Ирина Анатольевна: Душечка, что это у вас тут творится? Иголки, нитки, куски алого кумача?.. А, это не кумач? Так, что же? Ах, фланель? Надо же! Как известно, определенным категориям граждан фланель или ситчик без разницы, — лишь бы красненькое. Укоренившаяся склонность… так сказать.
Натали: Ах, Ирина Анатольевна, с чего вдруг такое пренебрежение к исконным женским занятиям? Совсем расслабились с китайским производителем. Забыли, что одной из основных дамских добродетелей было рукоделие?…
Ирина Анатольевна: Прям так сразу и добродетелей? Шитье, кстати, относилось к серьезному ремеслу. А рукоделие — вязание и вышивка. На худой случай — штопка.
Натали: А как же?! Женщина хранительница домашнего очага, домашнего уюта, хозяюшка. Как же без кройки и шитья? Помните, как Скарлетт О`Хара соорудила себе платье из оставшейся занавески? Она доставала мамины выкройки с чердака…
Ирина Анатольевна: Вот именно! Это такое насущное занятие, но не «рукоделие». Вы еще кулинарию к «рукоделию» отнесите. Ну, хорошо — убедили. Но кумач-то зачем?! Прям, нечто революционное. Это что за куски — вы из них пионерские галстуки вырезать будете?
Натали: Это безобразие какое-то, Ирина Анатольевна, вы совсем забыли, как раскраивается блуза. Не видите разве — вот рукавчик, полочка, спинка? Что вы делали на уроках домоводства в школе?…
Ирина Анатольевна: Не напоминайте о страшном… А зачем вам, милочка, такая революцьонная кофточка нынче? На майдан собрались? Так там нынче больше красные рожи носят… маскхалаты, винтовки снайперские.
Натали: Ирина Анатольевна, это — «гарибальдийка», знаменитая историческая блуза. Эпохи перемен сопровождаются возникновением новых модных тенденций. Во времена освобождения и объединения Италии Джузеппе Гарибальди задал тренд. Это именно он ввел в моду джинсы и алые блузы гарибальдийки. Его солдаты-добровольцы были одеты в рубашки, которые им шили дома мамы, бабушки, сестры, невесты. Потом, выражая одобрение и солидарность, этот вид одежды в свой гардероб включили дамы.
Ирина Анатольевна: Конечно же это самый женский способ включится в рэволюцьонную борьбу — новую блузочку нацепить. Н-да, не повезло Джузеппе со временем. Сейчас бы имел сеть бутиков по всем мировым столицам, бренды-тренды, модный дом, звание «революционного кутюрье»… Устраивал бы показы в Милане и Нью-Йорке и рассуждал бы о «революции в мире моды».
Натали: Похоже, вы правы. И я, после всех этих последних событий решила, что гарибальдийка будет смотреться вполне естественно… Пусть каждый понимает, как ему нравится. Главное, чтобы окружающие почувствовали мою готовность… поддержать все их лучшие стремления.
Ирина Анатольевна: Это похвально, Натали! Но не забывайте, что в Голландии есть улица, где дамы аналогичным цветом фонарей поддерживают в окружающих… гм… любую готовность к немедленным небольшим переменкам в жизни. Снижают пафос революционных стремлений, так сказать. Опошляют идею и все такое.
Аделаида: Добрый день! О, Натали, какую забавную красненькую кофточку вы кроите! В честь нынешних революций?
Ирина Анатольевна: Вообще-то на сосредоточенном личике нашей Натали рисуются куда более грандиозные задумки. Мне кажется, она решила закрепить за собой находки Джузеппе, раз он не догадался их запатентовать. Ой! Аделаида! В чем это вы? Как удар светофора… светофором…
Натали: Аделаида, вы ли это, голубушка? Что это на вас?…
Аделаида: На мне?… Вы ещё не видели моего нового пальто? Как оно вам нравится? Я как увидела в витрине этот отблеск мирового революционного пожара… так просто… ничего поделать с собой не смогла. Думаю, что в каждой из нас где-то в глубине души остается своя «девочка в красном пальто».
Ирина Анатольевна: В детстве родители стремятся принарядить дочку поярче, не всегда считаясь с желанием ребенка. Все мы в девочках побывали в красных пальто поневоле. Но сохранить в себе подобную склонность до зрелого возраста удается немногим. Ведь нынче это уже вызов! Это не трогательная беззащитность, а готовность… атаковать!
Вы меня просто огорчаете дамы… Максимум, что я в вас предполагала… ну, бирюзовое! Не думала, что весна на вас скажется такими революционными порывами.
Натали: Весна, опять же… не только к бирюзовенькому склоняет. Особенно, когда всю зиму оранжевыми флагами народ размахивал. Можно сказать, в нас это сказалось не в честь грядущих революций, в честь недавнего очередного «освобождения» и заодно «объединения»…
Аделаида: Ну, да! Лично мне просто захотелось ярких красок в жизни. Такая серость кругом! Как вы считаете, мне идет?
Натали: Покрутитесь перед зеркалом, радость моя. Так, ещё немного наклоните головку, а ножку — в сторону и слегка выворотно. Да-да, весьма и весьма неплохо. Вам к лицу, определенно. Подождите, я сейчас рукавчик наживлю, поясочек пришпилю и рядом с вами встану… Обалдеть!
Ирина Анатольевна: Ох, дамы, вы меня уморить хотите, столько красного цвета сразу… Так-так… я чего-то не знаю? Одна уже в красненькое обрядилась, другая — пыхтит и блузочку настрачивает. По какому случаю у нас очередное «рукоделие»? И, значит, не в пользу революций, а как бы в честь протекающих мимо «политических процессов». Признавайтесь, Аделаида, вы с какой стати себе такое пальто приобрели? Так ведь и Натали за собой куда-то хвостом подбили! Видно-видно по вашему горящему взору, что не терпится поделиться. Может, это я от жизни отстала, раз еще не «леди в красном»?..
Аделаида: Дамы, меня просто распирает от впечатлений. Вся в красном — я делаюсь такой впечатлительной! У меня ведь еще и перчатки красные, и сумочка… Ну, как вам? Догадались? Конечно, я только что после моей любимой «Новой Оперы»…
Ирина Анатольевна: Конечно же. Можно было и не спрашивать… Черное платье, все остальное — красное. Отлично гармонирует с афишей новой постановки «Набукко».
Аделаида: Ну а как же? Разве я могла пропустить дебют Бориса Стаценко в роли Набукко!?
Ну и естественно, как это у меня всегда бывает, и что мне кстати очень нравится, я ничего не читаю перед спектаклем. Помня напутствие профессора Преображенского не читать перед обедом советских газет, и вообще никаких не читать, раз читать нечего. Чистым, незапачканным чернилами листом явилась я на спектакль.
Быстренько пробежалась по программке, чтобы уяснить сюжетную линию… и началось действо. При прослушивании увертюры я поняла, что не все так плохо в моем образовании, музыка у меня на слуху, а отдельные фрагменты так вообще напеть смогу, но не буду, дабы вы не сделали вывода об игре оркестра на основании моего пения.
«— Карузо, Карузо… слышал я вашего Карузо — ничего особенного.
— А где слышал? Так Сеня напел«.
Натали: Ну, совсем уж ничего про Джузеппе Верди и его оперы — наше поколение не знать не может. Помните, замечательный серил 1982 года «Жизнь Джузеппе Верди». Вот пара серий, кстати. Там в конце второй и начале третьей — как раз, сюжет о создании просмотренной вами оперы.
(51:33-конец)
(0 — 15:00)
Саму оперу ни разу не видела, либретто читала… заранее понимая, что без каких-то серьезных тектонических сдвигов мы вряд ли сможет такое увидеть на отечественной сцене. И действительно! Впервые эта опера, начинающаяся с молитвы израильтян, осаждаемых вавилонянами, была поставлена только в Большим театре в начале «нулевых, а затем — в 2003 году была поставлена в Татарском академическом государственном театре оперы и балета им. Мусы Джалиля. Причем, в Казани ставили оперу — самые настоящие итальянцы: режиссёр-постановщик — Дени Криеф, а музыкальной частью постановки руководил Марко Боэми… Так что же за впечатления можно вынести нынче из Новой Оперы в новом пальто?
Аделаида: Вкратце сюжет, значит, такой: вавилонский царь Навуходоносор (Набукко), приблизительно три тысячи лет назад, угнетает иудейский народ. Конечно вплетается и любовь и предательство и борьба за трон. Опера же. Любовь, комсомол и весна!
Натали: Не отвлекайтесь от темы, голубушка!
Аделаида: А я и не отвлекаюсь! Режиссер Андрей Жагарс после долгих творческих поисков и раздумий, как он сам описывает, решает перенести сюжет в 30-е годы ХХ столетия. Возможно, вспомнил комсомольскую юность, поэтому решил «не мудрствовать лукаво».
Возможно, историческая канва его несколько напрягала. И понять его можно! В ассиро-вавилонском искусстве почти нет изображений женщин, но немногие памятники дают нам возможность предположить, что по покрою женская одежда мало отличалась от мужской — женщины носили длинные рубашки с рукавами, сверх которых одевали покрывала-плащи. А в опере — есть два ярких женских персонажа, которые не должны сливаться с общей массой, прежде всего, внешне.
Цари вавилонские изображались босыми или в простых кожаных сандалиях. Основная ткань, из которой делалась одежда в Ассиро-Вавилонии — это различные виды шерсти. Правда, само ткачество и украшение тканей вышивками достигли в этой стране высокой степени мастерства. Вышивка при этом Набукко явно не относилась к дамскому рукоделию. Одежда знатных лиц дополнялась украшениями из драгоценных металлов — серьгами, браслетами, кольцами, имевшими различное символическое значение. Простые по форме и тяжеловесные, с интересным орнаментом, изображавшим почти все светила и созвездия.
А вот из описаний женщин того времени до нас дошли только описания «блудниц вавилонянских», но очень расплывчато. Из Библии становится ясно, что они — «закрывали лица свои» и «услаждали слух». Сложная, конечно, постановочная задача. Поэтому режиссер спектакля пишет:
Приступая к постановке «Набукко», я не хотел, чтобы зритель, придя на спектакль, увидел некую красивую вампуку, где солисты выходят в помпезных костюмах, машут веерами, поют и играют какие-то непонятные страсти. Я хочу вызвать у зрителя личные ассоциации, чтобы он был глубоко тронут этой историй и не ушел со спектакля равнодушным. Именно для этого мы старались приблизить сюжет оперы к конкретным историческим событиям.»
Надо сказать, что ему это удалось, личные ассоциации он вызвал, ведь 30-е годы нам еще довольно близки и каждый имеет собственное мнение об этом времени, не то, что о далеких эпохах правления вавилонских царей. Правда получилось несколько не так, как ему хотелось бы… мне так кажется… хотя кто их знает… этих режиссеров… или рестораторов… какая разница?
Натали: Да разница уже ощущается существенной пропастью! Хочется прийти в театр, на оперу, вырваться из нашей рутины, окунуться в высокое искусство, увидеть необычное зрелище. И вот опять «режопера»… теперь уже со спекуляциями на недавней истории, которые и без того достали, когда с этим пристают лишь с одной гадкой ассоциацией: обвинить тебя, что ты-то живешь, а вот кто-то 70 лет назад страдал в Холокосте… Да, сколько можно?
И возникает подозрение, что на таких «личных ассоциациях» режиссер решил прокатиться просто потому, что слабо разбирается в историческом костюме, не может передать историческую канву оперы! Но надо же и автора оперы хоть немного уважать, а не похлопывать по плечу! Раз Верди решил, что его музыка должна передать исторический антураж той эпохи, то зачем сюда наше-то больное приплетать?
Аделаида: Я с вами, милая моя, согласна. По моему мнению если героический эпос бездумно переносить в другое время, то получается фарс. Потому что, может быть иудейский народ три тысячи лет назад и сражался за свою независимость, — но как только с разницей в три тысячелетия примешали в легковесном, поверхностном «новом прочтении» нашу историю… да после «включили блендер», как говорит Ирина Анатольевна, — так все сразу стало фарсом.
Натали: А я буду настаивать, что подобные «новые прочтения» вытекают от посредственности самого режиссера, от полного отсутствия у него какого-то собственного уникального видения… из его профнепригодности, простите! Его задача — погрузить всех присутствующих — в историческую атмосферу, а не требовать от зрителя каких-то немедленных «нравственных выборов», никакого отношения не имеющих к происходящему на сцене.
Опера и так — очень условный жанр. Повсюду стараются придать зрелищность, масштабность… Создать красочное современное зрелище! Дирижер Дмитрий Волосников ставит русскую оперу в исторической архитектурной среде, заставляя зрителя чувствовать какую-то причастность к нашей истинной истории. Он делился в интервью впечатлениями о постановках оперы «Аида» в Италии под открытым небом, где на сцене было настоящее озеро с макетами крокодилов. Музыка и действие захватывали с такой силой, что все чувствовали себя древними египтянами.
Ирина Анатольевна: Все же… грубо олицетворять сюжет оперы с нашими нынешними заморочками… ей богу, не стоит. Согласна, режиссерскую культуру это явно характеризует не лучшим образом. Здесь ведь игнорируются и ассоциации автора! Опера «Набукко» была в свое время совершенно иной ассоциацией. Под «угнетенным еврейским народом», самим библейским антуражем сцен — и исполнителями, и слушателями подразумевалось совершенно иное!
Если взять и грубо переделать все сцены в русле нынешней политической конъюнктуры и обычных спекуляций на истории — сразу исчезает ее нравственный смысл! Простите, а почему тогда не выведены на сцену освободители того же Освенцима? Ведь нравственный смысл этой истории в том, что все «набукки» ХХ века потерпели сокрушительное поражение! Все униженные и оскорбленные были отомщены!
А, простите, нынче на сцене места настоящим героям не оказалось, то есть режиссерский замысел уничтожил их подвиг! Ведь ни в библейские времена, ни в современности времен Верди — такого и близко не было! Именно это, а не очередные «народные страданья» — является главным в истории минувшей войны. У нас здесь — не Германия, не Австрия. И нам нечего объяснять, что массовые убийства — зверства! Режиссеру надо все же не столь легковесно относиться к очередным историческим спекуляциям, у каждого зрителя в зале — имеются погибшие родственники. Ну, хоть в опере можно соблюдать грани приличия? Ведь речь-то уже идет об элементарном!
Хочу заметить, что начали перелицовывать «Набукко» под некую историю с украденной победой, без подвига и славы — с начала «нулевых». Возможно, в постановочных решениях Большого театра и была доля «оригинальности», когда ассирийцы молодецки «зиговали» на сцене. Тоже ведь все это не от большой сценической культуры. Хотя… ведь здесь напрашивались современные ассоциации! Что, у нас мало кто сегодня полагается лишь на бога, зажатый в тиски материальных проблем, в полнейшем бесправии? Чего намекать на тридцатые годы ХХ века, где никто из исполнителей не жил? Можно, например, изобразить «угнетенный народ» какого-то крупного предприятия, осаждаемого полчищами рейдеров и коррумпированных чиновников…
Если это не катит, так пусть у нас «угнетенный народ» населяет общежитие! Их тоже осаждают, они захватывают в плен дочку крупного чиновника, решившего присвоить участок земли в ближнем Подмосковье, а в разваливающееся общежитие рядом с почти уже его земельным участком — поселить согласных на все мигрантов. Да мало ли, кто у нас где нынче баррикадируется — с последней надеждой на бога?
Я понимаю, когда такие «фашистские» постановки «Набукко» идут в Австрии или Германии… Но еще одна аналогичная постановка «из жизни в тридцатых» в Новой Опере — думаю, это слишком. К тому же, там ведь такой состав, что с ними можно ставить самые сложные творческие задачи. Вряд ли было разумным использовать таких артистов в политических спекуляциях на истории… попутно давая понять, что тебе одинаково плевать — и на подвиг народа, и на его нынешние терзания.
Аделаида: А вот я тоже думала, что в самой постановке нет нравственного стержня… Стоило убрать подвиг народа в Великой Отечественной войне, ограничившись «где-то в тридцатых» — так уже и угнетенный народ на сцене Новой Оперы превращается из борцов — в послушное стадо, которое гоняют из угла в угол.
Хор, конечно потрясающий, «им без разницы что петь», как говорит Ирина Анатольевна. Они в любом случае сделают это великолепно.
Дело происходит на станции метро, как символ бомоубежища того времени. Используются очень мрачные краски, т.е. все, за исключением трех персонажей, одеты в черное. Безрадостная жуть. Но режиссер решил сделать из оперы Верди… такое. Попросту говоря, очередное и проходное.
Угнетаемый иудейский народ захватил в плен дочь Навуходоносора (Набукко) красавицу Фенену, чтобы этим воспользоваться для всеобщего блага. Это кстати была единственная дама в белом платье. Фенена любит Измаила, иудейского юношу, он любит ее.
У Набукко есть еще одна дочь Абигайль, которая стремится к власти и хочет занять отцовский трон и при этом безответно любит Измаила и ненавидит, естественно, Фенену. Этот персонаж был написан красной краской . Сначала Абигайль была в красном платье, а потом оделась в военную форму нацистского образца, но тоже красного цвета.
Я вообще негативно воспринимаю женщин в военной форме, что-то вроде девиц легкого поведения, но с агрессивными наклонностями. Так вот, находясь в этом образе, она поет арии царицы, диссонанс полный. Где царицы и где девицы…
Ирина Анатольевна: Да, что-то красного на сегодня для меня многовато…
Аделаида: Слушайте дальше. Пришел первосвященник Захария и сказал, что иудейские воины подняли мечи, но не смогли отбиться, так как враг сильнее и поэтому все вынуждены теперь томиться в плену. Ну что ж, обыкновенное дело на войне.
Но, если бы это происходило три тысячи лет назад! Может тогда иудейские воины и отбивалиьсь от кого-то там мечом, но только не в этом случае, т.к. на сцене толпа мятущихся иудеев, одетых по довоенной моде, напоминает движение планктона.
Причем, мужчины либо в одежде раввинов, либо в длиннополых пальто с меховыми воротниками. Не знаю могут ли раввины брать в руки меч, но длиннополым мужчинам это делать крайне неудобно. Честное слово, лучше бы не переводили на русский, пели бы и пели по-итальянски, каждый сам себе слова нафантазирует.
Их же предупреждали, что теперь
«На русском врать нельзя!».
Ирина Анатольевна: Кто б меня слушал…
Аделаида: Вот-вот, не слушаются старших, вот и получили фарс при наличии великолепных солистов, замечательного оркестра и умопомрачительного хора.
Когда поет хор Новой Оперы, я просто воспаряю в эмпиреи… или куда там положено. Натали, вы же помните, как я возбудилась по поводу хора еще на «Евгении Онегине» (представьте, теперь я стала даже узнавать их в лицо). Здесь задание было еще сложнее, им пришлось таскать друг-друга на носилках , изображая раненых товарищей, и вдобавок петь с этих носилок. Ну просто хоть глаза закрывай, чтобы не видеть это унижение.
Дальше тоже было не менее интересно. Раввины , одетые в ермолку (или кипу) и талит катан (слово «ермолка», кстати, происходит не от русского имени Ермолай, как толкуют его иногда русскоязычные израильтяне, а от слов йерэ малка — то есть «боящийся Владыки»), ходят среди народа и уговаривают молиться Господу. Ну а как же, мужественные иудейские мужчины не теряют присутствия духа ни при каких обстоятельствах. Потом, видимо, когда стало уже совсем тяжело и надо было поднять моральный дух еще выше, откуда ни возьмись появился виолончелист и стал играть.
О, как он играл… в руках Сергея Лушина виолончель просто пела.
К нему тихо и незаметно подтянулись барышни со скрипками, такие бледные изможденные пленом привидения, и сели полукругом. Они не играли, скрипки были бутафорские. Рядом крутился еще мужичок с чемоданом, ну думаю, сейчас он еще достанет из него аккордеон и они будут концертировать в темнице, на краю расстрельной ямы, как это, видимо принято в приличном иудейском обществе. Нет не достал, и на том спасибо. Значит в плену, на краю могилы, под дулом автоматчиков, немощные, но смелые и музыкально образованные иудейские женщины держат при себе не теплые вещи, не кусок хлеба для ребенка…они идут на смерть со скрипкой в руках.
Ирина Анатольевна: Ох, Аделаида, это же отсыл к подлинной истории. Вы разве не знали? …Хотя, лучше такое не поминать. Но, увы, уже напомнили…
Натали: …такое точно уж вспоминать не надо… запредельное… людей мучают, убивают, а кто-то продолжает играть на скрипке, надеясь продлить свое жалкое существование… бр-р-р…
Аделаида: Ой, а зачем такое вносить в ткань совершенно другого произведения?
Ирина Анатольевна: Вопрос, конечно же, актуальный, но нынешними режиссерами не услышанный. Увы…
Иногда искренне задумываюсь, а зачем нынче в опере — режиссеры? Музыканты нынче замечательные, даже голоса есть, а в Новой Опере состав солистов впечатляющий, а хор — выше всяких похвал! Зачем им… режиссер? Да еще и режиссер-ресторатор с внезапно возросшим национальным самосознанием?
То, что вы описываете… позволяет сделать вывод, что все эти «режиссерские находки» тупо мешают исполнять оперу замечательным артистам. Ну, отчего бы этим рестораторам — не оставить в покое оперу со своим «видением истории»? Ну, зачем оперу Верди использовать неприличным поводом прочесть мораль по крайне «актуальному поводу» — устраивать массовые убийства на этнической почве нехорошо!
Что, разве кто-то возражал против очевидного? Нет! Но у всех, между прочим, еще и родственники кровь проливали, чтобы такого больше не повторялось — ни в жизни, ни в ходе постановки оперы «Набукко».
Натали: Я тоже присоединилась бы к вашему мнению, Ирина Анатольевна, но давно слежу за творчеством художественного руководителя «Геликон-Оперы» Дмитрия Бертмана. На сегодня самое новаторское решение в постановке оперы «Набукко» — в Государственном большом театре в Пекине. Но все сцены поразительно напоминают давнюю постановку (2005 года) Дмитрия Бертмана на сцене Мариинского театра. Так что там было дальше, Аделаида?
Аделаида: Потом… потом этих бедных иудеев гоняли то в подвал, то обратно. Загонят в подвал, я-то уж из своего знакомства с «лихими» 30-ми и 40-ми думаю: «Ну, все, сожгли изверги!» Ан нет, снова вылезают всем составом… Наконец, заточили страдальцев в клетку: с потолка спустились огромные решетки, изображающие узилище, и с двух сторон закрыли их от мира. Конечно, они кинулись на эти решетки, вцепились в них и снова начали петь с новой силой. О, как это больно смотреть на безвинно страдающих людей в темнице.
Но чудо, первосвященник Захария почему-то в клетку не попал, хотя где ему надлежало быть в тяжелую годину, как не в самой гуще своего народа? Интересно, как ему это удалось? Просто ума не приложу. Он вышел на сцену , и снаружи, т.е. с воли стал ободрять народ и уговаривать не сдаваться. Но потом поднатужился, приподнял клетку и народ стал вылезать из-под нее.
Просто как тараканы из-под плинтуса (эстетически неприятное и унизительное зрелище). И это издевательство над моим любимым хором. Дамы, поверьте, я так страдала. Так страдала, что просто возненавидела режиссера-постановщика!
Ирина Анатольевна: Хм, говорите Захария снаружи ждал? Это уж, простите, напоминает мне Януша Корчака, который тоже почему-то был «снаружи», точнее на платформе за ограждением. Сложность его огромной трагедии в том, что он мог бы и не делать шаг за ограждение. Он, будучи евреем, почему-то не был в гетто и его немцы в лагерь не отправляли… Настоящая история, без неприличных «ассоциаций» тех, кому наплевать на историю каждого в отдельности и всех вместе, так сказать, «общим хором», — в том, что она немного другая. Там всегда есть скрытый и, как правило, намного более высокий смысл.
Когда-то Януш Корчак заходил очень далеко в своих заблуждениях. Он был поклонником «евгеники» и до войны даже добивался принудительной кастрации женщин из беднейших слоев общества. Человек противоречив! При этом он очень много делал, чтобы у сирот беднейших районов Варшавы было детство.
Нам всем свойственно ошибаться. Постановка «Набукко» в Новой Опере в таком виде — это тоже ошибка. Я представляю, насколько был бы великолепным спектакль, если бы режиссер пожалел артистов и публику, дал бы сыграть оперу по-настоящему, без излишних сентенций. Ведь и истоки любой этнической чистки — в политических спекуляциях аналогичного рода. Думаю, режиссер уже понял свои ошибки и много бы дал, чтобы мы их не увидели. Однако они осуществились!
Вот и Януш Корчак во многом заблуждался, но тоже был вынужден столкнуться с торжеством тех идей, которые когда-то исповедовал… больше из обиды на собственную жизнь. Его отец сошел с ума, Януш, как врач, знал, что заболевание отца — наследственное. Он решил не иметь своих детей, посвятив жизнь чужим детям.
В принципе, все его «идеи» не имели никакого отношения к его реальной жизни, где он был просто подвижником. Но тут пришла война, и он увидел реализацию этих «идей» на практике. Все девочки-сироты должны были сдавать экзамен по истории Третьего рейха. Тех, кто не мог выучить всех партийных руководителей — кастрировали, как слабоумных.
Януш Корчак всю войну принимал сирот не только из Варшавского гетто, к нему вели сирот со всей Варшавы. И самое страшное в этой истории, что при ликвидации его детского дома — он, в отличие от своих воспитанников разных национальностей, имел выбор. И это был страшный выбор, касавшийся его прежних заблуждений. Но он, в отличие от музыкантов оркестра из Яновского лагеря, исполнявших танго смерти перед обреченными, — не смог оставить своих детей, шагнул за ограждение и прошел с ними скорбный путь до конца.
Его историю ведь тоже трактуют неправильно! Без этого важного дополнения, невозможно понять его истинную трагедию, вовсе не связанную с национальностью. Жизнь каждому заготовит свои «скелеты в шкафу», вне зависимости — ассириец ты или «угнетенный народ»… Но надо понимать, что величие Корчака в том, что он до конца пронес свой крест, он никогда не старался воплотить в жизнь те «идеалы», которых придерживался на словах. Даже его шаг за проволоку, не говоря ж об ежедневном труде на благо детей-сирот — все это было опровержением высказанных им когда-то идей.
Натали: А люди только сейчас начинают понимать, что иногда истинное величие в том, чтобы отказаться от первоначальных планов, идей… увидев, какое зло они могут принести в этот мир. Так, что там дальше было, Аделаида?
Аделаида: В общем, вавилоняне превратились в представителей тоталитарного режима, не очень понятно какого, но намеки все таки делались в сторону фашистов, конечно. Страдающий иудейский народ ни в кого не превратился и продолжал страдать от очередного режима.
Ирина Анатольевна: Дамы, знаете, что меня коробит. Конечно, Аделаида весьма вольно рассказала о режиссерской концепции, но мне кажется, что основную идею уловить можно. Там о страданиях плененного народа и не более, а автор, насколько я помню историю, должен был замахнуться на большее.
Но давайте, посмотрим на настоящие ассоциации автора оперы. Итак, 40-е года, но не ХХ века, а ХIХ века. Это же было время, когда Италия бурлила. Вон Натали помянула уже Гарибальди и его краснорубашечников, они ж не на ровном месте возникли. Их ждали, их призывали. Не просто страдали, а готовились к борьбе, те же рубашки шили (и не на фабрике, а близкие и родные женщины).
Натали: Да, да, позвольте, я тут успела и подходящую цитату найти.
Да, и ещё, Ирина Анатольевна, специально для вас, как специалиста по эпосу
Ирина Анатольевна: То, что хор из этой оперы стал вторым национальным гимном в момент формирования самой нации, в момент её наивысшего подъема — это безусловно первый признак актуальности произведения, его полного соответствия чаяниям людей, реализация их подлинных мыслей и чувств. На такое способен истинный сын своей Родины и великий художник.
Аделаида: Вот здесь и видна разница в замысле и звучащей музыки с режиссерской интерпретацией заявленного сюжета. Звук противоречит картинке. Музыка зовет к борьбе, преодолевая страдание, а в сценическом решении, только пассивное горе. И зачем такое?
Натали: Знаете, в 1972г был снят фильм «Мой остров синий» по пьесе итальянских драматургов П. Гаринеи и С. Джованнини «Ты герой, я герой» в постановке Московского цыганского театра «Ромэн». Здесь наши цыгане, которым в Великую Отечественную войну пришлось пострадать тоже немало, поскольку их преследовали по внешним признакам не меньше, предпочли в той же исторической эпохе «выступить» на стороне гарибальдийцев (в смысле, в их образе).
Ирина Анатольевна: Ну да, ну да… Это ж им близко «…мальчонка молодой. В красной рубашоночке, хорошеенький такой.» Чем не гарибальдиец?
Натали: А ещё мне показался интересным вот такой момент
Ирина Анатольевна: Да, чем неприятна «режопера», так это пренебрежением к заявленной в произведении исторической эпохе, которая послужила для автора источником вдохновения. Сюжет вписанный в подлинную историю, позволяет зрителю самому додумывать и интуитивно ощущать подлинную, зачастую глубинную мотивацию героев. А вырвав происходящее из неё и осуществив перенос в другое время, режиссер обрубает эти ниточки, подвешивает в новом, зачастую «безвоздушном» пространстве, персонажей и навязывает им и нам (зрителям) свою, иногда даже безнравственную трактовку, которую сложнее выявить в силу незнания, так сказать, «вводных».
Натали: А я хочу отметить, что и тогда публику интересовала подлинная жизнь давно уже ушедших людей, то что сейчас называется реконструкция. В этом я вижу настоящую любовь к человеку, настоящий интерес к его реальной жизни. И именно этого лишает зрителя данная трактовка произведения. Печально…
Аделаида: Какое счастье, что это было в опере, там есть еще на что опереться, помимо режиссерских новаторских решений. Музыка, гениальная музыка Верди, скажу я вам, вытянет все! И артисты, любимые артисты. Давайте я лучше расскажу о них.
Конечно же — это Борис Стаценко, исполнитель главной партии Набукко. Великолепный , сильный, красиво окрашенный голос. Я всегда так жалею артистов, когда оркестр всей мощью забивает певцу звук. Но со Стаценко такой номер не получился. Элементарно, децибел больше (это я для наших технарей сообщаю). И каких децибел… Стаценко живет в образе. Плачет и страдает, сходит с ума и повелевает народами. Ах? как ему пошла бы одежда вавилонского царя Навуходоносора. Я сидела и думала: «Милый, милый Борис, как вам подошел бы царский хитон и корона, а не эта непонятная генеральская форма, было бы стопроцентное попадание в образ».
Стаценко пел именно царя, а не режиссерского генерала. Генерал это все же несколько более прямолинейный образ. Одетый в красный мундир, украшенный эполетами и перевязью с двумя бриллиантовыми орденами, один из которых почему-то все время падал. То ли режиссерская задумка про двух дочерей, одна из которых стремится уничтожить отца и, соответственно, не может удержаться на отцовской груди, то ли просто костюмеры слабую застежку сделали, а солист, как настоящий профессионал, исправлял их косяк.
На Стаценко надо ходить, его надо слушать. Во втором акте, когда была самая развязка сюжета, слушая Набукко, я поймала себя на мысли, что ехидство меня оставило и совсем не занимает сценический антураж, я просто следовала за мастером. Увлеклась и про все забыла, ах как это славно, скажу я вам…
Встреча с Агундой Кулаевой — любимой меццо-сопрано была как всегда радостной и счастливой. Жаль, что партия Фенены довольно небольшая, Агунду можно слушать бесконечно. Красивейший глубокий голос, объемный я бы сказала, такое чувство, что она пользуется только частью дарования, у нее всегда есть запас, она никогда не поет на пределе возможного, не достигает предельных величин (это я снова для наших технарей, которые понимают что технику не рекомендуется эксплуатировать на предельных показателях) и с децибелами, кстати, у нее тоже все в порядке.
Представьте себе, некоторые солистки берут высокие ноты на визге. А, извините, на визге и я возьму си бемоль второй октавы.
Ирина Анатольевна: Пощадите, голубушка.
Аделаида: Не хотите?! Ну и правильно делаете, неопрятное зрелище, скажу я вам… лучше и не вспоминать.
Ирина Анатольевна: Тогда, давайте завершим замечательным хором из «Набукко». Тем более сейчас любой гимн воспринимается весьма органично. Да и мне бальзам на душу, как-никак эпическое звучание.
13 комментариев
Прекрасный разбор полетов. Впрочем, как обычно. Да уж, эти авторские прочтения несколько утомляют. Теперь вот и в опережопере. Какое-то болезненное желание профигурировать, коверкая произведения мастеров. Спасибо еще, что Набукко главвфашистом оказался, а не Сталиным.
Да, Андрей, насчет Сталина это ты в самую точку попал. Я тоже ждала именно этого «подвоха», тем более, что автоматчики выходили в комиссарских кожаных тужурках. Но потом один из военоначальников вышел с усиками «каплеуловитель» и руки «поработителей» вскидывались в приветствии, более похожем на нацистские зиги, правда с согнутым локотком.
Посмотрел все ролики и перечитал два раза. Дамы, я вновь и вновь очарован вашим удивительным обществом. Большое вам спасибо!
Валерий, очень тронута. Приятно сознавать, что у нас есть постоянные читатели. Мы вас любим и постараемся не разочаровать.
Я понял на кого вы намекали про си бемоль второй октавы))). Это Елена Поповская. После вашей статьи читал об этом спектакле в другом интернет–журнале, но понял ,что автор на спектакле не был ,и ограничился прочтением вашего журнала ,самому и сказать нечего. Должен( с прискорбием) заметить , что рецензии на «Набукко» в Новой Опере больше напоминают мне обыкновенный пересказ либретто. Давно слежу за вашими выступлениями ,не всегда они бывают ровными ,но начал склоняться к тому ,что гораздо интереснее читать неангажированные ,непроплаченные рецензии. Как правило все равно сталкиваешься с тем же мнением которое высказано у вас ,за исключением некоторых досадных мелочей. Например они пишут ,что Поповская хорошо прорабатывает звук и поет почти без резких верхов ,а у вас сказано обратное с явным намеком на нее ,с чем я вынужден согласиться. Высокие ноты она берет плохо. Да и про Гарибальди у вас написано смешнее. Одним словом прихожу к мысли не раз здесь звучавшей ,что надо читать первоисточники.
Спасибо за ваше мнение, Лаврентий Павлович (извините, но вы выбрали такой ник, что назвать вас просто по имени не представляется возможным))). На тему непрофессионализма нашей критики уже неловко писать и вообще как–то говорить. Неоднократно об этом было сказано, но как говорится «а воз и ныне там». Сама я стала писать именно потому, что меня изначально не устраивает уровень и качество критики, но точно была не готова к тому, что меня начнут переписывать. Сейчас я окончательно утратила интерес к какой–либо профессиональной критике. В отношении Абигайль мы имеем дело с заранее проплаченным вариантом (или после моей статьи пришлось раскошелиться… неважно), но спектакль снимали на видео, поэтому будет интересно посмотреть его в записи. А заказная статья отличается тем, что при этом нет вдумчивой работы. Зачем прислушиваться к нашему мнению? Заказали статью, им написали то, что им хотелось услышать. Ну и что? Качество спектакля так и осталось на том уровне, который я описала. Мы пишем в интересах широкой публики, т.к. сами являемся ее представителями. Такая постановка вопроса требует от нас более требовательно относиться к своему материалу. Мы хотим подвигнуть широкую публику к возврату в классическое искусство, что бы она увидела то, что нужно. Этим мы отличаемся от рестораторов. Можно понять как финансирование зависит от качества рецензий, но совершенно непонятно почему за счет театра должны финансироваться такие режиссеры–рестораторы? У них что ресторан прогорел? Мы заинтересованы, чтобы опера снова стала любимым видом искусства и чтобы там поменьше кормились голодные рестораторы –постановщики.
Агунда Кулаева была хороша .Хотя при другой сценографии она бы оставила более неизгладимое впечатление. Вообще постановка оставила ощеломляюще негативное впечатление. В масштабных исторических операх требуется выверенная до нюансов ,почти хореографическая постановка,по другому не скажешь. Чтобы не возникало столь неприятных воспоминаний.
Критики ,которые сегодня перефразируют вашу рецензию, не учитывают, что самые прямые ассоциации здесь возникают лишь с Яновским концлагерем, как ни кощунственно это в отношении музыки Верди. Хотя работа каждого исполнителя не может оставить равнодушным.Сценография -просто ужас-ужас-ужас. Режиссер явно не смог передать всю глубину ,заложенную в музыке Верди ,пользуясь строго ограниченным ,эстетически не выверенным спектром выразительных средств, которые относятся к «спекуляциям на истории», не к оперному искусству. Борис Стаценко ,несмотря на некоторые вокальные погрешности ,мне очень понравился. Он очень органичен, это подкупает.Короче,поздравляю себя с прекрасно проведенным вечером, который провел с закрытыми глазами, чтобы не видеть происходившего на сцене. И в очередной раз шлю благодарности Верди.
И вообще , дорогая Аделаида ,у нас с вами ,похоже,очень близкий ассоциативный ряд.
Жаль, что вы так мало пишете об опере.
Ваши статьи интересно читать как поток сознания , вас заносит и выносит… и воспринимается не узко , а как профессиональная критика ,складывается впечатление , что они попросту даром едят свой хлеб .Аделаида ,а почему вы не берете интервью у артистов ?
Да, уважаемый Лаврентий Павлович. Они делают заказные материалы и, как вы заметили, пользуются моим трудом. Но ничего не поделаешь, ведь и я вдохновляюсь трудом артистов! Очень надеюсь, что мои скромные заметки будут им полезны.
А вот на счет интервью… вы меня просто заинтриговали! Честно говоря, у кого бы мне сегодня и хотелось попросить интервью, так это у вас, Лаврентий Павлович. А то после нашествия «Князей Игорей» даже растерялась.
Автор, я Вас просто люблю! РЕСПЕКТИЩЕ!!!!
Дорогая Альбина, Вы так трогательны. Я тоже любила когда-то… ну, понятное дело — мужчин, и, представляете, среди них даже были артисты.
Да, собственно, я тоже имела мужа — певца из больших академических театров, так сказать, застуженного артиста… слава богу, все в прошлом!
Милая Аделаида, я не собираюсь спорить о вкусах ради подъема рейтинга Вашего ресурса, хотя он показался мне уютным. Но «не могу молчать» ,когда вы говорите о том, в что в музыку Верди(!!) и сюжет оперы(!) используют с принятой нынче долей нравственного минимализма .Выпустили зигующих мальчиков и раскрыли разом нравственные смыслы .Это меня зацепило .Хотя,с другой стороны, это не «Травиата»,чтобы всем нравиться.А что касается экономии финансов с использованием рестораторов-постановщиков, то ,сдается мне, тут дело обстоит с точностью до наоборот. То, как было сделано в этой постановке все, начиная от света, инсталляций и заканчивая костюмами ,гримом и прическами ,говорит отнюдь не об экономии, а о правильно вложенных ,подозреваю,что не маленьких, денежных средствах.
Могу себе представить ,во что вы хотите меня втянуть с Князем Игорем, о восхитительная Аделаида! За Вами ощущается коварное руководство многоопытной Ирины Анатольевны , кого мне намного привычнее издавна именовать «мадам Огурцова» . Почему она нынче возражает против этого обращения ? Оно ей очень подходило! Зная ее прекрасные фото для мужских календарей на рояле , язык не поворачивается назвать ее иначе .Так ей и передавайте с нижайшими поклонами.
Она полагает , что я не перейду Рубикон(нарочно выражаюсь в принятой ею нынче античной манере) ? Не только дам Вам интервью ,но и угощу стопкой коньяка к кофе . В честь давнего тоста мадам Огурцовой «Любите ли вы коньяк так , как люблю его я?» Состав во всех князьях интересный.Степень скандальности обсудим в воскресенье.