Вечные сюжеты
Соколов В.Д.
Русская литература:
«Чапаев»
Роман Д. Фурманова «Чапаев» был написан в 1923 г по горячим следам изложенных в нем событий. Для того, кто знаком с главным героем по анекдотам или одноименному фильму «Чапаев», содержание книги откроет много неизвестного. Прежде всего, фурмановский Чапаев – крестьянский вожак, человек умный, волевой, жесткий. Напротив, Клычков – типичный интеллигент революционного направления. Книга построена как своеобразный поединок этих двух людей, где комиссар пытается завоевать доверие комдива и одновременно «перевоспитать» его. Существенно, что Фурманов-Клычков не просто уважает Чапая, но где-то даже и преклоняется перед ним.
Роман стал заметным явлением в горевшей тогда полемике вокруг только что завершившейся Гражданской войны. В частности, он поставил точку в таком животрепещущем вопросе, как оценка крестьянских вождей – партизанских и красноармейских командиров. Ряд писателей упирал на то, что те воплощали стихийную народную силу, вырвавшуюся на волю и крушившую все подряд, не сортируя правых козлищ от виноватых агнцев. Повесть Шишкова, построенная на нашем алтайском материале, так и называлась «Ватага», а красный командир Рогов (в повести Зыков) и назывался и вел себя как атаман. Характерно, что Фурманов выступил против подобной интерпретации событий Гражданской войны не только своим романом, но и как критик.
«Зыков во главе сподвижников-головорезов проносился ураганом; и там, где он проходил, – смерть, запустение, окостеневший ужас, реки крови, насилия, разгул… Этот Зыков не просто бандит – он, видите ли, религиозный, к тому же фанатик, сжигающий и разрушающий церкви, а в то же время чувствует себя до поры до времени единомышленником большевиков и соучастником их в деле освобождения трудящихся масс из-под тяжелого ига капитала и эксплуатации. Это сближение Зыкова с пролетарскими бойцами поражает своей уродливостью и… смелостью утверждений. Опасность от «Ватаги» усугубляется тем, что написана повесть хорошо, читается с большим захватом!» – писал он в рецензии на шишковское произведение.
«Чапаев» сразу же поставил его автора в первые ряды писателей нарождающейся советской литературы. Луначарский называет его великолепным аналитиком. «Для меня нет сомнения, – откликался на раннюю смерть писателя М. Горький, – что в лице Фурманова потерян человек, который быстро завоевал бы себе почетное место в нашей литературе. Он много видел, он хорошо чувствовал и у него был живой ум».
После ранней смерти Фурманова оставшаяся в довольно скудном финансовом положении вдова писателя, быстренько сляпала по роману сценарий. Сценарий долго лежал на студии, пока его не предложили Васильевым. Те согласились и накатали заявку с ритуальным реверансом в правильную сторону: «Это фильм о руководящей роли партии в эпоху становления Красной Армии». После чего сели за капитальную перекройку материала, в результате чего авторских сцен осталось четыре из пятидесяти семи.
Так что некоторые горячие головы утверждают чуть ли о независимости появившегося потом фильма от книги. Однако главная идея – перековка крестьянского самородка под влиянием чуткого партийного руководства взята у Фурманова и еще более усилена. Именно поэтому фильм вызвал такую волну энтузиазма у партийно-государственной верхушки. Сталин смотрел картину не то 38, не то 42, не то около 50 раз. Кроме того, вождь дал много ценных указаний еще на стадии съемок фильма, так что навряд ли будет преувеличением сказать, что фильм создавался не только под контролем, но под непосредственным партийным руководством.
После предварительного просмотра фильма 4 ноября 1934 советским руководством Сталин вызвал тут же к себе Васильевых и одобрил их работу: «Вас можно поздравить с удачей. Здорово, умно и тактично сделано. Хорош и Чапаев, и Фурманов, и Петька. Фильм будет иметь большое воспитательное значение. Он – хороший подарок к празднику»
Фильм имел феерическую популярность, так что роман как-то сразу затерялся в кущах литературоведческих исследований. В ленинградском кинотеатре «Сатурн» фильм шел каждый день в течение 2-х лет. «Национальный совет кинокритиков США» назвал «Чапаева» лучшим фильмом на иностранном языке 1935 г. По городам буквально прокатились демонстрации под лозунгами «Идем смотреть ‘Чапаева'».
Но если фильм отодвинул на пыльные полки истории роман, то его самого оттерли туда же порожденные им анекдотами.
– Петька, кто это у нас в туалете стены г… мажет?
– Так это Фурманов.
– Почему?
– Он один после туалета руки моет.
Говорят, исполнитель роли Чапаева артист Бабочкин очень обижался на подобные анекдоты. Что говорит либо о его наивности, либо о лукавстве. Ибо его вклад в возникновение анекдотного персонажа трудно переоценить.
– Василий Иванович, ты почему ходишь в таком затрапезном виде? Какой ты пример бойцам подаешь?
– А что Александр Македонский, он в белых перчатках воевал?
– В перчатках, не перчатках, но и как босяк не ходил.
– А ты откуда знаешь? Ведь он же 2 тысячи лет назад жил.
Сцена запоминающаяся, озорная, полная лукавого юмора, лживая.
Ведь не ходил же Василий Иванович как босяк. Вот как его рисует Фурманов в своем романе: «Среднего роста, волосы тёмно-русые, глаза синие, пышные фельдфебельские усы. Одет во френч, черную бурку, чёрную шапку с красным околышем, синие брюки, оленьи сапоги. На плечах ремни, сбоку револьвер.» И вообще характерной чертой крестьянских вождей от Разина и Пугачева до Чапаева, Махно, наших Мамонтова, Рогова, Кайгородова были подчеркнутая аккуратность, подтянутость, даже щеголеватость.
Или вот такая сцена.
– Александр Македонский? – говорит он Фурманову. – Кто такой, почему не знаю? Я всех полководцев знаю: Наполеон, Суворов, Кутузов, а Македонского не знаю.
– Ну так он жил 2000 лет назад.
– Но вот ты-то знаешь, и я знать должен.
Конечно, Чапаев не был высокообразован, однако кончил школу подхорунжих, то есть имел среднее военное образование, кроме того, увлекался военной историей, читал и биографии полководцев и книги по военному искусству, и даже специальные работы по тактике боевых действий, особенно кавалерийских. Так что скорее Чапаев мог просветить Фурманова не только по части, кто это был такой А. Македонский, но и подробно рассказать и про Гавгамелы, и про Тир, и про антипартизанскую войну со Спитаком.
Фильм сознательно и планомерно снижал даже по сравнению с романом реальный характер Чапаева, низводил его на уровень талантливого, но недотепистого деревенского самородка. И эта было в русле общей советской идеологической установки: хотя государство у нас и было рабоче-крестьянским, но партийный догляд за этими самыми рабочими и крестьянами требовался самый неусыпный. Удивительнее другое: почему народ подхватил, хотя и на свой лад, это насмешливое и где-то даже глумливо-издевательское отношение к своим подлинным, а не сошедшим с агиток героям?
Любопытно, что когда приятель автора этой заметки, наш алтайский писатель В. М., посвятивший много лет изучению чапаевских материалов, принес свою документальную повесть в издательство, и, оказалось, что его Чапаев совершенно не похож на сложившийся стереотип, директор, бывший инструктор идеологического отдела возмутился: «Да как такое можно пускать. Много лет люди смотрят о Чапаеве фильм, читают книгу – и вдруг им сказать: все это вранье, Чапаев был не таким. Вы понимаете политические последствия такого шага»?
По крайней мере, другой Чапаев – Чапаев – крестьянский вождь, равно как и другие крестьянские вожди, – эта тема все еще остается на литературной (кино-, художественной, музыкальной) карте России большим белым пятном. И подлинного Чапаева еще предстоит, надеюсь, воссоздать и отчистить и от анекдотной сталинско-васильевско-фурмановской ржавчины. Как говорится, народ должен знать своих героев.
В. Шукшин. «Я пришел дать вам волю»
Разинский бунт в романе Шукшина показан через восприятие его главного зачинщика и совершителя – С. Разина. Значительная часть романа уделена моменту пленения атамана и выдаче его с Дона царским властям.
Образ Разина не был обделен вниманием в русской культуре. Однако интерес к нему носил весьма специфический характер. Разин остался в песнях, сказаниях и легендах как удалой атаман, лихой гуляка, смелый и наглый разбойник-налетчик. Широко известен эпизод с бросанием им в Волгу персидской княжны, обросший множеством легенд и народных песен (типа «Из-за острова на стержень», имеющая, между прочим, четко установленного автора – Д. Садовникова), а уже в наше время ставший предметом «серьезных исторических исследований».
Долгое время шмыгал Стенька по легендам, на пушечный выстрел не допускаясь к литературе, так что А. С. Пушкин, пожалуй, первым из писательской братии обратившийся к этому образу, вынужден был в поисках материала использовать иностранные источники. Еще в XVII в вышла книга голландца Я. Стрейса «Три путешествия», где последний описывая свои поразительные скитания по России, степям, Персии, упоминает и о Разине.
А 29 июня 1674 года в Виттенбергском университете (Германия) состоялась защита диссертации о восстании Разина в контексте российской истории; автором её стал Иоганн Юст Марций. На эту-то работу и ориентировался А. С., который считал Разина «единственным поэтическим лицом русской истории». Написанные поэтом три песни об атамане, стилизованные под народные, стали его поэтическим вкладом в литературную разинщину. Скажем прямо, в трактовке этого народного персонажа Пушкин был не оригинален, полностью следуя за «лихим разбойничьим мотивом». Вообще крестьянская тема у нашего всего оставляет желать.
Вплоть до Октябрьской революции ничего нового в освоении разинской темы не произошло, хотя Степан и вышел из литературного подполья и стал значимым персонажем в исторических и писательских темах. Громадный интерес в свое время вызвала книга Н. И. Костомарова «Бунт Стеньки Разина». Книга, хотя и традиционная по трактовке темы, насыщена массой фактов, примеров, событий и лиц. «В его речах, – пишет о Разине Костомаров, – было что-то обаятельное. Толпа чуяла в нем какую-то небывалую силу, перед которой нельзя было устоять, и называла его колдуном. Жестокий и кровожадный, он забавлялся как чужими, так и своими собственными страданиями. Закон, общество, церковь, – все, что стесняет личные побуждения человека, стали ему ненавистны. Сострадание, честь, великодушие были ему незнакомы. Это был выродок неудачного склада общества; местью и ненавистью к этому обществу было проникнуто все его существо».
Тем не менее, книга вызвала громадный общественный резонанс. Ч. Валиханов заносит в свой дневник эпизод, когда в толпе, наблюдавшей проезд Александра I по улицам, какая-то барыня сквозь нос процедила: «Надо было бы очистить место для чистой публики». И тут же ей дерзновенно ответили: «А вы почитайте-ка Костомарова, как там Сенька эту чистую публику чистил».
Таким же буяном и бандитом предстает Стенька в одном из первых российских фильмов «Понизовая вольница» (1909, Дранков), где бородатые мужики со зверскими физиономиями лихо швыряют в воду декадентскую утонченную барышню в восточном наряде, сквозь прозрачные одежды которой весьма откровенно просвечивают соблазнительные формы.
Оценка образа Разина резко поменялась после Октябрьской революции. В ряду исторических лиц — борцов за свободу, которым предполагалось поставить памятники на городских улицах и площадях Страны Советов, был и Степан Разин. С. Т. Коненков выполнил из дерева скульптурную группу «Ватага Степана Разина». Она была установлена в Москве на Лобном месте. 1 мая 1919 г. В. И. Ленин произнес речь на открытии этого памятника. Владимир Ильич назвал С. Т. Разина одним из представителей мятежного крестьянства, отдавших жизнь в борьбе за свободу.
Таким он и прошествовал через советское искусство, выражаясь чуть ли не языком диамата. (Отметим чапыгинский роман, хотя и весьма просоветски тенденциозный, что касается крестьянского бунта, но замечательный бытописанием эпохи и экспериментированием с допетровским языком).
Василий Макарович продолжает образом Разина свою галерею чудиков. Разин чудит своими походами, своими театрализованными пьянками; бунт – и это своего рода чудачество. Заметим для полноты картины, что продолжатели шукшинской темы, особенно в провинциальной литературной среде трактуют чудика, как некоего деревенского дурачка, который «чудит», хотя часто и с добрыми намерениями, и со своим тайным смыслом. Все же шукшинский чудик – это скорее антипод нормальному человеку.
А нормальные люди представлены соратниками атамана, которым понятно, что можно рискнуть головой за барахло, но непонятно, зачем подставлять свою башку ради воли. Другой тип нормального человека, особенно злобно описанный писателем – это начальники: воевода Прозоровский и главный антагонист Стеньки донской старшина. Последний персонаж получился весьма убедительным, ибо был, очевидно, списан с советского и русского начальника. Та же внешняя степенность, значительность, даже мужиковатость, та же шкурность во всех мыслях и делах и даже та же психология, в частности, постоянная присказка: «Я это совершил в интересах делах» после каждого иудиного поступка.
Это чувствовали руководители, и потому с таким трудом шел «Степан Разин» да и Шукшин вообще и потому столько дряни и гламура усиленно наворачивается вокруг писателя в наши дни. Помню, как к одному из шукшинских юбилеев издавался писательско-литературоведческий сборник. Один из моих знакомых поместил в нем статью, как раз об образе советского руководителя в шукшинском творчестве, куда к месту и не к месту приплел «Генерала Малофейкина», «Мой зять украл машину дров», да и «С. Разина» до кучи примерно с тем же составом рассуждений, которые обнародованы в этой заметке.
Книга уже поступила в типографию, когда ее составитель (не называю фамилий, ибо и моему знакомому, да и мне еще жить) с перепуганными глазами, будто ему сообщили, что у него прорвало трубу горячего отопления и вода хлещет по подъезду, прибежал и сделал моему знакомому выговор: «Ты что же делаешь, не понимаешь разве, что за такие вещи нас по головке не погладят?». И, разумеется, он снял статью, исключительно «в интересах дела. Иначе нашу лавочку просто прикроют» (Им предполагалось, что насчет лавочки он иронизировал, хотя усмотреть тут какой-либо намек на иронию весьма невозможно).
Когда шукшинские чтения только организовывались, один из главных (по его словам) инициаторов этого проекта встретил от тогдашнего руководства немалые возражения: «Шукшин?! Да он же пил запоем». «Но мы, – гордо ответил Ку. (по крайней мере, так он не раз передавал этот разговор), который на дух не выносил живого Шукшина и даже встречаться с ним отказывался, когда тот приезжал к нам, – не пьянице устраиваем чтения, а писателю».
А теперь все никто из самых-самых начальников вроде ничего не имеет против Шукшина. Похоже, за эти годы, лежа в могиле, писателю удалось протрезветь. Жаль если это так. Тогда век нам воли не видать.
Читать по теме:
Библейские сюжеты:
- Библия. «Вавилонская башня»
- Легенда об Иосифе и его братьях
- «Экклезиаст»
- «Евангелие». Мария Магдалина
- Евангелие. «Жизнь Иисуса»
- Притча о блудном сыне
Античные мифы:
Античная литература:
- Аристофан. «Лисистрата»
- Лукреций Кар. «О природе вещей»
- Г. Ю. Цезарь. «Записки о галльской войне»
- М. Аврелий. «Размышления»
- Роман об Александре Великом
Средневековая литература:
- Исландские саги
- «Окассен и Николетта»
- «Зеленый Рыцарь»
- Ф. Петрарка. «Сонеты»
- Ф. Кемпийский. Подражание Христу
- Дракула
XVI век:
XVII век:
Шекспир:
- «Гамлет» Шекспира
- В. Шекспир. «Отелло»
- В. Шекспир. «Ромео и Джульетта»
- Шекспир. «Макбет»
- В. Шекспир. «Генрих V»
XVIII век:
- Д. Дефо. «Робинзон Крузо»
- Джонатан Свифт «Путешествия Гулливера
- Л. Стерн. «Сентиментальное путешествие»
- Р. Бернс. «Стихотворения, написанные преимущественно на шотландском диалекте»
- Лесаж. «Приключения Жиль Блаза»
- О. Бомарше. «Севильский цирюльник»
- И. В. Гете. Страдания Ю. Вертера
- Ф. Шиллер. «М. Стюарт»
- К. Гоцци. «Принцесса Турандот»
- Ш. де Лакло. «Опасные связи»
XIX век, французская литература:
- Бенджамин Констан. «Адольф»
- Стендаль. Красное и черное
- В. Гюго. «Собор Парижской Богоматери»
- В. Гюго. «Отверженные»
- П. Мериме. Кармен
- Дюма. Три мушкетера
- Г. Флобер. «Мадам Бовари»
- Ж. Верн. Вокруг света в 80 дней
- Г. Мопассан. «Рассказы»
- Малларме. «Полдневный отдых фавна»
XIX век, англоязычная литература:
- Д. Остин. «Гордость и предубеждение»
- В. Скотт. «Квентин Дорвард»
- У. Теккерей. «Ярмарка тщеславия»
- Ч. Диккенс. «Крошка Доррит»
- Ч. Диккенс. «Большие ожидания»
- Л. Кэрролл. «Алиса в Стране чудес»
- Д. Мередит. «Эгоист»
- Т. Гарди. «Тэсс из рода д’Урбервиллей»
- Г. Джеймс. «Дэйзи Миллер»
- О. Уайльд. «Как важно быть серьезным»
- А. Конан-Дойл. «Шерлок Холмс»
- А. Конан-Дойл. «Собака Баскервилей»
- Джером К. Джером. «Трое в лодке»
- Стивенсон. «Остров сокровищ»
XIX век, разное:
- Э. де Кейрош. «Преступление Падре Амаре»
- Келлер. Зеленый Генрих
- Г. Х. Андерсен. Новое платье короля
- Г. Х. Андерсен. «Снежная королева»
- Г. Ибсен. Пер Гюнт
XX век, англоязычная литература:
- Т. Драйзер. «Американская трагедия»
- Джек Лондон. «Морской волк»
- Б. Шоу. «Пигмалион»
- Р. Киплинг. «Ким»
- Д. Голсуорси. «Сага о Форсайтах»
- В. Вулф. «Комната в ее распоряжении»
- Д. Джойс. «Улисс»
- М. Митчелл. «Унесенные ветром»
- Э. Хемингуэй. «Прощай, оружие»
- Д. Стейнбек. «Гроздья гнева»
- Э. Паунд. «Кантос»
- Агата Кристи. «Десять негритят»
- «Семья людей»
- Г. Грин. «Тихий американец»
XX век, разное:
- Стриндберг. «Одинокий»
- Сельма Лагерлеф. «Чудесное путешествие Нильса с гусями»
- Т. Манн. «Будденброки»
- Кафка. «Замок»
- Б. Брехт. «Господин Пунтилла и его слуга Матти»
- Г. Сенкевич. «Камо грядеши?»
- Я. Гашек «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны»
Русская литература:
- А. С. Пушкин. «Медный всадник»
- А. Пушкин. «Капитанская дочка»
- Чехов. «Вишневый сад»
- «Чапаев»
- В. Шукшин. «Я пришел дать вам волю»
Восточная литература:
- «Панчатантра»
- Лу Синь. «Правдивая история батрака А-Кью (A. Q.), которой могло бы и не быть»
- Акутагава. «Расемон» (Ворота)
- Калидаса. «Шакунтала»
- «1001 ночь»
- Анекдоты о Ходже Насреддине
1 comment
Вы знаете. А по поводу фильма «Чапаев» вспомнился эпизод из него, точнее фраза, бывшая в свое время мемом. «Брат помирает. Ухи просит»… Интересно не оттуда ли пошла широко известная «идиома»: «Вы что уху ели?». В последнее время она так и просится по поводу госуправления.