Принцесса. Часть II

Сегодня чудный день и радостный праздник!

У Ирины Анатольевны Дедюховой День Рождения!

Всех благ ей и всяческого процветания!
Не будем скрывать, что с её успехами связано и наше благополучие. Причем, не столько в общепринятом обывательском смысле, сколько на глобальном государственном уровне. Красноречиво выраженном в величественных строках:

Жила бы страна родная…

Конечно,

День рожденья — праздник детства
И никуда, никуда, никуда от него не деться

Но, все же следует соответствовать имениннице: её уровню, её статусу…

Посему продолжим разговор о принцессе…

Поскольку параллели очевидны: неучастие в нелегитимных выступлениях против государственной власти, поддержка и пропаганда традиционных ценностей, следование национальным интересам…

Собственно говоря, поему это я привязалась к царевне Екатерине Павловне Романовой? Ну, родилась девочка в правящем доме. Ну, копалась в этих женихах. Ну, занималась матримониальными делишками попавшихся под руку европейских монархов. Типа, статус у неё такой, может себе позволить.

По отзыву графини Д. Х. Ливен Великая Княгиня и королева Вюртемберг Екатерина Павловна «…была очень властолюбива и отличалась огромным самомнением. Мне никогда не приходилось встречать женщины, которая бы до такой степени была одержима потребностью двигаться, действовать, играть роль и затмевать других. У нее были обворожительные глаза и манеры, уверенная поступь, гордая и грациозная осанка. Хотя черты ее лица не были классическими, но поразительный свежий цвет лица, блестящие глаза и великолепные волосы пленяли всех. Воспитанная в большой школе, она прекрасно знала все правила приличий и была одарена сильными возвышенными чувствами. Говорила она кратко, но красноречиво, ее тон всегда был повелительным». (Источник)

А для меня она такой «опытный образец», объясняющий/поясняющий лично мне в общем-то интуитивно понятный тезис Ирины Анатольевны, почему в первую очередь условные враги нападают/травят лучших женщин, задающих тон в обществе. Отчего возникает у «этих гадов» такая потребность? Точнее, чем опасны для противника подлинные аристократки (духа, прежде всего)?

Заметим, что наша героиня родилась в конце века просвещения, то есть, «осьмнадцатого». Причем, в России этот век иногда зовется «бабским». Как-никак, почти непрерывно три императрицы на престоле. Сначала десять лет правления Анны Иоанновны, потом два десятка Елисавет Петровны,  затем тридцатник матушки Екатерины II. Последняя, кстати, практически сразу стала ставить женское образование в стране.

• ВЕК ПРОСВЕЩЕНИЯ

Сами понимаете, не могло не сказаться на внучках императрицы, особенно той, которую назвали в честь бабушки.

 

Смотрите, как художники старательно «фотошопили», пытаясь придать сходство малютки с молодой Екатериной. А все зря! Более взрослые портреты такового не обнаруживают.

«Вчерашний день великая княгиня родила дочь, которой дано мое имя, следовательно, она — Екатерина; мать и дочь теперь здоровы, а вчерась материна жизнь была два часа с половиною на весьма тонкой нитке; видя крайность, я решилась приказать Ассофеиру (акушеру) спасти жизнь ей, за что теперь мне и муж, и жена много благодарны» (из письма Екатерины II Потемкину). Роды Марии Федоровны были очень тяжелыми. Екатерина II около семи часов провела у постели невестки и своими решительными указаниями поддерживала растерявшихся врачей, борясь за спасение матери. Екатерина ждала внука, а не внучку, так что появление новой дочери не особенно радовало Марию Федоровну. В день рождение великой княжны о радостном событии Петербург узнал, услышав пальбу пушек обеих крепостей — Петропавловской и Адмиралтейской. Крещение Екатерины Павловны было 21 мая в Царском Селе. В церковь ребенка несла статс–дама княгиня Екатерина Дашкова, возглавлявшая тогда Академию наук. Императрица–бабушка возложила на ребенка орден Святой Екатерины.

Воспитание Екатерины Павловны началось под наблюдение императрицы и под руководством графини Ливен. Воспитывали строго, но достаточно разносторонне. Кроме необходимого знания нескольких иностранных языков — французского, немецкого и английского, — Екатерина Павловна хорошо говорила и писала по–русски, что для женщин из высшего общества в конце 18 века было большой редкостью. Статский советник Крафт читал ей математику; политическую экономию, историю и географию преподавал писатель Генрих Шторх. Ее обучали музыке, она прекрасно рисовала, даже занималась гравированием. Знала она и латынь. (Источник)

Девочка росла, росла и выросла. Сами понимаете, до двадцатого века у женщины был практически только единственный карьерный путь — замужество. Для женщин высших сословий этот путь был тесно связан с текущей политикой.

К шестнадцати годам отличалась красотой, которая с годами стала еще заметнее. У нее был живой, общительный характер, острый, как бы сказали теперь, язычок. Благодаря своим высоким духовным качествам, блестящему воспитанию, царскому происхождению Екатерина Павловна , которую за ее красоту называли «красой царского дома», «красой России» была в то время самой желанной невестой.

Екатерина Павловна была одной из самых завидных невест Европы, мечтая рано или поздно занять императорский трон. Когда ей исполнилось только 13 лет, Павел I, не доверяющий своим сыновьям, задумал проект ее замужества с принцем Евгением Вюртембергским, которого он хотел сделать своим наследником.

Однако замысел не был реализован из-за убийства Павла I. В 18-летнем возрасте встал вопрос о ее замужестве с австрийским императором Францем. Имелись и другие брачные проекты.

Известно также, что в 1807 году Екатерина увлеклась князем Михаилом Долгоруким и даже собиралась выйти за него замуж, забыв свои честолюбивые планы.

А в августе 1807-го императрица Елизавета Алексеевна сообщала матери, маркграфине Баденской: «Теперь она связана, как два пальца руки, с князем Багратионом, который два года жил в Павловске, командуя там гарнизоном… Если бы он не был столь некрасив, она рискнула бы погубить себя… Но его уродство спасло великую княжну».

Генерал Багратион был женат, но отношения Екатерины с ним продолжались и уже после замужества принцессы. Дело могло вызвать нежелательный для двора резонанс, и в августе 1809 года Багратион получил назначение состоять при главнокомандующем Молдавской армией. Возможно, имел место демарш императора, узнавшего, что роман его сестры с Багратионом, несмотря на ее замужество, продолжался.

Багратион был тесно связан с рядом деятелей так называемой русской партии, в частности с Алексеем Аракчеевым и Федором Ростопчиным, их взгляды во многом совпадали.

Известный историк Тартаковский дает ему следующую характеристику: «Багратион являлся олицетворением антифранцузских настроений в армии и знаменем русской партии, выступавшей против генералов с иностранными именами на высших командных постах и жаждавшей снова помериться силами с Наполеоном».

Сразу же после его смерти в 1812 году Екатерина потребовала от Александра I, чтобы тот нашел и уничтожил ее письма к князю, причем в тоне, близком к паническому: «Припомните мои отношения с ним… В его руках документы, которые могли бы жестоко меня скомпрометировать, уронив в глазах посторонних… Для меня (и могу сказать, для вас самого) бесконечно важно, чтобы дело оставалось неизвестным… Дело не терпит отлагательства».

Специально отряженные чиновники не нашли компрометирующих великую княгиню бумаг. Впрочем, среди вещей Багратиона был обнаружен миниатюрный портрет княгини в золотом футляре.

Фигура великой княгини Екатерины Павловны (1788–1819) – рано ушедшей из жизни четвертой дочери Павла I и императрицы Марии Федоровны, внучки Екатерины II, любимой сестры Александра I, – длительное время оставалась в тени ее царственного брата. Между тем, она оставила довольно значительный след в русской истории – главной политической и исторической заслугой великой княгини была ее решающая роль в оформлении консервативной «русской партии» в царствование Александра I.

Склад ума у этой девочки был скорее мужской: резкий, критический. Как отмечали в дипломатических кругах:

«в ней нет нисколько женской пустоты, религиозной сентиментальности, она обладает особенною силой мышления».

А один из послов, убедившись в большом влиянии великой княжны Екатерины на всю императорскую семью, доносил своему правительству:

«принцесса, обладающая умом и образованием, сочетаемым с весьма решительным характером».

Красивая, грациозная, страстная, обаятельная, крайне честолюбивая и энергичная, Екатерина обладала сильным умом и активно вмешивалась в политику, используя расположение Александра I. Император обожал сестру и писал ей письма, которые настолько напоминают переписку влюбленных, что даже породили миф об инцестуальных отношениях между ними.

Так, в одном из писем 1811 года он писал Екатерине в Тверь: «Я люблю Вас до сумасшествия, до безумия, как маньяк!.. Набегавшись, как сумасшедший, я надеюсь насладиться отдыхом в Ваших объятиях… Увы, я не могу воспользоваться моими прежними правами (речь идет о Ваших ножках, вы понимаете?) и покрыть Вас нежнейшими поцелуями в Вашей спальне в Твери…»

Именно эти строки позволили либеральным историкам начала XX века утверждать, что в доверительных отношениях между братом и сестрой было нечто выходящее за сферу родственной привязанности. В наши дни политически неангажированные исследователи предпочитают версию платонической любви между Екатериной и Александром.

Фрейлина же ее царственной невестки, императрицы Елизаветы Алексеевны, графиня Эдлинг, вспоминала: «Екатерина Павловна, сестра императора, впоследствии королева Вюртембергская, будь ее сердце, равным ее уму, могла бы очаровать всякого и господствовать над всем, что ее окружало. Прекрасная и свежая, как Геба, она умела и очаровательно улыбаться, и проникать в душу своим взором. Глаза ее искрились умом и веселостью, они вызывали доверие и завладевали оным. Естественная, одушевленная речь и здравая рассудительность, когда она не потемнялась излишними чувствами, сообщали ей своеобразную прелесть. В семействе ее обожали и она чувствовала, что, оставаясь в России, она могла играть самую блестящую роль!».

В этой фразе, очень тонкой, чувствуется, что графиня Эдлинг хорошо понимала блистательную индивидуальность и силу характера и ума Екатерины Павловны, и ту яркую, очень заметную роль, которую сестра императора играла при дворе. Лучше и точнее о ней нельзя было и сказать!

Лишь одно выражение настораживает: «сердце, не равное уму», то есть, не столь большое. Графиня Эдлинг могла писать так потому, что знала о поощряемом Екатериной Павловной романе императора Александра с фрейлиной двора Марией Нарышкиной. Екатерина Павловна, будучи уже к тому времени сама замужем, часто предоставляла свои апартаменты влюбленным для тайных свиданий, о которых знал весь Двор и , конечно, императрица Елизавета Алексеевна, сильно переживавшая измену мужа!

Император часто советовался с сестрой по самым разным вопросам внутренней и внешней политики. К примеру, в конце декабря 1810 года, собираясь навестить сестру в Твери, Александр составил заранее программу разговора о политике, военных действиях и внутреннем управлении, включая обсуждение отчета М. М. Сперанского и проекта о предлагаемых им учреждениях и т. д. Политический вес и авторитет Екатерины Павловны были высоки. После заключения Тильзитского мира в 1807 году, вызвавшего резкое недовольство в широких кругах русского общества, по столице ходили слухи о готовящемся перевороте, в котором особую роль должна была сыграть великая княжна. Ее якобы прочили в новые русские императрицы.

Твердая оппозиция Екатерины Павловны курсу, связанному с Тильзитским миром 1807 года, и ее противостояние конституционно-либеральным планам Михаила Сперанского сделали ее популярной в среде консервативного дворянства, по столице ходили слухи о готовящемся перевороте, в котором активную роль должна была сыграть Екатерина.

Шведский посол писал королю: «Говорят о том, что вся мужская линия царствующего дома должна быть отстранена, а так как императрица-мать и императрица Елизавета не обладают соответствующими данными, то на престол хотят возвести Великую княжну Екатерину».

О кандидатуре Екатерины Павловны на престол сообщал в своих донесениях посланник Наполеона Арман-Огюстен-Луи де Коленкур: «Ее отношения с генералами и чиновниками, ее характер и намеки… обнаруживают в ней одну из тех смелых женщин, которые издалека подготовляют крупные события».

Само появление подобного рода амбициозных слухов было весьма симптоматичным явлением. Надо полагать, твердая оппозиция Екатерины Павловны курсу, связанному с Тильзитским миром, и ее противостояние либеральным планам Сперанского делали ее особенно популярной в среде консервативного дворянства.

В 1807-м Гавриил Державин начал писать оставшееся незаконченным «Послание к великой княгине Екатерине Павловне о покровительстве отечественного слова», называя ее «народа своего искусницей языка». Современный исследователь предполагает, что послание должно было стать официальным обращением образовавшегося в тот год литературного кружка, начавшего собрания в доме поэта и потом переросшего в «Беседу любителей русского слова» — национально-консервативное объединение русских литераторов.

В истории не бывает сослагательного наклонения. Но всё же если бы нерешительному Александру I на смену пришла его сестра Екатерина (1788–1818), то, может быть, взаимоотношения с Францией и Наполеоном строились бы по-другому.

Амбивалентную политику вел Александр I в отношении Англии, и это вызывало стойкое неприятие у Наполеона. Ради координации установок императоры встречались 25 июня 1807 года вблизи прусского Тильзита (ныне Советск). Чтобы не было утечки информации, договаривались на плоту на реке Неман. Бонапарт принудил Россию в отношении Англии держать «континентальную блокаду». Такая позиция во внешней политике привела наше государство к международной изоляции и резкому падению авторитета русского царя. Много участников Негласного комитета сочло необходимым выйти в отставку и даже покинуть Россию.

В Санкт-Петербурге предполагали возможным свершение очередного дворцового переворота на стороне его сестры Екатерины Павловны, мечтавшей стать императрицей, да и назвали ее в честь бабушки не случайно, так считала юная принцесса. Она имела все необходимые для этой миссии качества: бравый нрав, решительность, ум, образованность, смелость, внешнюю привлекательность и сексуальность. Понимала, что ей, чтобы стать Екатериной III, надо опереться на армию и на преданных людей. Лучшей кандидатурой был в ее глазах бесстрашный и героический Петр Багратион.

В 1808 году к великой княжне сватался сам Наполеон. «Александр был не прочь согласиться… — писала в своих воспоминаниях графиня Шуазель-Гуфье, — но встретил настолько сильную оппозицию со стороны вдовствующей императрицы Марии Федоровны и самой молодой великой княжны, что должен был им уступить. Они обе были женщины с характером и открыто восставали против континентальной системы, принятой Александром, расценивая ее как самую большую ошибку внешней политики Российской империи. Наполеону пришлось в первый раз, со времени своего возвышения, получить отказ».

Гордая княжна Романова не простила Наполеону его поведения в побежденной им Пруссии, когда он оскорбил глубоко уважаемую и любимую ею королеву Луизу, грубо обвинив ту в развязывании войны с Францией! Да и как могла женщина, привыкшая всегда и во всем быть первой, встать на место изгнанной, но не забытой Жозефины, той, что всегда занимала в сердце Бонапарта слишком большое пространство!

Характер Екатерины Павловны был под стать характеру её августейшей бабушки Екатерины Великой, в честь которой она была названа. Узнав о предложении Наполеона она выразилась «нелицеприятно»:

-«Я лучше выйду замуж за последнего русского истопника, чем за выскочку корсиканца».

Прочитав эти строчки я подумала, что её не устроило происхождение «императора всей Европы». Дело оказалось совсем в другом.

«Я ненавижу всё, что отзывается революцией. Конституция — это вздор. Законы, которые исполняются,- вот лучшая конституция».

Видимо в памяти великой княжны на всю жизнь поселился ужас того мартовского дня 1801 года, когда она узнала о гибели отца.

К княжне же Екатерине спешно, почти сразу, прибыли сваты и послы Принца Ольденбургского, она приняла предложение тоже — почти сразу, хотя многие говорили, что принц -родственник ей вовсе не пара: «некрасив, худ, весь в прыщах и говорит невнятно».

Вскоре она дала согласие на замужество с принцем Гольштейн-Ольденбургским Георгом, принадлежавшим к младшей ветви влиятельного Ольденбургского рода, чьи предки были королями Дании, Швеции, Норвегии. Этот брак укрепил положение России в Европе после Тильзитского мира и приблизил будущую неизбежную войну с Францией.

Екатерина Павловна была обручена с Принцем Георгом Ольденбургским в январе 1809 года.

Графиня Эдлинг, фрейлина, писала: «Этот брак всех удивил. По родству он противоречил уставам церкви, так как они были между собой двоюродные . Наружность герцога не представляла из себя ничего привлекательного, но он был честный человек в полном смысле слова. Екатерина Павловна имела благоразумие удовольствоваться им, и по природной своей живости скоро привязалась к мужу со всем пылом страсти» .

Посланник Сардинии в России Жозеф де Местр сделал более тонкое замечание о сути этого брака: «Он неравный, но тем не менее, благоразумный и достойный Великой княгини. Во — первых, всякая принцесса, семейство которой пользуется страшной дружбой Наполеона ( как видим, «корсиканцу» никто не доверял! ) поступает весьма дельно, выходя замуж даже несколько скромнее, чем имела бы право ожидать. Ведь кто может поручиться за всё, что может он (т.е. Наполеон) забрать в свою чудную голову: Первое ее желание заключается в том, чтобы не оставлять своей семьи и милой ей России, ибо принц поселяется здесь и можно представить, какая блестящая судьба ожидает его! (Жозеф де Местр — Письма кавалеру Росси.)

На бракосочетание Екатерины Гавриил Державин написал стихотворение «Геба»:

Что таинственна картина,
Что явленье девы сей?
По челу — Екатерина,
По очам — огнь Павлов в ней.

Принц был глубоко предан Екатерине Павловне и находился всецело под ее влиянием. Быстрое обручение Екатерины Павловны вызвало особенный патриотический энтузиазм, поскольку было не только выражением глубокой антипатии самой Екатерины Павловны и ее матери к властителю Франции, но и, по существу, очередным вызовом новому союзнику. Брак означал, что Российская империя берет под особое покровительство Ольденбургский дом, которому угрожал Наполеон.

Принц Ольденбургский  — губернатор трех лучших российских областей, почти министр! ( Он отвечал за состояние речных и сухопутных дорог в России , возглавлял Ведомство путей сообщения. Надо сказать, с обязанностями справлялся хорошо, служа новому Отечеству с рвением и усердно! ).

Одного только приданного было дано за великою княжной 2 млн. 600 тысяч . Ежегодная рента Великой Княгини составляла 200 тысяч рублей из обычного миллиона, а ее супругу выплачивали 100 тысяч. Это, не считая полностью меблированных дворцов в Петербурге и Твери. Тверской дворец для сестры Императора строил талантливый архитектор Карло Росси, проживший потом в Твери до 1816 года, окруженный заботливым, благожелательным вниманием Княгини. (Он был назначен главным архитектором города и много сделал для его благоустройства. Но петербургская, всемирная слава Карло Росси была еще впереди! )

18 апреля 1809 года состоялась пышная свадьба. Медовый месяц и все лето молодые супруги прожили в Павловске, где их резиденцией был Константиновский дворец. В августе 1809 года отправились в Тверь водным путем, через Шлиссельбург и Ладогу — принц Георг, попутно с приятным путешествием, совершал и первую свою инспекторскую поездку. А летом 1810 года, тоже в августе, августейшая губернаторская чета снова прибыла в Павловск, и здесь, 18 августа 1810 года, во дворце своей матери — императрицы, Великая княгиня Екатерина родила первенца: Фридриха — Павла — Александра, герцога Ольденбургского.

Император Александр I хотел дать родившемуся племяннику титул великого князя, если бы ребенок был крещен по обряду православной церкви. Но отец, принц Ольденбургский, не принял этого предложения. Маленький принц был окрещен по лютеранскому обряду.

После венчания принц Ольденбургский был назначен генерал-губернатором трех лучших губерний: Новгородской, Тверской и Ярославской и главным директором водных коммуникаций с резиденцией в Твери, которая в то время считалась одним из красивейших городов России. Через подчиненные ему губернии проходили главные речные системы государства: Вышневолоцкая, Тихвинская, Мариинская. С этого момента «тверской двор» фактически стал центром объединения «русской партии» или консерваторов национально-патриотического направления. Будучи по существу более чем наполовину этнической немкой, Екатерина преднамеренно акцентировала свою «русскость». По приезде в Тверь, в ответ на реплику жены гражданского губернатора «Странно, право, слышать, как хорошо Великая Княгиня русским языком владеет», Екатерина немедленно осадила собеседницу, категорично заявив: «Удивляюсь…, что вы странного нашли, что я, русская, хорошо говорю по-русски?».

До замужества влияние Екатерины Павловны на ходе государственных дел не отражалось, но с переселением ее в Тверь в ней развивается живейший интерес к политике, и она стремится оказать влияние на правительственную деятельность. Она устроила у себя блестящий салон, где собирались многие выдающиеся люди; нередко бывал и сам Александр. Тверской салон Екатерины Павловны стал центром культурной жизни.
Известно, что первые главы своей «Истории государства Российского» Н.М. Карамзин прочитал княгине, будучи у нее в Твери в 1811 году.
Она брала уроки живописи у художника Алексея Егоровича Егорова (1776-1851), иллюстрировала сборники стихов своего супруга.

Они поселяются в Твери, в путевом дворце Екатерины II и быстро делают Тверь центром столичной жизни.

Уже в 1809 году к сестре едет император Александр I на грандиозный бал. За ним тянется весь питерский и московский бомонд. В Твери нет ни номера, ни угла где можно приткнуться. Бароны и князья спят в каретах, лишь бы попасть на императорский прием в честь молодожёнов.Повсюду горят «англицкие аллюминации». Город утопает в огнях и банкетах…

Села и местечки губернские стягиваются в город. А вечерами на радость высоким гостям и простому народу, пылают берега Волги грандиозными салютами. Закончив празднества император отбывает в Петербург со свитой. Бомонд тянется следом, а Тверь становится третьей столицей российской.

Начинается новая тверская жизнь. Великая княгиня создает свое тверское королевство, к ней едут лучшие умы, начинается дружба с историком Карамзиным. Она против реформы Сперанского ограничивающего монархию в России Госсоветом. Вместе с матерью, вдовой Павла I императрицей Марией Федоровной решительно против союза с Наполеоном Бонапартом.

Екатерина Павловна давала балы во дворце, на Волге устраивались гулянья с музыкой, иллюминациями, фейерверками. «Тихая и однообразная жизнь губернского городка совершенно изменилась», — писал князь А.П. Оболенский. Придворная светская жизнь в тверском Путевом дворце текла по строгому распорядку — не было никаких скидок на то, что это — не императорский двор. Своим чередом устраивались балы и праздничные ужины, при встречах и прощаниях гостей любого ранга давались аудиенции, отмечались все церковные праздники и даты тезоименитства царствующего Российского Императорского дома. Екатерина Павловна прилагала все усилия к тому, чтобы создать в своей «любезной сердцу, милой Твери» настоящий «кусочек Петербурга».

По свидетельству очевидцев, в частности графа Жозефа Мари де Местра (1754-1821), « образ жизни Великой Княгини Екатерины в Твери поистине поразителен. По вечерам дом ее похож на монастырь; известный литератор, г-н Карамзин, читает там лекции из русской истории… и особы, которых она удостаивает своим приглашением, не имеют никакого другого развлечения… Принцесса сама учит мужа своему русскому языку и служит посредницей меж ним и простым народом… Доброта и обходительность Великой Княгини несравненны. Будь я живописцем, прислал бы вам изображение ее глаз, дабы вы видели, сколь благая природа вместила в них ума и доброты… Сия юная принцесса в большом фаворе у своего брата (Александра I ) , который осыпает ее богатствами и всяческими знаками внимания. Она очень образована и очень умна; русские даже преувеличивают в ней сие последнее качество… Это голова, способная задолго предвидеть многое и принимать самые решительные меры ».

По словам современников, Великая Княжна обладала недюжинным, истинно академическим, умом, прекрасной внешностью и блестящими качествами организатора и дипломата, что особенно ценил Августейший старший брат Император Александр I Павлович, на которого великая княжна оказывала большое нравственное влияние в начале его более чем 24-летнего Царствования.

При Дворе о Великой Княгине говорили: «Смесь Петра Великого с Екатериной II и Александром I». Известно, что Государь Александр I Павлович много советовался с младшей венценосной сестрой по различным вопросам внешней и внутренней политики, и посвящал ее в такие планы и мысли, которые оставались тайной даже для ближайшего окружения Императора.
По мнению современников, Великая Княгиня Екатерина Павловна содействовала отставке графа и Андреевского кавалера Михаила Михайловича Сперанского (1772-1839) и возвышению графа и Андреевского кавалера Федора Васильевича Ростопчина (1763-1826).

Сохранилась обширная переписка между Александром I и его сестрой, из которой видно, что брат и сестра обсуждали самые разные вопросы — от личных до государственных. Екатерина Павловна оказывала покровительство Н.М. Карамзину. Именно через неё тот передал в 1811 году свою «Записку о старой и новой России».

При тверских Афинах Екатерины Павловны образовался политический салон, участниками которого были Федор Ростопчин, известный археолог и публикатор древних рукописей граф Алексей Мусин-Пушкин, Александр Куракин, Юрий Нелединский-Мелецкий и другие. «В оживленных беседах с ними проводили время, затрагивая все вопросы дня, причем Екатерина Павловна проявляла особый интерес ко всему русскому, а также к делам внутренней политики». Центральной фигурой салона была тверская полубогиня (выражение Николая Карамзина).

В Твери обсуждались и решались назначения на многие ответственные посты; расположение великой княгини могло способствовать быстрой карьере или, наоборот, опале. Арман-Огюстен-Луи де Коленкур записывал в дневнике: «Говорили, будто бы она старается доказать всем, что способна воскресить все великие воспоминания, на которые указывает ее имя. Она старается быть более русской, чем ее семья, или по вкусам, или по обычаям, со всеми разговаривает, объясняясь легко и с уверенностью сорокалетней женщины».

Взгляды Екатерины не носили развернутого концептуального характера. Великая княгиня искренне ненавидела все, что было связано с революцией, и была убеждена в великой исторической миссии русского монархического образа правления, считая конституцию совершенным вздором, а самодержавие полезным не только в России, но и в западноевропейских государствах: «Хорошие законы, которые исполняют, — вот лучшая конституция».

Она была не чужда антизападнических настроений, для нее, как и для большинства русских консерваторов того времени, характерно было неприятие галломании, которое, впрочем, не стоит преувеличивать, поскольку большая часть патриотических пассажей в ее письмах была написана по-французски.

Существует документ, относительно которого большинство историков сходятся в том, что в нем выражена развернутая политическая программа, во многом разделявшаяся Екатериной Павловной. Речь идет о записке «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении» Николая Карамзина, наиболее глубоком и содержательном документе зародившейся в те годы русской консервативной мысли.

Наряду с обзором русской истории в работе содержалась цельная, оригинальная и весьма сложная по своему теоретическому содержанию концепция самодержавия как особого, самобытно-русского типа власти, тесно связанного с православием. Самодержавие, с точки зрения Карамзина, явилось палладиумом России, главной причиной и гарантией ее могущества и процветания. Поэтому основные принципы монархического правления должны были оставаться незыблемыми, лишь дополняясь должной политикой в области просвещения и законодательства, которая вела бы не к подрыву самодержавия, а к его максимальному усилению.

Предыстория появления записки была следующей. В конце 1809 года Карамзин в Москве познакомился с великой княгиней Екатериной Павловной через Ростопчина, который приходился родственником историку со стороны первой жены. В дальнейшем последовало приглашение Карамзина в тверской салон.

Время сближения было определено обстоятельствами внутриполитической борьбы того времени. В октябре 1809 года Михаил Сперанский по поручению Александра I составил либеральный план государственных преобразований — «Введение к уложению государственных законов» — и представил его императору. Либеральный проект вызвал активное противодействие консервативной партии, одним из лидеров которой являлась Екатерина. Она увидела в Карамзине мощную идейную силу, фигуру, равную Сперанскому по своему интеллекту и возможностям влияния на широкую публику.

В 1811-м Екатерина даже предложила историку пост губернатора Твери, на что Карамзин отвечал, что он будет «или дурным историком, или дурным губернатором».

В марте 1811 года, в ходе визита Александра в Тверь, когда Карамзин и царь близко познакомились во время чтений отрывков из «Истории государства Российского», Екатерина Павловна передала императору карамзинскую работу. Первоначальная реакция императора оказалась прохладной, он не смог скрыть своего раздражения, ведь в записке критиковались его собственные либеральные меры. Однако Екатерина сделала все, чтобы наладить отношения Карамзина с царем.

По прошествии пяти лет, в 1816 году, Александр I, награждая Карамзина Аннинской лентой, подчеркнул, что награждает не столько за его «Историю…», сколько за «Россию…» Теперь очевидно, что записка Карамзина была одним из тактических приемов Екатерины, целью которых была компрометация Сперанского в глазах царя.

В литературе имеется версия, что к Михаилу Сперанскому у Екатерины имелись личные счеты, причем не только доктринального характера. После низвержения со шведского престола в 1809 году Густава IV Адольфа в Россию шведской прорусской партией был послан депутат, который вступил в неофициальный контакт со Сперанским и попытался узнать через него, не согласится ли Александр на занятие шведского престола супругом Екатерины, герцогом Ольденбургским. Для нее возникала реальная возможность стать шведской королевой. Но Сперанский — по причине вражды к Екатерине Павловне — не доложил императору, и королем стал наполеоновский маршал Бернадот. Вероятно, политические мотивы тесно переплелись с местью. В марте 1812 года Сперанский был выслан в Нижний Новгород, а затем в Пермь.

Русские люди, выигравшие Отечественную войну 1812 года, в сознании большинства — мужчины: Михаил Кутузов, Петр Багратион, Барклай де Толли, император Александр I, Денис Давыдов. Список можно составлять долго и успешно. Однако были и великие женщины, деятельность которых способствовала триумфу Российской империи. Одна из них — Екатерина Павловна, внучка Екатерины II, дочь Павла I и любимая сестра Александра I, которая длительное время оставалась в тени царственного брата.

С началом Отечественной войны, среди всеобщей растерянности и подавленности Великая Княгиня в числе немногих Августейших особ проявила энергию и инициативу.
Государыня ободряла Августейшего брата и решительно выступала против заключения перемирия с императором Наполеоном I , которого, как и ее Венценосная матушка, презирала всю жизнь.
Именно Великая Княгиня Екатерина Павловна одна из первых поддержала мысль о созыве народного ополчения, а потому, подавая пример другим Августейшим особам Императорской Фамилии и дворянству, из своих удельных крестьян сформировала «Егерский Великой Княгини Екатерины Павловны батальон», участвовавший во многих сражениях.

Брату — императору она писала ежедневно, хорошо зная, как тяжка его моральная ноша, и как часто он бывает одинок на своем пути. Не сговариваясь, она и императрица Елизавета Алексеевна, обычно прохладно относящиеся друг к другу, принялись упращивать государя не принимать на себя командование армией на первых порах. Именно их «стараниями» на должность командующего был назначен Михаил Кутузов.

В тяжелые времена Отечественной войны 1812 года великая княгиня оказалась на высоте положения, неоднократно проявляя энергию и инициативу: «Эта умная, образованная, горячо любившая Россию и страстно ненавидевшая Наполеона женщина была в эти тяжелые дни лучшей собеседницей для императора <…> именно она способна была поддержать в нем настроение, вызванное московским дворянством, укрепить его решимость, вселить в его душу твердую веру в непобедимую силу народа, в несомненный успех правого дела». Она заявляла: «Всего более сожалею я в своей жизни, что не была мужчиной в 1812 году».

С самого начала войны Екатерина Павловна настаивала (в отличие от великого князя Константина Павловича и вдовствующей императрицы Марии Федоровны) на продолжении войны с Наполеоном до последнего. Вскоре после сдачи Москвы она заявляла: «Нельзя более полагаться ни на какие расчеты. Нельзя предвидеть, где остановится поток. Но что бы ни случилось – не мириться: вот мое исповедание».

Воинственно-патриотические настроения великой княгини нашли наиболее яркое отражение в письмах к Николаю Карамзину, где она патетически писала: «Мы терпим за мать, за славную Россию, но можем ею не гордиться и гордо скажем порабощенным иноземцам: вы собрались со всех краев света, пришли с огнем и мечом, но мы, обращая грады наши в пепел, предпочли разорение их осквернению и сим дали вам великий пример; славная наша столица погибла, мы не колебнулись; вы ожидали мира, нет, мы вам готовим смерть, на ваших могилах восстанут грады наши, яко на славнейшем подножии. Пленные завидуют имени русскому, офицеры упрашивают честь носить наш мундир, ибо нет свыше оной: Россия была вторая в Европе держава, теперь и навеки она первая, и скоро к стопам ее прибегнут цари, моля о мире и покровительстве. Веселитесь мыслею сею, она не мечта, но истина».

Пафос Екатерины оказался пророческим: до Крымской войны Россия играла первую скрипку в европейских делах. В другом месте она заявляла: «Россия восторжествует над всем миром, ибо ей будет принадлежать честь произнесения последнего приговора над врагом… Россия в борьбе со всеми соединенными силами Европы как будто склоняется перед их бурным потоком, но скоро вновь воздвигает державное чело свое и является во всем блеске и величии. Можно гордиться, что мы русские». Мессианские акценты ее писем вполне согласовывались с заявлениями, что «правительство должно видеть гарантию успеха в единении его со всеми сословиями народа и участии последних при изгнании неприятеля».

Екатерина сыграла значительную, возможно, решающую роль в политическую событиях 1812 года. Когда Наполеон вошел в Москву, петербургский двор пребывал в полной растерянности. Многие, особенно брат и наследник престола великий князь Константин, советовали Александру I срочно заключить мир с Наполеоном.

В этот момент Екатерина, не собираясь уезжать из Твери, слала брату нелицеприятные письма. Щадя его самолюбие, она точно рассчитанными фразами указывала на опасности, проистекающие для его царствования от отсутствия в нем твердости, на позор, который неминуемо падет на него в случае замирения с Наполеоном.

Позиция Екатерины оказала известное влияние на Александра. Он категорически отверг все попытки Наполеона завязать в этот момент мирные переговоры.

C первых дней войны Екатерина Павловна проявляет себя выдающейся личностью, патриоткой, страстной и волевой натурой. После перехода армии Наполеона через Неман она пишет записку князю В. П. Оболенскому, адъютанту своего супруга, отправившемуся в Москву на аудиенцию к Ростопчину: «Передайте графу Ростопчину, что <…> я поручила вам переговорить с ним о той идее, о которой я сообщала уже графу в общих чертах и которую я в настоящее время обдумала во всех подробностях <…> Передайте ему, что на нем лежит обязанность воспламенить патриотизм московского дворянства, первого в государстве, как по своим материальным средствам, так и по тому уважению, каким оно пользуется в Москве. Графу стоит только явиться в собрание дворянства или на какой-нибудь частный его съезд, стоит только выяснить, какая опасность грозит отечеству и в какой мере начатая война есть война народная, чтобы воодушевить московское дворянство, а из Москвы, где так много дворян из всех губерний, это патриотическое воодушевление охватит всю Россию. Скажите графу, что вы, также, как и я, уверены, что не найдется русского, которому было бы стыдно не принести все свое усердие и всего себя в жертву отечеству, что вы, как дворянин, считаете для каждой губернии возможным выставить по одному полку в тысячу человек и <…> что дворянство должно взять на себя обязанность продовольствовать и содержать эти военные части в течение всей войны, а война тем скорее кончится, чем с большею энергиею ее поведут».

Это — четко и конкретно сформулированное предложение о создании в помощь действующей армии народного ополчения. Это пишет женщина, не искушенная в военной стратегии, но понимающая, что война будет выиграна, если ей придать всенародный характер. Градоначальник игнорирует данное предложение, так как не предполагает, что отступление Русской армии создаст угрозу столице. Впрочем, Екатерина Павловна была готова к такой реакции осторожного Ростопчина и обращается напрямую к брату-императору, указав Александру I, что успех в борьбе с Наполеоном придет только в том случае, когда все сословия России будут едины в этой борьбе.

Призыв был услышан, и 6 июля Александр I принимает манифест «О составлении временного ополчения». В первый округ, где должны были формировать народные войска, вместе с Московской, Владимирской, Калужской вошла и Тверская губерния. В середине июля император побывал в Твери, где подписал указ «О правилах и порядке народного ополчения».

15 июля 1812 года, по приезде Александра I в Москву, дворянство предложило за свой счет выставить 80 000 ратников ополчения, а купечество постановило собрать на это полтора миллиона рублей.

Немедленно вместе с супругом Георгом Ольденбургским Екатерина Павловна начинает кипучую деятельность. 18 июля принц Георг выступает перед дворянами Тверской губернии: «Истинные сыны Отечества! Вам надлежит явить собою пример всем прочим званиям граждан и воспламенить в них огонь мужества, вам сродного… Коль судьба судила пережить сию брань, почувствуйте плоды своих побед, а ежели умрете, то славной смертью за Бога, Царя и Отечество». Этот призыв был услышан, и уже 9 августа в ополчении были 634 дворянина. Всего в Тверской губернии собрали 7 соединений для Русской армии общей численностью 14 355 человек. Из дворян назначались командиры. Рядовой состав образовали помещичьи крестьяне и мещане. Помещики обязывались обеспечить своих крестьян продовольствием на четыре месяца. Среди добровольцев были и 82 воспитанника духовного училища, из которых лишь двоим исполнилось в ту пору по 19 лет, остальные были младше. Им специальным указом было разрешено вступать в ополчение.

Тверской архиерейский дом пожертвовал на содержание ополчения 1000 рублей и серебряные вещи. Всего же сумма пожертвований от тверского дворянства, купечества, духовенства и крестьянства в 1812 году составила 215 тыс. рублей, в 1813-м — 125 тыс. рублей, не считая золотых и серебряных вещей. Артели тверских купцов Татаринова, Боброва и других брали подряды по обеспечению ополчения обмундированием. Для полков изготовили повозки и походные котлы, приобрели лошадей.

 

Из своих удельных крестьян Екатерина Павловна составила Батальон Ее Императорского Высочества Великой княгини Екатерины Павловны герцогини Ольденбургской. На содержание батальона она выделила 500 000 рублей – огромную по тем временам сумму. Великая княгиня предложила добровольцам из крестьян служить в батальоне и обещала засчитать службу в нем за полную рекрутскую повинность. После увольнения со службы обещала также освободить на всю жизнь от выплаты ей оброка. К исходу военной кампании 1814 года батальон, выполнивший свои задачи и участвовавший почти во всех основных сражениях того времени, был расформирован. Потери его были значительны: из семисот с лишним солдат погибло около трехсот.

Удивительно, что всю свою живую, кипучую деятельность — основание батальона, инспекцию госпиталей, создание и формирование ополчения, Екатерина Павловна развернула накануне рождения второго ребенка. : 26 августа 1812 года родился ее младший сын Петр.

«Великая княгиня Екатерина Павловна, предмет обожания российского двора, воинства и народа, лето 1812 года провела в Ярославле, а по очищении Москвы от неприятелей возвратилась в Тверской дворец свой. Там лишилась она супруга, сделавшегося жертвой человеколюбия своего. Он часто посещал в больницах раненых, подвергся заразительному ее влиянию и умер от гошпитальной горячки. Тогда навсегда оставила она Тверь, которая без нее опустела и поднесь живет одним ее воспоминанием.

Для развлечения горести уговорили ее отправиться в Германию, куда силою оружия брата ее открыта была дорога для русских путешественников. Потом явилась она в Лондоне; красота ее, ум и враждебное расположение к Наполеону восхитили англичан. А она, пользуясь сим и в виду имея одну только пользу любезной ей России, успела, говорят, расстроить преднамереваемый брак наследницы престола, единственной дочери принца-регента, с принцем Оранским, наследником не утвердившегося еще Голландского престола; все это, говорят, с намерением выдать за него меньшую сестру свою, Анну Павловну, а брата своего Николая Павловича женить на невесте его, Английской принцессе Шарлоте. Первое удалось ей, а последнее было делом несбыточным. На Венском конгрессе, или где-то в другом месте за границей, понравился ей кронпринц Виртембергский. Будучи вдовою, имела она право собою располагать, и согласилась отдать ему свою руку. Этот союз, говорят, не слишком нравился ее семейству, вероятно, оттого, что, по любви их к ней, братья и мать надеялись никогда с ней не расстаться.»

Екатерина Павловна очень тяжело пережила весть о пожаре в столь любимой ею Москве, об отступлении русской армии. А тут еще принц Георг, верный своему долгу, во время посещения госпиталя и особенно придирчивого осмотра отделения тяжело раненных простудился и проболев несколько недель скончался на руках Екатерины Павловны в ночь с 14 на 15 декабря 1812 года, не приходя в сознание. Доктора поделать ничего не смогли. Его смерть была для Екатерины Павловны страшным горем. «Я потеряла с ним все!» — писала она брату.

В январе 1813 года, как только стало возможным, она сопроводила останки мужа в Петербург, похоронила их, а после заперлась и неделями не выходила из комнат, не желая никого видеть. Горничные, входя в комнату, часто находили ее в бессознательном состоянии на полу. Ее мучали судороги, стало болеть сердце, расшатались зубы.

Семья и друзья (особенно Н. М. Карамзин, исключительно преданный ей) тревожились за ее рассудок и состояние здоровья, она же тихо улыбаясь говорила, что ей ничего теперь не нужно. После очередной тихой и настойчивой беседы с братом и матерью, она вяло согласилась на настояния близких отправиться на лечение в Европу. Выехала она из Петербурга в марте 1813 года вместе со старшим сыном Александром. Младший, Петр, остался при бабушке Марии.

В дальнейшем Екатерина Павловна сопровождала императора Александра в заграничных походах русской армии 1813–1814 годов, присутствовала на Венском конгрессе. Вместе с Марией Федоровной она усиленно создавала в европейском общественном мнении образ Александра – «ангела-спасителя Европы», позволявший российскому императорскому дому занять доминирующее положение в Европе. Следует отметить, что великая княгиня была посвящена в мистические поиски Александра I, приведшие в политическом плане к созданию Священного Союза, и, скорее, их одобряла.

События предшествующих 1812-му году и последующих за ним лет показывают, что именно это время стало переломным в становлении русского консерватизма как идейно-политического направления. Напомним, что в 1812 году была скомпрометирована и потеряла политическое влияние знаковая для либерализма того периода фигура М. М. Сперанского, противостоящего консервативным тенденциям. Русский консерватизм оказался максимально востребованным в канун Отечественной войны 1812 года. Причем потребность в нем была столь велика, что из «маргинального» течения он превращается в стержневое, вытеснив те идеологические модели, которые были характерны для просвещенного абсолютизма, а чуть позже – для политического мистицизма в духе евангельского государства и Священного Союза. Колоссальный идеологический сдвиг, который произошел за считанные годы, во многом объясняются той ролью, которую сыграла во всех этих процессах в свои «звездные» годы – 1810–1812 годы – великая княгиня Екатерина Павловна. Благодаря ее поддержке русские консерваторы были выдвинуты перед войной на ведущие посты в государстве. С этого момента консерватизм становится влиятельным фактором, постоянно оказывающим влияние на внутреннюю и внешнюю политику Российской Империи.

Консерватизм — это, конечно, хорошо… Но, гораздо важнее, пример Екатерины Павловны, как можно «мягко, по-женски» не дать персоналиям верхнего уровня госуправления скатиться к предательству национальных интересов. Без всяких там «дворцовых переворотов», легитимно и …изящно…

Использованы материалы:

• ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ ЕКАТЕРИНА ПАВЛОВНА, КОРОЛЕВА ВЮРТЕМБЕРГА (1788-1819)
• Биография четвёртой дочери Павла I княжны Екатерины Павловны Романовой
• Партия сестры. Жизнь и судьба великой княгини Екатерины Павловны
• Екатерина Павловна: тверская Княгиня и немецкая Королева. Защищала Россию и любовь до конца
• ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ ЕКАТЕРИНА ПАВЛОВНА, КОРОЛЕВА ВЮРТЕМБЕРГА (1788-1819)
• Немного о в.к. Екатерине Павловне, любимой сестре императора.
• СОЗДАТЕЛЬНИЦА «РУССКОЙ ПАРТИИ»: ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ ЕКАТЕРИНА ПАВЛОВНА
• Почему великая княжна Екатерина Павловна Романова выбрала своей резиденцией Тверь, а не Париж?
• Война и мир княжны Екатерины Павловны Романовой. Неизвестные страницы истории
• Жизнь маленькой королевы
• Пётр Иванович Багратион и Екатерина Павловна Романова

 

Читать по теме:

• Принцесса. Часть I
• Принцесса. Часть II