XIV веке в Италии, а где-нибудь в Перми, если вспомнить о знаменитой пермской скульптуре, — аж в XVII веке.
Сегодня мы только в начале процесса, поэтому нельзя быть нетерпеливым. Кто немножко знает историю искусства, понимает, что сейчас — самое время оглянуться назад. Время посмотреть на мир и понять: помимо Европы и Америки, есть Китай, Индия, Африка, Мексика, Ближний и Дальний Восток. Вот сейчас все говорят про Пальмиру. Вы поймите, то, что потеряно в Пальмире, — не красивые домики, а огромный пласт культуры, духовной культуры. Главное достоинство Мальро в том, что он поднял весь этот материал и сказал: «Вот искусство мира».
— Кажется, идеи Мальро гармонируют с замыслами основателя Пушкинского музея Ивана Цветаева.
— Так недаром мы всё это делаем. Кстати, Мальро, как и Цветаев, не стесняется ни репродукции, ни слепка. Его главный тезис, с которым, конечно, советская эстетика никогда не согласится, — в том, что формирование художника происходит не столько в работе с натурой, сколько в диалоге с предшественниками. И это правда.
Искусство для художника важнее, чем непосредственная реальность. Методы Мальро интересны тем, что они заставляют размышлять. Мы как привыкли? Зал голландской живописи, зал французской, зал итальянской… А Мальро всё сближает, предлагает динамичный метод разговора со старым искусством. Это не так просто, зритель будет удивлен.
Фото: ИЗЕСТИЯ/Павел Бедняков
— Взгляд назад, попытка объять и сблизить, осознать искусство единым… Вам не кажется всё это признаком конца?
— Абсолютно в этом уверена. Концепция Мальро появилась, потому что искусство, огромный его пласт — от момента происхождения до начала ХХ века — вступило в полосу кризиса. А потом даже и ощущение конца пришло. Говорят, что все началось с Эдуарда Мане, с его «Олимпии», которую мы недавно показывали. Так и есть. Но то, что возврата к старому нет, поняли в начале ХХ века, когда пришли кубизм, абстрактное искусство Пикассо и Малевича.
Раньше искусство исходило из идеального образа, к которому можно стремиться, с которым можно вступать в диалог. А потом Венера превращается в Олимпию: вроде бы та же тема, но совсем по-другому. В ХХ веке не просто менялись формы — ушли основы: красота, гармония. Наконец, ушел Бог. Мальро пишет об этом. Об американском храме он говорит: «Где там Бог? Здание красивое, элегантное, только там нет Бога — ни внутри, ни рядом. Оно не для Бога сделано».
— И что нам теперь делать с этим концом?
— А теперь размышлять — и художникам, и нам: как дальше? Для этого и нужна наша выставка. Есть один важный момент, это один из главных тезисов Мальро. Он говорит: «Искусство — это антисудьба». Я тоже так считаю. В 1960-е годы я попала в Музей Фрика в Нью-Йорке. Там висит картина Вермеера «Офицер и смеющаяся девушка». Я знала ее по репродукциям, но никогда не видела. И когда я ее увидела, у меня полились слезы.
Я даже не успела опомниться, как была вся уже зареванная — такое было потрясение, понимаете. Я только два раза плакала перед картинами. Перед этой и потом, когда так же неожиданно увидела в городке Кастельфранко на севере Италии Джорджоне — «Мадонну с двумя святыми». Видите, это не уходит и для человека ХХ века. А значит, живет этот мир идей, мир красоты.
— То есть антисудьба — это как победа над смертью?
— Да. Искусство — это победа над смертью. И еще один момент — уже просто жизненное наблюдение. Маленький ребенок начинает что-то рисовать. Один кружочек, две палочки, еще кружочек, еще палочки — мама. Потом домик — четыре палочки. Искусство не может умереть, видимо. Всегда будут петь — неважно, есть голос, нет голоса. Всегда будут танцевать и будут рисовать. А уж коль начали рисовать, значит, будут думать, что они изображают и что хотят сказать. Поэтому я не верю, что искусство как диалог с миром совсем умрет.
— Какие сокровища из тех, что приедут на выставку Мальро, для вас самые ценные?
— К сожалению, я не смогла получить ни одного Вермеера. Это было очень важно. Сейчас открывается его выставка в Лувре и весь Вермеер едет туда. Лувр обещал мне дать своего, но не дал, — правда, мы сами задержались с выставкой на год. Зато у нас будет прелестный детский портрет Гойи — думаю, он доставит много удовольствия публике.
Я очень рада приезду одного Домье, интересной картины из серии «Восстание». Приедет портрет Эдуарда Мане. Приедет Тулуз-Лотрек — одна из главных его работ «Клоунесса». Приедет натюрморт Сурбарана. Приедет Веласкес — жанровая сцена за столом, она нам важна, потому что будет висеть рядом с застольной сценой Рембрандта.
— В последнее время некоторые идут на выставки, чтобы облить мочой фотографии или сломать скульптуры. Что вы думаете об этой тенденции?
— С одной стороны, существует материал, который не стоит выставлять. Для меня есть два таких случая: призывы к войне и откровенная порнография. Есть люди, которых это интересует, и им лучше смотреть на это дома. Но когда в какой-то газете показали нашего Давида под знаком вопроса: «Можно ли это показывать?», вот тут я вступаю в спор. Это уже слишком. К сожалению, я не видела выставку Джока Стёрджеса, не могу судить. Какой смысл в его фотографиях?
— Не берусь решать, какой смысл он вкладывал, но это — явно не порнография.
— Я провела всю свою жизнь — все 70 лет, что работаю в этом музее, — в окружении обнаженных статуй. Человеческую фигуру можно показать по-разному. Дело же не в половых признаках. Для чего и как — вот самое главное. Между Венерой Урбинской и порнографией есть разница. Как мне кажется, я отличаю одно от другого.
В конце концов, и «Олимпию» считали порнографией, она тоже вызывала протест. Очень откровенная картина: девочка в публичном доме. В руках ее служанки букет, она уже заранее награждена за работу. Но какая же это порнография? Что ж теперь: голое — значит долой? Закрываем Давида? Понимаете, это примитив. Я вам рассказывала, как проходят мимо Давида? Идет группа девочек из какой-нибудь школы: все поднимают воротнички и проходят мимо.
Фото: ИЗЕСТИЯ/Павел Бедняков
— Серьезно?
— Целые группы! Быстро-быстро, не дай бог увидеть. А почему? Не выработано правильное отношение. Конечно, такого отношения к телу, как у древних греков, у нас никогда не будет, но все-таки…
— Вы чувствуете деградацию в этом смысле в последние годы?
— По нашему музею все-таки не чувствую. У нас пока, слава богу, висит «Геркулес и Омфала» Буше — самая откровенная картина на этот сюжет. Надо правильно воспитывать. Наверное, таким воспитанием в школах не занимаются.
— А что с разгромленным Сидуром? Там дело не в сексе.
— Там, видимо, дело в самой художественной форме. Еще очень важен контекст. Когда в 1981 году на совещании в Музее Помпиду решалось, где сделать выставку «Москва — Париж», все высказывались за Третьяковку. Но директор Третьяковки сказал: «Через мой труп». То же самое повторил президент Академии художеств.
Чтобы их как-то всех разрядить, я сказала: «У нашего музея абсолютно испорченная репутация. Мы сделаем эту выставку, и труп не понадобится». С иронией, конечно, сказала. Все рассмеялись и вздохнули с облегчением. Место очень важно. Вот здесь можно, а в Третьяковке, наверное, был бы скандал. Там это нарушило бы образ музея.
— Люди уничтожили работы Сидура и остались практически безнаказанными. Это прямое руководство к действию?
— Я против вандализма. Не нравится — уйди. Но меня другое удивляет — ужасное понижение общественного тонуса в отношении несправедливости. Сегодня никто не запрещает высказывать свою точку зрения. Хочешь — против, хочешь — за.
— Есть ли в России цензура в сфере искусства?
— В своей деятельности я с цензурой не встречалась. Как ни странно. Меня не снимали с должности, не закрывали выставок. С другой стороны, знаете, у меня длинная жизнь, и много наград разных было, но есть две очень дорогие: «Своя колея», награда Высоцкого, и премия Юрия Петровича Любимова. Понимаете?
— Вы хотите сказать, что принадлежите к тем людям, которых боялись трогать?
— Нет, просто я оказалась в таком музее… Во власти ведь тоже работали умные люди. Нужны были какие-то места, где надо выпускать пар. Вот возьмите ту же выставку «Москва — Париж». Черный квадрат Малевича висел? Висел. Гончарова висела? Висела. Целая стенка Филонова, две огромные композиции Кандинского. Советский чиновник мог сказать зарубежным коллегам: «Почему вы говорите, что мы это не показываем? Показываем».
— Ну да, Таганка была как раз таким местом — пар выпускать.
— Вот и у меня была своя Таганка. Не было ведь никаких заседаний, на которых решалось: «Давайте разрешим». Но разрешили! Я же не могла такую выставку сделать сама, это понятно. Ведь это были вещи, которые не показывались совсем. А после выставки я спросила министра культуры про единственную нашу картину Кандинского: «Можно я ее покажу?» Она никогда не экспонировалась. Министр посмотрел на меня пристально и ответил: «На ваше усмотрение». Вот и всё.
Здесь дело не в смелости — скорее в том, во что ты веришь, что хочешь сделать. А если хочешь, делай до конца. Меня ужасно не удовлетворяет сейчас состояние умов нашей интеллигенции. Вот Райкин выступил, его поддержали. Очень хорошо, мне это очень нравится. Ты против? Ну и выступи, покажи, что есть люди, которые думают по-другому. А у нас все заснули: «Да ладно там, опять они собачатся, зачем вмешиваться?».
— Не знаю, как вы сами, а я мифологизирую ваш возраст. Мне кажется, после 90 мышление должно как-то меняться. Появляется особенная мудрость?
— Просто уходит многое из того, что казалось важным, что вызывало реакцию. Я тратила себя на что-то. Теперь появляются иные вещи, которые кажутся мне важными. В частности, я очень переживаю нынешнюю общественную ситуацию. Беру газеты, читаю — одно, другое, третье… Всё, на мой взгляд, куда-то не туда. Общественное мнение, «чувствилище», которое должно быть, куда-то уходит. Не знаю.
Фото: ИЗЕСТИЯ/Павел Бедняков
— У вас сейчас бывает время и желание просто думать — не читать, не смотреть, а размышлять?
— Даже больше, чем раньше. Именно думать. Раньше больше суеты было. Хотя и сейчас работы хватает: я все-таки систематически читаю лекции, причем такие, что никогда раньше не читала. Они требуют подготовки. Потом, конечно, выставки. Когда возвращаюсь домой, там я снова на работе…
Знаете, вы правы, что-то появляется новое в этом возрасте. Видимо, сказывается длительное пребывание здесь. Ну все-таки я же ходила по Красной площади, смотрела на товарища Сталина, махала ему рукой. Потому что была уверена, что мы замечательная страна и вот приветствуем вождя. А потом война. Я прошла через много периодов, понимаете?
А оттепель? Полное ощущение: всё, началось. Потом смотришь — нет, опять назад. Потом Горбачев, и снова… Тяжелая у нас страна, если долго живешь. Кто-то из моих друзей умер до оттепели, кто-то еще раньше. А мне через несколько месяцев 95 лет. Это же век, понимаете? Я — век. Если человек в этом возрасте еще не лежит, свесив голову на сторону, то ему очень интересно жить.
Ой, «Кажется, идеи Мальро гармонируют с замыслами основателя Пушкинского музея Ивана Цветаева»… Прямо так гармонируют, будто это Иван Цветаев все культурные ценности воровал, как тот же Мальро…
Ива́н Влади́мирович Цвета́ев (4 [16] мая 1847, Дроздово, Шуйский уезд, Владимирская губерния[1] — 30 августа [12 сентября] 1913, Москва) — русский учёный-историк, археолог, филолог и искусствовед, член-корреспондент Петербургской академии наук (с 1904 г. по разряду классической филологии и археологии), профессор Московского университета (с 1877), тайный советник, создатель и первый директор Музея изящных искусств имени императора Александра III при Московском императорском университете (ныне Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина). Отец Марины и Анастасии Цветаевых.
Все же папа Марины Цветаевой никогда не маялся проблемой, как выставлять наворованное, вдобавок, отнятое у недавно убитых и замученных. Не было у него таких «проблем», в отличие от Мальро. Так что не следовало его сливать в один флакон с этим уголовником. Это не этично.
Ведь не зря Мальро пишет свое «эссэ» в 1947 году, прежде всего, отстаивая право правительство де Голля оставить в собраниях кое-что из… «военных трофеев». Или полувоенных, неважно. Все поняли, о чем речь. И уж точно такое папе Марны Цветаевой в голову не могло прийти… до того как в музейное дело не ворвались местечковые «музейщики».
А как раз накануне всех этих воображаемых выставок воображаемых музеев параллельно начал борьбу… Эрмитаж. Ну, сами понимаете. Как бы тоже в защиту искусства, но… «силовыми методами». Причем… от международных организаций! Смекаете?..
14.12.2015 г. Гендиректор Эрмитажа призвал к «силовым мерам по защите культуры»
Современная повестка дня требует от международных организаций «силовых мер по защите памятников культуры». Об этом заявил сегодня генеральный директор Эрмитажа Михаил Пиотровский.
Он выступил на пленарном заседании Санкт-Петербургского культурного форума, которое только что закончилось в Главном штабе Эрмитажа.
Мировое сообщество должно признать «интересы культуры над другими» ценностями – «политическими и экономическими», в частности, «над правами частной собственности, правами государства и правами человека», заявил Пиотровский.
Он добавил, что понимает, что его слова похожи на «безумие», но их можно реализовать. Пиотровский также отметил, что у России «огромный и непростой опыт» по защите памятников культуры.
Напомним, IV Санкт-Петербургский международный культурный форум начался в Петербурге сегодня и продлится до 16 декабря. Одна из его главных тем – защита памятников культуры и взаимоотношения России с ЮНЕСКО.
А вот какие выставки устраивал Эрмитаж параллельно с «воображариумами» в Пушкинском музее. Вообще-то это явная некрофилия и оскорбление чувств верующих без всяких скидочек на то, будто на это можно взглянуть как-то иначе.
1 декабря 2016 г. Пиотровский: Доносы в прокуратуру на музеи не являются признаком демократии
© Фото с сайта hermitagemuseum.org, работа Яна Фабра
В обществе существует неверное понимание концепции доступности культурных ценностей. Из-за этого доносы в прокуратуру на музеи и театры уже становятся нормой. Об этом на заседании в рамках Международного культурного форума в Петербурге заявил гендиректор Эрмитажа Михаил Пиотровский, передает корреспондент «Росбалта».
«Концепция доступности культурных ценностей включает в себя просвещение, образование и дискуссию. Но диктата со стороны публики быть не должно. Иначе доносы в прокуратуру на музеи и театры становятся признанным признаком демократии. Теперь у нас их все пишут. Но надо понимать, что доносы и демократия — это не одно и то же», — отметил Пиотровский.
Ранее неоднозначную реакцию публики вызвала выставка Яна Фабра в Эрмитаже. На ней, в числе прочего, представлены чучела животных, подвешанные на крюках. Сам Фабр заявил, что собирал трупы на автостраде, а его работы призваны привлечь внимание общества к потребительскому отношению к питомцам. Некоторые пользователи соцсетей обвинили художника в живодерстве.
И вой эрмитажных музейщиков совпадает и вовсе с чудненькой инсталляцией…
2 декабря 2016 г. Перед показом фильма о Павленском в Петербурге прошла акция против цензуры
Активсты группы «Родина» провели перед кинотеатром «Англетер» акцию против цензуры и самоцензуры. Она была приурочена к открытию фестиваля документального кино «Артдокфест».
Как пояснила корреспонденту «Росбалта» организатор Дарья Апахончич, изначально планировалось, что активисты выступят на открытии фестиваля, но впоследствии организаторы «Артдокфеста» отказались от этой идеи. «Они нас сначала пригласили выступить на открытии, а потом написали, что, мол, нет, это очень опасно, „из-за вас нас всех разгонит ОМОН“. Поэтому мы провели акцию на улице», — отметила она.
В ходе акции участники вышли с плакатом «Кинофестиваль — это не митинг». При этом часть активистов с бутафорскими камерами и микрофонами брала у «митингующих» «интервью», изображая журналистов.
«Во время пресс-конференции творческая группа объяснила, в чём опасность превращения фестиваля в митинг и почему лучше бы этого не происходило. А потом участники мероприятия раздавали прохожим и посетителям близлежащего кафе несъедобные конфетки „Глоток свободы“», — завили участники.
По словам Дарьи Апахонич, прохожие охотно общались с участниками мероприятия.
В Петербурге 1 декабря стартовал фестиваль «Артдокфест». В день открытия зрителям показали фильм «Павленский: человек и власть» об акционисте Петре Павленском, прославившемся своими скандальными акциями.
У нас по этому поводу мужчины высказали свое веское мнение, которым мы и закончим это краткий обзор музейной деятельности в России. Очень уж понравилась фраза Сергея Ткачева — «поразительная беспечность!»
Александр И. Морозов в Сетевое содружество «Технарь» 2 декабря 2016 г. ·
Пиотровский: доносы в прокуратуру на музеи и театры становятся признаком демократии «Мы вступили в новый этап холодной войны, и даже в сфере культуры это…
Комментарии
Сергей Ткачев А музэйные Пиотровские решили, что сами на всех будут доносить и плевать сверху на все общество и за наш счет… поразительная беспечность!
Читать по теме:
- Один раз в год сады цветут. Часть I
- Один раз в год сады цветут. Часть II
- Один раз в год сады цветут. Часть III
- Один раз в год сады цветут. Часть IV
- Один раз в год сады цветут. Часть V
- Один раз в год сады цветут. Часть VI
- Музейщики. Часть I
- Музейщики. Часть II
1 comment
Очень сильно и правильно. И все же… от нас ушла эпоха, совершенно другое отношение к искусству.
И таки да. «Музейщики» всех нас предали.