Сталин в педагогике. Часть VI

Характеризуя Антона Семеновича, Горький пишет:

«Кто мог столь неузнаваемо изменить, перевоспитать сотни детей, так жестоко и оскорбительно помятых жизнью? Организатором и заведующим колонией является А.С. Макаренко. Это, бесспорно, талантливый педагог. Колонисты любят его и говорят о нем тоном такой гордости, как будто они сами создали его. Он суровый по внешности, малословный человек лет за сорок, с большим носом, с умными и зоркими глазами, он похож на военного и на сельского учителя «из идейных». Говорит хрипло, сорванным или простудившимся голосом, двигается медленно, всюду поспевает, все видит, знает каждого колониста, характеризует его пятью словами и так, как будто делает моментальный фотографический снимок с его характера».

Макаренко удалось создать воспитательный коллектив, это очень нелегкий труд, по его мнению, потребуется не менее трех лет «хорошей работы и хорошей борьбы», чтобы добиться коллективного тона, системы взаимосвязей и взаимозависимостей. По его собственному утверждению, он потратил 16 лет на уточнение и практическое воплощение идеи коммунистического воспитания, создал для этого опытный коллектив, который подтвердил все его положения. Так, в 1932 г. он пишет, что самое замечательное в коммуне – это коммунарский коллектив: «А этот коллектив – плод огромной филигранной работы целого десятилетия». Однако официальная педагогика (педагогический Олимп) не смогла оценить важность и перспективность опыта А.С. Макаренко. В письме к М.М. Букшпану в 1932 г. он признался, что работу в колонии им. Горького у него вырвали наркомпросовские дамы в 1928 г., испугавшись командирской педагогики.

На трудности в работе накладывались постоянные конфликты с государственной системой управления образованием. Помните словечко «дамсоцвос» из «Педагогической поэмы»? Так вот, Макаренко долгое время не мог быть напечатан в советской педагогической прессе за одно лишь это, так любимое им слово. Ведь до конца 20-х годов подобные газеты и журналы курировал один из создателей и руководителей Главного управления социального воспитания и политехнического образования Наркомпроса РСФСР Михаил Эпштейн. К тому же, все учреждения, где работал Макаренко, официально относились к сфере ведения Наркомпроса Украины. Это давало Эпштейну и другим ревнителям «соцвоса» полное право игнорировать литературно-педагогический талант, восходящий в соседней республике.

Нельзя, однако, сказать, что Макаренко вовсе был забыт довоенной педагогической печатью. Время от времени о нем писали, имени, впрочем, не называя. Перед нами стенограмма выступления Н.К. Крупской на VIII съезде ВЛКСМ, опубликованная в мае 1928 года: «Нужно объявить решительную войну появляющимся пережиткам старого: системе наград, отметок, похвал, наказаний и поощрений. В одном из детдомов Украины введена шкала проступков и наказаний. Есть в этой шкале и такие проступки, за которые полагается… битье! Заведующий этим детдомом посылает ребят в лес за прутьями. Причем часто принесший эти прутья ими же бывает и выпорот. Дальше этого идти уже некуда. Эти единичные явления, вырастая, смогут представить серьезную угрозу нашей советской системе воспитания»!

Такие чрезвычайно искаженные слухи о соревновательных и дисциплинарных принципах колонии имени Горького, будучи озвученными с высокой партийной трибуны, создавали крайне отталкивающий образ или, как бы мы сегодня сказали, негативный имидж метода Макаренко в партийных кругах СССР. В образовательных кругах у него были другие, еще более убежденные «ученые враги». В том же 1928 году в Наркомпросе УССР обсуждался доклад А.С. Макаренко о системе его работы. Но тут над головой Макаренко грянула гроза: на него ополчилась Крупская, занимавшая высокий пост в наркомпросе: «Нужно объявить решительную войну появляющимся пережиткам старого: системе наград, отметок, похвал, наказаний и поощрений. Может быть, с точки зрения материального обогащения колонии все это и полезное дело, но советская педагогическая наука не может в числе факторов педагогического влияния рассматривать производство».

Макаренко сетовал: «К нам приводят запущенного парня, я делаю из негочеловека… Я поднимаю в нем веру в себя, говорю ему о человеческой и рабочей чести… Но оказывается, все это ересь — нужно воспитывать классовое самосознание, то есть научить трепать языком по тексту учебника политграмоты!»

За восемь лет управления колонией Макаренко выпустил в свет несколько сот рабочих и студентов.“Посреди общего моря расхлябанности и дармоедства одна наша колония стоит, как крепость”, — гордился он. Правда коллеги не оценили стараний педагога. “Меня сейчас едят… Даже не за ошибки, а за самое дорогое, что у меня есть, — за мою систему. Ее вина только в том, что она моя, что она не составлена из шаблонов”, — жаловался Макаренко писателю Максиму Горькому. А вот обвинения как раз были шаблонными для тех времен — “идеология не выдержана”, “нет классовой установки”.

3 сентября 1928 года он был уволен с должности заведующего колонией имени М. Горького. И еще радовался, что не посадили… Выручил Горький, с которым Макаренко познакомился и подружился, когда писатель навещал колонию своего имени. Удалось воспользоваться неразберихой: детдома для несовершеннолетних нарушителей относились к ведению наркомпроса, а колонии — ОГПУ. Горький, воспользовавшись своими связями, устроил Макаренко заведующим большой колонией под Харьковом.

Редактируемый Горьким журнал «Наши достижения» писал о принципе перековки, описанном у Макаренко: «Исправительно-трудовые лагеря ОГПУ применили этот принцип наиболее последовательно к самым «закоренелым» преступникам и, как известно, достигли замечательных результатов»70. Макаренко, впрочем, и сам утверждал, что его «беспризорную педагогику немедленно «подобрали» смелые и педологически неуязвимые чекисты и не только не дали ей погибнуть, но дали высказаться до конца»71.

Если уж Макаренко антипедагогичный и «несоветский», то кто ж тогда?.. – удивляемся мы сегодня. А в то время разговор с «врагами соввласти» на местах, как правило, был коротким. Кое-какую поддержку, конечно, мог оказать покровитель и добрый литературный гений Макаренко, создатель «социалистического реализма» Максим Горький, но в 20-х и к нему еще не очень прислушивались. Великий писатель, разумеется, но беспартийный, сочувствующий «контрреволюционной эмигрантской литературе», сам фактически эмигрант, Горький несколько лет пробивал первые книги Макаренко в Государственном издательстве художественной литературы. В профильном «Детиздате» его «Флаги на башнях» увидели свет только в 1938 году. Макаренко писал другу: «Обнаружилось, что “Детиздат” – это филиальное отделение Наркомпроса. Во всяком случае, там я встретил такую ненависть к себе, какой не встречал и в Наркомпросе. Еще не прочитав книжки, они уже смотрели на нее с презрением».

С почти аристократическим презрением до разгромного постановления ЦК ВКП(б) 1936 года «О педологических извращениях…» смотрели на Макаренко и педологи. Хотя уж им-то, большей частью социогенетистам, левакам и поклонникам троцкистских «трудовых армий», можно было не морщиться от звуков коммунарских барабанов и горнов. «Среда влияет, коллектив воспитывает…» Но тут-то и выяснялось, что все это – лишь громкие фразы. Леваки не могли принять ни реальное, не нуждающееся в палке коллективное самоуправление, ни уравнивающую вождей и массу трудовую дисциплину. Одно дело – разглагольствовать о «воспитании трудящихся масс», другое – равноправно трудиться самим.

Макаренко писал: «…коллективы, как и люди, могут умирать не только от старости, они могут погибать в полном развороте сил, надежд и мечты, их также в течение одного дня могут задушить бактерии, как они могут задушить человека. И будущие книги напишут, какие порошки и дезинфекции нужно употреблять против этих бактерий. Уже и сейчас известно, что самая малая доза НКВД очень хорошо действует в подобных случаях. Я сам имел возможность видеть, как быстро издох профессор Чайкин, как только приблизился к нему уполномоченный ГПУ, как быстро сморщилась его ученая мантия, как отвалился от его головы позолоченный нимб и, звеня, покатился по полу, и как легко профессор обратился в обыкновенного библиотекаря. На мою долю выпало счастье наблюдать, как закопошился и начал расползаться «Олимп», спасаясь от едких порошков чекистской дезинфекции, как дрыгали сухие ножки отдельных козявок, как по дороге к щелям или к сырому углу они замирали без единой сентенции. Я не сожалел и не корчился от сострадания, ибо в это время я уже догадался: то, что я считал Олимпом, было не что иное, как гнездо бактерий, несколько лет назад уничтожившее мою колонию».

Неприязнь (мягко говоря) властей и Макаренко была взаимной. Удивительно, но при этом еще 10 лет «стороны» «в официальной обстановке» иногда обменивались и комплиментами… Властям Макаренко был нужен как уникальный специалист, а он не мог быть полностью свободным от них.

Выходит, нет ничего удивительного в том, что Макаренко, будучи фактически оставлен и осмеян своими коллегами, не нашел работы нигде, кроме ГПУ. Удивительно, чего он смог добиться на этой работе!  А.С. Макаренко предложили возглавить коммуну им. Ф.Э. Дзержинского. Уже в 1927 г. он помогал чекистам в организации коммуны и свой переход с частью колонистов воспринял как продолжение педагогического опыта, о чем впоследствии говорил: «шестнадцать лет работы коллектива».

Макаренко быстро завел там свои порядки. Прежде всего колония была преобразована в коммуну. Коммунары делились на отряды, причем в роли командиров по очереди бывали все. К этому так привыкли, что 16-летние подростки беспрекословно подчинялись 8-летнему командиру. Ответственность делилась на весь отряд, следовательно, если кто-то плохо исполнил порученную ему работу или как-то провинился — он становился предметом осуждения товарищей.

Воспитанники занимались уже не сельским хозяйством, а имели в своем распоряжении целый завод. Сначала выпускали электродрели, вполне конкурентоспособные на мировом рынке. А потом стали делать первые в России портативные любительские фотоаппараты «ФЭД», что расшифровывалось как Феликс Эдмундович Дзержинский. За образец была взята немецкая «Лейка». Лицензий советское правительство не признавало, и немцам пришлось смириться с похищением интеллектуальной собственности.

Заработанное каждым коммунаром делилось так: сначала удерживалась стоимость питания, отопления, одежды. Из остатка четверть отчислялась на сберкнижку коммунара (эти деньги он получал по достижении совершеннолетия), другая четверть — на содержание младших воспитанников, которые еще не работали, одна восьмая шла в кассу взаимопомощи (оттуда оплачивались стипендии тем, кто после коммуны шел учиться в институт, и приданое девочкам на свадьбу) и наконец три восьмых отдавались на руки коммунару. И это выходило раза в три больше, чем у взрослых советских рабочих. Макаренко со своими ребятами мог позволить себе путешествовать по всей стране — кому такое снилось в 30-е годы?

1930 г. А.С. Макаренко написал (в соавторстве с Н.Э. Фере) работу «На гигантском фронте» (о совхозе «Гигант»). Брошюра вышла на украинском языке.

1930 г., октябрь – ноябрь. Написана книга «Марш 30 года» (о жизни коммуны имени Ф.Э. Дзержинского).

1931 г. Был разработан предварительный план большой книги «Опыт методики работы детской трудовой колонии».

1932 г., март – апрель. Написана повесть«ФД-I».В письме 5 октября 1932 г. Макаренко сообщает А.М. Горькому: «В ГИХЛе принята … рукопись«ФД-I»,большой очерк листов на двенадцать». Рукопись сохранилась не полностью.

1932 г. А.С. Макаренко начал работу над большой книгой «Опыт методики работы детской трудовой колонии». Были написаны: Предисловие, три раздела вступления и глава «Организационный период».

1932 г. Издана книга «Марш 30 года».

1932 г. Написана для сборника к пятилетию коммуны имени Ф.Э. Дзержинского статья «Педагоги пожимают плечами» и подготовлены материалы: «Один день коммуны», «Перевернутые страницы», и «Конституция страны ФЭД». Сборник вышел в ведомственном издании, г. Харьков, 1932 г.

1932, декабрь. А.С. Макаренко в связи с пятилетием коммуны им. Ф.Э. Дзержинского за энергичную, преданную работу премирован: коллегией Государственного политического управления УССР грамотой и именными золотыми часами, правлением трудкоммуны – грамотой, значком и званием лучшего ударника, а также грамотой Народного комиссариата просвещения УССР.

А. С. Макаренко писал: «я потому и отдался колонии, что хотелось потонуть в здоровом человеческом коллективе, дисциплинированном, культурном и идущем вперед, а в то же время и русском, с размахом и страстью. Я убедился, что такой коллектив в России создать можно, во всяком случае, из детей». А он много лет стремился создать «полную коммуну», т. е. – из детей и взрослых, поселок, где есть все и всё. Он к этому приближался. В его коммуне начала 30-х гг. соотношение детей и взрослых (на производстве в двух заводах) было 1 к 3. Коммуна из восьми лет только первый год была на бюджете.

«…Последние годы коммуна …жила на хозрасчете…он окупал расходы не только по школе, на жалованье учителям, на содержание кабинетов и прочие, но и все расходы на содержание ребят. Кроме того коммуна давала несколько миллионов чистой прибыли государству…хозрасчет замечательный педагог…Он очень хорошо воспитывает…хозрасчет гораздо добрее бюджета, богаче бюджета. Я мог тратить в год по 200 тыс. рублей на летние походы, 40 тыс. рублей заплатить за билеты в харьковские театры. Я мог купить автобус, легковую машину, грузовую машину. Разве школа может это купить?» (8, т. 4, с. 346). Или «Мы решаем: едем 500 человек по Волге на Кавказ. Для этого нужно 200 тыс. рублей. Постановили: в течение месяца работать пол часа лишних, и в результате получаем 200 тыс.рублей. Мы могли одевать мальчиков в суконные костюмы, девочек – в шелковые и шерстяные платья» (Там же, с. 367).

В общине А. С. Макаренко полное самоуправление в вопросах кадровых и экономических, в вопросах развития производства, образования, быта оказалось и до сих пор непревзойденным…

Макаренко часто говорил: “Мы, советские люди, должны блистать изысканной воспитанностью и джентльменством, у нас это будет без подхалимства и унижения, мы равные среди равных. Нашей воспитанности должен завидовать весь мир”.

Счастье длилось недолго. НКВД, к ведомству которого теперь относилась коммуна, попросту забрал выгодное предприятие себе, распорядившись перевести коммунаров в положение наемных рабочих со стандартной зарплатой. Это перечеркивало всю воспитательную систему, и Макаренко вздумал протестовать: «Мы же здесь не фотоаппараты делаем, а людей!» Он пытался доказать, что принцип «честно отработал — честно получил» — единственное, на чем может строиться перевоспитание бывших воришек.

Зимой 1932 г. началось очередное наступление на воспитательную систему Макаренко, на первое место вышел производственный план, коммуна стала преобразовываться в «завод для несовершеннолетних с общежитием и столовой для рабочих и кое-какой учебной установкой» (Т. 1, с. 49). А.С. Макаренко не хотел быть старшим надзирателем, а именно эту роль ему отвели производственники, лишив самостоятельности в управлении коммуной: «Я согласился сделаться помощником Максимова. А теперь вижу, что совершил преступление и перед собой, и перед своим делом. Педагоги в коммуне – это парии» (*пария – отверженное, бесправное, угнетаемое существо. Словарь русского языка С.И. Ожегова, 2007, с. 482).

30 января 1933 г. Горький написал Макаренко: «…Я, стороною, узнал, что Вы начинаете уставать и что Вам необходим отдых. Собственно говоря — мне самому пора бы догадаться о необходимости для Вас отдыха, ибо я, в некотором роде, шеф Ваш, кое-какие простые вещи должен сам понимать. 12 лет трудились Вы и результатам трудов нет цены. Да никто и не знает о них, и никто не будет знать, если Вы сами не расскажете. Огромнейшего значения и поразительно удачный педагогический эксперимент Ваш имеет мировое значение, на мой взгляд. Поезжайте куда-нибудь в теплые места и пишите книгу, дорогой друг мой. Я просил, чтоб из Москвы Вам выслали денег… А. Пешков». (Там же. С. 75.)

А.С. Макаренко был удивлен и тронут такой заботой Горького. Он так и не узнал о том, что по просьбе его супруги любимец Антона Семеновича — Семен Калабалин — обратился к Горькому с просьбой о помощи Макаренко. 8 декабря 1932 г. в письме С.А. Калабалину (в «Поэме» Семен Карабанов) — бывшему колонисту и большому другу семьи Макаренко — Галина Стахиевна сообщила о желании приехать с Антоном Семеновичем к нему в Ленинград, где он заведовал колонией, поздравила с Новым 1933-м годом и попросила о такой помощи: написать Горькому письмо о болезни Макаренко.

В письме П.П. Крючкову от 28 июля 1933 г. А.С. Макаренко сообщал о своем трудном положении и желании найти работу в Москве: «Деньги Алексея Максимовича, которые я получил от Вас, лежат у меня на моей совести, и я по-прежнему буквально падаю в этой каторжной работе и конца ей не вижу. День и ночь, без вечеров для отдыха, без выходных дней, часто без перерыва на обед, все это можно выносить, если работа дает результаты. Но время создавания результатов уже минуло. Совершенно исключительный коллектив коммунаров Дзержинского сейчас сделался предметом потребления в самых разнообразных формах: то для создания капитала, то для производственного эффекта в порядке приложения разнообразного самодурства, то в виде неумных и вредных опытов. Вся моя энергия уходит на мелкие заплаты и нечеловеческие усилия сохранить хотя бы внешнюю стройность. Вы не подумайте чего: я ни с кем не ссорюсь и все мною даже довольны. Но я больше не могу растрачивать себя на пустую работу, и у меня иссякают последние силы, а самое главное, я терплю последние надежды подытожить свой опыт и написать ту книгу, необходимость которой утверждает Алексей Максимович.
Я могу отсюда уйти, но меня тащат в новые коммуны, я сейчас не в силах за них бороться, я четырнадцать лет без отдыха, отпуска. И вот я к Вам с поклоном: дайте мне работу в одном из Ваших издательств или нечто подобное. Мне нужно побывать среди культурных людей, среди книг, чтобы я мог восстановить свое человеческое лицо — а тут я могу просто запсиховать. Имейте в виду, что я человек очень работоспособный и Вы будете мною довольны, тем более, что и характер у меня хороший.»

Во второй половине 30-х гг. Макаренко был на грани ареста после статьи в многотиражке «Дзержинец» Коммуны им. Дзержинского. Одновременно секретарь партячейки коммуны Н. А. Огий направил секретарю парткома НКВД УССР донос, в котором речь Макаренко перед коммунарами-выпускниками охарактеризована как «выступление классового врага», антисоветское и контрреволюционное. Секретарь парткома НКВД наложил такую резолюцию: «Т. Стрижевскому. Как только Кидыба сядет в ОТК, мы через некоторое время М. удалим. Я не верю ему ни на копейку. Это враг» (архив МВД Украины, 40-1-16315. РАЗДЕЛ 1V, л. 15 . Цитируется по: 2, с 141).

1935 г., сентябрь. А.С. Макаренко заканчивает работу над рукописью «Педагогической поэмы». В письме к А.М. Горькому пишет: «Сегодня авиапочтой выслал Вам третью часть «Педагогической поэмы». Не знаю, конечно, какой она получилась, но писал ее с большим волнением».

1935 г., октябрь. Получено от А.М. Горького письмо, в котором он говорит о третьей части «Педагогической поэмы: «Третья часть «Поэмы» кажется мне еще более ценной, чем первые две. С большим волнением читал сцену встречи горьковцев с куряжцами, да и вообще очень многое дьявольски волновало… Ну – что же? Поздравляю Вас с хорошей книгой, горячо поздравляю».

Опираясь на личный опыт в колонии им. М. Горького и коммуне им. Ф.Э. Дзержинского, А.С. Макаренко пишет в Киеве конкретные рекомендации по организации воспитательной работы в детских учреждениях, опубликованные в 1936 г. под названием «Методика организации воспитательного процесса». Фактически это была его первая крупная завершенная научно-педагогическая работа, адресованная широкому кругу педагогов детских домов и трудовых колоний. 

1935 г. Написана статья «Народное просвещение в СССР».1935 г. Впервые опубликованы вторая и третья части «Педагогической поэмы». Альманах «Год XVIII», «Советская литературы». М., кн. 5 и 8.

1935 г. Опубликована пьеса А.С. Макаренко «Мажор» под псевдонимом Андрей Гальченко,изд-во «Художественная литература», М.

Макаренко занимался педагогикой всю жизнь и если и ругал эту «лженауку», то с исключительной целью — ее замены. То, что так ненавидел Макаренко, было, собственно, не педагогикой, но педологией, которая была, как известно, разгромлена специальным Постановлением ЦК от 4 июля 1936 года «О педологических извращениях в системе Наркомпросов». В основе противостояния педологии, выросшей из кризиса традиционной педагогики и достижений психологии начала века, и новой советской педагогики, у истоков которой и находился, в частности, Макаренко, было фундаментальное расхождение в понимании природы человека.

Раймонд Бауэр, посвятивший этой коллизии книгу, не потерявшую своего значения и полвека спустя, указывал на то, что в основе здесь лежал отказ от детерминизма (с его опорой на объяснение и постепенность) и утверждение волюнтаризма (наиболее полно выразившегося в утверждении сознательности, ответственности и рациональности). Отсюда — знакомая уже идея преобразования и перековки, идея тотального перевоспитания. «В Советской стране, — утверждал Макаренко, — воспитанию подвергается не только ребенок, не только школьник, а каждый гражданин на каждом шагу» (63). Причем «методика воспитательной работы имеет свою логику, сравнительно независимую от логики работы образовательной» (64). Выходило, таким образом, что, к примеру, школа только по совместительству занимается образованием; главная ее функция — «независимая» — воспитание.

«Педология» – это буквально «знание о ребёнке», задача её всего лишь в том, чтобы всесторонне изучить детей, знать их во всех отношениях. Казалось бы, что тут плохого? И Макаренко против самого по себе изучения ребёнка ничего и не имел – он был против подмены активного целенаправленного воспитания изучением личности ребёнка.

Если бы педологи занимались только накоплением разнообразных знаний о детях, они бы, конечно, не удостоились такой непримиримой вражды великого педагога. Но в том-то и дело, что педология всей своей деятельностью доказала, во-первых, то, что всякий, говорящий о детях, думающий о них, что-то с ними или для них делающий, неизбежно становится и педагогом в том смысле, что у него появляется собственная педагогическая позиция, своё педагогическое мировоззрение. Во-вторых, педология показала, что нельзя изучать ребёнка, игнорируя антропологию (разумеется, я имею в виду философскую антропологию, науку о природе человека), что всё равно, осознанно или неосознанно, всякий, кто говорит о ребёнке, говорит о человеке, и в основе всего, что он делает, неизбежно будет лежать вполне определённая антропология, определённое представление о природе человека, о том, что он такое (пусть это представление и неосознанное). Вот именно педагогическая позиция педологов и их антропология как раз и раздражали А.С. Макаренко. Что же это за позиция и что это за антропология?

«Система такая: надо изучать ребёнка. Изучая его, мы что-то найдём, а из того, что мы найдём, сделаем выводы. Какие выводы? Выводы о том, что с этим ребёнком нужно делать.
Вот основная логика педологического направления», – так писал А.С. Макаренко [1, c. 28]. Ну и что тут плохого? Почему нельзя «делать выводы о том, что с этим ребёнком нужно делать», изучив этого ребёнка? Дело в том, что, с точки зрения Макаренко, ребёнок – существо, прежде всего, незрелое. Поэтому ребёнка тянет на путь наименьшего сопротивления: например, предоставленный сам себе ребёнок вряд ли станет работать, созидать – это трудно. Он предпочтёт развлекаться, займёт позицию потребителя. Поэтому «из ребёнка», а точнее – из тех стремлений, желаний и пр., какие у него уже есть, – никаких «выводов» о том, что с ним нужно делать (т.е. как его воспитывать), делать нельзя.

То есть цель воспитания, считает А.С. Макаренко, из ребёнка невыводима: сколько ребёнка ни изучай, всё равно будет неизвестно, каким он должен быть и как его нужно воспитывать. Если же предоставить ребёнку свободу – в современном понимании этого слова – делай, что хочешь, живи, как тебе нравится, то чаще всего получается «обыкновенный полевой бурьян» [2, c. 531].

Педагогическая позиция и антропология педологов основана на аналогии между человеком и … растением! Причём аналогия эта самая прямая. По их мнению, в человеке, как и в зерне растения, уже заложено всё то, что должно из него получиться, – наша задача только в том, чтобы создать наилучшие условия для такого развития, и ничего другого сделать мы не можем: если это зерно пшеницы, то пшеница из него и вырастет, нельзя из него «сделать» что-то другое, также нельзя сделать из человека то, чем он уже сейчас не является. Значит, правильное развитие – это саморазвитие, о цели воспитания нечего думать – она заложена в самом ребёнке, и, если условия хорошие, ребёнок разовьётся сам собой так, как надо. Ребёнок в таком представлении – это зерно, воспитатель – садовник.

А.С. Макаренко же представлял себе процесс воспитания по аналогии с производственным процессом [2, c. 532]. Ребёнок для него сырьё [2, c. 533], годное для производства из него Человека (именно так: с большой буквы), однако в самом по себе ребёнке то, что должно из него получиться «на выходе», также не заложено, как не заложено в куске сырой глины, что именно может и должен из него вылепить гончар. Цель в материале не заложена. Цель первоначально существует только в сознании мастера. «Мы знаем, каким должен быть наш гражданин, мы должны прекрасно знать, что такое новый человек, какими чертами этот человек должен отличаться… Мы должны стремиться всех людей, всех детей воспитывать в наибольшем приближении к нашему идеалу» [1, c.29]. Итак, цель воспитания – это наш (воспитателей) идеал. Он находится в нас, в нашей душе, в нашем сознании и воображении, а отнюдь не в ребёнке.

Прежде всего Макаренко отказывается от характерного для первой половины 30-х годов «обнажения приема»: «Воспитанник не должен чувствовать себя объектом воспитания, он должен ощущать только прикосновение точной логики на него общего хозяйства и требования здравого смысла» (65). Что же это за специфическая логика, на которую неоднократно ссылается Макаренко? В одном из его писем читаем: «Мой мир — люди, моей волей созданная для них разумная жизнь в колонии и постоянная сложная и тонкая борьба со стихией утверждающих себя «я». Мой мир — мир организованного созидания человека. Мир точной Сталинской логики» (66). Эта «логика» была на самом деле полна магизма. Она, по Макаренко, и не имела опоры в естественных науках: «Я прежде всего убежден в том, что методику воспитательной работы нельзя выводить из таких наук, как психология и биология. Я убежден, что сделать из данных этих наук прямой вывод к воспитательному средству мы права не имеем… В этом смысле педология может рассматриваться как полная противоположность советского воспитательного устремления» (67).

Синхроническая таблица: педагогическая деятельность А.С. Макаренко 20-30 гг.

Периоды	Педагогическая деятельность	Основные исторические события этого периода
1920-1928	Работа в колонии им. М. Горького под Полтавой. В 1926 г. колония переведена в Куряж, в 8 км от Харькова	Социально- экономическое  преобразование и становление советской государственности: борьба с разрухой,  восстановление народного хозяйства, его индустриализация, образование СССР.
1927-1935	Работа в коммуне им. Ф.Э. Дзержинского в пригороде Харькова	Принятие первых пятилетних планов (1928-1932, 1933-1937).Начало коллективизации сельского хозяйства и массового гонения на крестьянство. Начало социалистического соревнования (1929 г.). Полярная экспедиция на транспорте «Челюскин». Убийство С.М. Кирова  (1.12.1934 г.)
1935-1937	Работа помощником начальника отдела трудовых колоний Народного комиссариата внутренних дел (Киев). Руководство колонией в Броварах, пригороде Киева (4 месяца)	Отмена карточной системы на хлеб, муку, крупу (1935 г.). Начало стахановского движения  (01.02.1935 г.). Принятие первой конституции СССР (01.12.1936 г.). Перелет В. Чкалова, А. Байдукова, А. Белякова в США через Северный полюс (06.1937 г.)
1937-1939	Общественно- педагогическая и литературная деятельность в Москве.	Утверждение социализма во всех сферах жизни в СССР: укрепление обороны страны, создание новых экономических районов на востоке, строительство заводов-дублеров.

 

Ближе всех к истинной оценке почти нечаянно оказался один ученый немец, Гетц Хиллиг. В его статье «Сталинистские грехи Макаренко», опубликованной на гребне волны перестроечных разоблачений, можно найти ключ к разгадке того, каким образом Антон Семенович все-таки сумел выжить в СССР и не умереть в новой России. Его понял и принял сталинский строй. Не режим личной власти И.В. Сталина, а тот «сталинизм», под маркой которого советское общество 30-х годов ХХ века, отодвинув на обочину экстремистов и скептиков, судорожно пыталось подготовиться к неизбежной войне. В жертву этой подготовке были принесены и крестьянство, и интеллигенция, и старые партийные кадры, и… сам коммунизм.

Время требовало волевых, сплоченных, в чем-то, безусловно, ограниченных, но преданных социалистическому отечеству бойцов. Бойцы эти зачастую пренебрегали Церковью и не читали Евангелия, но они каким-то непостижимым образом оказались более верующими людьми, чем их потерявшие человеческий облик противники, чеканившие на пряжках своих ремней «С нами Бог». В их сердце осталось место святыне.

«Меня раздражает: несут знамя, а Тарасов за столом президиума чинит карандаш», – писал Макаренко. Его много раз упрекали в том, что он не хотел дать детям достаточно свободы, знаний, комфорта. Обоснованно доказывали, что знамя не заменит ни еды, ни образования, ни крыши над головой. А он и не думал возражать. Потому что средоточием его работы было не знамя, а люди – знаменосец и тот, кто с верой пойдет за ним под огнем к рейхстагу.

Продолжение следует…

Использованы материалы:

• Е.Г. Тищенко «Организация самостоятельной работы студентов по изучению педагогического наследия А.С. Макаренко»
• Вадим Слуцкий «Антропология Макаренко«
• Гётц Хиллиг «Антон Макаренко – Маргарита Барская: по следам необыкновенной дружбы»
• Дроздов Н.И., Мальцев В.А. КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ДУХОВНО-НРАВСТВЕННОГО ВОСПИТАНИЯ МОЛОДЕЖИ В РОССИИ
• Артемий Ермаков ЧЕЛОВЕК СО ЗНАМЕНЕМ: А. С. МАКАРЕНКО И ПЕДАГОГИКА ЕГО ВРЕМЕНИ
• Э. Меттини Коллективное воспитание в педагогическом наследии А.С. Макаренко
• Моя система воспитания. Педагогическая поэма
• Макаренко, Антон Семенович
• Антон Семенович Макаренко : pro et contra…
• Антон Макаренко и его «не советская» педагогическая система
• Антон Макаренко полжизни любил попадью с разрешения ее мужа
• ТРУДОВОЕ И ФИЗИЧЕСКОЕ ВОСПИТАНИЕ
• Детская колония имени Максима Горького
• «Либеральный поворот». Горький и Сталин
• Ричард Соколов А. С. МАКАРЕНКО: «Я – СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ»
• Педаго(ло)гика (Макаренко
• Антон Макаренко — биография, информация, личная жизнь
• Макаренко, Антон Семёнович
• Выдающийся советский педагог А.С.Макаренко
• Макаренко — Возвращение к Советским Истокам
• Вечно молодой: Антон Макаренко как управленец XXI века
• Титан советской эпохи
• Е.Г. Тищенко «Организация самостоятельной работы студентов по изучению педагогического наследия А.С. Макаренко»
• Антон Семенович Макаренко православный педагог?
• МАКАРЕНКО, АНТОН СЕМЕНОВИЧ
• Парадокс системы Антона Макаренко. Ее внедряли во всём мире, но не у нас
• «Обвиняется Макаренко Антон Семёнович…»
• 5 интересных фактов из биографии Антона Макаренко
• Макаренко Антон Семенович
• Антон Макаренко
• Корреспондент: Педагогическая дилемма Антона Макаренко
• «Коллектив является воспитателем личности»
• Антон Макаренко: изгнанный из собственного рая
• Братья Виталий и Антон Макаренко в 1920 — 1930-х гг.
• Утомленное сердце
• А. С. МАКАРЕНКО — СОВРЕМЕННИК ВСЕХ ПОКОЛЕНИЙ (К 125-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ВЕЛИКОГО ПЕДАГОГА)
• В музее Макаренко ждут актрису Васильеву, а почитатели ищут оружие педагога, утерянное в 2011
• Публикация 12 из журнала «Работница» (1952): Судьба воспитанников Антона Макаренко
• Улица Макаренко в Самаре
• Антон Макаренко – Маргарита Барская: по следам необыкновенной дружбы