Соколов В.Д. — Вечные сюжеты. Русская литература. Часть I

Вечные сюжеты

Соколов В.Д.

Русская литература:

А. С. Пушкин. «Медный всадник»

Поэма была написана в Болдине осенью 1833 г. В рукописях ее начало помечено 6 октября, конец — 31 октября. Полностью поэма не была разрешена Николаем I к печати, и лишь ее начало Пушкин напечатал в «Библиотеке для чтения», 1834, кн. XII, под названием: «Петербург. Отрывок из поэмы» (от начала и кончая стихом «Тревожить вечный сон Петра», с пропуском четырех стихов, начиная со стиха «И перед младшею столицей»). Летом 1836 года поэт задумал напечатать поэму, проведя ее через общую или царскую цензуру, и начал перерабатывать фрагменты, которые Николай I отчеркнул на полях рукописи. Переделывал все эти места уже Жуковский после смерти Пушкина и напечатал поэму в томе 5 «Современника», 1837 г, но в значительно измененном и сокращенном виде. Полностью поэма был опубликована лишь накануне советской власти, в 1917 году, но поскольку страна переживала весьма непростые времена, никто этого толком и не заметил.

«Медный всадник» — один из самых волшебных стихотворных текстов, написанных на человеческом языке. Недаром же эта простая, короткая «Петербургская повесть» по сей день вызывает такой интерес, такие разноречивые интерпретации: Такое богатство трактовок никогда не порождается богатством идей в произведении — его источник на более глубоком уровне, во множественности смыслов, которые предлагает сам язык и поэт, как инструмент языка» (В. Сонькин).

Поэт, как в душе Шарко, по принципу контраста чередует приподнятый стиль оды и прозаически точное повествование. «В неколебимой вышине… стоит с простертою рукою кумир» и тут же — «Евгений смотрит: видит лодку… и перевозчик беззаботный его за гривенник… везет».

Для характеристики точности повествования хочется привести небольшой кусок

Вздохнув, он осмотрел чулан,
Постелю, пыльный чемодан.
И стол, бумагами покрытый,
И шкап, со всем его добром;
Нашел в порядке все: потом,
Дымком своей сигары сытый,
Разделся сам и лег в постель,
Под заслуженную шинель.

от которого в окончательном тексте осталось лишь

Итак, домой пришед, Евгений
Стряхнул шинель, разделся, лег.

И ведь не дрогнула злодейское перо зарезать собственными руками «заслуженную шинель».

В «Медном всаднике» вовсю разворачиваются так характерные и любимые Пушкиным сравнения. Именно точность сравнения стала визитной карточкой нашего великого поэта и самой его сильной стороной. Путем многочисленных и разнообразных сравнений Пушкин создает пластический образ Петербурга. С мечущимся в постели больным, с грабителем-злодеем, с уставшим в битве конем он сравнивает Неву.

«Нева вздувалась и ревела,
Котлом клокоча и клубясь,
И вдруг, как зверь, остервенясь,
На город кинулась».

К метафорам Пушкин несколько более равнодушен, но и на этом поле он отметился в поэме рядом удачных находок: «Россию поднял на дыбы» — о царе, изнасиловавшего своими реформами родину; «печальный пасынок природы» — о финском рыбаке, которые тогда еще не бороздили Мировой океан на мощных траулерах, а «бросали свой ветхий невод» в неведомые воды; «дерзкий парус средь морей был ужасом минувших дней» — о не совсем благопристойных сродни нынешним сомалийцам занятиях предков Евгения..

Русская литературная мысль сразу определила «Медный всадник», как одно из первых в отечественной литературе реалистических произведений. Его основной тематикой была названа тема маленького человека, в данном случае в конфликте с властью и государственностью. Попытки сначала романтиков, а потом символистов как-то свернуть с набранной колеи и записать Пушкина в мрачные фантазеры, даже мистики, несмотря на мощную артиллерию из цитат и остроумных домыслов на национальной почве не прижились. («‘Пиковая дама’, написанная, как и ‘Медный Bсaдник’ в 1833 году случай соприкосновения человеческой личности с темными силами… И Павла, и Евгения, и Германа постигла одна и та же прискорбная участь — безумие» — Ходасевич). Линия от «Медного всадника» и «Повестей Белкина» к «Шинели», «Преступлению и наказанию», «Смерти чиновника» была прочерчена раз и надолго.

Единственно менялись акценты. То считалось, что права власть, устами медного истукана как бы говорившая всяким там Евгениям со своими мелкими частными проблемами: «Кыш с дороги». Так, в 1936 в «Литературном вестнике» автор неподписанной передовицы прямо хвалит Петра за решительное и своевременное разрешение конфликта между частным и общественным.

То наоборот, на первый план выдвигался маленький человек, безжалостно угнетаемый и раздавливаемый безразличной к его нуждам властью. Любопытно, но почти одновременно с предыдущим откликом в 1937 критик Е. Н. Чернявский успорял, что пушкинская поэма — это атака великого поэта на репрессивный аппарат царского режима Николая I. Евгений бросил вызов символу тоталитаризма, за что был раздавлен этим символом как таракан. Обе точки зрения попытался примирить Платонов: и маленький человек прав в своем стремлении личного счастья и государство, с глобальными заботами. Эта проблема, неразрешимая при эксплуататорским режимах отпадает, как шелуха, и снимается сама собой при социализме, где государство как раз и озабочено интересами простых людей.

Такая громадная и неотвратимая по влиянию, каковой пушкинская поэма является в русской культуре, проходит пока незамеченной западным культурным сообществом. Там она пока исключительно препарируется литературоведами, которые подгоняют ее под ту или иную концепцию. Отмечают жанровую чересполосицу, допустим одического начала и совершенно прозаической основной части, постепенно переходящей в насаспенсированный триллер. Или вдруг высказывают совершенно потусторонние идеи, как американо-французский литературовед Д. Ранкур-Лаверьер, о том, что поэма является воплощением мифа о рождении Венеры: Петр — это Юпитер, Венера — это Нева, которая борется с отцом, пакостя его детям — насылая на них наводнение.

Очень много занимаются генезисом поэмы. В частности, полагают инспирированной ее спором Пушкина и Мицкевича о роли Петра в истории. Поляки так вообще рассматривают пушкинское творение исключительно через призму Мицкевича. Они находят целые строфы, не говоря уже об отдельных предложениях и словах, творчески слизанных у Мицкевича.

Некоторую продуктивность это дает. Ю. Тувим — польский классик — в 1927-1931 перевел поэму на польский язык. Перевод этот не только считается одним из лучших переводов Пушкина на иностранные языки вообще, но и заделался фактом польской поэзии, благодаря массе художественных находок самого Тувима. В частности, при описании Петербурга и наводнения Тувим успешно стилизовал пушкинский текст под Мицкевича — в своих «Дзядах» польский поэт описал тот же Петербург, что и Пушкин, но увиденный другим взглядом. Совмещение пушкинского сюжета с мицкевичевыми метафорами дало поэме в польском сарафане совершенно оригинальный и неповторимый привкус.

Проходя мимо многочисленных интерпретаций поэмы, заметим, что она входила в постоянный круг эстрадных артистов-чтецов: тогда этот род искусства относили к эстраду, куда относить сейчас тех, кто подвизается на записи аудиокниг, уж и не знаешь. Вот что сказал о «Медном всаднике» один из ее верных исполнителей артист Д. Н. Журавлев:

«Вот уже 40 лет я читаю «Медного всадника» и только сейчас понимаю, как его надо читать… Иногда можно встретиться с ошибочным, на мой взгляд, представлением о том, что Пушкин прост и ясен, доступен как для восприятия, так и для исполнения. Это не так! Подобно творениям Баха и Моцарта, произведения Пушкина — совершенство, в них нет ничего лишнего, ничего пышного, все строго, стройно, гармонично».

А. Пушкин. «Капитанская дочка»

В повести Пушкина рассказывается о любви молодого офицера, небогатого помещика Гринева, к дочери коменданта небольшой крепости, затерянной в бескрайних уральских степях Машеньке. Незамысловатые чувства молодых людей пришлись по времени аккурат на пугачевский бунт. Гринев умудрился дважды попасть под петлю и быть дважды спасенным по милостей царя и царицы — Петра III-Пугачева и Екатерины II.

Работа над пугачевской тематикой велась Пушкиным долго и кропотливо. В течение 1832—1833 годов он исхлопотав у Николая II соответствующий допуск, работал в архиве, сумел добиться разрешения на сбор материалов на месте событий, где ему посчастливилось встретиться с еще живыми свидетелями бунта. «Я прочел со вниманием все, что было напечатано о Пугачеве и сверх того восемнадцать толстых томов in folio разных рукописей, указов, донесений и проч. Я посетил места, где произошли главные события эпохи, мною описанной, поверяя мертвые документы словами еще живых, но уже престарелых очевидцев, и вновь поверяя их дряхлеющую память исторической критикою,» — так отозвался о своих изысканиях А. С.

Результатом работы стала знаменитая «История Пугачева», названная так самим поэтом, или «История пугачевского бунта», переименованная царем: «У бунтовщиков и злодеев не может быть истории». «Капитанская дочка» собственно была эрзац-дополнением к этому историческому труду, служила целям, так сказать, его популяризации у читающей публики, ибо даже образованная часть тогдашнего общества, весьма начитанная в Плутархе, Геродоте, французских историках, не весьма охотно клевала на отечественные поделки, справедливо унюхивая в них беспробудную лесть и перевирание в угоду начальственному элементу.

Появилась «Капитанская дочка» в 1836 году, через два года после «Истории» и сразу стала хитом сезона (заметим, что «Историей» и «Дочкой» интерес Пушкина к пугачевской тематике и временам Екатерины II не завершился: остались многочисленные заметки, планы, наброски, которые не попади в сердце поэта проклятая пуля Дантеса, возможно, проросли бы еще черт знает какими литературными побегами). Повесть капитально читалась и живо обсуждалась.

Основной интерес ее, как и следовало ожидать, заключался в фигуре Пугачева и описании восстания, чего не скажешь по оставленному «Дочкой» критическому следу. Даже такие корифеи, как Белинский и Л. Толстой и мн другие что-то там шепелявили о новой форме романа, духе Вальтер Скотта, «преданиях семейной старины» и тому подобных интересных, но весьма литературно специфических вещах.

«Пусть я безумец, но я надеюсь, что Пушкин примет искреннее мое поздравление в связи о появлением на свет очаровательного создания, его побочного ребенка, доставившего мне на днях минуту отдыха от гнетущего меня уныния. Скажите ему, пожалуйста, что особенно очаровали меня в нем совершенная простота, утонченность вкуса, столь редкие в нынешнее время, столь трудно достижимые в наш век, век фатовства и пылких увлечений, рядящийся в пестрые тряпки и валяющийся в нечистотах, настоящая блудница в бальном платье и с ногами в гряз» (Из переписки А. И. Тургенева, который по отчеству годится в дети автору «Отцов и детей», а по возрасту — в отцы). Такова уж у нас в стране полемика: по поводу волнующих и животрепещущих вопросов: говорить совсем не о том. Вины классиков тут, правда, нет: само имя Пугачева было тогда чуть ли не под запретом.

Однако тот же Тургенев (А. И., разумеется) особенно налегал в своих сделанных на французском языке импортным корреспондентам заметках на особый и горячий интерес публики именно к той главе Пушкина, где речь шла о зверствах пугачевцев в Пензенской губернии, и какие напасти пережила при этом семья Гринева. Глава эта не была включена в окончательный текст повести и осталась ненапечатанной, но ходила по Петербургу в рукописном варианте, наподобие солженицинских пасквилей в советские времена. Еще одна особенность русской культурной жизни: вещь не напечатана, но все о ней слышали, все ее читали и все о ней толкуют.

Обращениями русской культуры к «Капитанской дочке» пушкинскую повесть в конец истрепали («замусолили слюной казенных педагогов» — Л. Андреев) вконец. Одних кино- и телеэкранизаций насчитывается 6 штук (причем, не только русских). Из отечественных наибольшую известность снискали фильмы 1959 и 2000 годов. Первый, режиссера В. Каплуновского — добросовестная и тактичная экранизация пушкинского произведения, особенно примечательная тем, что делалась не в самые подходящие советские времена, когда пугачевское движение рассматривалось как освободительная борьба крестьян против феодального гнета, а Пушкин, как проводник передового революционного сознания.

«Самую тему революции Пушкин прямо назвал в романе, найдя для нее легальную формулу, данную им от имени Гринева: ‘Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений’. Возможно, что… Пушкин был далек от проповеди ‘насильственных потрясений’. Но важно, что эта тема революции стояла перед Пушкиным как историческая тема, более того — как историческая проблема, определяющая будущие судьбы России. »

Так писал Б. Томашевский, виднейший советский пушкинист, взгляды которого были фактически официальной точкой зрения на творчество нашего всего и тиражировались в многочисленных монографиях, предисловиях, и, что важнее, во всех школьных и вузовских учебниках и пособиях. Как такое можно вычитать у Пушкина, было бы непостижимой загадкой для тех, кто не знаком с будничным бесстыдством наших «общественных наук».

Так вот в фильме эта тема почти не прозвучала. Зато был великолепен Лукьянов в образе Пугачева: подлинный народный вождь, а не тот мужичок-хитрован из народных побасенок, каким изобразил его сам А. С. Пушкин.

Фильм же 2000 г А. Прошкина «Русский бунт» — чистейшей воды халтурная иллюстрация на «прослюнявенную» тему «не приведи господи видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный». «Машков, — писал один из критиков, — в роли Пугачева — никакой. То есть Машков-то есть, а Пугачева — ноль. Стрельнул глазом, рыкнул, басовито схохмил, сделал вид, что разъярился (все тем же хриплым голосовым напором) — и весь Пугачев. Почему за ним народ пошел — совершенно непонятно… Машков — это типичный мачо. Эдакий российский Бандерас».

Впрочем, почему народ пошел за Пугачевым не понятно и у Пушкина. Как-то дворянская принадлежность, не только по происхождению, но и по духу, нашего великого классика и его несколько пренебрежительное отношение к мужику, когда тот спокоен, и ненависть. когда тот пытается «встать с колен», постоянно остаются за бортом литературного внимания. И, собственно говоря, сам народ отверг того Пугачева, которого попытался, и увы! небезуспешно навязать потомкам великий поэт. А удостоверил этот факт… да сам Пушкин и удостоверил.

«Уральские казаки (особливо старые люди) доныне привязаны к памяти Пугачева. ‘Грех сказать, — говорила мне 80-летняя казачка, — на него мы не жалуемся; он нам зла не сделал’. — ‘Расскажи мне, — говорил я Д. Пьянову, — как Пугачев был у тебя посаженым отцом’. — ‘Он для тебя Пугачев, — отвечал мне сердито старик, — а для нас он великий государь ампиратор Петр Федорович'».
Так что остается надеяться, что тема и русского бунта и крестьянских вождей, в т. ч. Пугачева, Пушкиным блистательно открыта, но далеко еще не закрыта, и перспективней здесь, кажется, идти не в фарватере великого поэта, а в яростном противовесе к нему. (Что, кстати, пытались сделать Есенин, Короленко и более скромно В. Я. Шишков).
Читать по теме:
Библейские сюжеты:

• Библия. «Вавилонская башня»
• Легенда об Иосифе и его братьях
• «Экклезиаст»
• «Евангелие». Мария Магдалина
• Евангелие. «Жизнь Иисуса»
• Притча о блудном сыне

Античные мифы:

• Миф об Электре
• «Прометей»

Античная литература:

• Аристофан. «Лисистрата»
• Лукреций Кар. «О природе вещей»
• Г. Ю. Цезарь. «Записки о галльской войне»
• М. Аврелий. «Размышления»
• Роман об Александре Великом

Средневековая литература:

• Исландские саги
• «Окассен и Николетта»
• «Зеленый Рыцарь»
• Ф. Петрарка. «Сонеты»
• Ф. Кемпийский. Подражание Христу
• Дракула

XVI век:

• Ариосто. Неистовый Роланд
• Книга о Тиле Уленшпигеле

XVII век:

• Сервантес. Дон-Кихот
• Мольер. «Смешные драгоценные»
• «Дон Жуан»
• Ж. Расин. «Андромаха»

Шекспир:

• «Гамлет» Шекспира
• В. Шекспир. «Отелло»
• В. Шекспир. «Ромео и Джульетта»
• Шекспир. «Макбет»
• В. Шекспир. «Генрих V»

XVIII век:

• Д. Дефо. «Робинзон Крузо»
• Джонатан Свифт «Путешествия Гулливера
• Л. Стерн. «Сентиментальное путешествие»
• Р. Бернс. «Стихотворения, написанные преимущественно на шотландском диалекте»

• Лесаж. «Приключения Жиль Блаза»
• О. Бомарше. «Севильский цирюльник»
• И. В. Гете. Страдания Ю. Вертера
• Ф. Шиллер. «М. Стюарт»
• К. Гоцци. «Принцесса Турандот»
• Ш. де Лакло. «Опасные связи»

XIX век, французская литература:

• Бенджамин Констан. «Адольф»
• Стендаль. Красное и черное
• В. Гюго. «Собор Парижской Богоматери»
• В. Гюго. «Отверженные»
• П. Мериме. Кармен
• Дюма. Три мушкетера
• Г. Флобер. «Мадам Бовари»
• Ж. Верн. Вокруг света в 80 дней
• Г. Мопассан. «Рассказы»
• Малларме. «Полдневный отдых фавна»

 

XIX век, англоязычная литература:

• Д. Остин. «Гордость и предубеждение»
• В. Скотт. «Квентин Дорвард»
• У. Теккерей. «Ярмарка тщеславия»
• Ч. Диккенс. «Крошка Доррит»
• Ч. Диккенс. «Большие ожидания»
• Л. Кэрролл. «Алиса в Стране чудес»
• Д. Мередит. «Эгоист»
• Т. Гарди. «Тэсс из рода д’Урбервиллей»
• Г. Джеймс. «Дэйзи Миллер»
• О. Уайльд. «Как важно быть серьезным»
• А. Конан-Дойл. «Шерлок Холмс»
• А. Конан-Дойл. «Собака Баскервилей»
• Джером К. Джером. «Трое в лодке»
• Стивенсон. «Остров сокровищ»

XIX век, разное:

• Э. де Кейрош. «Преступление Падре Амаре»
• Келлер. Зеленый Генрих
• Г. Х. Андерсен. Новое платье короля
• Г. Х. Андерсен. «Снежная королева»
• Г. Ибсен. Пер Гюнт

XX век, англоязычная литература:

• Т. Драйзер. «Американская трагедия»
• Джек Лондон. «Морской волк»
• Б. Шоу. «Пигмалион»
• Р. Киплинг. «Ким»
• Д. Голсуорси. «Сага о Форсайтах»
• В. Вулф. «Комната в ее распоряжении»
• Д. Джойс. «Улисс»
• М. Митчелл. «Унесенные ветром»
• Э. Хемингуэй. «Прощай, оружие»
• Д. Стейнбек. «Гроздья гнева»
• Э. Паунд. «Кантос»
• Агата Кристи. «Десять негритят»
• «Семья людей»
• Г. Грин. «Тихий американец»

XX век, разное:

• Стриндберг. «Одинокий»
• Сельма Лагерлеф. «Чудесное путешествие Нильса с гусями»
• Т. Манн. «Будденброки»
• Кафка. «Замок»
• Б. Брехт. «Господин Пунтилла и его слуга Матти»
• Г. Сенкевич. «Камо грядеши?»
• Я. Гашек «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны»

Русская литература:

• А. С. Пушкин. «Медный всадник»
• А. Пушкин. «Капитанская дочка»
• Чехов. «Вишневый сад»
• «Чапаев»
• В. Шукшин. «Я пришел дать вам волю»

Восточная литература:

• «Панчатантра»
• Лу Синь. «Правдивая история батрака А-Кью (A. Q.), которой могло бы и не быть»
• Акутагава. «Расемон» (Ворота)
• Калидаса. «Шакунтала»
• «1001 ночь»
• Анекдоты о Ходже Насреддине