Личная жизнь Калатравы широкой публике практически неизвестна. Журналисты сетуют, что, несмотря на всемирную славу, Калатраву никогда не увидишь на экране телевизора. Многие испанцы его даже не узнают при встрече, например, в метро.
У Калатравы нет водительского удостоверения, поэтому он часто пользуется общественным транспортом. Он говорит на шести языках (английский, французский, немецкий, итальянский, шведский и испанский), жена у него – шведка. Поэтому Калатраву считают «ярким примером гражданина мира».
Скорее, его можно назвать «гражданином планеты. Его творения остро современны, динамичны, масштабные… Наверно, именно такие сооружения стали бы визитной карточкой Земли, будь на ней повсюду ровный и постоянный климат.
Сантьяго Калатрава, без сомнения, является одним из самых гениальных архитекторов современности — он заслужил всемирное признание благодаря своим удивительным, смелым и, в то же время, тщательно продуманным работам в стиле “био-тек”.
Сегодня мы познакомимся с интервью Сантьяго Калатравы и двумя его выставками, одна из которых состоялась в Эрмитаже летом 2012 года.
Большинство проектов архитектора находятся на границе архитектуры и инженерии. Сложное и, одновременно, новаторское конструктивное решение — отличительная черта его работ. Также в них четко прослеживается отпечаток еще одного призвания Калатравы — профессии скульптора.
Представляем вашему вниманию интервью с архитектором, с Сантьяго Калатравой беседовала Дорис Шеврон.
Интервью с Сантьяго Калатравой
22 января 2013 г.
На двери нью-йоркского офиса Сантьяго Калатравы табличка c надписью по-немецки mustermann – “проектировщик”. Один из самых прославленных современных архитекторов даже не счел нужным упомянуть свое имя.
“Кому, в конце концов, интересно, как меня зовут, главное, как я умею строить”, – объясняет Калатрава. За внешней скромностью бездна гордыни: для испанского архитектора мир – один большой проект, который он может изменять по своему усмотрению. В его случае лучшим переводом слова mustermann будет “творец”.
Сантьяго Калатрава
Родился в 1951 году в Валенсии. В 1968-м поступил в местное художественное училище, но через год перевелся в Высшую техническую школу архитектуры, которую закончил в 1975 году. Затем , а затем – в Федеральный технологический институт в Цюрихе (ETH) , где получил диплом инженера-проектировщика.
В 1981 году Калатрава открыл мастерскую в Цюрихе, причем работал и как архитектор, и как инженер. Его первым самостоятельным проектом стал ангар завода компании Jakem в швейцарском городе Мюнхвилен (1983-1985).
В 1989 он открыл филиал своего бюро в Париже.
Будущий “властелин мира” учился архитектуре в то время, когда еще не было ни 3D-графики, ни компьютерных программ проектирования. Возможно, именно поэтому он до сих пор мыслит не виртуальными объемами, а вполне реальными физическими объектами. Или, как сформулировал это в статье 2005 года архитектурный критик журнала New Yorker: “Калатрава переводит на язык архитектуры чудеса природы”.
Скрученное спиралью тело античного дискобола испанец превращает в небоскреб в шведском городе Малмë, а в строении человеческого глаза находит форму для планетария в своей родной Валенсии. Для проекта станции подземки рядом с бывшим зданием Всемирного торгового центра Калатрава сделал более сотни зарисовок взлетающих голубей. Таким был ответ архитектора на трагедию 11 сентября.
– Лучшая книга о случившемся – “Жутко громко и запредельно близко” Джонатана Фоера – заканчивается серией фотографий человека, прыгающего с одной из башен. Если быстро листать страницы, он начнет двигаться – только не вниз, а вверх. Мое здание должно стать таким же символом оптимизма и непоколебимой веры в будущее. Даже если сейчас она кажется невыносимо хрупкой.
Острое ощущение времени, одно из главных понятий испанской культуры, Калатрава однажды довел до абсурда, создав мост – солнечные часы в Калифорнии.
– До середины 1990-х годов я был знаменит главным образом как изобретатель нового типа мостов на одной опоре. Я уже и сам не помню, сколько их построил, но больше трех десятков, это точно. От них не устаешь. Каждый новый мост – словно математическая задача, которую надо решить не самым простым, но самым красивым способом.
В Иерусалиме недавно был торжественно открыт мост Chords (“Струны”) – последнее творение Калатравы. На сегодняшний день это самый длинный транспортный – а значит, способный выдерживать значительные нагрузки – вантовый мост в мире. Критики до сих пор спорят, так ли необходимо это технологическое чудо небольшому городу с неустойчивыми грунтами, но летящий силуэт восхищает даже самых ярых противников.
– Все это мелочи по сравнению с тем, что мне позволили строить в островной Венеции. Не скажу, что мой мост Quattro Ponte через Большой канал особенно украсил город, но он был необходим для нормального функционирования Венеции. Традиционалисты меня пока не убили, а это не так уж мало.
В детстве Калатрава собирался стать художником, но во время подготовки к вступительным экзаменам в художественную школу наткнулся на “маленькую книжку с прекрасными фотографиями сооружений Ле Корбюзье”. Она и определила его будущее. Калатрава начал учиться архитектуре и градостроительству в Валенсии, а затем поступил на инженерный факультет Цюрихского технологического института.
– В 1970-х годах нельзя было и заикнуться о том, что архитектура – это искусство. Тебя тут же провозгласили бы petit bourgeois. В курсе истории искусства мы изучали величайшие архитектурные сооружения, но нам упорно продолжали доказывать, что архитектор сегодня не более чем ремесленник. Меня всегда смущало это противоречие. И когда я уехал учиться в Швейцарию, оказалось, что я просто вращался не в тех кругах. Испания все-таки особенная страна, со своим представлением о положении вещей.
Неожиданное утверждение для архитектора, которого испанцы считают своим национальным достоянием.
– Трудно ассоциировать себя с каким-то конкретным территориальным образованием, если у тебя строительные площадки разбросаны по всем континентам. Я свободно владею семью языками, впрочем, на всех говорю с сильным испанским акцентом. По официальной версии, пять лет назад я осел в Нью-Йорке. Что ж, можно сказать и так.
Штаб-квартира империи Калатравы расположилась в роскошном трехэтажном офисе на аристократической Пятой авеню. Отсюда он каждый день проводит видеоконференции с отделениями в Валенсии и Цюрихе. На верхнем этаже – личная студия мастера. Сюда не рискует заходить даже его главный юрист и по совместительству жена. Они познакомились во время учебы в Швейцарии, и с тех пор Робертина занимается всеми “бумажными делами”.
– В студии нет никаких средств связи с внешним миром. Мне каждый день необходимо хотя бы на час выпадать из реальности. И рисовать. Иногда новые проекты, иногда просто бессмысленные узоры. Я очень люблю старую китайскую поговорку “в одном рисунке больше правды, чем в сотне слов”.
Весь нижний этаж занимает большая галерея с работами Калатравы: он сам делает керамику, пишет акварелью пейзажи и создает из дерева макеты зданий, которые пока не может построить.
– Это не бумажная архитектура – я ее не признаю. Просто для этих проектов еще не пришло время. Считайте их заделами на случай внезапного наступления светлого будущего. Может быть, однажды по ним, как по рисункам Леонардо, будут строить летательные аппараты. Или, в моем случае, – здания на планетах с другой гравитацией.
На рабочем столе архитектора – коллекция фарфоровых голов. Это макеты дверных ручек в самом амбициозном проекте Калатравы – чикагском небоскребе Chicago Spire. Его проектная высота – шестьсот девять метров.
– Говорят, он похож на бурав, который вот-вот проткнет небесную плоть. А по-моему, у него очень естественная форма, в ней нет агрессии. Сооружение такой высоты в любом случае будет ландшафтообразующим, но главное в нем – бесконечность движения вверх.
Здания Калатравы называют “жилыми скульптурами”, “новой интеллектуальной архитектурой” и “формами, рожденными самой природой”. Сам архитектор с готовностью отказывается от славы.
– Я не рвусь в высшую лигу архитекторов и терпеть не могу названия вроде “мост Калатравы”. Я хочу строить так, чтобы оставались только здания. Никто, кроме историков, не помнит имен Анфимия из Тралл и Исидора из Милета, строителей Святой Софии в Константинополе. Они, кстати, были не архитекторами, а математиками. И когда попадаешь в этот собор, кажется, никаких имен у них и быть не могло, потому что не может это идеальное пространство быть делом рук человеческих. Поэтому лучше все же вернуться к тому, чему меня учили в Валенсии. Aрхитектор – не шоумен в погоне за сенсацией. Он тот же рабочий. Матисс писал картины каждый день и считал себя ремесленником от живописи. Вот и я бы хотел так же заниматься архитектурой. С восьми утра до восьми вечера. Каждый день.
В 2012 году в Государственном Эрмитаже прошла персональная выставка Калатравы, ставшая самой посещаемой архитектурной выставкой 2012 года в мире по версии «The Art Newspaper».
«Эрмитаж, выставляя работы архитектора и инженера рядом с произведениям великих живописцев, подтверждает, что архитектура — это, как считали древние, и ремесло, и искусство», — отметил на пресс-конференции сам Калатрава. А еще он признается, что Санкт-Петербург заворожил его гармонией архитектуры и воды. Он отметил важность сохранения небесной линии города, которую могут нарушать лишь шпили и купола соборов. Кроме того, мастер с удовольствием построил бы здесь мост.
Выставка «Сантьяго Калатрава. В поисках движения»
Опубликовано andreeva четверг, 21 июня 2012, 22:21
27 июня 2012 года в Зимнем дворце Государственного Эрмитажа при поддержке Министерства культуры Российской Федерации и Посольства королевства Испании в Москве открывается выставка «Сантьяго Калатрава. В поисках движения».
Экспозиция насчитывает около 150 архитектурных макетов, проектов и рисунков одного из самых известных архитекторов современности — Сантьяго Калатравы Вальса. За тридцать лет архитектурной практики он реализовал более сорока крупных проектов по всему миру — музеев, стадионов, вокзалов; был удостоен нескольких десятков наград и премий.
В основе каждого проекта Калатравы лежит наблюдение за природой. Филигранные стальные опоры вокзала Ориенте в Лиссабоне словно ветви тропического леса поддерживают навесы над платформами, паруса свода клуба Марины д’Ареки и оперы в Тенерифе изогнуты как пальмовые листья, а стальные «лепестки» на крыше Музея завтрашнего дня в Рио-де-Жанейро тонкими колосками тянутся вслед за солнцем.
Мир органики подсказывает не только образные, но и технологические решения. Именно в природе Калатрава находит лучший пример распределения массы при максимальной нагрузке: образцом служит строение птицы. Парящим птицам подобны мосты в Дублине и Харлеммермере, железнодорожная станция TGV в лионском аэропорту Сент-Экзюпери и Музей искусств Милуоки в Висконсине, США. Движение — элемент самый неожиданный для воплощения в столь статичном виде искусства как архитектура.
Потенциал движения скрыт во всем, что нас окружает. И простейшая призма, и древнегреческая статуя, и каменный собор воспринимаются в зависимости от того, в каком ракурсе они «пойманы» взглядом зрителя. Опыты с движением и статикой в скульптуре и архитектурных проектах открывают Калатраве новые возможности работы с формой. Так появляется преувеличенный, почти маньеристический изгиб пролета Струнного моста в Иерусалиме, изящно вздернутые козырьки ангаров Эрнстинга и закрученный грациозной спиралью небоскреб «Чикаго Спайер».
Выставка в Ватикане
В 2013 году, 4 декабре открылась выставка Сантьяго Калатравы в Вавтикане «Метаморфозы пространства».
Ввыставка размещалась в помещении Braccio di Carlo Magno (флигель Карла Великого) на территории Ватикана. Здесь Калатрава предстал перед публикой не только в качестве архитектора, но и скульптора.
Показ работ ныне живущего архитектора проходило в этом городе-государстве впервые. Такое необычное событие последовало за появлением ватиканского павильона на Венецианской биеннале.
«Это свидетельствует о том, что Ватикан и Церковь становятся все более открытыми для современного искусства», — говорит Микол Форти, главный куратор современного искусства в музеях Ватикана и куратор выставки Калатравы.
На выставке были представлены модели произведений Калатравы, в частности греческой православной церкви святого Николая и транспортно пересадочного узла, которые появятся на месте разрушенных башен-близнецов, а также собора Иоанна Богослова в Нью-Йорке. Эти произведения экспонировались вместе с портретами работы Калатравы, а также его акварелями и эскизами.
Выставка носила название Метаморфоза пространства. По словам Форти, оно отсылает к поискам новой пространственной гармонии в творчестве Калатравы. Куратор познакомился с ним в 2011 году, когда оба они на 5-летний срок были назначены культурными советниками Ватикана.
Форти сравнивал испанца с великим архитектором и теоретиком искусства Леоном Баттистой Альберти и отмечал, что при организации выставки он руководствовался двумя принципами: во-первых, стремился продемонстрировать разнообразие творчества Калатравы, который занимается архитектурой, инженерным делом, скульптурой и живописью, а во-вторых, подчеркнуть взаимодействие различных форм искусства в его работе.
«Движения тела у Калатравы напоминают архитектурные формы: его акварели с изображением грудной клетки похожи на мосты», — говорит Форти.
Выставка проходила до 20 февраля 2014 года.
Продолжение следует…
Читать по теме:
- Музыка в камне: Сантьяго Калатрава. Часть I
- Музыка в камне: Сантьяго Калатрава. Часть II
- Музыка в камне: Сантьяго Калатрава. Часть III
- Музыка в камне: Сантьяго Калатрава. Часть IV
