Покровский С.Г. — О! Реформация!

О! Реформация!
Автор: Покровский Стас
Дата: 15.08.06 02:57

Gosha написал:
>Таковы были учения и жизнь великих деятелей Реформации. Их деяния были героическими, их вклад огромен, их жертвы велики-но Евангелие Иисуса Христа они не восстановили.

Рудольф Юлиус Бенно Гюбнер. Диспут Лютера с Эком. Знаменитый Лейпцигский диспут, одно из ключевых событий Реформации.

А каковы были успехи протестантов на мирском поприще? Типа — за что боролись? Отметим, что в протестантской религии института монашества нет.
А к моменту Реформации по сути дела не было другой экономики, кроме монастырской. Коллективной. И весьма и весьма увесистой. Ну типа у аббатства могло быть 170 кораблей для экспорта угля.

В Нидерландах бюргеры ненавидели монахов за то, что те были конкурентами во всем. Продавали пиво и вина, домашнюю утварь. Все лучше и дешевле. Реформация в Нидерландах — избавила бюргеров от конкурентов.

В Англии, Дании, Швеции рудники, шахты, мануфактуры, солеварни, стада, мельницы, земли, недвижимость и пр. — были конфискованы королями. В Англии вся эта собственность быстро ушла на оплату услуг дворян-фаворитов короля или была распродана нарождавшейся буржуазии. На этом этапе Реформации в Англии изменений в религию не было внесено просто никаких. Такими мелочами не занимались. Отделили мух от котлет и занимались самым принципиальным реформаторским вопросом — собственностью.

В Германии, где сопротивление Реформации было покрепче, — собственностью монастырей по сути оказались оплачены услуги баронов и князей, воевавших на стороне реформаторов.

А веселее всего в Тевтонском и Ливонском орденах. Рыцари, сами монахи, — с легкостью перешли в протестантскую веру. А общественную собственность собственных же орденов просто приватизировали. И стали обычными баронами. Были типа орденскими управляющими над собственностью — стали хозяевами. А рыцарские орденские государства стали им просто ни к чему. Они тут же и развалились — и достались Польше и Швеции.

Рыцари, которые считали такое поведение недостойным (или те, кому по их рангу от Реформации достался фиг с маслом), — ушли на Русь.

Успехи реформаторов не остались без внимания и на Юге Европы. Но здесь дело Реформации взяли в свои руки короли, юристы и Ватикан. Монастыри и аббатства после смерти аббата на какое-то время становились собственностью соответствующего покровителя. Богатыми аббатствами, превратившимися в процветающие хозяйства, французские короли наделяли своих фавориток. В Ватикане аббатствами оплачивали голоса кардиналов на выборах папы. А в Дижоне (Бургундия) виноградники, поставлявшие лучшее бургундское, — цистерцианцы (уже называющиеся бернардинцами) должны были сбыть с рук, поскольку козни юристов римского права не оставляли монастырям никаких шансов не разориться, управляя этими виноградниками.

В 18 веке Реформация в ее рафинированном, освобожденном от религиозных глупостей, виде дошла до Руси (при Екатерине). У монастырей были отобрана собственность, численность монахов была сокращена в разы. И этой собственностью Екатерина расплачивалась с фаворитами, наделяя их кого 5 тыс. душ, кого 10 тыс. душ….

На самом деле — это всеобщий путь возникновения развитого хозяйства. В той же Западной Европе интенсивное развитие ремесел происходило из монастырей.

В каких областях трудились монахи? Можно открыть любую монографию, посвященную самому скромному из приоратов, и даже там обнаружить перечень работ, которые совершенно далекие от того, что мы привыкли считать жизнью монашества прошлых веков. Можно увидеть, как монахи занимались добычей угля (в Шотландии аббатство Калрес в 1217 году владело 170 судами для экспорта угля), торфа (премонстранты), мрамора (мрамор из Сен-Реми в Бельгии будет использован для могилы Наполеона), свинца (в Фоунтен), сланца (в Орвале), гипса (близ Эгбель), квасцов (в Льежской провинции), серебра, золота и железа (в Вальдзассене). В Бредской долине, в Дофине, в Шампани монахи устраивали подземные штольни с деревянной крепью — это была новейшая для того времени технология — и добывали железо. В Сентонже и Они во Франции, в Честере, Бартоне, Биркенхеде в Англии, а также во многих других местах разрабатывались соляные копи. В XIV веке в Штейермарке аббатства объединялись друг с другом для использования соляных копей Магдебурга, Марлоу и Люнебурга. В 1147 году Раин в Австрии экспортирует соль.

В других местах (например, Без в Бургундии) монахи создавали настоящие промышленные центры: дубильное, кожевенное и суконное производства, маслобойни, мельницы, черепичные заводы, а также занимались торговлей. Аббатства специализировались на производстве стекла (картезианцы, цистерцианцы), витражей, эмалей, занимались ювелирным делом (Эйнзидельн), топили воск. Цистерцианцы изготовляли кирпичи больших размеров с несколькими отверстиями для облегчения обжига и последующего использования. Они известны как «кирпичи св. Бернара». Их можно обнаружить на всех цистерцианских стройках во Франции, Италии, Германии. В Безе монахи устроили множество черепичных мастерских и везли черепицу и кирпич во все монастыри и приораты своего аббатства к большому неудовольствию местного сеньора, считавшего монахов чересчур предприимчивыми: они рубят лес, причем строевой лес, используют дерево для производства повозок, изготавливают дубовую клепку, высушивая ее на огне в своих бараках, построенных здесь же в лесу.

В последующем монастыри нанимали наемных работников из окрестных деревень и всякого рода изгоев. Эти наемные работники сами становились мастерами. И тогда, когда ИНФРАСТРУКТУРА их ремесла становилась достаточной для самостоятельного существования, — начинали работать на себя. А начать дело без развитой системы снабжения, без подготовленного спроса на данный вид продукции,- практически нереально.

Иначе. Основа для производственной деятельности исторически рождалась при централизованном управлении. А по мере развития эта централизованная хозяйственная система давала отростки в форме частных производственных мастерских.
Кстати. Если верить истории в ее нынешнем виде, производственная деятельность монастырей началась не с удовлетворения спроса населения, а как раз с больших задач: строительство мостов, дорог, создания рудников и металлургии. А потом, по мере накопления обеспечивающих этот процесс задач и специалистов, решающих эти задачи, производство расплылось: изготовление бочек, горшков, варка пива и т.д. Т.е. снизошло до бытовых потребностей. И возникла возможность работы не только на централизованные задачи, но и на удовлетворение потребительского спроса населения. И именно этой частью деятельности руководить невозможно. Ею должен управлять спрос.

А приватизация стала интересной тогда, когда все стало ясно и просто. Когда, кроме монахов, технологиями владела уже куча наемных работников этих монастырей. До этого приватизацию проводить было нельзя! Дружины и армии тебе опалубку не разработают, в шахты и рудники не полезут, медь не выплавят.

К этому небольшому эссе хотелось бы добавить немножко о том, что происходило на Руси. А на Руси набирала силу централизация власти… опиравшаяся на монастыри. Монастыри, реально обеспечивавшие лучшее управление хозяйством, — были самыми эффективными игроками на экономической арене. Крестьяне переходили на монастырские земли потому, что там было выгоднее. Царю монахи были ближайшими союзниками в борьбе против князей и бояр. По царскому указу около 1550 года вотчины, переданные монастырям нельзя было выкупать иначе, как если это было предусмотрено завещанием. Если же такой выкуп осуществлялся, то землю забирал под себя царь.

А чем еще были монастыри для государства? Администрирование поморскими землями осуществлял мощный Соловецкий монастырь. Он же вел от лица государства и дипломатические переговоры со шведами. Район Белого озера контролировал Кирилло-Белозерский монастырь. И т.д. В сущности страна была разделена на земщину (в которой землей владели частные собственники — князья да бояре) и опричнину (это слово появилось задолго до знаменитой казнями опричнины Малюты Скуратова — землю, находившуюся в коллективной собственности монастырей). Монастырская система обеспечивала и экономические связи. Выросший монастырь снаряжал команду, обеспечивал ее припасами и инструментом — и отправлял осваивать новые земли — строить новый монастырь. И ставить в этом монастыре ремесла. А сбыт? — Монастырь делал те дела, которые ему поручены. Добывал руду, ковал железо. Ковал ядра для царя — и отправлял их в Москву. А сам получал что-то другое от другого монастыря. Всероссийское разделение труда обеспечивали монастырские обозы, которые везли рыбу, железную ковань, пушки, порох и пр.
При монастырях служили и были на довольствии монастырей воинские люди.

Ну и что?

А теперь переходим к Смутному времени. Знаем мы про полугодичную осаду Троице-Сергиева монастыря поляками Лисовского. Но практически не слыхали про четырехлетнюю осаду Кирило-Белозерского монастыря. И все. В событиях Смутного времени мы видим казаков, Болотникова, ополченцев Ляпунова, Минина и Пожарского. Но была еще одна сила — монастыри. Именно политическая работа Троице-Сергиевого монастыря подвигла Минина на создание ополчения. Кирилло-Белозерский монастырь, который год воевавший на собственный кошт, — слал в Нижний Новгород серебро на ополчение. Только черное духовенство — монашество и было ЕДИНСТВЕННОЙ ПАРТИЕЙ, однозначно боровшейся за суверенитет Московской Руси. Без колебаний.

Вот как общался со шведами от лица Московии в 1611 году (поляки в Москве!) настоятель Соловков:

На интересующий королевское правительство вопрос игумен Антоний ответил, что, по имеющимся у него сведениям, русские люди на Москве единодушно выступают против литовских людей и хотят выбирать в государи только из своих русских фамилий. Что же касается подведомственных ему Соловецкого монастыря, Сумского острога и всего обширного Поморского края, то в этих местах такой же «совет единомышленный», как и во всей земле русской, не избирать на отечественный престол иноплеменников: «Не хотим никого иноверцев на Московское государство царем и великим князем, опроче своих прирожденных бояр Московского государства».

И монастыри были важнейшей целью поляков.

В Смутное время было разграблено и сожжено великое множество храмов, монастырей, убиты тысячи священнослужителей и монахов. В числе жертв тушинцев были: архимандрит Константин и братия Борисоглебского монастыря в Торжке (1609 г.), игумен Варсонофий и братия Николо-Улейминского монастыря под Угличем (1609 г.). В самом Угличе весной 1611 г. были разорены все монастыри – Алексеевский, Вознесенский, Троицкий, Иоанно-Богословский, Паисиев-Покровский, Кассианов-Успенский, Михайловский мужские, в которых были полностью перебиты все монахи и искавшие у них защиты жители города. Не пощадили враги и женские Богоявленский и Введенский угличские монастыри, где также были истреблены все инокини. В 1610 г. поляками был разорен Макариев Калязинский монастырь, где были зверски убиты игумен Никон, братия монастыря и русские воины, его оборонявшие. В июле 1610 г. та же участь постигла Пафнутьев Боровский монастырь, где вместе с другими монахами был убит и ушедший сюда на покой архимандрит Иоасаф, герой обороны Троице-Сергиева монастыря. В 1612 г. были убиты игумен Паисий с братией Александро-Свирского монастыря. В том же году мученически пострадали преп. Евфросин и Иона Синоезерские. Уже на исходе смуты были замучены поляками ученик преп. Иринарха Борисоглебского преп. Галактион Вологодский (1612 г.) и братия Спасо-Прилуцкого монастыря близ Вологды (1613 г.), где большинство монахов было заживо сожжено в трапезной обители.

Монастыри оборонялись, гибли, а другие продолжали многолетний труд по формированию отпора иноземным захватчикам. То, что делали Минин и Пожарский — самый последний, завершающий аккорд. А Русь отстояло в сущности монашество. Князья и бояре, вставшие на сторону самозванцев и поляков, — страховали от разорения свои вотчинные владения. И они вставали на сторону поляков. Либо соблюдали нейтралитет. А вот Русь монастырская, Святая, — могла только победить или умереть. В случае победы самозванцев и поляков — она разделяла участь монастырей Европы. Другой собственности, которую могли приобрести в качестве приза за победу, — просто не было.

Монашество и подвигнутый им на борьбу русский народ в Смутное время отстояли не просто Русь. Они отстояли ОБЩЕСТВЕННЫЙ ХАРАКТЕР СОБСТВЕННОСТИ, пронизывавшей всю Московскую Русь. И потому — обеспечившей возможность развития Русского государства в империю, охватывающую 1/6 суши. Отстояли душу народа — его стремление к национальной и человеческой солидарности. Именно Смутное время отделило Запад повсеместно победившего частника от Руси соборной и солидарной.

Смута — была гражданской войной. Это известно. Но вот содержание ее как раз терялось в тумане. Низы, казачество — оказывались на стороне иноземцев. А эксплуататоры-дворяне гибли в боях и от голода, отстаивая страну.

Выдвижение на первый план позиции монастырей и монашества и обозначение типа собственности, который стоял за ними -все ставит на свои места. Служилые люди, погибавшие при обороне монастырей и городов (при этих монастырях) — были людьми социалистической системы. И дворяне, как ни странно, — тоже. Они жили от того, чем их обеспечивали назначенные им царем общины. А царь и монастыри были в единой связке — в противостоянии вотчинной знати. Которая была не прочь урвать куски и от монастырской собственности и от царской. Т.е. от собственности — всероссийской. И превратить свой удел в маленький Люксембург, в Голштинию, в Гессен — т.е. сделать то, что Реформация сделала с Германией.

Оценка численности монастырской собственности — весьма непростая.
Тем не менее, она существует, к сожалению, в реферате, но методика расчета там приведена:

тогда общая численность крепостных крестьян духовенства в конце XVII в. составит 1,4 млн. человек, или 16% крепостных крестьян в России и 13% всего ее населения.

Обратим внимание, что это оценка КОНЦА 17 века. Которая дает заниженную долю монастырской собственности в России по следующим причинам:

1) в состав России вошли хорошо населенные земли на Западе и на Юго-Западе — из состава Речи Посполитой. Это — Смоленщина, Брянщина, Слободская Украина, в которых сколько-нибудь значимой монастырской собственности не было.
2) Быстрое развитие населения России происходило за счет продвижения на Юг — в Дикое поле. Здесь устанавливалось преимущественное дворянское крепостничество: землями и крестьянами наделяли царских служилых людей.
3) К концу 17 века уже начался процесс секуляризации монастырской собственности. Приблизительно с середины 17 века фиксируется отторжение владений Соловецкого монастыря. К концу же 17 века оказались закрыты до 300 монастырей. Причины особо не афишируются. Но они вполне очевидны. Тот же Соловецкий монастырь выступил против никоновской реформы, восстание было подавлено правительственными войсками. Можно не сомневаться, что таких «несогласных» было довольно много.

Таким образом, события второй половины 17 века снизили долю крестьян, находившихся в крепостной зависимости от монастырей и наоборот увеличили долю царских и помещичьих крепостных.

Дадим еще одну оценку, связанную с переписью собственности 476 монастырей:

В 1661/62 г. еще раз была проведена перепись крестьянских дворов, расположенных на монастырских землях; однако нужно заметить, что в Монастырском приказе перепись делалась по сведениям, которые давали сами монастырские власти, не исключено, что в действительности число крестьянских дворов было несколько выше, но монастыри утаивали часть дворов. По этой переписи 476 монастырей владели землей с 87907 крестьянскими дворами[491], а в 1696 г. на монастырской земле было 102476 дворов[492]. Если считать, что на каждый двор приходилось четверо взрослых трудоспособных мужчин — раздела дворов крестьяне всегда избегали из-за податей,— то окажется, что на монастырских землях занято было больше полумиллиона одних только мужчин, а вместе с женщинами и детьми, по крайней мере, еще полмиллиона душ[493].
(Источник)

Для доли в экономике существенна еще одна составляющая. Свободные торговцы и ремесленники, работавшие по найму при монастырях.

Например, у Прилуцкого монастыря в 1543 г. было «2 села, а дворов в них непашенных торговых и мастеровых людей 139 дворов»;16 в 1543 г. в Твери в слободе Отроча монастыря было 119 дворов, из них 77 дворов ремесленников.
(Источник)

Как видим, число непашенных — ремесленных и торговых — дворов могло быть заметно больше половины от всего, что населяло монастырские земли и участвовало в экономике, организованной монастырями. Причем отмечается наем монастырскими ремесленниками еще и подсобной рабочей силы из свободных людей-казаков:

Так, в XVII в. в Кирилло-Белозерском монастыре кожевники нанимали «дуб толчи» или мять кожи (плата «от кож от мятья 6 алт. 1 деньга», «от 10 кож от мятья дано наймы казакам 3 алт. 2 деньги»)220 , а суконники нанимали топтать сукна («казак топтал сукна — 7 алтын», «Рыжку от сукон от топтанья — 4 алт. 1 деньга»)

 

в 1567 г. казначей Кирило-Белозерского монастыря записал, что «Ширяю котельнику да сыну его дал от дела большого котла 4 р. да у них делали два казака наемные дал им найма 15 алт.».

Но и это не все. Кроме прикрепленных или вольнонаемных работников, при монастырях огромные объемы работ выполняли т.н. ТРУДНИКИ — люди, добровольно и бесплатно оказывавшие помощь монастырям в работах.

Ну и еще одна любопытная категория — монастырские детеныши:

Детеныши — это одна из самых любопытных категорий лиц, живших на монастырских землях; несмотря на то, что эта категория часто упоминается в монастырских документах, у нее не было четко очерченных границ. В исторической литературе нет отчетливой характеристики этой группы лиц, в ней не прослежено ни ее возникновение, ни история ее становления[526]. Неясность происходит оттого, что в документах о детенышах говорится по-разному: то они фигурируют в одном ряду с монастырскими слугами, и значит, выполняют такие же работы для монастыря, как и слуги, то детеныши оказываются крестьянами, работающими на земле; жили они и внутри монастырских стен, и в монастырских слободах, иногда у них были даже свои дворы в монастырских деревнях; работали они и как ремесленники — можно сказать, во 2-й половине XVII в. они заняты были почти во всех отраслях монастырского хозяйства[527]. Источники упоминают монастырских детенышей с середины XVI столетия[528], их появление и рост их числа можно связать с увеличением размеров собственных монастырских запашек[529]. С одной стороны, это были взрослые люди, обедневшие крестьяне и бобыли; они обрабатывали монастырские поля, косили, были рыболовами. Благодаря денежным вспомоществованиям от монастырей они обзаводились собственными дворами или получали запустелые дворы беглых и задолжавших крестьян. Как и монахи, детеныши освобождались от податей и оброков[530], свою повинность монастырю они исполняли работой. С другой стороны, боольшая часть детенышей (особенно в XVII в.) происходила из сирот или детей монастырских крестьян и бобылей. Так, в 1636 г. у Соловецкого монастыря был настоящий сиротский дом, в котором жило около 300 детей, выполнявших легкие монастырские работы: в огороде, на монастырской кухне и т. п.— что вызвало особое послание царя игумену монастыря, в котором он потребовал строгого надзора над сиротами, во избежание бесчинств, а также постройки для этих детенышей особого дома вне монастырских стен[531]. Крестьяне, и в особенности бобыли, с радостью отдавали своих детей-мальчиков в монастырь. Вначале они выполняли легкую работу, как в Соловецком монастыре, потом женились на крестьянских девушках, обзаводились собственными дворами, работали на монастырских полях, но в монастырских документах они продолжали числиться монастырскими детенышами — по традиции и по фискальным соображениям. В XVII в. мы обнаруживаем уже договоры (в этом случае они обычно назывались не порядной, а жилецкой записью) между монастырем и его взрослыми детенышами, в договорах перечислялись взаимные обязанности сторон[532]. В писцовых книгах XVII в. содержится много сведений об этой группе лиц, зависимых от монастырей, и о дворах детенышей[533].

Как видим, это значительная трудовая армия, не учтенная с точки зрения налогов — нигде. Т.е. народ есть, работает, женится и рожает детей, а в число податных крестьян не входит. Типа — сирота казанская.
И трудники, помогавшие монастырям из соображений религиозных, из соображений научиться ремеслам, из соображений подготовки к переходу в монашество, и монастырские детеныши, — суть специфически монастырские явления, не имевшие аналогов в миру. И обеспечивавшие существенную долю трудовых ресурсов монастырей.

Какую?

В Иосифовом монастыре было больше 100 таких ремесленников, из них 37 детенышей[534]. В 1628–1629 гг. ярославскому Спасскому монастырю принадлежало 27 дворов, в которых жили и работали на монастырь 27 ремесленников. В слободе можно было насчитать 194 двора, в которых опять-таки жили монастырские ремесленники, из которых 25 были детенышами, они изготовляли почти все потребное монастырю и его имениям.

12-37% от числа только ремесленников.

А еще была категория монастырских слуг:

Монастырские слуги уже давно использовались в монастырях и монастырском хозяйстве[524]. Они исполняли разного рода работы в монастыре, были конюхами, пастухами, сторожами, рыболовами, бортниками, ремесленниками и т. д. По мере увеличения территории монастыря, в связи со строительством новых пристроек, зданий, конюшен, амбаров и т. д., росло и число монастырских слуг. Они получали от монастыря жилье, одежду и продовольствие, частично также и денежное вознаграждение, обычно в виде подарков к Рождеству, Пасхе, Троице или в день святых апостолов Петра и Павла. Эта группа людей состояла из обедневших крестьян, которые уже не могли и не хотели обрабатывать свои земельные наделы, из слобожан, инвалидов войны и т. д. В XVII в. монастырские слуги обычно заключали с монастырем устный договор или письменную порядную запись.

Даже сама по себе цифра 13% населения в крепостной зависимости монастырей — уже весома. А учет всех коррекций позволяет ожидать до 30-50% населения, участвующего в монастырской экономике. В том числе и часть помещичьего крестьянство. Которое летом обрабатывает свою и дворянскую землю, а всю зиму трудится на монастырь. Причем добровольно.

Существование и высокая доля наемных работников, монастырских слуг, монастырских детенышей, трудников — показывает, насколько далека от истины оценка монастырской экономики как обычной феодальной.

Artur

>Пока у нас только эти цифры. Количество ремесленников, и прочего народа, работающего на церковь, желательно выяснять не на отдельных примерах, а статистически.

Не вполне справедливо.

Во-первых, у нас есть приведенная ссылка из Смолича с числом дворов по переписям. Причем, если обратили внимание, в 1646 г. в 432 монастрыях дворов было больше, чем в 1661-62 годах в 476 монастырях.

При этом в конце 16 века насчитывают более 700 монастырей, а в конце 17 в.- 1153.

Есть приведенные там же ссылки на иностранных свидетелей:

Описи многих монастырей сообщают часто неточные сведения о монастырских земельных владениях, кроме того, хотя монастырские власти заботились о сохранении списков с писцовых книг, все же во многих монастырях они пропадали. Лишь обобщая сведения из разных источников, что вынуждены были делать, например, Рожков, Ю. Готье и др., можно составить целостную картину по некоторым областям страны. Иностранцы, которые посещали Москву в XVI или XVII в., свои оценки строили больше на высказываниях разных лиц, чем на знании приказных документов. И все же эти оценки можно принять без особой критики, ибо они более или менее соответствовали действительности. Слова некоего Климента Адамса, посетившего Москву в 1553 г., о том, что «tertiam fundorum partem totius imperii tenent monachi» [третья часть земли всего царства принадлежит монахам], подтверждаются замечаниями других иностранцев. Англичанин Джером Горсей, который безвыездно жил в Москве с 1572 по 1590 г., ссылается на слова царя Ивана IV, сказанные им на Соборе 1580 г., о том, что русское духовенство «владеет третьей частью всего царства». То же самое говорил и швед Петер Петрей, посетивший Москву в конце XVI и начале XVII в. и в 1615 г. опубликовавший путевые заметки о Московском государстве[482]. С. Ф. Платонов в своих превосходных «Лекциях по русской истории» считает вполне достоверным, что в конце XVI столетия в руках духовенства, митрополита, архиерейских кафедр и монастырей находилось до 37% всей пашни[483], а еще — леса и покосы.

В отношении же статистики — это требование почти невозможного.

И тем не менее. В 1678 году была податная перепись. по которой в России насчитывалось ок. 800 тыс. дворов:

Но полного однообразного итога ее не встречаем в актах: число дворов, приводимых со ссылкой на нее, колеблется между 787 и 833 тысячами дворов
(Источник)

 

В 1696 г. на монастырской земле было 102476 дворов

Т.е. только по подворной подати — это 1/8 ~ 13%.
Но это если исходить из равенства подворной подати. Реально же система раскладки подворной подати была такой, что она давала преимущества дворянским вотчинам.

Следовательно, с церковных земель положено было собирать податей более против других земель, в пропорции 4:3. Патриарх и прочие архиереи, монастыри и церкви должны были собирать с своих вотчин и доставлять правительству: а) стрелецкие деньги и стрелецкий хлеб на содержание стрельцов — постоянного войска, б) ямские деньги на содержание почт в государстве, в) полоняничные деньги на выкуп пленных, г) деньги и хлеб на жалованье ратным людям и содержание их в военное время, д) даточных людей на ратную службу с полною обмундировкою.

Только по прямому подворному налогу это уже 16% Не считая прочих платежей государству.

Далее:

В 1680 г. доходы составляли 1203367 руб. Из них за счет прямых налогов было обеспечено поступление 529481,5 руб., или 44% всех доходов; за счет косвенных
налогов — 641394,6 руб., или 53,3%. Остальную сумму (2,7%) давали чрезвычайные сборы и прочие доходы. Расходы составляли 1125323 руб.
(Источник)

Что такое косвенные налоги? «Соляная прибыль»,- важнейшая. Соловецкий монастырь, продавая 130-140 тыс. пудов с 1677 г. платил соляную пошлину по полной программе — 3900 руб. Из 641 тыс. общероссийского косвенного налога. 1/160
Но не один Соловецкий монастырь! Пыскорский монастырь около Соликамска добывал в год около 1 млн. пудов соли. Это уже около 8/160

И множество монастырей с меньшей добычей. Вот только по льготам:

«Пожаловал, например, грамоты монастырям: Спасо-Прилуцкому на беспошлинную продажу 14000 пудов соли. Соловецкому на такую же продажу 100000 пудов соли, Кирилло-Белозерскому на такую же продажу 40000 пудов соли, Архангельскому на такую же продажу 7000 пудов соли…»

Крупными солепромышленниками, кроме уже обозначенных были Новгородский Софийский собор, монастыри: Муромский, Печенегский, Кандалакшинский, Троице-Сергиева лавра(30-50 тыс. пудов) и др. Список неполон. Выныривают такие упоминания:

В приходо-расходных книгах Никольского Карельского монастыря упоминаются дощаники, на которых монастырские слуги перевозили соль, загружая в каждый более 260 рогож с солью весом 7-8 тыс. пудов.

Т.е. достаточно очевидно, что на одном только солеварении монастыри вполне достигают положенной им 1/8 косвенных налогов России, при том, что среди прочих косвенных заглавную роль играли кабацкий сбор и таможенные платежи. Т.е. явно не связанные с ремеслами и торговлей продуктами ремесел.
Соль по своему значению в торговых сборах заметно превосходила всю прочую торговлю.

В 16-м веке, по отзывам иностранцев, «лучшая соль» и в большом количестве добывалась в Старой Руссе. Здесь было много солеварен». Старая Русса платила ежегодно торговых пошлин больше всех крупных городов. Так, Старая Русса платила 18 тысяч рублей, а Москва — 12 тысяч рублей.

(Старая Русса — это тоже несколько монастырей, занимавшихся солеварением и торговлей солью.)

Думаю, обзор достаточен.

Monk

>Где обоснование столь принципиальных утверждений? Считается, что экономически наиболее эффективными были боярские вотчины в силу своих размеров и масштабов. Монастыри не могли обеспечить на своих землях столь же высокий уровень жизни крестьянам, которые они имели в боярских вотчинах. Кто был самым первым инициатором закрепощения крестьян? Монастыри. В середине 15 века, когда волжские и заволжские территории были раззорены в результате междоусобной войны между Василием Тёмным и звенигородскими князьями, именно монастыри стала слать в Москву письма с жалобами на то, что крестьяне бегут из монастырских владений в крупные боярские вотчины, с требованием возвращать их на прежнее место проживания.

А вот — противоположный пример.

Здесь выступают прежде всего крупные монастыри. Они потребляли большое количество ремесленной продукции, в частности железа, уклада, железных изделий. Большинство монастырей, прибегая к услугам городских ремесленников и покупая изделия на рынках, имели и своих оброчных мастеров-кузнецов и «кузнишных детенышей». Например, Волоколамский монастырь в 1547 г. имел 3 кузнецов и 4 кузнишных детей,12 в 1569 г. Павлов-Обнорский монастырь —одного «Клима кузнеца»,13 в 1591 г. Болдин-Дорогобужский монастырь — 3 кузнецов 14 и т. д. Привлеченные путем свободного найма, эти ремесленники за свою работу в монастырской кузнице жили и питались при монастыре и сверх того получали оброк (плату); кузнецы в год — «полтину», детеныши — «по четыре гривны». На год монастырь нанимал 3—4 кузнецов и 4—5 молотобойцев…. Много ремесленников жило на обширных монастырских землях в слободах и селах. Повинность они несли только монастырю, платя ему оброк денежный и частично натурой. Например, у Прилуцкого монастыря в 1543 г. было «2 села, а дворов в них непашенных торговых и мастеровых людей 139 дворов»;16 в 1543 г. в Твери в слободе Отроча монастыря было 119 дворов, из них 77 дворов ремесленников. Обработкой железа занималось 14 дворохозяев, среди них 6 гвоздочников, 3 кузнеца, 3 ножевника, 1 замочник и 1 игольник.17 В конце века из «государева посада» ремесленники бегут, и одним из мест убежища им служат монастырские слободы.

 

Monk

>При этом Вы игнорируете целую серию царских указов, начиная ещё со времён деда Ивана Грозного — Ивана 3, которые были направлены на ограничение церковного землевладения.

Да. Царские аппетиты уже начали подбираться и к монастырскому добру. В 18 веке это проявилось во все красе. Жизнь диалектична. Союзники союзниками, но денежки врозь.

Monk

>Согласен, только не нужно переоценивать масштабы монастырского производства.

Речь идет о существенной недооценке этих масштабов. На одну выдающуюся по своим масштабам Устюжну Железную с несколькими десятками кузнецов, как следует из вышеприведенной ссылки, приходилось от одного до нескольких кузнецов буквально при каждом монастыре, Соловки были одним из немногих по тем временам мест железоделанья, а Кирилло-Белозерский монастырь — важнейшим покупателем произведенного железа, имевшем совершенно прозрачное производственное назначение — корабельные скобы.
Монастыри, как следует из той же ссылки оказывались и важнейшими организаторами ремесел. Обратили внимание на процент ремесленников и торговцев в принадлежащих монастырям селах и слободах?

Monk

>Во-первых, «Всероссийское разделение труда» сложилось в 17 веке уже после Смуты. Во-вторых, это разделение обеспечиали обозы московских «гостей», новгородских, псковских, тверских, нижегородских, астраханских и т.д. купцов.

Да, в 17 веке торговля потихонечку опустилась вниз — в мир. А в 16 главными заказчиками и потребителями тех же металлоизделий были монастыри. И возы с рыбой, мехами, пушечными ядрами — везли на Москву не торговые «гости», а монастырские обозы. Т.е. те же профессиональные торговцы, но работавшие при монастырских хозяйствах. Сбытовики и снабженцы, обеспечивавшие выполнение поставок по царским разнарядкам на ковку ядер, литье пушек, поставку сукна и пр. А в каждом монастыре по пути — горячие щи и крыша над головой. И попутный груз.

Monk

>Вот именно. Ну и что? Что у нас были рыцари-монахи, которые имели свои собственные военные отряды? Эти «воинские люди», которые либо формировались монастырями из «вольных и гулящих» людей, либо присылались царём — служили охраной монастырских богатств и владений. Не более.

Нет. Они были постоянно живущими гарнизонами, которые мобилизовались для задач государства. Монастыри были местом службы. А при необходимости монастырь отправлял по заданию царя в нужное место и людей, и пушки. Более того, при монастырях происходил по сути призыв рати. Которую вооружали из монастырских арсеналов. А оружие погибших или умерших отправлялось обратно в арсенал, что документально фиксировалось.

Оборона же монастырского добра от разбойников не требовала ни имевшихся арсеналов, ни имевшихся пушек. Опять-таки, монастыри не воевали ни с боярами, ни между собой. И численность гарнизонов монастырей диктовалась именно международной обстановкой. Монастыри выступали в роли крепостей. Опорных пунктов.

Monk

>Нет не всё. Вы просто не знаете содержания современных учебников по истории. В них чётко и ясно указана роль РПЦ в Смуте. Прежде всего, подчёркивается, что именно РПЦ (патриарх Гермоген) сформулировала и дала национально-освободительнуму движению национальную идею — освобождение Москвы и всей России от иноверных захватчиков, восстановление власти православного царя, православного государства.

Типа — на само деле это знаю. Но просто не ввел в текст.

Monk

>Интервенты громили самые отдалённые и глухие деревни.

Ну деревню кто только не грабил и не громил.

Но события польской интервенции я сопоставляю еще и со шведскими набегами. Там отмечается особо жестокое отношение к монашеству.

Что же касается степени сопротивления, то не забывайте, например, о 22-х месячной осаде Смоленска, жители которого предпочли смерть плену. Что гарнизон Смоленска состоял из монахов?

Не только из монахов. Но и монастырских служилых людей хватало:

Следовательно, можно предположить, что посад за Днепром к на­чалу осады города поляками был укреплен, а его укрепления называ­лись «Острогом». Косвенным подтверждением этому могут служить данные о численности смоленского гарнизона. К моменту осады в 1609 г. он насчитывал 5335 человек (44, с. 228). Часть жителей несла службу и на правобережье, к ним относились, например, слобожане Петровского и Покровского монастырей, а также жители Дорогобужа и Вязьмы — всего 625 человек .

Девятую часть защитников города составляли защитники предмостного укрепления в Заднепровье, в основном набранные из слобожан всего двух монастырей. В городе было 1500 стрельцов, которые, как мы знаем по тем временам жили и несли службу преимущественно при монастырях. В городе было 1200 дворян. Прочие жители всех сословий в числе вооруженных обороняющихся составили ок. 1850 человек. При том, что население составляло 20 000 человек. Конкретно монашество в числе обороняющихся не выделяется, но стены некоторых монастырей составляли часть общего оборонительного обвода. И куда тем монахам было деваться — Из множества монастырей?

Monk

>Конечно, подобные случаи были. Одна «семибоярщина» чего стоит. Но не стоит забывать про таких людей как Скопин-Шуйский, Дмитрий Пожарский и др. В конце концов русские феодалы отлично понимали, что будет с их владениями, если победят поляки. Аппетиты шляхты они знали лучше нас с Вами. Поэтому Формулировка «либо поддержка, либо нейтралитет» — в корне неверна.

24 октября поляки в Москве были вынуждены капитулировать. Вместе с поляками из кремля вышли несколько десятков бояр, сидевших с ними в осаде. Среди них были Федор Иванович Мстиславский, Иван Михайлович Воротынский, Иван Никитич Романов и его племянник Михаил Федорович с матерью Марфой. Эти люди привели поляков в Москву и целовали крест королевичу Владиславу

До этого в пору первого ополчения в «правительстве» Ляпунова самым родовитым был Трубецкой, получивший боярство в Тушине. Мало с ним было родовитых. Все больше мелкая сошка… Да и во втором ополчении тоже.

Monk

>Смотря какие низы и какое казачество. Десятки тысяч казаков и представителей «низов» воевали в православных ополчениях. Неужели не видите какая у Вас получается чёрно-белая картинка?

Не всякие казаки. Городовые казаки — это и были государственные служилые люди.- По царским городам. А вот казаки типа донских и запорожских, не связанные с государаревой службой, — все больше на стороне завоевателей. С точностью, конечно, до компромиссов и временных союзов.

Monk

>Погодите они уже у Вас сохраняли свои поместья («либо, либо»). Или Вы разделяете бояр и дворян?

Разумеется, разделяю. Небо и земля. У боярина земля своя. У дворянина — царская, — с которой он получает средства к существованию и вооружению. Система аналогичная турецкой. С точностью до формы довольствия. В Турции — денежная форма, на Руси — натуральная.

Artur

>Не могу понять почему Вы так настаиваете на преобладании монастырской торговли. С купеческой торговлей она всё равно не срвнится.

Монастыри держали торговлю солью в Старой Руссе. И в конце 16 в. платили торговых пошлин(практически только от соли) 18 тыс. рублей. Вся Москва со всеми ее ремесленниками и купцами платила 12 тыс. рублей торговых пошлин. Не было сколько-нибудь существенного купечества. Не торговало оно. Были занимавшиеся торговлей монастыри и конкурировавшие с ними Строгановы. и всякая мелочь пузатая. Строганов давал 3 млн. пудов соли, один только основанный им же монастырь под Соликамском — 1 млн. А были еще десятки монастырей, живших за счет соли.

Нечем было особо торговать! Устюжна Железная во второй половине 16 в. обеспечивала железом всю Московскую Русь. И это делали 66 кузнецов! — Чрезвычайно точная характеристика российского рынка.

Monk
>Ну, во-первых, далеко не каждый монастырь был опорным пунктом с гарнизоном. А, во-вторых, вопрос «Ну и что?» — сохраняется. Ведь этих воинских людей формировало, вооружало и направляло в монастырь государство, т.е центральная власть.

Неправда! Даже если монастырь не содержал войск(в чем я уже сомневаюсь), то:…

Патриарх и прочие архиереи, монастыри и церкви должны были собирать с своих вотчин и доставлять правительству: а) стрелецкие деньги и стрелецкий хлеб на содержание стрельцов — постоянного войска, б) ямские деньги на содержание почт в государстве, в) полоняничные деньги на выкуп пленных, г) деньги и хлеб на жалованье ратным людям и содержание их в военное время, д) даточных людей на ратную службу с полною обмундировкою.

Не содержало государство войско. Монастыри его формировали и содержали. А царь распоряжался, куда его применить. Возможно, в этом секрет того, что Русь не славна завоевательными войнами. Преимущественно — оборонительными. Под оборонительные войны монастыри средства на войско и людей для войска давали. А под захватнические — ШИШ!

Monk
>Т.е. если вы посмотрите на бюджет монастрыерй, то увидите, что порядка половины их доходов — это вклады и пожертовования. От людей любых имущественных положений — вклады даже собственной работой.

>Поэтому монастырь и мог выживать в тех условиях, где вотчина или поместье не могла. У них такой дотации не было.

На Русском Севере, в Понизовье(вдоль той же Камы), на Урале — дотаций не было. Однако развитие шло огромными темпами. Дотация — не причина, а следствие.

Обращаю внимание: монастырям земли отписывали, а церкви -нет. Чувствуете разницу?

Еще один интересный момент. После турецкого завоевания и исламизации Малой Азии Константинопольский патриарший престол исправно получал арендную плату от патриарших монастырей.

Причина экономической эффективности монастырей давно разобрана:

Как экономические организации — а ими в первую голову и были монастыри — они представляли собой не что иное, как попытки «силами самих участников разрешить социальный вопрос для ограниченного круга людей». Если эти чисто хозяйственные организации выступили под религиозным покровом, то это объясняется как временем, так и тем, что первобытное христианство выстраивалось в своей оппозиции к античному миру на коммунизме. И хотя его осуществление терпело крушение под влиянием тогдашних условий жизни, последние тем не менее «создавали все новых пролетариев, а вместе с тем и все новую потребность в коммунистических организациях». А таковыми и были монастыри.
Самая форма их организации предполагала общее пользование как средствами производства, так и продуктами потребления, ибо общее хозяйство противоречит частной индивидуальной собственности, главным образом частному пользованию средствами производства. Там, где делаются попытки сохранить последнее, вся организация очень быстро распадается, как видно из истории всех коммунистических общин. Так как общее хозяйство было продиктовано социальной нуждой, тяготевшей над всеми, нуждой, от которой хотели спастись, то естественно, что старались всеми силами сохранить общее производство. Все было подчинено этому интересу, а также понятия о собственности. Люди отказывались от частной собственности и жили на коммунистических основах. Тому же закону должна была, естественно, подчиниться и регламентация половых отношений. И здесь решающее значение должны были иметь интересы сохранности и целостности хозяйственной общины.
С другой стороны, монастыри возникли в эпоху, когда права собственности и наследования уже находились в развитом состоянии. Отсюда следует, что сохранение или введение брака в монастырях не мирилось с необходимым для их существования коммунизмом, ибо кровная связь всегда сильнее всяких искусственных формаций, а такими искусственными формациями, несомненно, были монастырские общежития. Чтобы избежать этой опасности — а по существу дела ее необходимо было избежать, — монастырям не оставалось ничего другого, как отречение от брака. Кроме членов домашней общины, монахи и монахини не должны были иметь другой семьи.

Монастыри были первыми и долгое время единственными очагами и рассадниками культуры. Здесь впервые возникло профессиональное ремесло. Здесь мы встречаем первых ткачей. Монахи были также первыми пивоварами. Они же первые ввели рациональную обработку земли. Всему этому монахи научили окружающих их людей. Они научили их ткать шерсть, одеваться в шерстяное платье, выгоднее обрабатывать землю, они привили им более разнообразные и, главное, более высокие требования к жизни. Разумеется, то была не простая случайность, что именно монастыри сделались очагами технического прогресса. Это было просто последствием того, что в монастырях впервые пришли к тому, что является причиною всякого технического прогресса, — к концентрации труда. Так как монастыри практиковали ее впервые, притом в самом интенсивном размере, то они и пришли раньше других к товарному производству.
Монастыри сделались, таким образом, первыми и были в продолжение многих столетий самыми могущественными и богатыми купцами. В монастырях всегда можно было получить все, и притом все лучшее. «Монастырская работа» была высшего качества. Разумеется, не потому, что «благодать Божия покоилась на этом труде», не потому, что благочестие направляло ткацкий челнок, а по простой экономической причине. Здесь человек был не только безличным средством капиталистического накопления прибыли. Таков, далее, всегда результат труда, построенного на коммунистических основах: связывая личный интерес с поставленной задачей, он облагораживает как процесс работы, так и ее продукт.
Таким путем монастыри незаметно сделались первым и главным сосредоточием культурной жизни. В интересах собственного существования они первые проложили дороги, выкорчевали леса и сделали их годными для обработки, высушили болота и построили плотины. Укрепленные стены монастырей были первыми крепостями, в которых окрестные жители могли укрыть себя и свое добро, когда жадный до добычи неприятель врывался в страну.

(Источник)

Очень похоже(судя по Иоанну Касиану Римлянину — ИКР), что своим возникновением институт монашества обязан той же причине — необходимости вывода из мира избыточной элиты. ИКР, обсуждая прием людей в монастыри, — упирает на преодоление тех мировоззренческих установок людей, которые характерны именно для правящих сословий, для элиты. А именно:
— отношение к жизни за счет собственного труда, как к позорной
— отношение к торговле собственными продуктами на глазах у тех, кто знал тебя ранее, — как к позорной
— стремление иметь что-то дорогое в собственности
— нежелание кому бы то ни было подчиняться

Есть и другие сведения. Типа история ордена бенедиктинцев(устав св. Бенедикта — древнейший) — гласит, что членами этого монашеского ордена становились дворяне. По правде говоря, такие фразы с ушами выдают исторический возраст того же устава св. Бенедикта — соответствующий представлениям Новой хронологии, но не вяжущийся с традиционной версией истории. Но это пока — нас не должно волновать.

Я просто подчеркиваю: монастыри изымали из общества избыток правящей элиты. Общественная собственность монастырей, как бы она ни нарастала, — более не становилась пьедесталом для возвышения каких-либо наследников — наследником монастырской собственности — был только монастырь и жившая в нем община насельников.

Если проанализировать практику русского монашества допетровских времен, то в ней просматривается довольно интересное явление — институт «монастырских детенышей». Считается, что это были всевозможные сироты, бобыли, оставшиеся без хозяйства, которые прибились к монастырю, работают на него, пользуются его покровительством(какая ни есть крыша над головой, еда) — и потихоньку обживаются имуществом. Если им удалось подняться на ноги, обзавестись домом, хозяйством, жениться,- они переходят в разряд обычных тягловых крестьян на тех же монастырских землях. Впрочем, имея право перейти потом и в боярскую вотчину. А если нравилась такому детенышу монашеская жизнь — он мог и сам стать монахом. Не собственником-крестьянином, а членом монастырской общины.

Но само слово «монастырские детеныши» подталкивает к еще одному выводу. Монахи ведь не слишком-то соблюдали запреты на сексуальные отношения. Интересно, что древние мужской и женский монастыри в Муроме разделяют 10 метров. Просто монастырские дети не имели никаких наследственных личных имущественных прав. А доля «монастырских детенышей» доходила до 37% среди народа, подчиненного монастырю: тягловых крестьян, таких вот детенышей и еще парочки полутягловых льготных по податям категорий.

Т.е. мы здесь наблюдаем как бы механизм социальной реабилитации избыточной элиты. Растянутый на поколения. Вывод людей, чьи родители достигли успехов и богатства — из светской жизни в монастырь, не исключающий обретение физического потомства, — с последующим возвращением этого потомства — в ряды обычных людей, крестьян — без избыточной собственности, без элитных амбиций, но со знаниями(в монастырях учили грамоте), с трудовыми навыками, с крепким крестьянским двором, который монастырь помог им сформировать.

 

Те, кто занимался историей России, в частности, историей церкви и монастырей, — сталкиваются с понятием НЕСУДИМАЯ ГРАМОТА.

Московские государи, имевшие в областях неплохие армии наместников, воевод, всевозможных тиунов, судебных исполнителей -ябедников, предоставляли монастырям внутреннюю судебную автономию — независимость от областного наместнического, воеводского или архиерейского суда. На монастырских землях действовал собственный, независимый монастрыский суд. А следующая над ним инстанция — суд царя или непосредственно подчиненных царю бояр.
Вроде как и воеводы с наместниками — та же царская власть, представители ровно того же государства, но царь выводит земли, деревни, попавшие в собственность к монастырям — из-под юрисдикции собственных же чиновников. А на архиерейских церковных землях — из под юрисдикции такой же архиерейской администрации.

Историки странно интерпретируют это явление:

 Бесчисленное множество несудимых грамот и щедрая раздача их государями главным образом и оправдываются объясняемою нами политикою московских государей по отношению к церковным владениям и благоговейными чувствами их к церковным учреждениям.

Ну да, конечно, благоговейными чувствами к церковным учреждениям вполне оправдывается вывод монастыря из-под архиерейского церковного же суда и налогообложения! — Очень грамотное объяснение!

Попробуем расшифровать это с иных позиций. Монастыри в 15-17 веках представляли собой наиболее передовые в экономическом отношении организмы. Коллективная собственность монахов — не разделялась после смерти любого из них. Коллектив монастыря наследовал сам себе. Наследовал имущество, трудовые и технологические приемы, знания, наработанную систему экономических связей. При монастырях существовала система социального вспомоществования: всевозможные сироты, погорельцы, разорившиеся бобыли — приобретали при монастыре кров и хлеб, отдавая монастырю свой труд. Их обучали, создавали возможность постепенного обзаведения крестьянским или ремесленным хозяйством. Монастыри, распространяя свое влияние, создавали новые, связанные с ними экономическими отношениями и ямской связью обители. И к новым обителям опять прирастали земли и люди. Около монастырей возникали ярмарки и заводы: Свенский железоделательный завод под Брянском при Свенском монастыре, железоделательный завод при Далматовском монастыре на Урале, стекольный завод при Пафнутьевом монастыре в Боровске и др., кораблестроительные верфи при Кирилло-Белозерском монастыре, множественные соляные промыслы при различных монастырях и т.д.

Царь, выводя из-под чиновной юрисдикции монастырские земли, предоставляя монастырям полную автономию в решении судебных дел на территориях, входивших в их владения, — опирался тем самым на организм, демонстрирующий и желание, и возможность расти и крепнуть. В конечном же итоге, после Смуты вся государственность Московской Руси строилась за счет монастырей. Монастыри добровольно накладывали на себя все новые и новые налоги — на воссоздание разрушенного Смутой государства. А других средств, кроме монастырских, у Михаила Романова, — не было. Вся остальная Россия, кроме монастырских владений, — оказалась в итоге Смуты экономически несостоятельной. Несмотря на наличие армии государственных чиновников, которые как всегда и везде, радели за собственное здоровье — в казну же средств не собирали.