Котики: мемы и комиксы

Обычно лубки называют народным искусством, но похоже, что это не совсем так. Лубки – продукт массовой культуры,  когда та находилась еще в эмбриональном состоянияии. Хотя бы потому, что печатались они преимущественно в городах, а не в деревнях, и создавались не народом, а для народа.

А одной из неотъемлемых характеристик массовой культуры явялется ее интернациональность. Жил во второй половине 17 века в Испании ксилограф Педро (Пере) Абадаль (работал в 1657-1686 гг.)

П. Абадаль. Кот с мышью.

Про кошек и мышей есть и вьетнамские картинки.

Кот вьетнамской

Народная лубочная картина Донгхо
Мышиная свадьба. Чтобы пройти дальше, приходится давать взятку коту.

Лубок сопровождал жизнь деревенского жителя, городского ремесленника и мещанина от самого рождения до смерти. Картинки украшали жилища крестьян и городской бедноты, купеческие дома и квартиры небогатых дворян. Дети играли в лубочные настольные игры, рассматривали фантастические виды городов и портреты, развешанные по стенам, читали лубочные сказки, обучались грамоте и письму, копируя надписи на картинках. Взрослые пытались заглянуть в будущее по гадательным книжкам царя Соломона, толковали сны по печатным сонникам, отсчитывали дни по календарям. Уже в раннем светском лубке определились основные темы и жанры, которые в течение двух столетий будут жить в народной картинке. В первую очередь это потешные сюжеты, такие как похороны кота мышами, похождения записных дураков Фомы и Еремы, ярмарочные представления с козой и медведем.

Уже в 1690-х годах, в самом раннем своде русских пословиц, встречается пословица «Мыши кота на погост волокут», затем она приобретет форму «Мыши кота погребают» и «Мыши кота хоронят».

Сюжет «Похороны кота мышами» был необычайно популярен в русском лубке. За 200 лет, которые насчитывает его история, было напечатано множество его вариантов и повторений в техниках гравюры, литографии и хромолитографии. Центральное место на картинке отведено коту, со связанными лапами лежащему на дровнях, по обе стороны тянется процессия мышей. Каждая фигура наделена индивидуальностью и представлена шуточной пояснительной подписью. Число мышей в разных редакциях менялось (доходя до 66-ти), переиначивалось также содержание легенд, на одних «перелицовках» действие происходило зимой, на других летом.
О происхождении сюжета не было единого мнения. Долгое время считалось, что это карикатура на погребение императора Петра I, сочиненная противниками его реформ. Исследования последних лет убедительно доказали, что картинка является памятником русского народного творчества, в котором нашла отражение стихия веселья, скоморошества, смеховая культура Древней Руси с ее характерным приемом — «миром наизворот».
Вторая версия гласит, что кот воплощает обобщённый образ татарина, ведь слова «казанский», «астраханский», «сибирский» в подписи кота могут трактоваться как перечисление завоёванных к тому времени ханств. Тут следует пояснить, что в России XVII—XIX веков Кот Казанский — герой популярных лубков. В текстах «Кот брысь, он же Алабрыс» наделён титулом «Кот казанской, ум астраханской, разум сибирской…».

Кот Казанской , ум астраханской, разум сибирской…
Лубок. Россия. XVIII век

 Кот  Каза́нский — представитель семейства кошачьих, ставший героем исторических преданий и легенд, фольклорных и лубочных сюжетов XVI—XX веков и объектом памятников XXI века. Фигура  Кота  Казанского характеризуется как разнообразием воплощений образа в различных видах искусств и множественностью его трактовок, так и противоположностью проявлений характера исторического прототипа.

Согласно историческим преданиям, в Средние века в Казани существовала особая порода «бойцовых»  котов-мышеловов , представители которой были крупными сильными животными с круглой головой, широкой мордой, выпуклым лбом, крепкой широкой шеей, развитым плечевым поясом и коротким хвостом^[1]. Изучавший историю  Кота  Казанского И. Н. Башмаков отмечает также присущие породе «густую длинную шерсть белого или серого окраса, богатые усы и большие выразительные глаза». Породы в чистом виде больше не существует, она перемешалась с другими^[2].

У Кота были свои фольклорные и литературные предки и родственники. Ближе всех к герою лубка находится Кот казанского царя (хана) из марийской легенды «Как марийцы перешли на сторону Москвы», рассказывающей об осаде Казанского кремля в 1552 г. войсками царя Ивана Грозного. Придворному коту из этой легенды удалось подслушать, как осаждающие крепость марийские цари Йыланда и Акпарс[11] ведут подкоп под кремлевской стеной, и он предупредил хана об опасности. Хан, его жена, дочь и кот по тайному ходу вышли к реке Казанке, сели в лодку и благополучно отплыли от Казани[12]. В языческой мифологии финно-угорских народов есть предшественник Кота Казанского с более древним происхождением, чем спаситель казанского царя, – кот, в которого перевоплощалась душа умершего волхва[13]. Другой вероятный фольклорный предшественник Кота Казанского и явный его родственник – кот Видало индийского лубка. Герой индийского лубка находился в противостоянии с мышами, но был побежден ими[14]. Еще один лубочный родственник казанца присутствует во французской народной картине 1610 г. «Великая и чудодейственная битва между котами и мышами»[15].

Самые известные литературные родственники Кота созданы творческим воображением французских писателей нового времени. В одной из басен Лафонтена кот умел притворяться мертвым и так ловил крыс; обожаемый миллионами читателей Кот в сапогах Ш. Перро обладал тем же умением, успешно ловил мышей. Оба писателя опирались на сюжет французской сказки[16].

Кот и старая Крыса
Басня Жана де Лафонтена
Какой-то Кот, гроза мышей,
Примерной ревностью своей
И кровожадностью, и силой,
Прослывший в округе Аттилой,
Задумал истребить в один поход
Не только у себя в холодной клети,
Но весь на свете
Крысиный род.
Умолкли крысы… Их головки
Не помышляют о былом…
Что им пустые мышеловки
В сравнении с Котом!
А Кот в восторге, в восхищеньи!
И, чтоб поболее явить своё уменье,
Он, наконец,
Вниз головой повесился, хитрец!
Не дышит грудь, не слышно храпа,
Совсем мертвец.
(А между тем за шнур вцепилась лапа).
Крысиный род решил,
Что Кот, должно быть, нашалил:
Украл жаркое
Иль что другое,
Ну, словом, пойман был
И, без сомненья,
Повешен был за преступленье!
И вот,
Крысиный род
Пошёл к Коту на погребенье.
Шныряют, бегают, скребут
И торжества в восторге ждут…
Но вдруг… О ужас!.. Кот сорвался,
Двух-трёх ближайших крыс поймал
И так сказал:
«Вас наказать не так я собирался!
Ведь это что?!! Я знаю план другой!
Ступайте-ка покудова домой!»
Кот не соврал. Осыпавшись мукою,
В квашню забрался он,
И крысы все, со всех сторон,
К нему посыпались толпою.
Но Крыса старая (конечно, неспроста:
Была та крыса без хвоста)
Коту на это проворчала:
«Не соблазняюсь я нимало,
Будь ты хоть не котом,
А впрямь мучным мешком!»
Старуха верно рассуждала,
И можно ль лучше рассуждать?
Ведь недоверчивость есть счастья мать
И безопасности начало!

В России XVII—XIX веков Кот Казанский — герой популярных лубков «Мыши кота погребают» (XVII в.) и «Кот Казанский» (XVIII в.). В текстах, сопровождающих оба изображения и составляющих с ними единое целое, «Кот брысь, он же Алабрыс»^[13] наделён титулом «Кот казанской, ум астраханской, разум сибирской…»^{[14][К 3]}.

На протяжении нескольких столетий сюжет о погребении кота находил воплощение в графическом искусстве и литературных произведениях, иллюстрация и текст обретали разные редакции и толкования^{[К 4]}. В. В. Стасов назвал эту лубочную картинку «капитальной в истории русского народного развития»^[17]. Признаваемая исследователями более ранней, картинка сопровождается текстом:

Центральное место на картинке отведено коту, со связанными лапами лежащему на дровнях, по обе стороны тянется процессия мышей. Каждая фигура наделена индивидуальностью и представлена шуточной пояснительной подписью. Число мышей в разных редакциях менялось (доходя до 66-ти), переиначивалось также содержание легенд, на одних «перелицовках» действие происходило зимой, на других летом[19].

Гравюры существовали в двух- и трёхлистовой версиях. Самые ранние из сохранившихся, относимые исследователями к концу XVII века, выполнены на дереве, гравюры 2-й половины XVIII — 1-й половины XIX века — на металле (медь), во 2-й половине XIX века выпускались  литографированные  и хромолитографированные  лубки[20]. С переходом на типографский способ раскраски лубочных картинок на рубеже XVIII—XIX веков для наиболее популярных изображений выработались устойчивые цветовые атрибуты: Кот Казанский традиционно раскрашивался жёлтым, мыши — голубым цветом[21].

Один из вариантов гравюры на дереве приписывается создателю первой в России гравированной иллюстрированной Библии Василию Кореню. В. В. Стасов подчёркивал стилистическую общность лубка и кореневской «Библии», в частности, в изображении шерсти «рядами коротких параллельных линий» и глаза «в виде удлинённого овала со зрачком точкой, прикреплённой к верхнему веку»[22]. Отмечая различия способов изображения в ряде других деталей, исследователь 2-й половины XX века М. А. Алексеева полагает, что речь должна идти «об общности стиля произведений, близких по времени создания», но не общем их авторстве[23]. Отводя «Погребению кота мышами» «главное место» «между символико-поэтическими картинами лубочнойечати» И. М. Снегирёвотмечал:

…любимая простолюдьем сатира и карикатура, обратившаяся в притчу и поговорку, усвоилась жизни народа, составляет предмет его забавы и толков. Переходя от одного века и поколения к другому, она в разных изданиях и форматах является полною и сокращённою, в одних с переменами и пропусками, в других с прибавлениями, смотря по её отношению к обстоятельствам и духу времени: потому что ей произвольно давали то или другое значение и применение[24].

И.М.Снегирев 1834

У истоков научного изучения картинки стоял филолог и фольклорист M. H. Макаров, в 1821 году предположивший связь сюжета с эпохой Ивана Грозного, а в 1830-м отнёсший гравюру к периоду «после самозванца»[27]. В устной традиции толкования 1-й половины XIX века, зафиксированной историком русского лубка И. М. Снегирёвым, сюжет соотносился с 1725 годом — похоронами Петра Первого[28].

Искусствовед середины XIX века И. М. Снегирёв в книге «Лубочные картинки русского народа в Московском мире» считал лубок «Мыши кота погребают» сатирой на царя Алексея Михайловича. По его мнению гравюра чешского художника Вацлава Холлара «Подлинный портрет кота Великого князя Московского», выполненная в 1660-е годы, послужила «предметом к сочинению такой картинки»[29]. Самого изображённого на ней кота Снегирёв называет «любимым котом Алексея Михайловича»[29].

Вацлав Холлар. Подлинный портрет кота Великого князя Московского. 1663.
Национальная библиотека Франции

Гравюра  может быть и портретом самого Алексея Михайловича.
«Подлинное изображение кота великого князя Московии» — раннее изображение данного домашнего животного на картинах (гравюрах) на территории России. Иногда объясняют это странное обстоятельство тем, что на самом деле на гравюре изображён вовсе не кот, а сам царь Алексей Михайлович под видом кота. По их мнению, воспроизводить  истинное лицо правителя в XVII веке художники не решались, существовали лишь парадные портреты. Но использовать эзопов язык, изображением кота передавая характер великого князя Московского, никто европейскому мастеру запретить не мог.

Исследователи 2-й половины XIX века (Д. А. Ровинский, В. В. Стасов) считали лубок карикатурой раскольников на Петра Первого, «обвинительным актом его деяний государственных и исторических»[30].

Портрет Д.А.Ровинского — Маковский

Илья Репин — Портрет В.В. Стасова —

Отмечая, что вследствие многократного воспроизведения концепции Ровинского—Стасова в литературе[31]  трактовка историков уже «от самого повторения стала казаться неопровержимой», исследователь 2-й половины XX века М. А. Алексеева указывает на «принципиальные исторические и методические противоречия системы доказательств», в том числе смешение в аргументации гравюр разного времени. Полагая, что трактовка Ровинского—Стасова отразила «антипетровские взгляды современных им старообрядцев», Алексеева отмечает, что сведение смысла лубка к антиправительственному выступлению «противоречит природе народной гравюры», которой, «как и всему народному искусству, чужда конкретность изображения».

Мыши кота погребают» (Лубок XVIII в.). Гравюра РНБ была приобретена в 1766 г. Я.И.Штелиным в Москве, у Спасских ворот, в числе других лубочных листов. Она дошла до нас в единственном экземпляре и является самой ранней картинкой на этот сюжет. Год издания: Конец XVII — начало XVIII в. Оттиск 1760-х гг. Техника: Раскрашенная гравюра на дереве Размеры в см: 32,8 х 57,3. Отпечатана с 2 досок на 2 листах, затем склеена

Мыши кота погребают (2-я редакция)

Мыши кота погребают. Россия. Лубок XVIII век

(на колесах, а не на полозьях)

1894

Похороны кота крысами и мышами

Сюжет мог быть заимствован из нюренбергского потешного листа XVII века «Погребение охотника разными зверями». Чёрный гроб охотника несут олени, на крышке гроба сидит сова. Процессию возглавляют две лисы; одна держит раскрытую книгу, другая — крест. Вепрь несёт заступ — копать могилу. Над гробом летают птицы. В XIX веке в России появился лубок «Погребение медведя косолапа теми зверями, которых он угнетал».

Погребение охотника разными зверями

Прототипом также может быть сатира лютеран на погребение Папы Пия V (умер в 1572 году), или чехов на Григория XIII (умер в 1585). Кот лежит на санях.

Похороны на европейский манер: с катафалком на колёсах и музыкантами появились в России в 1699 году на похоронах Лефорта. Примерно тогда же чёрный цвет стал траурным. До этого царей хоронили на санях. У И. Забелина в «Домашнем быте русских царей» про это почему-то ничего нет. Петра I хоронили в санях.

На заступе (ухабе?) саней стоит мышь могиляк с лопатой для рытья могилы. Над ним надпись «Емелька могиляк идёт землю ковырять». Над котом в поздних редакциях лубка надпись: «Кот Казанский, а ум Астраханский, разум Сибирский». (Ум от разума чем отличался?)

Над мышами, которые тянут сани надписи: «Мыши с Рязани, а прозванием они Макары, лямками кота тянут и отсадно работают». Мыши играют на музыкальных инструментах. Над мышью со свирелью надпись: «Чурила Сарнач в свирелку играет, а ладу не знает».

«Мыши с Рязани, а прозванием они Макары» — однажды в Рязани Пётр I у местного жителя спросил его имя. «Макар» — ответил тот. «Очень хорошо» — сказал Пётр I. Все остальные тоже назвали себя Макарами. «Будьте же вы все Макарами,» — только и оставалось сказать Петру.

Мышь едет в повозке с двумя колёсами. Она везёт склянку вина. В бочке везут пиво, в ушате выморозное молоко; одна мышь несёт пироги в коробе. В XVII веке на лубках изображалось 23 фигуры. В XVIII веке их число выросло до 66. В поздних редакциях сани заменили на колесницу.

В заглавии лубка сказано: «Небылица в лицах, найденная в старых светлицах, оберченную в чёрных тряпицах, как мыши кота погребают, недруга своего провожают, последнюю честь с церемонием. Был престарелый Кот Казанский, урожденец Астраханский, имел разум Сибирский, ус Сусастерский, жил славно, сладко бздел, умер в месяц серой, в 15 число в жидовский шабаш». Чтобы не возникло никаких ассоциаций с конкретной персоной, лубок сообщает, что Кот умер «в месяц серой, в 15 число в жидовский шабаш». А документ никто не делал — он нашёлся «в старых светлицах, в чёрных тряпицах». Далее идёт описание похоронной процессии:

1 Знатныя подпольныя мыши крыночныя блудницы напоследок коту послужили на чухонския дроги, связав лапы, положили, хотятъ печаль утолить а кота в говенной яме утопить.
2 На дрогах (полозах) сидитъ кучер из навозныя кучи
3 с Балчуга старая крыса починает, а лабриса з брысу по коте воспевает, а малыя дети с визгом припевают: искусная мышка из Немецкой лавки взявши свирель в лапки умильно играет, кота проклинает
5 из Рогожской мышь Корча тащит бубень скорча
6 позади бежить из Таганки сама поганка, бьетъ в бубень поход будетъ
7 деревенская мышь Сарпа (Сарпачь) в свирелку играетъ, а ладу не знаетъ
8 в балалайку играет на поминки коту гостей собирает
9 Гренко с Дону из убогаго лому, она песни воспеваеть, а после коту добрую жизнь возвещает
10 мышь татарская Арника тож наигрываете в волынку
11 мышь из Рязани в синем сарафане, идучи так горько плачет, а сама в присядку пляшет
12 мыши Елеси идутъ хвосты повеся
13 мыши Ермаки надевши колпаки
14 от вольных домов из больших питейным погребов сидит маленькая в одноколке на отце, объявляеть веселью быть в корце
15 Уралская мышь братиною гремитъ передних бранить, что скоро бегут и старых неждут: хромыя и лазарецкия мыши на силу за ними бегут
16 мыши Чухонки ендовы тащит мерзлаго молока ушат с летошнова году и с под заходу, бежит на коньках, сама говорить, лучше бы я знала, сидела дома
17 за ими бежит кружкою гремитъ возников бранить, чтобы поскорее поспешали, с весельем кота поминайте, похмельных охмеляйте
18 мышь несетъ скляницу вина, а другая закуску полтора блина
19 старая Подновинская крыса седая смотритъ бочки у которой кот изорвалъ ж..пу в клочки
20 мышь при сненшнику зяткнула за пояс тряпицу, а сама поигрывает в скрипицу
21 мышь Охтенка переведенка, несёть ребенка раненова котом, как ребенка
22 сельская мышь сива ведёт на убой свинью
23 друга грыжа говорит, я де ночью все вижу
24 мышь голодна весьма не проворна попала в яму говенну по горло
25 маленькия мышки пищать и вон ее тащат
26 мыши хворых мышей на себе везут и прогонов не берут
27 мышь курбата несёт лопаты яму копати
28 мышь с метлой, а другая с ветлой по пути заметают, а сами по сторонам посикают
29 мыши из татарской мечети по татарски лепечут
30 лазарецкая мышъ на костылях ходить присесть у кота не может (хочеть присесть у кота на дровнях)
31 Сибирская мыши щиры идут править у кота морщины
32 мышь Чурила беду сокурила кота на дровни взвалила, чуть было я..ца коту не раздавила
33 мышь седши на пенёк надувается, три дни в лапти обувается
34 мыши ярко красной растоптала лапти, ознобила лапки
35 мыши нашли рака учинили драку
36 Коломенска мышь гонком на санях везетъ рогожи коту на саван
37 мышь Цыганка несетъ покрыть кота цыновку
38 мышь Барабошка несет рогожку
39 мышь, идучи хрюкаетъ, за нимъ нюхает
40 мышь с Арбата очень горбата, велитъ собрать тарелки и подносить горелки, и начала сама подносить горелки
41 мыши Олонки одна несет солонку, а другая сноп соломки
42 мыши Корелка несутъ лошки и тарелки
43 мыши ханжи несут вилки да ножи, мыши жалки несутъ колпаки да чарки
45 мышь перша несетъ перцу
46 мышь несет таракана печенаго, а другая чесноку толчёнова
47 мыши пешками несуть кушанья мешками
48 мышь с Полянки старуха несетъ хлеба краюху
49 мышь смазлива несёт ситные в корзине
50 мышь от чухонки Маланьи везетъ полны сани оладьев
51 мышенок ушибено рыло несетъ жареной рыбы
52 Тошера из Мошена песеть сиги, лини ешь да плотно сиди
53 мышь палена песеть ядро калено пиво разогревать
54 мышь с Покровки несет морковны похлебки
55 мышь изъ Риму несет кобыльева молока крину
56 из помоё мышенок держит в лапках рожёк калача, ест в кринку обмача
57 мыши с Вятки наварили яиц в смятки
58 Новогороди несут похлебки в сковородке
59 мышь идёт невесела объелась киселя
60 мышь несёть молоток в лапках, да хвалить пироги, ест сладко
61 Мышъ для смаку несёт тёртаго маку
62 мышъ бежит на коньках, сама говорить лучше дома сидеть, а тут за содом гостей не станет погладить костей
63 со Вшивой горки после стола крошит корки
64 мышь бежит на лыжах, после банкета посуду лижет
65 мышка говорок, доброй поварок на чумички вши бьет, а ж..й тарелки трёт
66 последняя подслепая пирожница добрая горазда печь пироги с салом, для знаку ходить с овалом.

Мыши названы «Крыночными блудницами» — т.е. воровками. Мышь из Рязани в синем сарафане, идучи так горько плачет, а сама в присядку пляшет. Знатные мыши подпольные «крыночные блудницы» — вероятно намёк на знатных казнокрадов. Крынка, скрыня, скриня — ящик для хранения казны. Кот тоже хорош — «мышенок ушибено рыло» и другие увечные.

Мыши несут тарелки, кружки, братины и закуски. Мышь, которая везёт бочку, курит трубку. Перечислено всё, что необходимо для похорон — даже калёное ядро для разогревания напитков. Гроба не видно, но упоминаются рогожки для савана.

Старая Подновинская крыса седая — вероятно, намёк на князя Голицына, двор которого стоял под Новинском.

Катафалк назван Чухонскими дрогами.

Ежегодник Владимирского Губернского Статистического Комитета, под редакцией К. Тихонравова, 1878 г.

И.А. Голышов «Лубочная старинная картинка: «  Мыши   кота   погребают » и некоторые прежние народные картинки (с рисунком)».

Подписи под картинкой подробно рассказывают о видовой и этнической принадлежности мышей (особенно этническая составляющая весьма разнообразна, присутствует даже мышь из Риму), и что они тащат на кошачьи поминки. То есть, кулинарный момент тоже присутствует :))) Некоторые строчки в современном двусмысленном прочтении звучат весьма странно. Как то: «сиги в корзине», или «сидит на колёсах» :))) В подписях к мышам, кое-где стоит многоточие. Не знаю, может имеются в виду нецензурные слова, которые туда должны вставляться? :)))

 

Лубочные старинные народные картинки заключают в себе богатый материал для исследователей бывшего гравирования; народные картинки и до сего времени, в громадном количестве расходятся и удовлетворяют потребности в простом крестьянском быту; они то изображают предметы религиозного содержания и разных святых, то исторические события, или военные подвиги; за тем юмористические сюжеты, критику на известные пороки, фантастические легенды, сказки и проч.

В самом начале они заключали в себе, как открывают летописи и средство распространения полезных сведений в малограмотном народе. Все такие картинки гравировались в своём возрождении на деревянные доски, а в последствии перешли на медные, особенно большое развитие и заводскую промышленность они получали в Москве в конце XVIII и начале нынешнего столетия; картинки, относящиеся к тому времени сочинялись и гравировались на меди грубо; подписи под картинками объясняли их содержание, и не только гравировались и печатались одни картинки, но и небольшие книжки а тетрадях с рисунками в тексте. Народные картинки были разных размеров, от одного до шести листов писчей бумаги, склеенных вместе. В один лист, назывались Листовик, в два листа – Двойник, в три – Тройник, в четыре – Четверик, и в шесть – Шестерик. Многие из них изобиловали коротенькими и пространными подписями. Распространению по России служили проводником офени-торговцы Вязниковского и смежных с ним уездов Владимирской губернии, которые и доныне развозят их по многим местностям, и до ныне картинки удовлетворяют массам народного вкуса и украшают деревенские хижины наших простолюдинов; насколько офени способствовали распространению картинок, упоминаем следующее: в Ковровском уезде, деревне Богданове, один офеня имевший торговлю по Сибири Игнатий Акимов Сорокин, в первой половине нынешнего столетия имел металлографию для печатания картинок. Подписи под картинками дают пищу назиданию, или юмору, а другие, как украшение пестрят размалёванными красками стены крестьянской избы; в старинных или прежних лубочных картинках, большое значение имела подпись, в особенности стихами, за рифмой была погоня, зачастую она и являлась почти безо всякого смысла, но стихотворство было, как необходимостью, придать больше интереса картинке во всех произведениях печати прежнего гравирования, что можно было заметить в духовных, бытовых и шуточных картинках; иногда встречались и остроумные изречения, а вместе с ними в шуточных подписях примешивались самые бесцеремонные и сальные слова, цинизм их ещё более возбуждал народную потребность того времени, бесцеремонность подписей не замаскировывалась ничем, то же встречалось и на изображениях рисунков; над картинками не измышляли много и воспроизводили сюжеты наудачу.

О фантазии народа говорено много и было замечено, что «Русский народ, говорят у нас часто, одарен природным юмором, на столько же в своём роде оригинальным, как английский». В подтверждение такого мнения приводят неотъемлемую особенность присловья и красного словца, вставляемого очень часто в разговорную речь, и метко иногда обрисовывающего одним словом, целую личность, относясь к ней почти всегда сатирически. Характер сатиры носят большею частью и наши народные пословицы, трогая за живое, вместе с безобразными явлениями жизни, частные пороки отдельных субъектов и общие грехи целых сословий; это можно было подметить и в прежних лубочных картинках, но всегда можно согласиться со следующим мнением: «Изучая сатирические рисунки старого времени, мы дошли также до убеждения, что занесённая к нам с запада карикатура, с начала своего появления, была не более чем сценой европейской жизни, делавшаяся смешною у нас при неполном ещё усвоении западных обычаев; особенно, если находчивость московских грамотеев, не понимая и не желая знать истинного смысла изображения, к местной переделке прибавляла шутливую подпись, имевшую тем больший успех, чем она оказывалась бесцеремоннее и сальнее». Последнее преимущественно встречалось в тогдашних картинках смешного содержания, такие выражения существовали и на известной картинке « Мыши   кота   погребают », вызвавшей народную потребность и печатанной во множестве экземпляров.

В прежних картинках повторение сюжета появлялось постоянно; простые картинки, как часто и ныне, не гарантируются никаким правом или собственностью, а в прежнее время это было всегда; нам известно, что как появилась новая народная картинка в одном из заведений, и на такой сюжет стало вызываться и возникать требование, сейчас же появятся точно такие же варианты, или с самыми малыми изменениями и у других заводчиков. Откуда получила начало гравюра « Мыши   кота   погребают », неизвестно, но такая картинка, привившаяся к потребности, существует и доныне в совершенно изменённом виде и не имеет в подписи ничего общего с прежними или старинными вариантами.

С самого начала гравюра была такой: вырезанною на доске деревянной, с которой оттиск или оригинал принадлежит Императорской публичной библиотеке, о которой г.Стасов говорит, что это экземпляр единственный, не существующий ни в какой другой коллекции; с означенной гравюры приложена точная копия «зимнее погребение кота», представляющая большой интерес для любителей и исследователей минувшего гравирования.
Г. Стасов подтверждает мнение тех, которые видят в картинке мышей, критику на действия Петра I двумя подробностями этой гравюры: Мышка тянет табачишка (мышь изображена с голландской трубкой во рту) и мышь сидит на колёсах (в двухколёсной одноколке). Им говорится, что известно – курение табака было строго преследуемо до Петра, а одноколки на двух колёсах, впоследствии любимые Петром I, запрещены указом царя Фёдора Алексеевича 18 декабря 1681 г.

После описанной на дереве гравюры, мы встречаем такую картину, гравированную на меди, относящуюся к концу XVIII столетия и началу настоящего. Она печаталась во всех заведениях народных картинок Москвы, и вызывала требований; гравюра эта печаталась на двух склеенных листах сырой писчей бумаги, и прекратила своё существование в первобытном виде, при московском губернаторе графе А.А.Закревском. Шестерник, тройник и двойник уничтожились.

Лубочные картинки, составляют ныне уже библиографическую редкость; совершенно верную разделяем заметку о них с существовавшим гравированием и печатанием в России или центре её Москве: «Ещё труднее собирать и отыскивать, так называемые, народные лубочные картинки, которые ещё реже попадаются в старых экземплярах. Картинки эти раскупались народом, наклеивались в виде украшения на стены избы, вместе с избою горели или уничтожались в перестройках, и пропадали от сырости и гнили; так что, несмотря на громадное число экземпляров, в котором выходили народные картинки, почти каждый старинный лист лубочного производства составляет вместе и единственный, дошедший до нашего времени, экземпляр известного издания картинки» (Д. Ровинский. «Русские гравюры и их произведения с 1564 г.», М. 1870 г).

Они в большинстве утратились безвозвратно, и любителями собирались лишь в захолустьях, как-либо уцелевших деревенских изб. Владимирской губернии более обязаны народные картинки с исстари и доныне, через посредство Суздальцев-офеней распространению в народе, может быть некоторые картинки описаны уже исследователями прежнего гравирования и печати. Но до нашего начала в 1869 г., не было говорено в нашей родной Владимирской прессе об этом любопытном предмете производительности и сбыте древним Суздальским краем, о их содержании и значении, которые возбуждают ныне немалый интерес, хотя и не очень давно минувшего времени, с свободными и бесконтрольными народными произведениями печати, в которых открыто выражалась прежняя наивная простота нравов, не мудрствуя лукаво, она была не в одной только жизни, но оставила следы, закреплённые печатью, в народных картинках, показывающих свою безыскусственную сторону и простоту.

С образом Петра исследователь связывает лишь поздние редакции лубочной картинки, ранние же датирует концом XVII века, рассматривая их как «пародию», «балагурство», «смехотворную присказку», и соотнося не с обличительным «отрицающим смехом», а бахтинским «смехом на миру, где смеются все и надо всем, включая и самих „смехотворцев“». Вслед за Снегирёвым[32] Алексеева предполагает в основе сюжета погребения известную современникам первых лубочных мастеров, но не дошедшую до потомков притчу или интермедию — ряд не сопровождающихся пояснениями деталей (связанные лапы кота, мышь у него в пасти[К 5], «мышь понукалка») предположительно должен был быть очевиден зрителю[33].

С карнавалом соотносит похоронное шествие и исследователь начала XXI века С. Ф. Фаизов, считающий, что лубок «рождён русским народным сознанием в контексте отношения русских к татарам» и Кот воплощает обобщённый образ татарина[34]. Датируя ранние редакции концом XVI века, историк трактует слова «казанский», «астраханский», «сибирский» в подписи как перечисление завоёванных к тому времени ханств[35].

Отдельный портрет Кота Казанского рассматривается Фаизовым как производная от «Погребения…», появившаяся в начале XVIII века. Исследователь предполагает возможность соотнесения анималистического героя как с татарским царём, так и с Петром I. На отождествление императора с антихристом указывает отсутствовавший в окрасе Кота в ранних редакциях «Погребения…» и появившийся на его одиночном портрете спиралевидный орнамент, обозначающий свернувшегося в клубок змея. Отмечая отдаление образа от исторического прототипа, Фаизов подчёркивает, что Кот Казанский демонстрирует отличительную особенность русской смеховой культуры — «амбивалентность смешного и страшного», при этом «смех явно довлеет над страхом»[35].

Мыши кота погребают
Мыши кота погребаютъ (иноск.) плачъ ханжи, притворная печаль.

Ср. Жилъ-былъ Мурлыка, котъ Сибирскій, ростъ богатырскій,

Сизая шкурка, усы какъ у Турка,

На кражѣ помѣшанъ, за то и повѣшенъ,

Радуйся наше подполье!

Как мыши кота хоронили. Мастер Ф. Д. Ерошкин.
Дерево, резьба. Владимирская губерния. Конец XIX — начало ХХ века

M. A. АЛЕКСЕЕВА ГРАВЮРА НА ДЕРЕВЕ «МЫШИ КОТА НА ПОГОСТ ВОЛОКУТ» — ПАМЯТНИК РУССКОГО НАРОДНОГО ТВОРЧЕСТВА КОНЦА ХѴІІ-НАЧАЛА XVIII в.

«Погребение кота мышами» едва ли не самое интересное про­ изведение русской народной гравюры. Многочисленные варианты и повторения сюжета создавались на протяжении двух столетий — весь период существования на­ родной картинки. Самые ранние из них гравированы на дереве, затем известно более десятка вариантов, гравированных на ме­ талле во второй половине XVIII—первой половине XIX в., и, наконец, во второй половине XIX в. выпущено множество лито­ графированных и хромолитографированных лубков. О популярности картинки, отражая впечатления людей пер­ вой половины XIX в., свидетельствуют произведения русских пи­ сателей. «Лубочный эстамп как мыши кота погребают» украшает по воле И. И. Лажечникова комнату шутихи имп. Анны Иоан- новны в Зимнем дворце («Ледяной дом», 1835). Гринев видит аналогичную картинку в 1772 г. в доме капитана Миронова (А. С. Пушкин. «Капитанская дочка», 1836), а Рославлев раз- ілядывает и читает подписи на знаменитой картине «Погребение кота» на постоялом дворе в 1812 г. (M. H. Загоскин. «Рославлев», 1830). Наконец, непосредственные наблюдения современника пе­ редают «Записки молодого человека», увидавшего гравюру на стене домика станционного смотрителя (А. С. Пушкин. 1829— 1830 гг.) »

***

Тема «Кот и мыши» — одна из самых древних и распространенных в животном эпосе. Одна из ее трансформаций — «Война мышей и кошек» — известна в рисунках на египетском папирусе XIV в. до н. э., в византийской драме середины XII в., в евро­ пейском искусстве XII—XVIII вв. 42 Как справедливо отметил Д. А. Ровинский, все это достаточно далеко от нашей картинки. Хотя византийская драма кончается гибелью кота на радость мышам, о похоронах в ней ничего не сказано. Важнее для нас другой сюжет, оставшийся вне внимания Ровинского. История о коте, притворившимся мертвым, чтобы съесть мышей, ведет свое начало от басни Эзопа «Кошка и мыши».43 В позднейшей интерпретации она содержит сцену по­гребения кота мышами. В средневековых храмах рядом со свя­ щенными сюжетами встречаются фантастические темы, сцены из животной травестии. Изображение кошки, притворившейся мерт­ вой, есть в декоре французского монастыря в Жероне.44 В скульп­турном оформлении галереи собора в Таррагоне (Испания, XIII в.) история разделена на два рельефа: на первом кошку мыши несут хоронить, на втором она бросается на них. 45 Со стен храмов басенные звериные сюжеты переходят в лите­ратуру, получают распространение в гравированных летучих ли­стах. Так, широкую известность получила сцена похорон «Лиса» зверями на капители Страсбургского собора (XII в.). Гравюры на этот сюжет, изданные в XVI в. в Страсбурге, сопровождались стихами немецкого сатирика эпохи Реформации Иоганна Фишарта (1547—1590), в которых насмешка над лисом, притворив­ шимся мертвым, чтобы съесть гуся, была адресована папе и католическому духовенству.46 В этом же ряду стояла, по-видимому, картинка реформатского толка, описанная в литературе, — изображение похорон папы-кота мышами — представителями оппозиции.47 Сцена похорон кота мышами вошла в историю о котѳ Мурнере в известной поэме Георга Ролленхагена (1542—1608) «Война мышей и лягушек» (Froschmeuseler) , 48 Поэма пользовалась большой популярностью, неоднократно переиздавалась и послу­ жила основой для многочисленных повторений. Позднее В. А. Жу­ковский включил эпизод о коте и мышах в начало своей неокон­ченной сказки того же названия.49 В России история о мнимой смерти кота стала известна с на­ чала XVII в. с переводом на русский язык басен Эзопа, получив­ших распространение в списках.50 Эзоповские притчи пользова­лись большой популярностью и в петровское время. Басня «Кот и мыши» и гравюра к ней входит в число 40 басен, трижды изданных в 1700—1717 гг. 51 Среди скульптурных фонтанов Лет­ него сада на темы басен до 1745 г. существовал фонтан «Кот и мыши».52 Сюжет о коте-притворщике и обманутых мышах распростра­нился в сказках, особенно среди народностей Кавказа.53 Тема «Кот и мыши» встречается, как об этом писал Д. А. Ровинский, в восточном искусстве. Известный китаист В. М. Алек­сеев отмечает, что темы китайских картинок «похожи на сюжеты русского лубка, например, „Мыши кота погребают» — полное сов­ падение».54 Найти китайскую гравюру с изображением кошачьих похорон не удалось. Известны лишь китайские и вьетнамские на­ родные картинки, восходящие к комическому роману XVI в. Кот как бдительный страж присутствует на мышиной свадьбе, прини­мает дары, а потом бросается на гостей и съедает и жениха, и невесту. Можно найти общее в изображении мышей, идущих на задних лапках, в этих гравюрах и нашей народной картинке. У всех перечисленных западных и восточных вариантов сю­жета о коте есть общее: кот — хитрец и притворщик. Он прикинулся мертвым или притворился добрым стражем на свадьбе — итог его действий один: он пользуется доверчивостью мышей, чтобы наброситься на них и пожрать их. Неизбежность победы кота звучит в басне А. П. Сумарокова, грозящей мышам неотвратимой гибелью: Коликовы кота убить ни домогались, Вы, мыши; вышел кот, а вы перепугались; И мысли ваши суета — Мышам никак нельзя преодолеть кота.5В При внешней общности мотива сюжет русской гравюры о по­гребении кота иной, в ней нет никакого намека на притворство и конечную победу кота, ничего, что бы напоминало о басенном содержании рассказа.

Обратный ход вещей, когда сильные звери пойманы, связаны, казнены слабыми, привлекает средневековое искусство, подобные изображения встречаются и в скульптуре, и в миниатюре, и в гравюре. Особенно часто можно увидеть, как гуси вешают лиса (миниатюра английской рукописи XIV в., рельеф церковной скамьи в Беверлее XVI в., гравюры Георга Пене на стихи Ганса Сакса, богемское росписное стекло XVI в.).61 На английском ри­сунке XIV в. зайцы, связав собаку, везут ее на виселицу.62 В гра­ вюре Ганса Вейдица лис и собака тащат кота на суд короля мы шей.63 Но ближе всего к теме нашей картинки капитель XIII в., на которой изображено, как мыши затягивают веревку на шее кота.64 В Европе XV—XVII вв. бытует поговорка, служащая образом невероятности: «Мыши съели кота». Она звучит в немецком дву­стишии времен средневековья,65 в надписи, сделанной* испанцами на воротах крепости Аррас при осаде ее французами в 1640 г.: «Когда мыши съедят кота, король будет сеньором Арраса». Не­ возможное все же свершилось — крепость была сдана, и тогда появилась французская карикатура, изображающая кота- испанца, на которого напали мыши. 66 Нужно отметить, между прочим, что стиль этой карикатуры — произведения нового времени — сильно отличается от обобщенных смеховых средневековых изображений, упомянутых выше. Сюжет русских гравюр на дереве о коте и мышах, показыва­ющий возможность перевернутого хода вещей, насмешки слабого над сильным, легко ложится в круг тем европейского искусства, но не находит там прямых повторений. Он вводит нас в круг явлений русской смеховой культуры XVII в.

Гравюра о похоронах кота если и родилась на основе притчи или интермедии, то дошла до нас в виде самостоятельного закоп­ченного произведения. Единство двух равноправных художествен­ ных компонентов — текста и изображения — создает в ней совершенное целое. Текст не существует отдельно, его нельзя вычле­нить из картинки, как это можно сделать в таких разделенных на кадры-иллюстрации современных гравюрах, как «Библия Кореня», «История об Иосифе Прекрасном», «Притча о Лазаре». В «Погребении кота» каждая часть текста, приближаясь по смыслу к ремарке театральных пьес того времени, представляет зрителю происходящее: а вот поглядите — «мышь в бубен бьет», а вот перед вами — «мышь пирожница пищит, пироги тащит».

Среда, где родилась и жила смехотворная притча о погребении кота мышами, не имеет ничего общего ни с идеологией рас­кольников, ни с легендой о Петре-антихристе, облеченной в мистическую форму и тесно связанной с эсхатологическим учением о наступлении «последних времен». Мир потешных картинок конца XVII—начала XVIII в. близок миру забавных пословиц и присловиц, миру баснословия и глумления, пародии и фарса. Характер их смеха, балагурного с оттенком непристойности, смеха- несоответствия отвечает внутренней природе русской смеховой культуры и русского народного искусства, надолго сохранившего философские и эстетические связи со средневековьем. В философском обобщенном решении темы о невечности раз установленного порядка, о том, что мир иной раз возьмет и по­вернется наизворот, причина двухвековой жизни истории похорон кота мышами в народной картинке.

В 1-й половине XIX века лубочный сюжет погребения кота воплощён В. А. Жуковским в сказке «Как мыши кота хоронили»^[38]. В конце XIX — начале ХХ века сюжет находил воплощение в деревянной игрушке^[39].

Лубки с Котом Казанским широко тиражировались в XVII—XIX веках, вплоть до начала XX-го^[35]. Отмечая, что в XX веке персонаж надолго оказался в забвении, С. Ф. Фаизов указывает на пример стилизации образа в карикатурах начала века — в образе Кота изображался В. И. Ленин, которого пытаются «хоронить» «мыши-меньшевики»^[40].

П. Н. Лепешинский. Как мыши кота хоронили.
Карикатура. 1903

Карикатура появилась после II съезда РСДРП, где произошёл раскол членов партии на большевиков и меньшевиков, и статьи Ю. О. Мартова «Вперёд или назад» с подзаголовком «Вместо надгробного слова», обозначающим «политические похороны» Ленина. Автором карикатуры был П. Н. Лепешинский. Рисунок, изображающий главного героя повешенным, состоял из трёх частей:^[41]

На первой из них был изображён Ленин в виде будто бы мёртвого кота, вокруг которого пляшут торжествующие мыши — Мартов, Троцкий, Дан и прочие меньшевики, а также и «премудрая крыса Онуфрий» — Плеханов.
Следующие рисунки рассказывают, как Ленин взялся за расправу с меньшевистскими мышами и тем пришлось туго: бойкий мышонок Троцкий, который откалывал канкан, воротился домой без хвоста; Дан вместе с Мартовым достались Мурлыке на завтрак. А «премудрая крыса Онуфрий» — Плеханов, защемив хвост между дверьми, повис над бочонком с диалектикой, где обычно находил себе приют, как только ему приходилось круто. И кончился пир их бедою!..[42]

«Окружающие товарищи нашли идею карикатуры настолько удачной, что потребовали от автора перерисовать карикатуру литографскими чернилами, чтоб в количестве нескольких тысяч экземпляров пустить её в обращение среди партийной публики», — вспоминал Лепешинский^[43].

В 1910 году лубочный сюжет в литературном переложении В. А. Жуковского был иллюстрирован Г. И. Нарбутом, отошедшим от традиционной интерпретации и привнесшим в оформление европейские реалии^[44]

М., издание И. Кнебель, 1910. 12 с. с ил. Тираж 5000 экз. Цена 50 коп. В издательской хромолитографированной обложке. 29,8х22,8 см. Рисунки к этой книге выполнялись во время пребывания Георгия Нарбута в Мюнхене, и это отразилось на их стилистике. Большая редкость!

В 1969 году по сказке Жуковского режиссёром М. А. Чиаурели был снят мультфильм «Как мыши кота хоронили». По свидетельству дочери режиссёра, мультфильм посвящён И. В. Сталину^[45]

Источники:

• Лубок «Мыши кота погребают» 1725 год. Иван Снегирев «Лубочныя картинки русскаго народа в московском мірѣ‎». Москва. 1861 год
• «Как мыши кота хоронили» — один из самых известных лубков средневековой России!
• ВикипедиЯ
• Кот казанский
• Мыши кота погребают
• Об испанских прототипах русских лубков и не только
• Как мыши кота хоронили. Сочинение В. Жуковского. Рисунки Г. Нарбут.
• Как мыши кота хоронили
• M. A.АЛЕКСЕЕВА ГРАВЮРА НА ДЕРЕВЕ «МЫШИ КОТА НА ПОГОСТ ВОЛОКУТ»—ПАМЯТНИК РУССКОГО НАРОДНОГО ТВОРЧЕСТВА КОНЦА ХѴІІ-НАЧАЛА XVIIIв.
• Мыши_кота_погребают_(лубок)
• Кот Казанский: татарин и царь в восприятии русского после «взятия» Казанского, Астраханского и Сибирского ханств. С. Ф. Фаизов
• ПРО СТАРИННУЮ КАРТИНКУ