Говоря об экзистенциализме Кэндзабуро Оэ, постоянно ищешь ту временную точку, где вполне обычный человек, очень провинциальный по складу характера и менталитета, вдруг решает принять на свои плечи всю тяжесть этого мира.
Наблюдая многие явления и человеческие истории в жизни, понимаешь, что мир не рушится на голову лишь потому, что кто-то добровольно решил принять всю его тяжесть. И напротив, когда все это происходит, приходится осознавать, что никто не решил принять ответственности больше самого заурядного человека из житейского соображения: «А мне оно надо?»
Если говорить об Оэ, то такой точкой отсчета можно назвать 1960 год. Счастливый год в жизни Оэ, он любит и любим, он женился на сестре друга детства, вошел в любящую семью.
И до этого периода можно видеть, что он практически баловень судьбы. Жизнь разворачивается перед ним скатертью-самобранкой…
В 1960 году Оэ женился на Юкари Итами (Yukari Itami), сестре Юзо Итами (Juzo Itami), который позже станет очень успешным кинорежиссёром. Иллюстрации Юкари Оэ сопровождают целый ряд сборников эссе Кэндзабуро Оэ последних лет. В их числе «Целящая семья» (1995), «Мягкие узы» (1996), «Под своим деревом» (2001) и «Обращаясь к человеку нового поколения» (2003).
В тот же год политика вновь ворвалась в жизнь Оэ. Неудовлетворённость односторонними взаимоотношениями между Соединёнными Штатами и Японией вышла на поверхность после ратификации двустороннего соглашения о безопасности, вызвавшей крупнейшие демонстрации в истории Японии. В ходе одной из демонстраций близкий друг Оэ получил в стычке с полицией необратимое повреждение мозга и вскоре покончил жизнь самоубийством.
Образ измученной души этого человека, доведшего себя до самоубийства, в поздних произведениях Оэ станет центральным. Несмотря на крайне политизированную природу своих книг, Оэ никогда не принадлежал ни к какой политической партии и никогда не проявлял политической активности, если не считать участия в конференциях по разоружению и протестах против заключения корейского писателя-диссидента Ким Чжи Ха. Недавнее давление со стороны правого крыла Японии и Соединённых Штатов, требующих пересмотреть Девятую статью Мирной Конституции Японии, гарантирующую «отказ от войны как способа решения международных разногласий», заставило Оэ и ещё восьмерых интеллектуалов старшего поколения создать Объединение «Статья 9» для поддержания сознания её важности у широкой публики.
М.Н.Уилсон. Кэнзабуро Оэ: смеющийся пророк и благодушный целитель
В 1963 году у Оэ родился первенец — сын Хикари, писатель к этому времени был знаменит, награжден премией Акутагавы, критики были благосклонны к его творчеству. И, казалось бы, жизнь должна войти в пору благополучия, но само отцовство становится для Оэ главной проверкой твердости его этических принципов, проповедуемых в творчестве.
Жизнь каждому из нас непременно готовит испытание. Искусство — как предварительная сцена для того, чтобы мы могли заранее определиться с выбором, чтобы в тот момент, когда нас накрывает «глаз бури», ничуть не сомневались, какой же выбор является единственным верным и достойным.
Но от этого не менее тяжело сталкиваться со всеми испытаниями в реальности. Именно это происходит с Оэ. Ему даже сложнее выносить удары судьбы, ведь он у всех на виду. Именно так, вне страниц своих произведений он должен показать, что достоин каждой строчки собственных произведений.
Но критик Такаши Татибана сказал, что «без Хикари не было бы Оэ писателя.» Хикари при рождении был поставлен диагноз грыжа мозга. После длительной и рискованной операции, врачи сказали, что Хикари будет инвалидом. Оэ знал, что его ребенок будет подвергнут остракизму — в обществе считалось постыдным даже взять ребенка-инвалида, но он и его жена приняли новую жизнь.
Kenzaburo Oe, The Art of Fiction No. Interviewed by Sarah Fay
В Хикари для Оэ откликнулись все детские страхи, вернулись все до единой детские обиды и разочарования. Оэ будто получил эхо из своего изуродованного войной и жесткими социальными общественными канонами детства.
Слабый человек в таких условиях начинает жалеть себя, сетовать на жизнь и ненавидеть окружающих. Совестливый человек пытается выстоять, находя тех, кому еще хуже, чтобы в помощи и поддержке им выстоять самому, обрести почву под ногами. Оэ обращается к тем, кто пережил ужас атомной бомбардировки.
Раннее социально-политическое сознание Оэ усилилось после рождения в июне 1963 года первого ребёнка, Хикари. Мальчик родился с повреждённым черепом, ему потребовалось множество операций. Мрачный прогноз, данный новорождённому врачом, сплавился в сознании Оэ с образом «заблудившегося мальчика» из «Песни невинности» Уильяма Блейка, в которой мальчик ищет покинувшего его отца.
Эти размышления оживили картины собственного травмированного детства Оэ и ужасов ядерного века — эпохи, начавшейся с поражения Японии. Тем же летом, пока его ребёнок находился между жизнью и смертью, молодой отец принял участие в ежегодной мирной службе в Хиросиме в память о жертвах ядерной бомбардировки. Он вернулся духовно изменившимся. Этому способствовали встречи с теми, кто выжил после взрыва и встретил муки с неукротимым мужеством, а также общение с доктором Фумио Шигефуджи (Fumio Shigefuji), который дал ему совет не впадать в отчаяние, но и не слишком надеяться. Отец, который уже смирился с тем, что его сын умрёт, увидел в будущем луч надежды.
Хикари — это имя означает «свет» наподобие огня в маяке — в течение первых пяти лет не произносил ничего вразумительного и не подавал признаков того, что слышит окружающих. Он реагировал только на записи чуть более сотни песен диких птиц. Однажды, когда Оэ, усадив сына на плечи, бродил по лесу, мальчик услышал щебетанье птиц, летающих в верхушках деревьев, и, подражая слышанному голосу на записи, сказал: «Это водяные пастушки».
Родители поняли, что их сын, несмотря на аутизм, плохое зрение и эпилептические припадки, наделён абсолютным слухом. Почувствовавший позднее влечение к звукам классической музыки, а ныне ставший успешным композитором, Хикари нашёл в музыке способ передавать душевные переживания. Подобно мифическому герою, переносящемуся к звёздам, Хикари переносится в зрелые книги Оэ в качестве вымышленного персонажа, где он является воплощением чувства глубокой привязанности писателя к образу «заблудившегося мальчика», брошенного подкидыша, чужого и непривычного.
М.Н.Уилсон. Кэнзабуро Оэ: смеющийся пророк и благодушный целитель
Мучительно найти тропку в будущее, в полноценную жизнь для ребенка — это самый высокий подвиг отцовства, которым Оэ навсегда утвердил исповедуемые когда-то экзистенциальные принципы. Тут понимаешь, что для самого Оэ это был важнейший этап становления, как человека.
…От какого навязчивого личного экзистенциального опыта не могу избавиться при этом? От унизительного нытья на одной ноте «ведь все ради детей», «ведь не для себя, а для детей»! От этого отвратительного глумливого нытья, которым нынче полно наше общественное сознание.
Да, сразу вспоминаешь, на какие только подлости, низости, преступления не идут нынче люди во власти, чтобы устроить своим отпрыскам комфортную жизнь, решив все их проблемы за наш счет, за счет наших жизней. Они с детства катаются сыром в масле, а мы понимаем, что ничего приличного не вырастет на нашей крови… Подлое отродье.
Здесь несколько другая ситуация. Оэ полностью меняет собственную жизнь, огромную часть в его творчестве уже занимает сын, а его жизнь (не чужая, не жизнь посторонних!) — становится нитью, связывающей его сына со всем миром. Но при этом он дает надежду, вселяет веру во всех, кому родительская стезя тоже стала во многом горькой чашей.
В творчестве Оэ сплетаются три основные темы: дух сопротивления образу недостижимого отца, развитие отношений между отцом и сыном и сближение образов его собственного сына, «заблудившегося мальчика» и мессианского героя. Парой отец-сын, маниакальной метафорой желания и искупления, отмечена связь между его произведениями — поздние взаимодействуют с более ранними как части одного пишущегося текста. От книги к книге личное и политическое смешиваются и накладываются друг на друга.
Как мы знаем, тематика первых книг Оэ возникла из его разногласий с идеологией императорской системы и теми способами, которыми её скрытые щупальца посягали на политическое сознание японцев. Он называет ее какуремино, магическим плащом, который делает невидимым того, кто его носит. Для него это не просто какая-то увёртка ума. В 1961 году он опубликовал подряд два романа — «Семнадцатилетний» и его продолжение «Опоздавшая молодёжь». В их основу легли реальные события: в октябре 1960 года преданный императору молодой террорист заколол председателя социалистической партии Инеджиро Асанума (Inejiro Asanuma). В действительности убийца покончил жизнь самоубийством в тюремной камере.
Но, к возмущению правых экстремистов, Оэ эротизировал молодость и превратил убийцу в мастурбирующего подростка, поглощённого зрелищем сияющего императора. «Я написал эти романы не для того, чтобы лучше понять правых и их движение, — писал Оэ в 1966 году. — Это была не более, чем попытка конкретизировать образ императорской системы и её вездесущих теней, которые витают внутри и вокруг каждого из нас. Я никогда не относился к герою романа с насмешкой». Критик Масао Миёши (Masao Miyoshi) был согласен с этим, восхваляя описание характера героя за его «силу, глубину смысла, слог, чувствительность, восприимчивость и внутреннюю готовность».
Тем не менее Оэ отозвал тексты из издательства после того как получил множество угроз. Вплоть до сегодняшнего дня он решил не публиковать их. В то же время левые оскорбительно обругали писателя за то, что его издатель выступил с публичной защитой в его адрес (без ведома Оэ) и за то, что роман был снят с публикации. История повторилась тридцать пять лет спустя, когда сразу после объявления о присуждении Нобелевской премии Оэ отказался от высшей награды Японии — Императорского ордена культуры, созданного в 1937 году императором Хирохито. Отвергнув награду, Оэ снова стал день и ночь получать от правых угрозы расправы.
М.Н.Уилсон. Кэнзабуро Оэ: смеющийся пророк и благодушный целитель
А ведь это было, пожалуй, смелое, умное и весьма точное определение молодости, ее духовной незрелости, ее готовности подчинения законам стаи, ее сублимации присущего молодости эротизма во что угодно — хоть в сияющий образ императора.
У нас ведь тоже обожают эту «работу с молодежью» недоразвитые «массовики-затейники», показывая, что не готовы отвечать за собственные поступки, анализировать их, делать выводы.
С зрелым, умудренным жизненным опытом человеком некоторым «представителям власти» не только сложно, но и невозможно почувствовать себя… элементарно живым человеком, а не… функцией. Поэтому… работать с молодежью будут всегда, тут уж ничего не поделать. Как только нечем ответить за явные преступления во власти — так сразу начинается эта «работа с молодежью», когда поверх родителей власть в отвратительном самооправдании липнет к детям. Это просто неприлично.
Но мне кажется, что Оэ отозвал свои вещи вовсе не и-за угроз. Он решил, что высказанные слишком прямо и откровенно эти вещи… могут являться и его личной попыткой «работы с молодежью». Для меня очевидно, что главная мотивация написания этих вещей для Оэ была в том, что он пытался… форматировать молодежную среду для Хикари, чтобы того не растоптали, не затравили.
Шокирующим стало решение писателя отказаться от высокой государственной награды — ордена Культуры. «Мне этот орден не к лицу, — сказал Оэ, — так как он плоть от плоти нынешней государственной системы».
Многие ли деятели искусств могут себе позволить отказаться от правительственной награды, особенно в такие моменты, когда власть, явно нанося огромный вред всему обществу, просто старается прикрыться их заслугами, как бы «примазаться» к ним?..
Смотришь на современное награждение прежде очень любимых артистов, принимающих награды от нынешних «лидеров», испачканных в коррупционных скандалах, ответственных за многие преступления, и чувствуешь, что оказываются обманутыми те надежды, вера в справедливость, которые раньше возникали от их творчества.
Становится нестерпимо обидно. Будто тебя обманули, будто из рук навсегда уходит что-то невидимое, но очень необходимое. Изощренная провокационность ситуации в том, что ведь это — государственная награда… Заслуженная она в этом случае? Безусловно! Но главное, как выясняется, важно, из каких рук человек сочтет приличным ее принять.
С начала карьеры Оэ вызывал ярость у японских консерваторов. Одна из ранних новелл, «Семнадцатилетний», подвергнутая резкой критике, вызвала телефонные угрозы в его адрес. В его окна бросали камнями, а отказ принять Императорский орден культуры после объявления о присуждении Нобелевской премии спровоцировал новые атаки. День и ночь перед его домом останавливались фургоны и из громкоговорителей доносились оскорбления, а по всему Токио ходили плакаты, где его обвиняли в предательстве.
Он выступал в защиту угнетенных меньшинств — в особенности корейцев — и неустанно стремился к полной интеграции умственно неполноценных людей. Многие люди в Японии говорили мне, что семья Оэ в первую очередь ответственна за те огромные позитивные изменения, что в последние годы произошли в отношении японцев к неполноценным людям.
Вы видите? Вот так, собирая по крупицам свидетельства о жизни Оэ, его экзистенциальных ответов самому себе — то там, то здесь натыкаешься на подтверждение догадок.
Рождение Хикари могло бы придавить любого могильной плитой, но стало начало становления и возрождения не только самого Оэ, но и всего японского общества. Читаю, задумываясь, как все же жизнь уравновешивает понемногу все, что нам действительно необходимо.
После вручения Нобелевской премии «за то, что он с поэтической силой сотворил воображаемый мир, в котором реальность и миф, объединяясь, представляют тревожную картину сегодняшних человеческих невзгод», Оэ сказал: «Я пишу прозу уже 38 лет. Из них в течение 31 года лейтмотивом моих произведений, так или иначе, является проблема больного сына. Я чувствовал, что ухожу в так называемую эгобеллетристику, очень распространенную в Японии, но, в конце концов, я смирился с этим. Я живу вместе с маленьким человеком по имени Хикари.
Думаю, что именно это позволяет мне писать о стране, о мире, о душе. Через Хикари я познаю все волнующие меня проблемы». Сейчас Хикари Оэ является признанным композитором академической музыки. Было издано несколько его дисков, также Хикари Оэ была присуждена национальная премия «Японский золотой диск» и «Премия японской академии» за саундтрек к фильму «Тихая жизнь» по одноименному роману Кэндзабуро Оэ.
Мы считаем, что нам не хватает денег, но вот на момент рождения Хикари у Оэ есть все — слава, деньги, возможность войти в «цвет истеблишмента», так сегодня называемую «элиту». А судьба решает, что огромный недовес Оэ получил в отношениях «отец-сын», выращенный мамой и бабушкой. И вот на его руках оказывается мальчик, в котором сосредоточились все его детские страхи…
В августе 1963 года «Оэ посетил Хиросиму вместе с Рёскэ Ясуэ, президентом издательства «Иванами сётэн» (яп. 株式会社岩波書店), и начал собирать информацию для эссе об атомной трагедии Хиросимы: первые заметки, которые впоследствии составили «Хиросимские записки», были опубликованы в октябре следующего года в журнале «Сэкай».
«Постепенно я стал осознавать всю глубину бедствий и страданий, которые принесли с собой атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки. Забыть это нельзя, как невозможно предать забвению зло, причиненное Японией другим азиатским странам. Помня о жертвах атомной бомбардировки, о неизлечимых болезнях, вызванных радиоактивным облучением, о его страшных генетических последствиях для потомков жителей обоих городов, можно сказать, что это жгучая проблема не только сегодняшнего, но и завтрашнего дня. И вот в такой ситуации, размышлял я, от пострадавших в радиоактивном аду и всех нас требуют признать легитимность мирового порядка, поддерживаемого в зыбком равновесии лишь страхом перед атомным оружием»
В 1964 пишет автобиографический роман «Личный опыт», в котором отразилась его душевная травма, вызванная рождением больного ребёнка. И хотя позже у Оэ родились два здоровых ребёнка: дочь Нацумико и сын Сакурао, — перенесенное потрясение обострило его способность сопереживать чужим страданиям.
Жизнь продолжалась, у писателя родились два здоровых ребенка. Но Хикари становится его главным героем, его экзистенциальным мерилом личной свободы. Не стал исключением и роман «Объяли меня воды до души моей». Само название относит нас к библейскому тексту Книги пророка Ионы, заключенному в чрево кита.
2:6. Объяли меня воды до души моей, бездна заключила
меня; морскою травою обвита была голова моя.2:7. До основания гор я нисшел, земля своими
запорами навек заградила меня; но Ты, Господи…
После прочтения романа не покидали мысли, почему Кэндзабуро Оэ не оставил ни единого шанса на спасение главному герою Исана, позволив избежать смерти тому, из-за кого в сущности произошла трагедия, дав возможность собрать новую банду и увлечь идеей другие души?..
Может быть смерть Исана в японских традициях самоубийства от позора, в ситуации, когда уже ничего нельзя изменить, когда душа не может вынести совершенного убийства ребенка, но, мне кажется, постоянные мысли о самоубийстве почти всех героев романа, возможно, являются естественными этическими принципами для японской культуры («я вспорю себе живот!»), но уж точно не характерны в русской литературе, противоречат нашим культурным традициям, сквозь которые мы воспринимаем творчество Оэ.
В банде Исана учит по главам из Достоевского, но никто не раскаивается в уже совершенных преступлениях, не меняет свою позицию, не задумывается о смысле союза, о его недостойной цели — спастись первыми, любым путем, не считаясь с ценой, уничтожив возможных конкурентов, по сути их объединение это — стая, возглавляемая фанатиком (?) идеи, безнаказанностью преступлений и желанием выжить за счёт других.
Но интересно, что когда убежище Исана, ставшее приютом банды, окружили полицейские, то члены союза искали связи с внешним миром по рации, обращаясь за общественной поддержкой и давлением на власти, чтобы им дали шанс уйти в море. Подростки твердят «prayer» ( молитва), но не понимают смысл этого слова, совершают жестокое убийство своего же товарища, забивая его камнями у дерева, реализуя решение предводителя Такики, таким образом происходит «крещение всех кровью».
После прочтения романа задумываешься насколько каждый из нас находится в своем убежище, изолируясь от общества, концентрируясь на своих проблемах и насколько такая изоляция бывает вынужденной. Возможно, автору удалось выйти из своего заключения, обретя мировую славу и известность, помочь своему сыну.
Объяли меня воды до души моей» (1973) — тоже роман о молодежи, о ее трагедии. В нем Оэ пытается ответить на вопрос, что заставляет сегодняшнюю молодежь противопоставлять себя обществу, бороться против него. И вместе с тем стремится показать, как отсутствие социальных идеалов лишает молодежь четкого понимания объекта своего возмущения, лишает ее позитивной программы, без которой любое противопоставление себя обществу бессмысленно.
В беседе, организованной издательством «Сиитёся» по поводу выхода в свет романа, Оэ, касаясь его названия, сказал: «Я неверующий, но Библию читаю, и главным образом потому, что в ней есть слова: «Объяли меня воды до души моей». Действительно, воды потопа, огромного потопа, который может привести к концу света, уже дошли нам до груди…» Помочь не может никто, даже бог, развивает свою мысль Оэ. Спасти себя должны сами люди. Именно мысль о грозящей человечеству катастрофе пронизывает весь роман.
…Что же это за молодежь? По сложившейся в буржуазном мире традиции всякого, выступающего против существующего социального порядка, причисляют к коммунистам. Поэтому не случайно полицейский агент, которого судьба столкнула с девчонкой, одной из представительниц этой молодежи, тоже уверен, что все они коммунисты. И он удивлен, когда девчонка кричит ему: «И в коммунистической стране, и в любой другой мы будем заниматься всем, чем занимаемся сейчас!»
Какова же их программа? Она предельно проста. Общество стремится с ними разделаться. Единственный, по их мнению, выход — бежать от этого общества, получив корабль. Именно с этой целью они объединились в Союз свободных мореплавателей. Бегство от общества как средство освобождения от него — ну чем не идея человека-ящика Абэ?
В банде всего лишь одна девушка — Инаго, в романе не сказано почему она оказалась в Союзе свободных мореплавателей. Понятно только, что члены банды используют её как приманку для своих целей, играя на её сексуальности и молодости, чему, впрочем, она не противится.
Инаго находит путь к сердцу и разуму Дзина, именно ей поручает заботы о ребенке Исана, когда принимает решение остаться в убежище и ждать штурма. Сама девушка выбирает выход из убежища, она сдается полиции, чтобы защитить Дзина. Смертницей ради идеи она не стала, осталась женщиной, что намного естественнее.
Сосредоточенно обдумывая, как ей быть дальше, Инаго молча протиснулась мимо Исана, выразительно взглянув на него. Прикосновение девушки взволновало его. Ведь теперь, после того, что он сделал для Инаго, каждый, кто встретится с ней в будущем, сможет одарить ее любовью…
Она не принимает участие в казни Коротыша, помогает сбежать солдату- инструктору. Поражают слова девушки, сказанные в осаженном убежище:
— Я лежала в темноте и думала, что если взять всю мою жизнь — день за днем — до вчерашней ночи, то только теперь я живу по-настоящему, — сказала Инаго. — Это другая, новая жизнь.
И прощание с Исана:
— Я ухожу с Дзином и Доктором, — сказала Инаго. — Жаль, я так надеялась, что радость, которую я испытала, будет длиться вечно…
— Радость не может длиться вечно, так принято считать, — сказал Исана, потрясенный ее словами. — Но я спокоен и за тебя, и за Дзина. Прощай, Инаго.
В романе присутствует еще одна женщина — мать Дзина и жена Исана — Наоби. Её образ- это антипод Инаго. Наоби тоже сделала выбор, только гораздо раньше, мне кажется, что она заложила свою душу и не будет счастлива, теперь «каждый ее шаг делается с расчетом на избирательную кампанию», над ней довлеет образ отца- политика.
Вот такой увидел её Исана в больнице, в соседней с умирающим отцом палате:
Наоби плыла, величественно неся голову, ввинченную в широкие, неколебимые плечи, и ответила на его приветствие, лишь пройдя вдоль стены и усевшись за письменный стол. Она подражала преподавательнице, у которой училась в американском колледже, потом, во время стажировки, она окончательно освоила эту манеру. На лице ее, все еще детском, хотя и принадлежащем женщине средних лет, застыло единственное желание — защитить себя, как в те годы, когда она жила в чужой стране. Жалкое, пребывавшее в вечном напряжении создание, готовое в любую минуту обратиться в бегство, она была прекрасным объектом для атак честолюбивого личного секретаря господина Кэ, навещавшего за границей свою дочь… Сейчас Наоби вела себя точно так же, как до всех перипетий с Дзином и даже до того, как она стала женой Исана…
После выдвижения условий забаррикадировавшимся подросткам, Такаки охарактеризовал её «ловкой бабенкой», а Исана сразу узнал её голос и предвидит её политическую карьеру, ему даже казалось, «что женским голосом говорит господин Кэ…. будь Кэ женщиной, он, несомненно, говорил бы так же фальшиво».
В машине уезжала женщина средних лет; она обливалась потом, мышцы ее свело от напряжения. Она сидела, твердо упершись ногами в пол машины и стиснув зубы от страха; ей казалось, окажись она спиной к источнику опасности, и на нее обрушится град пуль. Она уезжала, уныло прикидывая в уме, был ли успешным ее сегодняшний политический дебют с участием средств массовой информации…
«Мать Дзина займет место на политической арене после смерти Кэ от рака горла и станет депутатом парламента. Она едет сейчас, мечтая о том, как будет и дальше двигаться вперед, мечась из стороны в сторону, точно машина «скорой помощи», в которой она сидит», — сказал Исана душам деревьев и душам китов.
Заставляют задуматься о союзе слова сдающегося полиции Такаки:
Правда, если говорить честно, я раньше не верил, что у Союза свободных мореплавателей есть будущее. Теперь поверил. Ведь его существование так реально. И верим не только мы. Начинает верить множество людей за стенами нашего убежища.
Столько жертв и ради чего…. ради эфемерной идеи успеть спастись первыми, причем от опасности, которая может и не возникнуть.
Погибли Радист, попытавшийся починить антенну и Красномордый — парень, который был победителем соревнований до вступления в банду, они они осознанно выбрали смерть во имя своей идеи. Ради идеи ранее погиб и Бой, защищавший развалины базы и парусника, избитый рабочими.
Как жаль, что эти молодые люди не выбрали достойных целей, они успели натворить много зла, их жизнь закончилась рано, но что осталось после….
…Зачастую, мы не отдаем себе отчета в мировоззренческой глубине, созданной русской литературой. Мы уже привыкли к тому, что нашими предками создан огромный мир, настолько огромный, что даже трагедия раскола страны начала 90-х не только не уменьшила его, а лишь выявила главное, сердцевину.
Конечно, и творчество Оэ, которое проходило в такой сложный период становления всего японского общества при полной смене общественного мировоззрения, нового обретения своего места в мире, — мы будем оценивать с точки зрения очень высокой планки русской литературы.
Многое, признаться, необычно… иногда слишком просто и не так глубоко, как хотелось бы. Но мы не всегда отдаем отчет, какая бездонная глубина стоит за нами. Отрадно, что Оэ изо всех сил стремится к той же глубине с презренного мелководья…
Более подробно о влиянии русской литературы на его творчество писатель высказался так: «Своим первым и главным литературным учителем я считаю великого Достоевского. Многие японские и даже американские критики пишут о его сильном влиянии на мое творчество. Это не случайно. По сей день я придерживаюсь твердого правила: первые десять дней каждого года целиком посвящать чтению Достоевского. Преклоняюсь также перед гением Льва Толстого, «Войну и мир» которого перечитал более десяти раз.
Согласно университетскому диплому, моей специальностью является французская литература. Ей, в частности, я обязан тем, что смог познакомиться с работами Шкловского и Бахтина, которые оказали на меня большое влияние. Как ни странно, но именно благодаря Бахтину я нашел ключ к пониманию японской культуры. Среди моих самых любимых книг булгаковская «Мастер и Маргарита». Я очень ценю добрые дружеские отношения, которые связывают меня с Евтушенко, Вознесенским, Окуджавой и Ахмадулиной. Недавно я открыл для себя нового интересного писателя — Распутина. Как видно, у меня есть все основания говорить, что русская, советская литература глубоко проникла в мое творчество
Вспоминается давнее замечание моей знакомой от прочитанного романа Мураками. Помните, был момент полнейшего «безрыбья», когда Интернет еще не заменил книжные полки магазинов или библиотек. Будто из какого-то ревностного завистливого чувства редакторами, филологами из всего, что писалось тогда на русском — неизменно выбиралось самое ничтожное, никчемное, вторичное, изматывающее душу…
Вдруг появились романы Харуки Мураками, не достаточно «японские», чтобы… сразу оттолкнуть. И моя знакомая с удивлением заметила: «А оказывается, японцы — такие же люди, как мы!»
Вроде мысль… банальная и даже смешная, мол, можно в этом сомневаться?… Но пройдя очень многие жизненные передряги, понимаешь, что это не совсем так. Это все равно, что приравнивать кита и… Иону в его чреве. Тут надо до таких тонкостей, пожалуй, додумывать-домысливать самим.
Да, благодаря нашей культуре, этическим традициям, а главное, грандиозной литературе, — мы настолько огромные, что с интересом смотрим, как рядом с нами проходят становление множество самых разнообразных народов, отвечая на вечные экзистенциальные вопросы. В них-то и раскрывается по-настоящему сама душа народа.
В отличие от ранних сочинений, зрелая стадия творчества Оэ характеризуется смещением фокуса в подчёркнуто личное и обретением подлинного экзистенциального измерения. Роман «Личный опыт» явился переходным сочинением, ознаменовавшим это изменение, которое было обусловлено болезнью сына и пройденным затем Оэ путём к решению о сохранении ребёнку жизни и принятию ответственности за его воспитание. Сам Оэ, несмотря на широкое признание своих ранних работ, до этой метаморфозы переживал мировоззренческий кризис, граничащий с совершением самоубийства, и считается, что он не состоялся бы как писатель, замкнувшись в сексуально-политической сатире, если бы не это трагическое событие. Рождение же ребёнка и «бегство» от него в Хиросиму, которое положило начало написанию «Хиросимских записок», открыло писателю глаза на смысл собственного существования и коренным образом преобразило его творчество, предопределив его дальнейшее развитие на несколько десятилетий вперёд.
Результатом этого переосмысления стал ряд произведений, тематически охватывающих два пересекающихся направления. С одной стороны, это тема взаимоотношений отца и его умственно отсталого ребёнка, наиболее ярко выраженная в серии работ, включающей роман «Объяли меня воды до души моей» и завершающейся романом «Записки пинчраннера», где Оэ впервые стал использовать технику повествования, излагаемого одновременно с нескольких точек зрения; с другой же — это своего рода возрождение в современных реалиях деревенских сказаний острова Сикоку, на которых был воспитан сам Оэ. При этом он прибегает к аллегории Великого потопа, т.к. зло, творимое людьми, по его мнению, может быть равно по силе разрушения великому стихийному бедствию. Дело не только в том, что, губя природу, люди разрушают дом, в котором живут, — разрушая природу, они неизбежно обрекают на деградацию себя.
«У меня ощущение великого потопа появилось десять лет спустя после того, что произошло в Хиросиме… Но разве не японцы, пережившие эту трагедию, должны предупредить людей о всемирном потопе, изо всех сил противостоять ему?»
Весной 1965 года Оэ впервые посетил Окинаву, летом — США, где провёл июль и август в Гарвардском университете, а сентябрь и октябрь — в Атлантик-сити, где встретился с активистами движения за права афроамериканцев, и Ханнибале, Миссури (городе, где провёл своё детство Марк Твен).
Понравилось интервью Оэ здесь настоящий, читать было очень интересно. Как бывает всегда, когда сталкиваешься с искренностью и даже исповедальностью много пережившего человека….
Продолжение следует…
Читать по теме:
- Экзистенциальные вопросы Кэндзабуро Оэ. Часть I
- Экзистенциальные вопросы Кэндзабуро Оэ. Часть II
- Экзистенциальные вопросы Кэндзабуро Оэ. Часть III
Запись вебинара Кэндзабуро Оэ «Объяли меня воды до души моей»
4 комментария
Какая же муть этот японский экзистенциализм. Спасибо, хоть вы разобрались в этом и пояснили, что это за хрень, почему с ней филолухи так носятся.
Пойду, почитаю «Армагеддон №3» Дедюховой! Вот это вещь! Это без идиотского экзистенциализма, когда сказать больше нечего.
Какое все же занудство с этим Оэ! В советское время это было экзотикой, во многом недоступной, а вот когда есть выбор, так и хочется искренне посмеяться над всеми, кто такое переводил на русский.
Искренний он, слов нет. Жизнь была тяжелой, понимаю. Но скууучный! Неинтересный! И весь такой экзистенциальный. Очень вас уважаю, что прочли такое и смогли осмысленно изложить. Но сам не сподобился.
Мне кажется, время такого давно прошло! Как только Дедюхова обозначила цели и задачи искусства в цикле о псевдолитературе. Может, на японском это и покатит, но даже подное на ступень русского видно, насколько за всем стоит отсталое мировоззрение потерянного мамашей крольчонка.