Литература эпохи Возрождения. Идея универсального человека
Б.И.Пуришев
Предисловие
Б.И.Пуришев
Предлагаемая читателю книга «Литература эпохи Возрождения. Идея универсального человека» представляет собой курс лекций, прочитанный выдающимся советским педагогом, одним из крупнейших представителей нашей филологической науки профессором Борисом Ивановичем Пуришевым.
Москвич по рождению, Б.И. Пуришев (1903-1989) жил, учился и работал в Москве. Высшее образование он получил в Высшем литературно-художественном институте, который в начале 20-х годов возглавлял В.Я. Брюсов. После окончания аспирантуры, с 1929 г. и до конца своей жизни, Б.И. Пуришев работал на кафедре зарубежной (всемирной) литературы МГПИ им. В.И. Ленина (ныне МПГУ им. В.И. Ленина). В течение без малого шести десятков лет читал он здесь курсы истории литературы Средних веков и эпохи Возрождения, а также зарубежной литературы XVII и XVIII вв. Читал, постоянно обновляя, углубляя и совершенствуя их, но всегда с неизменным успехом. Как великолепный лектор, он памятен многим и многим поколениям студентов и аспирантов как этого института, так и предвоенного ИФЛИ, а отчасти и МГУ. Глубокая содержательность его лекций и покоряюще простая и в то же время изысканная манера чтения не раз отмечались в печати его слушателями. Вот одно из этих свидетельств:
«Впервые пересказ Парцифаля я услышал от профессора Б.И. Пуришева, — пишет поэт и переводчик Лев Гинзбург. — Это были незабываемые лекции. Только что окончилась война, в аудитории сидели люди, которых надо было вернуть в атмосферу научной сосредоточенности, романтики знаний, приобщить к эстетическим сокровищам… Не только содержание его лекций, но и его речь, всегда несколько изысканная, отличавшаяся достоинством и благородством, внутренняя одухотворенность, весь его облик — все как бы уводило в тот поэтический зачарованный мир, который на языке учебной программы назывался: Западноевропейская литература Средних веков и эпохи Возрождения»[Гинзбург Л. Разбилось лишь сердце мое… М.: Советский писатель, 1982. С. 16.] .
В этом «похвальном слове» поэта, через много лет вспоминавшего лекции своего учителя, нет преувеличения. Лекционный курс профессора Б.И. Пуришева в его живом чтении воспринимался как явление в высшей степени самобытное и даже уникальное. Помимо концептуальной ясности, стройности и глубины мысли, изящной отточенности формы он отличался удивительной стилевой соотнесенностью с духом той эпохи, о которой шла речь. Б.И. Пуришев обладал редкостным умением воссоздать словом особый колорит каждого художественного памятника, используя тот лексический пласт и ту структуру синтаксического построения, которые были характерны именно для этого автора и этого произведения. Анализ и комментарий в его лекциях как-то незаметно преобразовывались в поэтический синтез, позволявший воспринимать как нечто целостное и живое художественный мир древних саг и эпических поэм, лирики Петрарки и Ронсара, романов Рабле и Сервантеса, драматургии Шекспира и творений Гете.
При этом лекции профессора Б.И. Пуришева всегда были предельно точны, научно выверены и достоверны — академичны в лучшем смысле этого слова. Огромная научная эрудиция являла себя в них рука об руку с творческой самобытностью и исследовательским трудолюбием. Эрудиция эта, приобретенная им на первый взгляд с поразительной легкостью и быстротой, явилась плодом не только несомненной личной одаренности, но и колоссального труда. Она дала себя знать уже в составленных им хрестоматиях по литературе Средних веков, эпохи Возрождения и XVII века. Вышедшие первыми изданиями в предвоенные годы и сразу же после Великой Отечественной войны, неоднократно переиздававшиеся затем в обновленном и дополненном виде, хрестоматии эти являются ценнейшими учебными пособиями — и не только потому, что содержат уникальные подчас тексты, единственные — по просьбе их составителя выполненные — переводы, но и по классической ясности, отточенности и выверенности комментариев к ним. Предлагаемый лекционный курс имеет в этих хрестоматиях твердую и прочную опору[См.: Хрестоматия по западноевропейской литературе. Литература эпохи Возрождения и XVII в. / Сост. Б.И. Пуришев. М.: Учпедгиз, 1937; Хрестоматия по западноевропейской литературе. Эпоха Возрождения / Сост. Б.И. Пуришев. М.: Учпедгиз, 1947; Хрестоматия по зарубежной литературе. Эпоха Возрождения / Сост. Б.И. Пуришев. T. II. М.: Учпедгиз, 1959; Т.II. М.: Учпедгиз, 1962; Зарубежная литература эпохи Возрождения. Итальянская, французская и испанская литературы / Сост. Б.И. Пуришев. М.: Просвещение, 1976.] .
Вклад Б.И. Пуришева в развитие академической науки также весьма значителен, он получил признание как у нас, так и за рубежом. Основные его труды посвящены средневековой и ренессансной немецкой литературе, интерес к которой в определенной степени начал формироваться у Бориса Ивановича еще в школьные годы (он учился в одной из двух немецких школ Москвы — так называемом Реформаторском училище) и затем упрочился в период учения в институте, в семинаре профессора Г.А. Рачинского, единственным постоянным слушателем которого он был.
Прежде всего должна быть упомянута его книга «Очерки немецкой литературы XV-XVII вв.»[См.: Пуришев Б.И. Очерки немецкой литературы XV-XVII вв. М.: ГИХЛ, 1955.] , написанная на основе докторской диссертации, защищенной в 1951 г. Эта работа была для своего времени весьма значительным шагом вперед в развитии отечественной и европейской германистики. Она отличалась строгой ясностью общей концепции, поддерживаемой богатством конкретного материала, подчас впервые вводимого в научный обиход, и тонким и точным анализом. Новым шагом в осмыслении и освещении ранних этапов развития немецкой литературы явились написанные Б.И. Пуришевым разделы академической «Истории немецкой литературы», первые тома которой вышли в 60-е годы[См.: История немецкой литературы. М., 1962. Т. I. С. 42-85, 99-352; М., 1963. Т. II. С. 179-202.] . В переработанном и углубленном виде его очерк ренессансной немецкой литературы вошел в 3-й том «Истории всемирной литературы», а в 4-й — очерк немецкой литературы XVII в.[См.: История всемирной литературы. М.: Наука, 1985. Т. 3. С. 174-200; 1987.Т. 4. С. 235-265.]
Следует упомянуть также многочисленные статьи и предисловия Б.И. Пуришева к произведениям Петрарки и Боккаччо, Гете и Шарля де Костера и многим другим книгам. Являясь в течение многих лет членом редколлегии ряда академических изданий, в том числе — серии «Литературные памятники», а также «Библиотеки литературы эпохи Возрождения», Б.И. Пуришев подготовил к печати целый ряд произведений средневековой и ренессансной литературы.
В последнее десятилетие своей жизни, подводя итог многолетней исследовательской и лекторской работе, Б.И. Пуришев был занят подготовкой к печати разработанного им лекционного курса. Из всех его разделов он предпочел тот, который излагал историю литературы эпохи Возрождения. Эта великая эпоха была особенно близка ему, гуманисту по образу мышления.
Авторская концепция, которая пронизывает трактовку этой эпохи и обозначенного ею культурного подъема, может показаться достаточно традиционной на фоне современных веяний и настроений. Она традиционна, так как своеобразно синтезирует все доброе и ценное, что удалось создать и накопить отечественному литературоведению. Можно сказать, что лекционный курс Б.И. Пуришева обретает черты своеобразной классичности. Раскрывая характер и историю становления и расцвета ренессансной литературы в русле понимания искусства как особой формы общественного сознания, Б.И. Пуришев в ряде случаев цитирует в своих лекциях высказывания К. Маркса и Ф. Энгельса. «Я охотно цитирую Энгельса, — обычно говорил он студентам в поздние свои годы, — потому что это был умный и проницательный человек, умевший образно выражать свои мысли».
Эпоху Возрождения Б.И. Пуришев рассматривает как «величайший прогрессивный переворот», как смелый прорыв европейских народов к новым горизонтам самопознания, к формированию и развитию культуры, качественно отличной от культуры средневековой. К современным концепциям, настойчиво акцентирующим средневековое влияние в ренессансной литературе, с одной стороны, а с другой — барочные тенденции в творчестве гуманистов высокого Возрождения, он относился скептически. Он вообще скептически относился к тем веяниям, которые, быстро становясь популярными и даже модными, не были, по его мнению, поддержаны всесторонним и объективным историко-литературным анализом. Надо было видеть и слышать, как весело иронизировал он, например, над попытками сторонников неомифологической школы сводить анализ шекспировской образности к поискам в ней мифологических архетипов, фаллических символов и т.п.
Полемика со сторонниками иных точек зрения, неизбежно возникающая, когда крупному и самобытному ученому приходится отстаивать свою позицию, неотъемлемой частью входит и в предлагаемый ныне читателю лекционный курс профессора Б.И. Пуришева. Так, он мягко и вроде бы вскользь возражает Витторе Бранке, автору книги «Боккаччо средневековый» (1-е итальянское издание — 1956, русский перевод — 1983). Однако всем своим обстоятельным толкованием творчества Боккаччо он убедительно доказывает принадлежность автора «Декамерона» не средним векам, а именно эпохе Возрождения.
По-хорошему традиционен, вне зависимости от литературной моды, Б.И. Пуришев и в своей трактовке творчества Рабле. Отдавая должное талантливой книге М.М. Бахтина и многократно ссылаясь на нее, он в то же время находит возможной внутреннюю полемику с ней именно в трактовке романа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». Не умаляя значения бушующей в нем карнавальной стихии, Б.И. Пуришев в то же время выдвигает на передний план образ Телемской обители, духовные искания его персонажей, полагая, что «материально-телесный низ» чрезмерно гипертрофирован в книге М.М. Бахтина.
В этом толковании, собственно, и заключено основное зерно, главный аспект концепции ренессансной литературы и — более широко — культуры, которую развивает в своих лекциях профессор Б.И. Пуришев. Это стремление выявить — прежде и превыше всего — глубокую духовность этой культуры, подчеркнуть и выделить в ней проявления красоты — красоты природы, красоты человеческого тела и духа, преобразованной и воплощенной в образах искусства.
Выдвинутая первоначально итальянским гуманизмом, а затем по-своему отраженная и развитая в ренессансной литературе других европейских стран идея «универсального человека» (homo universale) находит в его лице не просто компетентного истолкователя, но и весьма заинтересованного сторонника. Особенно явно и ярко выступает этот аспект в глубоком и тонком анализе творчества Сервантеса, в стремлении всемерно подчеркнуть духовное величие Дон Кихота, гуманистическую направленность его «прекрасного безумия». Не менее отчетливо акцентирована эта сторона и в той части лекционного курса, которая посвящена Шекспиру. Творчество великого английского драматурга раскрывается здесь во всей его многоцветной сложности, в динамике развития, но раскрывается оно Б.И. Пуришевым «под знаком гуманизма» — радостного, оптимистического в ранний период творчества Шекспира, трагического в поздние годы.
Пламенный приверженец тезиса Шиллера — Гете, развитого затем в России Ф.М. Достоевским, в Англии — Джоном Рескиным и его последователями, — «Красота спасет мир», Б.И. Пуришев, по его собственному признанию, посвятил свою жизнь служению этой цели. Красота, неразрывно связанная с добром, является, если можно так выразиться, «главным героем» лекционного курса. Из-под его пера вышла мудрая, добрая и красивая книга. В силу своей устремленности к высокой духовности книга эта во многом созвучна нашим сегодняшним исканиям. То обстоятельство, что духовность, утверждаемая Б.И. Пуришевым через посредство творений великих мастеров ренессансного искусства, имеет светский, а не религиозный характер и даже утверждает себя через слом «духовной диктатуры церкви», не должно смущать современного читателя. Такова была эпоха Возрождения, великие сыны которой, не отрицая, кстати сказать, гуманистической сути раннего, первоначального христианства — эта сторона их мировоззрения отчетливо выявляется в лекциях Б.И. Пуришева, — вынуждены были во имя человека бороться против христианства, догматизированного церковью, в особенности церковью католической, выступавшей и в средние века, и в эпоху Возрождения как мощная политическая сила, притом преимущественно как сила репрессивная, нетерпимая к любым формам инакомыслия.
Раскрывая перед своими слушателями и читателями мировоззренческий аспект творчества титанов Возрождения, Б.И. Пуришев с особым вниманием и сочувствием останавливается как раз на широте их мышления, на их выступлениях против нетерпимости ко всякого рода инакомыслию как в социально-политической, так и в религиозной сфере. Подчеркивает он также их миролюбие, отказ от насильственного насаждения своих — и любых — представлений и порядков. «Вправе ли мудрец насильно навязывать миру свою мудрость?» — вот тот вопрос, над которым Б.И. Пуришев зовет задуматься своих молодых современников, задавая его как будто бы всего лишь для выяснения взглядов Эразма Роттердамского. И опять-таки нельзя не увидеть глубокой внутренней созвучности, казалось бы, далеких от текущей сегодняшней жизни лекций нравственным исканиям нашей современности.
Б.И. Пуришев и Н.П. Михальская с аспирантами 1965
Разумеется, автор соблюдает в своем труде законы жанра. Он строит его именно как лекционный курс, стараясь быть убедительным и доступным для студентов. Но не только доступности добивается Б.И. Пуришев в своих лекциях — он хочет увлечь молодые умы и сердца, приобщить их к сокровищам мировой культуры, к исканиям и порывам лучших умов человечества. С этой целью он постоянно расширяет круг вовлекаемых в него явлений, делает экскурсы в историю философии и изобразительных искусств, а также музыкальной культуры. Умело используя сопоставительный анализ, он не упускает случая указать на типологически родственные явления в литературе и культуре европейских стран, а также выявить моменты преемственности и взаимного влияния. Вскрываются им и русско-европейские литературные связи, приводятся отклики и оценки крупнейших явлений ренессансной культуры русскими писателями и критиками. При этом он постоянно расширяет круг вводимых им в культурный обиход студентов имен, ссылаясь в числе прочих и на незаслуженно забытых в недавние времена исследователей и переводчиков — на работы академика А.Н. Веселовского, например, переводы А. Радловой и др. Вот откуда в его лекционном курсе ссылки не только на новейшие, но и на более ранние издания отдельных литературных памятников.
Стремясь к доступности и убедительности, автор широко и свободно цитирует анализируемые тексты. В ряде случаев, особенно когда речь идет о труднодоступных произведениях, не входящих в широкий читательский обиход, включает он в свои лекции и элементы пересказа, всегда очень живого, выдержанного в духе и стиле оригинала. Но никогда и нигде не допускает он простой развлекательности, не жертвует научной достоверностью и обоснованностью.
К сожалению, смерть унесла Б.И. Пуришева раньше, чем он успел внести в свой труд завершающие штрихи. Этим, а не только его эстетическими пристрастиями и отталкиваниями, объясняются некоторые структурные особенности его курса (отсутствие лекции о Монтене в разделе, посвященном французской литературе, а также общего заключения).
Готовя к печати книгу своего учителя, мы старались как можно более полно и точно донести до читателя его текст. Редакторское вмешательство заключалось в основном в сокращениях его в соответствии с издательскими условиями — главным образом, за счет иллюстративного материала, а также в сверке и уточнении научного аппарата и библиографии. При составлении библиографического списка мы не во всем следовали за автором, оставив за его пределами ряд изданий, которые внимательный читатель может найти по подстрочным сноскам. В то же время мы сочли необходимым включить в него ряд новейших изданий литературных памятников эпохи и критических исследований, которые уже не могли быть учтены Б.И. Пуришевым, но которые могут принести пользу читателю как ориентиры в его дальнейших самостоятельных штудиях.
Дать импульс творческой мысли — такова была «сверхзадача», которую ставил перед собой, обращаясь к студенческой аудитории, профессор Б.И. Пуришев. Ныне он обращается со страниц своей книги к студентам-филологам не одного потока, не одного вуза даже — всей страны. Конечно, тем, кто прочтет его книгу, будет не хватать его живых интонаций, вибрации его голоса, личного обаяния подлинно и глубоко интеллигентного человека. Мы надеемся вместе с тем, что все это в определенной степени сохранилось на страницах его книги.
М.И. Воропанова
ОТ АВТОРА
В основе этой книги лежат лекции, которые я с 1929 г. читал в Московском педагогическом институте им. В.И. Ленина, Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова и других советских высших учебных заведениях.
Понятно, что на протяжении лет, тем более десятилетий текст лекций менялся, возникали новые взгляды на изучаемый предмет. И только моя любовь к литературе и искусству великой эпохи продолжала оставаться неизменной.
Я с радостью вспоминаю о студентах, внимательно и с сердечной теплотой слушавших мои лекции. Полагаю, что и по сей день лекции как форма педагогического общения не утратили своего большого значения. Нужно только, что бы они, особенно лекции по художественной литературе и искусству, не были сухими и догматическими. Пусть ясность и живость станут их естественными свойствами.
Б. Пуришев
ВВЕДЕНИЕ
На исходе прошлого века Фридрих Энгельс, давая в своей книге «Диалектика природы» (1894) выразительную характеристику эпохи Возрождения, писал: «Это был величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености»[Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 346.] .
С тех пор прошло много лет. Взгляды на Возрождение менялись. Ученые консервативного склада, неприязненно относившиеся к любым прогрессивным переворотам, стремились как можно теснее связать Возрождение с феодально- церковным средневековьем. Углублялись и наши представления о средневековой истории и культуре. И все же интерпретация Энгельса, основанная на глубоком понимании исторического процесса, не утратила своего значения.
Прежде всего Энгельс обращает внимание на социально-политические сдвиги, происшедшие в XV-XVI вв. в жизни европейских стран: «Рамки старого orbis terrarum[Мир, земля (лат.).] были разбиты; только теперь, собственно, была открыта земля и были заложены основы для позднейшей мировой торговли и для перехода ремесла в мануфактуру, которая, в свою очередь, послужила исходным пунктом для современной крупной промышленности. Духовная диктатура церкви была сломлена; германские народы в своем большинстве прямо сбросили ее и приняли протестантизм, между тем как у романских народов стало все более укореняться перешедшее от арабов и питавшееся новооткрытой греческой философией жизнерадостное свободомыслие, подготовившее материализм XVIII века»[Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 346.] .
Интенсивное развитие городов создавало благоприятные условия для утверждения крупных монархий, сокрушавших феодальный партикуляризм, столь характерный для средних веков, и тем самым содействовавших консолидации европейских наций. Хотя дворянство почти всюду продолжало оставаться господствующим сословием, движущей силой истории все более становилось бюргерство, опиравшееся на цветущие города, преуспевающую торговлю и промышленность.
Началась эра буржуазного развития Европы, отмеченная взрывом творческих сил, горячей верой передовых людей в неограниченные возможности человека. Складывающийся на протяжении столетий мир словно сошел со своего привычного пути и устремился к новым, правда, еще не совсем ясным целям. Если в средние века в годы крестовых походов европейцы соприкоснулись с культурой Малой Азии, то в эпоху Возрождения пределы известного им мира расширились до чрезвычайности. В 1492 г. генуэзец Христофор Колумб пересек Атлантический океан и вышел к берегам Нового Света, названного позднее Америкой. В 1498 г. португальский мореплаватель Васко да Гама, обогнув южную оконечность Африки, достиг Индии. В начале XVI в. другой португальский мореплаватель, Фернан Магеллан, совершил первое кругосветное путешествие, окончательно подтвердив справедливость учения о шарообразности земли.
Картина мира становилась все более грандиозной и одновременно более точной. Пытливая человеческая мысль стремилась все глубже проникнуть в тайны мироздания. Смелым вызовом церковному авторитету явились труды польского астронома Николая Коперника, который в середине XVI в. обосновал гелиоцентрическую систему мира, пришедшую на смену устарелому учению о Земле как центре Вселенной.
Рушились мнимые истины, узаконенные в минувшую эпоху. Расшатывались корпоративно-сословные перегородки, сковывавшие человеческие порывы. Человек эпохи Возрождения, преодолевая власть вековой догмы, искал более свободных путей и зачастую находил их.
Все эти cдвиги определили замечательный расцвет искусства и литературы в эпоху Возрождения, Энгельс писал: «В спасенных при падении Византии рукописях, в вырытых из развалин Рима античных статуях перед изумленным Западом предстал новый мир — греческая древность; перед ее светлыми образами исчезли признаки средневековья; в Италии наступил невиданный расцвет искусства, который явился как бы отблеском классической древности и которого никогда уже больше не удавалось достигнуть. В Италии, Франции, Германии возникла новая, первая современная литература. Англия и Испания пережили вскоре вслед за этим классическую эпоху своей литературы»[Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 345-346.] .
Нет сомнения в том, что в становлении европейской ренессансной культуры античность сыграла значительную роль. Она стала знаменем, под которым ратоборцы новой культуры — гуманисты вели борьбу с уходящим средневековьем. В культурном обиходе средних веков интерес к античным традициям то усиливался, то замирал, но не исчезал совершенно. Он отчетливо проявлялся в латинской ученой поэзии так называемого Каролингского возрождения (VIII-IX вв.). Неизменным авторитетом пользовался Вергилий. В рыцарском романе охотно разрабатывались сюжеты, почерпнутые из античной литературы и жизни. Только на античность в средние века глядели сквозь призму привычных феодальных представлений — это был все тот же средневековый мир, лишь украшенный классическими именами и ситуациями.
Эпоха Возрождения взглянула на классическую древность совсем по-иному. Она не стремилась наделять ее признаками феодально-христианского мира. Античный мир представлялся гуманистам царством прекрасных, гармоничных людей, достойных детей великой Матери-Природы, свободных от сословных пут, наделенных даром высокой человечности. Правда, в этом прекрасном античном мире наряду с людьми заметное место занимали боги, но ведь и они, наделенные совершенным человеческим обликом и человеческими страстями, являлись в конце концов теми же людьми, только более могущественными и, главное, бессмертными.
Это увлечение античностью не делало мастеров Возрождения безликими подражателями. Они охотно использовали опыт своих великих предшественников, иногда близко подходя к полюбившимся им оригиналам. Но именно для искусства и литературы европейского Возрождения в высокой степени характерна творческая самобытность, стремление выйти за пределы художественных канонов, господствовавших в средние века. Принимая деятельное участие в «открытии» мира и человека, мастера Возрождения закладывали основы великого реалистического искусства, заявлявшего о себе в созданиях Боккаччо, Рабле, Сервантеса и Шекспира, а также в творениях многих талантливых ваятелей и живописцев.
Было бы неверно утверждать, что средние века не видели ни человека, ни окружающего его мира. Могучие фигуры богатырей проходят перед нами в многочисленных героических сагах. Человеческая любовь наполняет рыцарские романы, царит в лирике трубадуров и миннезингеров. И все же в поэзии средних веков нет той полноты жизни, которая бьет через край в произведениях эпохи Возрождения.
В литературе средних веков подлинную жизнь теснили то благочестивая легенда, то волшебная сказка. В ней царили назидательное иносказание, символы и аллегории. Рыцарский литературный этикет окружал ее высокой крепостной стеной. Да и герои средневековых романов, при всей их личной находчивости и авантюрной изобретательности, по сути дела, воплощали в себе всего лишь устойчивый сословный рыцарский кодекс. Ведь у великой куртуазной державы короля Артура не было ясных географических и исторических примет. События, развертывающиеся на ее просторах, больше всего напоминают удивительные сновидения.
Нельзя сказать, что литература европейского Возрождения полностью отказалась от «романтических» увлечений средневековья. Достаточно вспомнить хотя бы неоднократные обращения в XV-XVI веках к традициям рыцарского романа, правда, интерпретированного на существенно иной лад. И все же писателей Возрождения прежде всего манила земная жизнь в ее красочной подлинности, динамике, захватывающих противоречиях и поражающем многообразии. Традиционное представление о великой цепи бытия, связывающей землю с небом и адом, еще не покинуло сознание людей. Только о небе и аде люди Возрождения вспоминали менее охотно, чем о земле. Да и земля перестала быть для них шаткой ступенькой, ведущей в потусторонний мир. Она обрела свои законные права, свою естественную прочность, объемность и многоцветность. Живя в эпоху, когда непрестанно менялся экономический, социальный и духовный облик Европы, мастера культуры дышали воздухом великих перемен. Могучий размах присущ их начинаниям. Недаром Энгельс назвал их титанами. «Люди, основавшие современное господство буржуазии, — писал он, — были чем угодно, но только не людьми буржуазно- ограниченными. Наоборот, они были более или менее овеяны характерным для того времени духом смелых искателей приключений. Тогда не было почти ни одного крупного человека, который не совершал бы далеких путешествий, не говорил бы на четырех или пяти языках, не блистал в нескольких областях творчества… Но что особенно характерно для них, так это то, что они почти все живут в самой гуще интересов своего времени, принимают живое участие в практической борьбе, становятся на сторону той или иной партии и борются кто словом и пером, кто мечом, а кто и тем и другим вместе. Отсюда та полнота и сила характера, которые делают их цельными людьми. Кабинетные ученые являлись тогда исключением; это или люди второго и третьего ранга, или благоразумные филистеры, не желающие обжечь себе пальцы».[Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 346-347.]
Хотя средние века повсюду отступали под натиском буржуазных отношений, в каждой отдельной стране существовали свои особые условия, определявшие время и характер развития новой культуры. Колыбелью европейского Возрождения суждено было стать Италии, в которой уже в XIV в. появились выдающиеся гуманисты, оказавшие большое влияние на писателей и мыслителей других народов. Страна деятельных горожан, прославленных университетов, античных руин, все время напоминавших о величии и великолепии Древнего Рима, процветающей торговли и ремесла, Италия проложила широкий путь, по которому вскоре пошли европейские страны. При этом Италия была страной, в которой эпоха Возрождения охватила целых три столетия: XIV, XV, XVI, в то время как в других европейских странах веком Возрождения был преимущественно XVI век. Повсюду литературе и искусству были присущи особые национальные черты. Исследователи не без основания говорят о своеобразии северного Возрождения, определившегося в странах, в которых победила Реформация. Она повлекла за собой заметные сдвиги общественной и культурной жизни Европы.
Вскоре, однако, католическая церковь перешла в контрнаступление. Небосклон европейского гуманизма затянули темные тучи. Впрочем, были и другие причины, подрывавшие позиции гуманизма. Одной из таких причин явилось развитие тех самых буржуазных отношений, которые, собственно, и создали условия, благоприятные для появления культуры Возрождения. На ранних этапах Возрождения царила вера в неминуемую победу человека над темными силами косности, зла и дисгармонии. Но по мере того как в новых исторических условиях обострялись социальные антагонизмы, поднимались волны реакции, а самый успех буржуазного развития фатально приводил к торжеству корысти и эгоизма, гуманистические идеалы становились все более призрачными. В период позднего Возрождения, когда творческий гений писателей в последний раз взметнулся на небывалую высоту, гуманизм приобрел трагические черты и у историков литературы закономерно стал называться «трагическим гуманизмом».
Читать по теме:
- Предисловие
- Введение
- Лекция 1. Возрождение в Италии.
- Лекция 2. Боккаччо.
- Лекция 3. Историческое развитие Италии в XV-XVI вв.
- Лекция 4. Новелла после Боккаччо.
- Лекция 5. Драма и театр в Италии.
- Лекция 6. Возрождение в Германии и Нидерландах.
- Лекция 7. Возрождение во Франции.
- Лекция 8. Франсуа Рабле.
- Лекция 9. Поэзия Плеяды.
- Лекция 10. Возрождение в Испании.
- Лекция 11. Сервантес.
- Лекция 12. Роман Сервантеса «Дон Кихот».
- Лекция 13. Возрождение в Англии.
- Лекция 14. Историческая характеристика Англии в XVI в.
- Лекция 15. Английская поэзия XVI в.
- Лекция 16. Шекспир.
- Лекция 17. Трагедии Шекспира.
- Приложение. Живопись и ваяние в Италии в эпоху Возрождения.
