Соколов В.Д. — Вечные сюжеты. Библейские сюжеты

Легенда об Иосифе и его братьях

Легенда об Иосифе входит в одну из книг Библии (Genesis) как ее составная часть. В ней рассказывается, как братья хотели погубить любимчика стареющих родителей, но тот чудом спасся, достиг высокого ранга в Египте, а, потом, когда братья в силу обстоятельств оказались в его власти, простил их.

Хотя Иосиф, как полагают некоторые исследователи, вполне мог бы быть историческим лицом и даже устанавливают примерные даты его жизни и деятельности, тем не менее сама история имеет глубокие фольклорные корни. В частности, многие сюжетные ходы воспроизводят знаменитую древнеегипетскую повесть «Сказка о двух братьях». Как и в повести, Иосиф был оклеветан безответно влюбившейся в него женой хозяина (в повести брата) и попал на зону.

В свою очередь сама легенда об Иосифе, как впрочем и большинство библейских мифов, стала непрекращающимся источником литературных сюжетов и подражаний. Она занимает весьма почетное место в т. н. раббинистической литературе: то есть многочисленных повестях, рассказах и романах, иногда фольклорного, иногда литературного (авторского) происхождения, написанных еврейскими литераторами по мотивам Библии и Торы. В этих рассказах Иосиф трактуется как пророк и прекраснейший из людей, прямо совершенство, как в физическом, так и в моральном смысле.

Давно подмечен ряд сходных черт между легендой об Иосифе и Иисусе Христе, поэтому во многих восточных церквях, например, армянской, Иосиф успешно выдвинулся на роль святого, а его образ стал одним из излюбленных в восточнохристианской иконописи. Легенда об Иосифе перешла в ислам, где его также почитают одним из пророков.

Иаков узнает одежду сына своего Иосифа, проданного братьями в Египет 1880 Бакалович С.В.

Естественно, мимо взгляда алчных до женской красоты служителей пророка не могли пройти незамеченными такие обольстительные эпизоды, как поползновения на целомудренность прекрасного юноши неверной жены. Наиболее известна на этот мотив поэма Фирдоуси об Иосифе и Зюлейке, вошедшая в его «Шах-Намэ». История эта рассматривается мусульманами не просто как любовная повестушка, но на нее навешивается глубокий теологический смысл: она должна символизировать любовь между богом и душой. В этой истории, кстати, Иосиф соединяется с неверно оклеветавшей его Зюлейкой, которая после смерти мужа и многолетнего бомжевания, не потеряв ни грамма своих женских прелестей, была опознана достигшим могущества Иосифом и прощена им.

Гвидо Рени. Иосиф и жена Потифара.

В западной литературе интерес к истории Иосифа то был громадным, то пропадал. Последний всплеск моды на красавчика приходится на время между двумя мировыми войнами. Прежде всего поражает своим размахом монументальный роман Т. Манна «Иосиф и его братья». Между прочим одним из источников для этого романа послужила интерпретация библейской легенды нашим Мережковским, в котором тот упирает на языческий, даже вавилонский замес легенды. Т. Манн задумал ни много ни мало, как возродить мифологию как особый взгляд на мир, новую, вернее позабытую систему ментальности в противовес рационалистической ментальности нового времени. Впрочем, этот роман породил за 70 лет своего существования едва ли не столько же комментариев и толкований, как и сама легенда.

Менее известна трагедия латышского писателя Я. Райниса «Иосиф и его братья» (1919), в которой писатель, как говорилось ранее, «перед лицом озверелого шовинизма взывает к великому содружеству всех народов во имя любви к человеку и всему человечеству». Пьеса является одной из наиболее ходовых в репертуаре латвийских театров, но, похоже, за пределы этой маленькой прибалтийской страны не вышла.

Современная американо-еврейская писательница А. Диамант (Diamant) в своем романе «Красная палатка» в полном соответствии с духом политкорректности пересказала легенду с позиции Дины, сестры Иосифа, сделав ее главным действующим лицом драмы.

Андрью Вебер и Тим Райс, в свое время нашумевшие «Иисусом Христом суперзвездой» поняв, каких дивидендов можно получить на библейской тематике, сочинили свою очередную рок-оперу «Иосиф и удивительное платье многих цветов» («Joseph and the Amazing Technicolor Dreamcoat»). Правда, критики весьма лестно отзываются об опере, отмечая, что это скорее забавная сказка-фантазия без какого-либо религиозного и философского подтекста. Иосиф в ней представлен мечтателем, который выдумает во многочисленные истории, которые ему якобы снились. Интересно, присутствовала ли там страстная Зюлейка, учитывая, что опера эта все же для детей?

Шарль Тевнен — Иосиф и его братья

В 1995 история об Иосифе вошла в знаменитый библейский мультсериал, а в видеоигре «Кастелевания: Симфония ночи» Иосиф должен выбраться из колодца, куда его бросили злобные братья и при этом львам на зубок не попасть.

«Экклезиаст»

Экклезиаст — одна из книг Библии, традиционно входящая во все канонические тексты Священного писания. Ее создание приписывается ц. Соломону, хотя его имя упоминается только косвенно — сын царя Давида. Наиболее распространена точка зрения, что «Экклезиаст» был составлен где-то в III в до н. э. под влиянием греческих философских учений эпикуреизма и стоицизма.

Книга Экклезиаста представляет из себя заметки ее предполагаемого автора о жизни и человеке, выраженные в форме максим и афоризмом и окрашенные в полупессиместические тона. Как рефрен через весь «Экклезиаст» проходит припев «Все суета сует и метания духа» — «томления духа» в русском переводе. Вообще эта простая и незамысловатая фраза, как и вся книга при ее кажущейся простоте и ясности довольно трудна для перевода и понимания: современный исследователь Библии Д. Рудман (2001) на нескольких страницах буквально под лупой исследует каждое слово данного афоризма, находя напрамер, что еврейское слова hevel — «пар, дыхание, выдох, мимолетнее дуновение» весьма приблизительно и неверно передается английским словом vanity — «тщеславие» (или «суета» в русском переводе).

Аскназий И.Л. «Экклезиаст» или «Суета сует» — 1909

Влияние «Экклезиаста» на мировую культуру громадно, и оно выражено скорее даже не в прямых подражаниях и перелицовках — как можно подражать набору афоризмов — а в самом духе, настроении, которая эта книга вызывает у читающих ее.

«Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки» — этот эпиграф из «Экклезиаста» предпослан к роману Э. Хемингуэя «И взойдет солнце». И этой сентенцией, более того настоением этой книги определяется весь смысл («идея») романа. В этом романе рассказывается о мотыльковой космополитической среде, ошивающейся после I мировой войны в Париже, когда доллар взлетел очень высоко, и даже не самые богатые американцы могли чувствовать себя в Европе Крезами. Кажется, какой читателю интерес до персонажей этой книги, которые никак не тянут до героев, которые совершенно чужды и должны быть неинтересны читателю ни по обстоятельствам, ни по месту или времени свой жизни. Какой может иметь инерес описание их мелких, легко преходящих любовных интриг и измен, дружбы и предательства. Этот маленький мирок чужд Парижу и Франции, чужд даже породившей их Америке, а тем более нам — мирок, где по сути ничего не происходит.

И все-таки роман читается с неослобаевым интересом, и вовсе не потому, что в нем описывается «кризис буржуазных ценностей в послевоенном I мировой войны мире», а потому что он весь как развернутая матафора этому «род проходит и род приходит». Не думается, что Хэмингуэй хотел дать своим романом иллюстрацию к «Экклезиасту», но без этой книги, без рождаемого ей настроения, чувствовать «Фиесту» невозможно.

The Judgement of Solomon — Nicolas Poussin

Другой пример укорененности «Экклезиаста» в мировой культуре. «Тогда я увидел все дела Божии и нашел, что человек не может постигнуть дел, которые делаются под солнцем. Сколько бы человек ни трудился в исследовании, он все-таки не постигнет этого; и если бы какой мудрец сказал, что он знает, он не может постигнуть этого» — а эти слова приводит в своем рассуждении великий французский математик Пуанкаре. И показывает их на примере математики.

Мы, пишет Пуанкаре, так и не понимаем самых элементарных вещей, на которых построено наше математическое знание. Зачем спорить о 5-м постулате Эвклида, когда даже и первые 4, если вдуматься, что Пуанкаре обстоятельно и делает в своей книге, нам не понятны (и однако несмотря на всю химеричность своих основ эвклидова геометрия уже тысячелетия исправно обслуживает человеческую практику и никаких предпосылок к отказу от нее не наблюдается). Мы пытаемся понять 4-ое измерение, но и третье — человеку не дано, ибо картинка на его сетчатке двухмерная.

Излагал Пуанкаре свои глубоко продуманные мысли, но дух Экклезиаста витал над его писаниями.

The Wisdom of Solomon — Джеймс Тиссо

Подробно размышлял на тему Экклезиаста и отец Мень. Он находит здесь высшую мудрость, до которой может только дойти человек. Можно даже сказать старческую мудрость, ибо к тому, что сказано в Экклезиасте уже добавить нечего. И сколько бы люди не жили, на размышляли о себе, ничего иного они найти не в состоянии: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: ‘смотри, вот это новое’; но это было уже в веках, бывших прежде нас».

Выход из этого круга не на путях человеческих, а на путях бога. И выход этот дает учение Христа, напрямую связующее человека и бога, и тем придающее жизни человека высший, уникальный смысл. Разумеется, это отец Мень так рассуждается, но мы-то не обязаны с этим соглашаться.

«ЕВАНГЕЛИЕ». МАРИЯ МАГДАЛИНА

Кому неизвестна прославленная блудница из окружения Христа? Однако, если обратиться к Евангелию, то удивительным образом окажется, что собственно эта самая Мария – персонаж весьма незначительный и проходной, упоминаемый всего несколько раз и то между прочими, в перечислениях. Что же касается, ее блуда, то здесь евангельские сведения вообще скудны, настолько скудны, что даже в такой короткой заметке можно привести их целиком:

Питер Пауль Рубенс – «Не прикасайся ко мне». Встреча Христа и Марии Магдалины, 1610-1690

«После сего Он проходил по городам и селениям, проповедуя и благовествуя Царствие Божие, и с Ним двенадцать, и некоторые женщины, которых Он исцелил от злых духов и болезней: Мария, называемая Магдалиною, из которой вышли семь бесов».

Заметив, что бесами одержимы были чаще всего психически больные, например, эпилептики. Так что принадлежность Марии Магдалины к жрицам любви остается под весьма большим вопросом. Впрочем, в восточнохристианской традиции ничего неприличного с ней и не было связано. Она почитается наравне с другими святыми как равноапостольская святая мироносица и в честь нее даже установлен праздник (4 августа).

Вознесение Марии Магдалины», картина Хусепе де Рибера, 1636

«Аще бы Магдалина оною была блудницею, то вслед Христа и Его учеников явно грешнице, долгое время ходящей, что бы рекли ненавистницы Христовы жидове, ищуще на Него каковыя либо вины, да Его охулят и осудят. Аще ученицы Христовы единожды узревшие Господа с Самарянынею беседующа, чудяхуся, яко с женою глаголаше, кольми паче враждебницы не умолчали бы, егда бы видели явно грешницу по вся дни Ему последующую и служащую,» – писал один из русских православных деятелей XVIII в Д. Ростовкий, отвечая на начавшие проникать в нашу духовную жизнь с Запада веяния.

Блудницей, да еще и зарабатывающей блудом, ни в чем не повинная Мария Магдалина стала лишь на Западе, да и то не ранее V века с легкой руки св Ипполита Римского (III в). Именно он каким-то образом вычитал между строк срамные мысли. Согласно этой традиции, Магдалина зарабатывала блудом, увидев Христа, оставила ремесло и стала следовать за ним, затем в Вифании омыла его ноги миром и отёрла своими волосами, присутствовала при Распятии и т. д., а затем стала отшельницей на территории современной Франции.

Мария Магдалина Гвидо Рени

Очевидно, проблема кающейся блудницы глубоко волновала христианские массы Запада. Этот пример показывает, какими странными путями перерабатываются и закрепляются идеологические воззрения в массовом и не только сознании.

Особую популярность образ кающейся Марии Магдалины приобрел у художников, изобразивших и продолжающих ее изображать в разных видах и позах. Широко известно полотно Тициана.

В наше время интерес к этой евангельской персоне по-прежнему велик. Оставив в стороне попсу, которая резвится и прикалывается по поводу кающейся грешницы со всем пылом испорченного воображения (глянцевого, но весьма скудного), обратим внимание на совершенно новую тенденцию в истолковании классического сюжета.

Где-то между 1938 и 1983 было открыто несколько греческих фрагментов апокрифического «Евангелия от Марии Магдалины» и довольно-таки полный текст на коптском языке (древнеегипетский язык, каким он сложился к началу новой эры). В этом Евангелии Мария Магдалина уже предстает не как блудница, кающаяся или не кающаяся, а как очень близкая Христу ученица. Что не преминуто быть истолкованным в духе любовной связи между ними («Код да Винчи» Брауна, 2006). Однако скорее речь идет о том, что эта женщина была деятельным проповедником нового учения, сильной личностью типа М. Тэтчер или А. Меркель. Это Евангелие очень долгое время тщательно скрывалось от христиан, ибо в нем женщина ставится на один уровень с мужчинами, как равноправное существо.

Santa Maria Maddalena

Но и на этом смелом переиначивании веками сложившихся представлений современная мысль не остановилась. Американский патер Раймонд Е. Браун в сенсационном исследовании «Мария Магдалина, автор четвертого Евангелия?» (1968) («Евангелия от Иоанна», сильно отличающегося от трех других, т. н. синоптических), не только утвердительно отвечает на этот вопрос, но и называет Марию чуть ли не главной из апостолов.

Целая группа его последователей (Р. Хусино, А. Г. Брок) даже открывают существование фракционной борьбы среди учеников Христа. Победившая фракция (Петр, позднее Павел) сделали, согласно этим исследователям все возможное , чтобы опорочить противников. А как легче всего опорочить, как не обвинив их во всех мыслимых и немыслимых грехах? Отсюда женщина-апостол и блудница, и кающаяся, а теперь еще и любовница Христа.

Не возражая по существу, следует однако обратить внимание, что вся эта шумиха очень подходит под всю эту современную возню с политкорректностью, феминизацией, борьбой за все и всяческие права. Не кажутся ли смешными и нелепыми все споры о том, какой была Мария Магдалина, когда неизвестно, существовала ли она вообще? Если, конечно, не полагать, что гуманитарное знание не столько занято восставлением истины, сколько ответом на насущные проблемы духовной жизни человека? То есть как и тогда, когда Марию делали блудницей, речь идет не столько о следовании Христу, сколько о приспособлении его учения к потребностям дня.

Кающаяся Магдалина — Lorenzo Pasinelli

Любопытно, что подобные взгляды, хотя и не принимаются официальной церковью, но все же заставляют ее смягчать позиции. Дают слабину святые отцы, ничто человеческое им не чуждо. А с 1969 года Мария даже в католическом календаре уже не называется кающейся. И в отличие от попсы вообще рекомендовано как бы обходить вскользь ее нехорошее прошлое. Пройдут годы, и не исключено, что новые взгляды и новые идеи в обществе опять революционно пересмотрят роль и место этой женщины, а заодно и всех других в системе общечеловеческих ценностей.

«Жизнь Иисуса»

Бартоломе Эстебан Мурильо — Младенец Иисус

«Жизнь Иисуса» как биография впервые предстала в многочисленных евангелиях, из которых церковники на Никейском собрании отобрали 4 для дальнейшего пользования рядовым верующим. Собственно говоря, правильнее назвать евангелия жизнеописаниями, а не биографией, ибо различные эпизоды здесь весьма мало связаны между собой и являются скорее мозаикой, чем неким цельным произведением.

Такой мозаичный жанр жизнеописаний был весьма распространен в античную эпоху, но, естественно, евангелия отнюдь не принадлежат к вершинам жанра, как жизнеописания Плутарха или Светония. Это и не удивительно, несмотря на определенные художественные достоинства, их авторы были людьми не очень просвещенными, а аудитория, в основном демократическая, была не слишком требовательной. На это обращал внимание И. Введенский, когда в публичных спорах с Луначарским в ответ на многочисленные противоречия и нестыковки в священных текстах, причем зачастую чисто фактологические, отвечал, что ни Матфей, ни Лука и др. были простыми людьми, пытавшимися в меру сил и умения донести до потомства, то чему они либо были непосредственными свидетелями, либо слышали от отцов и дедов, а не милиционерами истории, ходившими за Христом и протоколировавшими каждое его слово или поступок.

Christ And The Little Child — by George William Joy

Эта художественная невразумительность евангелий неприятно била по образованному вкусу просвещенных латинян и недаром, и Цельс, и Лукиан, и Ю. Отступник – первые критики христианства – издевались над жизнеописаниями как могли: жаль дошло от их насмешек до нас маловато.

Но и уверовавшие в Христа из образованного сословия тоже как-то воротили нос от этих «бабушкиных сказок». «Когда много лет тому назад, — рассказывает в одном из писем Иероним, — я отсек от себя ради царствия небесного дом, родителей, сестру, близких и, что было еще труднее, привычку к изысканному столу, когда я отправился в Иерусалим как ратоборец духовный, — от библиотеки, которую я собрал себе в Риме ценою великих трудов и затрат, я никак не смог отказаться. И вот я, злосчастный, постился, чтобы читать Цицерона. После еженощных молитвенных бодрствований, после рыданий, исторгаемых из самых недр груди моей памятью о свершенных грехах, руки мои раскрывали Плавта! Если же, возвращаясь к самому себе, я понуждал себя читать пророков и евангелистов, меня отталкивал необработанный язык: слепыми своими глазами я не мог видеть свет и винил в этом не глаза, а солнце».

Эль Греко Тайная вечеря

Еще бы. Можно представить себе, как на человека читавшего или, по крайней мере, знавшего Эратосфена, К. Птолемея и П. Старшего должна была действовать такая белиберда как «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою». Данное обстоятельство, по крайней мере, свидетельствует, что античные интеллектуалы приходили в христианство отнюдь не через «боговдохновенную книгу».

Удивительное дело, но жизнь Иисуса, именно как биография в течения почти 2 тысячелетий не находила себе художественного выражения, хотя отдельными эпизодами из этой биографии писатели, поэты, композиторы, а особенно художники, буквально измордовали все 5 чувств бедных читателей, зрителей и слушателей.

Наверное, первым из биографии Христа сделал художественное произведение Ренан (хотя, конечно, в течение XIX в. исследовали жизнь Иисуса многие, например, Штраус, книгу которого «Жизнь Иисуса» (1835) современный ему рецензент – некто Л. Гритрейкер – назвал «искариотизмом наших дней, наиболее чумовой книгой, когда-либо исторгнутой из челюстей ада»). Книга Ренана появилась в 1863 сразу на нескольких языках и встретила не угасшую до сих пор популярность: публика словно ждала подобной вещи.

Икона несение Креста на Голгофу

Книга написана в отличие от первоисточников прекрасным французским языком и читается как роман на одном дыхании, хотя и снабжена солидным критическим аппаратом. Ренан исходит из следующих посылок:

1) евангелия написаны аляповато

2) евангелия нельзя рассматривать как некую цельную доктрину, а значит бессмысленно выискивать там какие-то противоречия или руководящие цитаты

3) никак новых истин, какие бы уже не были высказаны в Библии или античными философами в евангелиях нет.

И как центральный вывод: вся сила христианства в персоне самого Христа, обаянии его личности, для которой любовь к ближнему была не сухой доктриной, а внутренним даже не убеждением и сутью, по которой он и жил.

Titian Crucifixion 1555.

Ренановское произведение вызвало и вызывает до сих пор оживленные споры. Причем, в числе его оппонентов оказались не только ретрограды, для которых любая попытка обсуждения Евангелия уже кощунство, но и люди серьезные. «Ренан предлагает читателю живого Иисуса, которого он со своим артистическим воображением встретил под голубыми небом Галилеи и черты которого инспирировал его схватить перо. Воображение читателей было пленено, и люди подумали, что видят Иисуса, потому что Ренан обладал достаточным мастерством, чтобы заставить их видеть их голубые небеса, море колышущихся хлебов, отдаленные горы, пылающие лилии, и все это с центром вокруг Генисаретского озера, и слышать в шепоте тростников вечную мелодию нагорной проповеди» (Швейцер – насмешка над тем, как Ренан описал возникновение замысла книги во время своей работы в Палестине).

Nicolas Bertin circa 1667 Paris

Как бы то ни было, но ренановский подход, концентрирующийся на личности Иисуса и др. персонажей евангелий, стал превалирующим. После Ренана биографии божьего сына посыпались как из рога изобилия, и в конце II тысячелетия появилось множество как литературных произведений на эту тему, так и всякого вида инсценировок, экранизаций, даже несколько рок-опер, начиная с прославленной «Иисус Христос – суперзвезда», и все они делали упор на психологической стороне проблемы Христа. Думается, такой подход, игнорирующий метафизическую, космологическую и др. стороны, далеко не исчерпывает темы, а это верный залог того, что жизнь Христа будет по-новому осмысляться и осмысляться последующими поколения, и, по всей видимости, разные подходы, сменяя друг друга, так и не дадут окончательного ответа на эту, может быть, центральную проблему человечества.

Притча о блудном сыне

Притча о блудном сыне изложена в св. Евангелии от Луки. Там речь идет о мужике, который потребовал у отца свою долю наследства, пропьянствовал, прогулял и провеселил ее, а когда посчитал что осталось, то прослезился, пошел к отцу и тот его простил. Смак всей басни в ее концовке, ибо, кроме блудного, у отца был и хороший сын и он возмутился отцовским попустительством: «Почему ради меня не было пира, а ради него такие пассы?». И отец пробормотал что-то совершенно невразумительное и непонятное с житейской точки зрения: «Сын мой! ты всегда со мною, и всё мое твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся».

Франкен Франц мл. «Притча о блудном сыне»

Типа хулигань-хулигань, но достаточно раскаяться — и ты молодец, а если ты живешь нормально, то это вроде так и надо и говорить здесь особо не о чем.

Поскольку такой слишком очевидный смысл как-то мало согласуется с религиозной доктриной, то проповедники всех мастей напустили на сюжет массу мистико-символического туману, чтобы хоть как-то ввести в ранг высокого смысла эту незатейливую и банальную историю.

Вот так передает ее смысл один из ранних христианских мыслителей К. Александрийский (в современном изложении): «Отцовские страдания в начале истории не оказывают никакого влияния на беспутного сына: сын их просто не понимает. Сын должен иметь опыт и «демонстрацию перед глазами отцовских страданий». Без такой демонстрации сын никогда бы не понял, что он причина раздора («разорванных родственных связей»).

Giordano, Luca; The Parable of the Prodigal Son: Driven out by His Former Companions; National Trust, Uppark

Были и другие толкования, не менее остроумные и уж точно более глубокие в психологическом и философском плане, но все они идут поверх текста, высказывают мысли автора, отталкивающегося от священного текста, но в нем непосредственно не содержащиеся. Таким образом, кстати, и пытаются «понять» Библию кто во что горазд. Но и сами притчи, особенно евангельские, при всей своей сюжетной и лингвистической простоте и ясности озадачивают совершенно неадекватным поведением персонажей. Так что толковать их — не перетолковать.

Нельзя однако не обратить внимание, что христов интерес как-то все время крутится вокруг маргинальных личностей, не только в социальном, но и психологическом плане. Это вроде как у автора этих строк, работая в университете, часто влезает в голову: кучу времени и труда тратишь на всяких двоечников, которых по-хорошему бы и на порог университета пускать не надо, разве лишь в качестве разнорабочих, а при этом столько нормальных ребят и девчат, а то и просто талантливых, остаются вне поля зрения. Или как говорил сам Христос (у Б. Акунина в «Красном петухе»): «Такая у меня оккупация — с мизерабилями разговаривать».

Блудный сын, 1872 по Pierre Puvis De Chavannes

Простота притч делает их излюбленным куском для передачи в искусстве. Так, притча о блудном сыне стала одним из излюбленных сюжетов средневекового искусства. В отличие от современного «лови момент» средневековое изобразительное искусство (и не только средневековое) относилось к повествовательным жанрам. Так тема блудного сына обыкновенно развертывалась в этакий сериал из нескольких картинок: блудный сын получает свою долю наследства; он уходит из дома; он пирует с куртизанками на постоялом дворе; они прогоняют его, когда у него кончаются деньги; он пасёт свиней; он возвращается домой и раскаивается перед своим отцом.

Впервые данная притча встречается в витражах французских кафедральных соборов XIII века и не уходит из темы европейского искусства вплоть до нового времени. А во всяких там календарях и народных книжках бытует и до сих пор. Естественно, что каждый отражал притчу в меру своего понимания и испорченности. Мастера Возрождения видели в примирении отца с непослушным сыном красивое и занимательное зрелище. Так, в картине венецианского художника Бонифацио действие происходит перед богатой усадьбой, на глазах у многолюдной разряженной толпы. Но, конечно, самым мощным воплощением притчи является картина Рембрандта, как-то мигом за последние столетия заставившая забыть предшественников и коллег великого голландца.

Блудный сын пасет свиней Мурильо, Бартоломе Эстебан

Заметим, что легенда о блудном сыне была очень популярна и в Голландии XVII века. В 1630 году в Амстердаме была поставлена драма Хоофта классика голландской литературы «Возвращение блудного сына», народная книга с этим сюжетом и немудреными рисунками тогдашних иллюстраторов переиздавались каждый год.

Пользовался сюжет успехом и у мастеров кисти. Художники Ян Хемессен, Иоахим БейкеЛар, Габриэль Метсю и другие изображали различные эпизоды из жизни блудного сына. На одной картине запечатлены сцены в трактире, как на известной картине Хорнхоста; на другой — момент изгнания из публичного дома; на третьей — обнищавший блудный сын пасет свиней. В отличие от итальянцев нидерландских художников с их суровой протестантской этикой привлекали больше испытания, которым непокорный сын подвергался на чужбине (например, сцена, когда опустившийся беспутник на скотном дворе среди свиней готов был благочестивой молитвой искупить свои прегрешения).

Musei-Reali-Torino_Galleria-Sabauda_Giovan-Francesco-Barbieri-detto-il-Guercino_Il-figliol-prodigo

Живопись была любимым видом искусства в Голландии. Картины писались на заказ и обычно стоили в Голландии недорого; они создавались в большом количестве, множество художников работало во всех крупных городах. Кроме того, с них делали многочисленные копии и относительно недорогие гравюры и олеографии, так что можно сказать, что живопись была тогда абсолютно массовым искусством. А дух всеобщей религиозности делал сюжеты понятными всем и животрепещущими.

То есть, Рембрандт творил не для вечности, а вращался в самой непосредственной духовной атмосфере своего времени. К сюжету о блудном сыне он обращался много раз. Впервые история блудного сына была представлена Рембрандтом в гравюре, на которой он перенес библейский сюжет в голландскую обстановку и изобразил сына как костлявое, полуголое существо. К этому времени относится и рисунок, на котором отец энергично сжимает рукой лохматую голову кающегося сына: даже в минуту примирения он желает показать свою отцовскую власть.

Знаменитая картина — это итог многолетних его поисков и раздумий на сюжете. Искусствоведы довольно-таки подробно изучили произведение Рембрандта. Так признанный советский мэтр искусствоведения М. Алпатов считал главным героем картины отца, а блудный сын — лишь повод для того, чтобы отец мог проявить свое великодушие. Он даже полагал, что картина могла бы называться «Отец, прощающий блудного сына».

Но как бы то ни было смысл картины предельно ясен: перед нами сострадание в чистом виде. И ни повод, ни вся предыдущая история, ни таинственный евангельский смысл не имеют к изображенному на картине никакого отношения. Разве лишь упоминание притчи в названии говорит, что это происходит одновременно и здесь и сейчас, и везде и всегда.