Демонические игры. Часть II

Витторио Карпаччо «Диспут святого Стефана в Синедрионе»

«Схоластика — тип религиозной философии, характеризующийся принципиальным подчинением примату теологии, соединением догматических предпосылок с рационалистической методикой и особым интересом к формально-логической проблематике».

(Философский словарь)

В первой части данной статьи, начавшейся с обсуждения давно забытой книги, удалось только слегка наметить тему, которую хотелось бы рассмотреть. Было названо несколько фамилий. Из них на слуху у широкой публики только одно имя — С.Е.Кургинян. Так вот, его упоминание вызвало (можно сказать) бурную дискуссию на нашем ресурсе («Литературное обозрение»). Можете посмотреть.

В приведенном споре (особенно со стороны) хорошо видно основное противоречие оппонентов — это разница между «говорить и делать».

Отвлечемся от обсуждения конкретной персоны. У меня подобные сетевые разговоры давно вызывают стойкую ассоциацию со средневековыми диспутами. Поскольку вовсю используются такие вещи, как схоластика и софистика. Да, сейчас этому дано новое название — манипуляция.

Но, хотелось бы уточнить «историю вопроса». Уже неоднократно обращалась к мыслям и исследованиям Станислава Покровского. Позвольте привести здесь несколько его реплик. Первая посвящена технологическому рывку, совершенному ещё в феодальную эпоху, результатами которого и воспользовались уже (в терминах марксизма-ленинизма) капиталисты, совершив всего-навсего (сарказм) передел собственности.

Феодальный рывок

Рывок был. Но он связан был не с возникновением бюргерства, а с возникновением и развитием монастырей и монашеских орденов.
Именно монашеские ордена внедряли и водяное колесо, и многообразные устройства на водяном приводе. Именно монашеские ордена осуществили огромный объем наблюдений и селекционной работы для развития сельского хозяйства. Именно при монастырях была выполнена огромная работа алхимиками-монахами, которая привела к возникновению процесса перегонки(и даже целый монашеский орден специализировался на перегонных технологиях) — и возникновению индустрии красителей для текстильной отрасли. Монашеские ордена осуществляли огромный объем работ по строительству мостов, акведуков(был целый орден братьев-мостостроителей) — и быстро наращивали массу технологических знаний и навыков.
Бэкон, который поставил вопрос об эксперименте, как основе знания, — был монахом-францисканцем. Огромную научную работу целенаправлено выполняли в ордене бернардинцев. Во всех монастырях проходила работа по накоплению информации и ее распространению по системе монастырей.

Первоначальные монахи — не были богомольцами. Они были прежде всего людьми, которые собрались в ПРЕСЛЕДУЕМЫЕ ОБЩЕСТВОМ общины-артели для совместной жизни и совместного противостояния мерзости окружавшего их мира. Уставы первоначального монашества предусматривают отказ от лжи, от собственности, от гордыни(типа вот лично я -какой умный!), но требуют труда и освоения книжного знания, требуют — помощи людям, требуют отказа от ублажения собственных капризов и потребностей — в пользу минимального одинакового для всех потребления. Требуют — готовности к личной смерти, хоть в бою, хоть при лечении заразных больных или уборке трупов погибших от чумы.

И вот эти артели=общины оказались экономически многократно более эффективными, в рамках законов существовавшего вокруг них общества — быстро расширявшими свои владения. А превосходство знания и моральное превосходство праведности и личного нестяжательства — делали их самой авторитетной общественной силой. В руках которой оказались империи — в частности — Священная Римская империя периода до гибели династии Штауфенов в сер. 13 века.

Можно было бы не делать этого замечания, тем более оно сейчас находится в противоречии с принятой исторической картиной.

НО… именно это замечание указывает на то, что способно решить проблемы и науки, и морального переворота в обществе.
Возникновение монашеских общин, состоящих из морально-близких друг другу людей с праведным отношением к жизни, с общим неприятием лжи, наживы, господства одних людей над другими — оказалось созданием средневековой «организации революционеров», которая перевернула Европу.

А вот потом созданный монашеством экономический и научный задел — оказался приватизирован. К чему в немалой степени приложили руку университетские выпускники.
Вы помните, какие были специальности средневековых университетов? Теология, юриспруденция, филология и искусства, медицина. Практически все — манипуляционные. Включая медицину(которая в значительной мере и по сегодняшний день держится на психотерапии).
Университетская схоластика — не создавала нового знания, но создавала навыки ниспровержения оппонента. Навыки юридической тяжбы, навыки убеждения с использованием силы искусства, навыков теологических споров ради обоснования нужных церкви тезисов.
И сами университеты были созданы Римской католической церковью, проигрывавшей к этому времени интеллектуальную и моральную битву с монашеством, с его авторитетом и деятельной образованностью.

И университеты — создали в конечном счете сословие людей, профессией которых стал обман, манипуляция сознанием — специалистов гуманитарных наук. А все типы технологических и естественно-научных знаний, математику — развивали монастыри. И это знание потихоньку распространялось на окружающих монастыри мирян — нанимаемых и обучающихся при монастырях ремесленников. Монастыри были идеологическими противниками интеллектуальной собственности. Знание — они просто обязаны были распространять.

А города? Города — не имели тенденции расширения, экспансии на земли феодалов. Соответственно — не имели ни сырья, ни достаточного количества топлива для развития технологий. Не имели развитой системы обмена технологической информацией — все замыкалось внутри цеха. И — до поры до времени были ПРИСЛУГОЙ феодалов, специализировавшейся на изготовлении особо трудоемких предметов роскоши, особо украшенного оружия. А массово оружие ковали при тех же монастырях. И порох делали, и пушки лили. И прочая, и прочая, и прочая… Даже уже в 16 веке в Нидерландах городское бюргерство проигрывало монастырям конкуренцию в производстве пива, вин, хозяйственной утвари. Монастыри в голландскую революцию громили — как опасных конкурентов. (Станислав Покровский)

Конечно же, кому-то рассуждения С.Покровского могут показаться необычными, а может даже, предвзятыми. Но преуменьшить значение и вклад монастырей в развитие экономики, науки и образования не получится. Это хорошо известные факты, подробно изученная область. Что даже отражено в школьной программе по истории. Учили, знаем.

Но, давайте зафиксируем. В монастыри концентрировался людской и материальный капитал. Там культивировались строгие моральные нормы, ограничивалось потребление, была возможность организовать коллективный и сложный труд. Имелась насущная необходимость в практических научных достижениях, которые применялись в создании и развитии ремесел. В итоге было создано огромное богатство, которое и «приватизировалось» в эпоху реформации. Как всё знакомо.

Однако, продолжим про средневековые университеты.

Более того, считающиеся науками дисциплины ранних университетов, — в значительной мере являются как раз антинауками. Исторически были направлены на манипулятивное преодоление силы и авторитета монастырской науки, прочно переплетенной с хозяйственной практикой: мелиорация, агротехника, металлургия, металлообработка, алхимическое производство красителей, судостроение, горно-рудное дело, производство кирпича и черепицы, пороха, сложные механические устройства с водяным приводом и т.д.
И это не просто наработка практических навыков, — но и перевод их в глубочайшие теоретические модели. Эксперимент, как научный метод, — открытие монаха Фрэнсиса Бэкона. Монах Непер — изобретает логарифмы, в монастырях же рождается и позиционная система счисления… — в прямой связи с хозяйственной практикой и сопровождающим его познанием природы и техники. (Станислав Покровский)

*  *  *

Мы знаем, что первые университеты обучали:
— теологии и философии
— праву
— медицине
— филологии и искусствам

Ни математические, ни химические, ни металлургические, ни сельскохозяйственные познания университеты не распространяли. Их не было? — Были! И еще какие. Монах-францисканец Бэкон формулирует принцип научного познания мира через эксперимент). Монах Непер — изобретает логарифмы. В монастырях проводится огромная селекционная работа как в области растениеводства, так и в области животноводства. Монастыри ставят на широкую ногу мелиорацию, рудное дело, металлургию и пр.
Под крышами монастырей выполняют свои изыскания алхимики. И моментально их результаты превращаются в средства для дубления, в краски для тканей. В методики пробирного дела(определние пробы драгметаллов).

Ничего подобного в университетах и не пытаются изучать.
В университетах учат тем дисциплинам, с помощью которых можно управлять людьми. Не исключая медицину. Лечат не болезни, лечат людей. Важнейшей составляющей медицинского образования была психотерапия, позволявшая вылечить больного, дав ему таблетку из «козьих какашек». Придворный лекарь — сильнейшее средство управления монархом. К лекарю прислушиваются, с ним советуются, ему доверяются.

С помощью университетов, контроль над которыми был задачей номер раз римского католического престола, готовились кадры для:
1) преобразования языков.
2) для формирования религии
3) для управления людьми средствами искусства
4) для опутывания людей юридическим крючкотворством

Про преобразование языков.
Есть родственные языки латинской группы: французский, испанский, португальский, итальянский.
Французский возник на территории, на которой жили кельты-галлы. В Испании кельтов не было. И в Португалии тоже. Но все языки, произошедшие якобы от унаследованной от Рима «народной латыни», в своем развитии пошли по общей схеме: потеря падежей и возникновение артикля. С чего бы это? Да грамматику для этих языков написал ОДИН человек(по крайней мере для испанского и французского). И имя этого человека можно найти в Сети — сейчас не буду отвлекаться. Не грамматику, которая изучает колорит народного языка и описывает его, а грамматику, которая ПРЕДПИСЫВАЕТ, каким быть правильному письменному языку.
Дальнейшие приключения французского я в 2006 г. описывал на форуме. Но напомню. В 17 веке французская корона учредила Академию, которая целенаправленно создавала язык. Из языка провинции Иль-де-Франс. Но удаляя из него все простонародное, внедряя греческие и латинские слова, меняя правила употребления слов и правила расстановки слов в предложении. И требовала с членов академических кружков взноса в виде литературных произведений на «правильном» языке. За счет казны издавала и распространяла. Естественно, ни одно местное наречие не могло конкурировать с таким мощным потоком литературных творений на вновь конструируемом языке.

Риторика.
Важнейшей университетской дисциплиной была риторика. Отнюдь не безобидное занятие. Это было обучение навыкам во всех случаях выходить из дискуссии либо с победой, либо без поражения. Представить оппонента безграмотным, смешным, злодеем, еретиком и т.д.

Искусство.
Занятный исторически зафиксированный эпизод. Иезуиты, строившие свое государство в Парагвае, успешно использовали в образовательных программах для индейцев эффекты музыкального сопровождения. Музыка способна управлять людьми. И картины, памятники, архитектура — тоже. Этому учили в университетах.

В ходе событий Реформации на Севере Европы и мягко на Юге огромный по тем временам экономический организм монастырей был изъят в пользу власть предержащих на Севере, попал в полное подчинение французскому королю или папе римскому на Юге.
Юридическим крючкотворством в Англии монастыри были принуждены к тому, чтобы отдать свои владения королю. Никакого насилия. Одна только игра в законы.
Во Франции монахи-цистерцианцы, создавшие французскую культуру виноделия, были юридическими махинациями принуждены к продаже великолепно налаженных винодельческих хозяйств буржуазии и дворянам.

Марбургский диспут

С 16-17 веков в Европе настало торжество манипуляторов — людей, которые принуждают остальную часть населения к труду на государство, на церковь, на частных хозяев — обманом, манипуляцией и т.д.
Но Европе повезло. Она унаследовала в полном объеме созданный монастырями хозяйственный механизм,организацию, созданное монастырями географическое разделение труда. Шерсть английских овец с пастбищ бывших цистерцианских монастырей отправлялась во Фландрию и Италию на суконные фабрики, созданные монашеским орденом цистерцианцев.

Интересно, что долгие десятилетия всем этим по-прежнему управляли монахи. Просто над ними сидел человек, который отбирал заработанные деньги. Во Франции 17 века существовал институт «мирских аббатов» — людей, чья роль заключалась в получении с монастырей и аббатств дохода. И никаких других обязанностей.  (Станислав Покровский)

То есть, ещё раз отметим, что сконцентрированную (или саккумулированную) , короче, колоссальную собственность монастырей тем или иным образом присвоили «жаждущие». Всё, как говорит И.А.Дедюхова из-за собственности…

Но, тема нашего разговора — игра. Давайте посмотрим на её истоки в университетской науке. И тут мне тоже повезло найти интересный текст на заданную тему.

Философский   диспут  в Средневековье

Современную систему высшего образования невозможно представить без такой практической формы занятий как семинар. История этого метода обучения восходит к первым векам становления средневековых университетов. Его прообразом является схоластический  диспут .
Однако враждебное отношение к схоластике, которое господствовало на протяжении всего Нового времени, оставило нам в наследство искаженные представления о  средневековом   диспуте . Не последнюю роль в формировании этой негативной оценки сыграли сочинения таких гуманистов эпохи Ренессанса как Франсуа Рабле (1494-1553), а также блистательных умов эпохи Просвещения, подобных Вольтеру (1694-1778). В этих литературных произведениях философский  диспут  представляется бессмысленным спором тщеславных святош на пустые темы, подобные вопросу о том, сколько ангелов может поместиться на кончике иглы.

Критическое отношение к схоластическим  диспутам  обнаруживается и у представителей зарождающейся науки Нового времени. Так Френсис Бэкон (1561-1626) сетует в своем «Новом Органоне» на то, что «…громкие и торжественные  диспуты  часто превращаются в споры относительно слов и имен…» и предлагает искать альтернативные формы научных занятий, в основе которых вместо спекулятивных рассуждений лежали бы наблюдения и опыт.

Но подобное пренебрежительное отношение к культуре  диспута , по меньшей мере, несправедливо. Оно является, с одной стороны, исторической реакцией, направленной против средневекового засилья книжной учености, слепого следования канону и теологического мировоззрения. С другой стороны — результатом недостаточного понимания самой природы схоластического  диспута  и роли, которую он играл в средневековом познании универсальной Истины. Чтобы освободиться от предвзятого отношения, попытаемся разобраться, чем в действительности был философский  диспут  для Средневековья.

Термин « диспут » происходит от латинского глагола disputare, который имеет значения «спорить», «рассуждать», «исследовать». Еще древнегреческий софист Протагор (ок. 490– 420 гг. до н.э.), бывший искусным спорщиком, использовал публичные  диспуты  для демонстрации своего диалектического мастерства, а также предлагал своим ученикам отстаивать или опровергать предложенные им тезисы. Разрабатывая теорию красноречия, софисты не могли не за­тронуть вопросов, которые позднее были отнесены к сфере логики. Протагор написал специальное сочинение «Ис­кусство спорить». Исходя из положения, что о всякой вещи есть два противоположных мнения, он первый стал применять диа­лог, в котором два собеседника в споре защищали два противо­положных взгляда. Спустя семнадцать веков диалектическому методу Протагора суждено было стать одним из краеугольных камней университетского образования.

Во всех средневековых университетах двумя основными способами обучения были lectio (лекция) и disputatio ( диспут ). Как правило, сначала учащимся зачитывался определенный отрывок из Священного писания или другого текста, принадлежащего перу признанного авторитета, а затем наставник объявлял quaestio (вопрос) для прений. Сам  диспут  представлял собой серию своеобразных диалектических поединков, проходивших под председательством одного или нескольких преподавателей, несущих за них ответственность. Каждый студент должен был выдвигать аргументы pro et contra (за и против) предложенного положения.  Наиболее яркое воплощение эта техника сопоставления доводов и контрдоводов получила в трактате «Sic et non» («Да и нет») известного французского схоласта Пьера Абеляра (1079-1142). Некоторые  диспуты  проводились регулярно через одну-две недели, и преподаватели, курсы которых они дополняли, старались выбрать для них темы таким образом, чтобы их совокупность составляла единое целое. От этих  диспутов  до нас дошли “Quaestiones disputae” («Вопросы  диспутов »), которыми изобилуют средневековые сочинения.

Темы  средневековых   диспутов   по преимуществу носили религиозный характер. С XI в., ввиду обращения схоластической философии к сочинениям Аристотеля, традиционной темой университетских  диспутов  стала проблема универсалий.
Следует отметить, что  диспут  был в средневековье не только методом преподавания, но и формой философского исследования. Само устройство  диспута , столь чуждое современным представлениям о манере научной дискуссии, выявляет важную особенность средневекового мышления. В  диспуте  имело место противостояние персональных сознаний, по-разному интерпретирующих канонические тексты. Каждый из спорящих претендовал на подлинность и достоверность своей интерпретации. В глубине «диспутирующего» сознания было скрыто убеждение в существовании единственной Истины, открывающейся в противостоянии неадекватных интерпретаций, вызванных неадекватностью самого человеческого восприятия священных текстов.

Стоит подчеркнуть также, что в  средневековом   диспуте  воплощался речевой диалог, в рамках которого разворачивалась диалектика сакрального и мирского. Каждый ученик оказывался личностью (буквально – скрывающимся за «личиной», «маской»), совмещающей в себе божественную природу, направленную на постижение Истины, и природу человеческую, искаженную первородным грехом. Потому ответ на поставленный вопрос был не поиском «объективной истины» в современном понимании, а жизнью Разума в человеке.

Еще одна характерная особенность  средневекового   диспута  касается его игровой природы. Особенно ярко она проявляется в форме  диспута , который носил название «Obligatio» (букв. принуждение). В таком  диспуте  друг другу противостояли два игрока, и каждый из них обладал своей ролью: respondens (букв. «принимающий») на время  диспута  определенную точку зрения или определенный подход, и opponens (букв. «принуждающий») к redargutio (противоречию). Respondens проигрывал, если во время  диспута  он был вынужден допустить суждение, противоположное тому, которого он держался в начале, либо, еще проще, если противнику удавалось привести его к тому, что он утверждал и одновременно опровергал один и тот же тезис. У каждого типа obligatio имелись свои правила. Чаще всего практиковался вариант, получивший название positio (утверждение), при котором такая игра состояла из трех актов: соглашение, отрицание, сомнение — и предполагала две установки: знать и игнорировать.  Таким образом,  диспут  часто рассматривался как интеллектуальный поединок, диалектическая игра, в которой противникам предстояло выяснить  и утвердить собственный статус. Недаром схоластических  диспут  нередко сравнивался с рыцарским поединком. В знаменитом сочинении уже упомянутого Пьера Абеляра «Historia Calamitatum» («История моих бедствий») есть такие строки: «Избрав оружие диалектических доводов среди остальных положений философии, я променял все прочие доспехи на эти и предпочел военным трофеям — победы, приобретаемые в  диспутах ».  Действительно,  средневековые   диспуты  были для  схоластов своеобразными битвами красноречия, где оппоненты сражались не на жизнь, а на смерть, и накал страстей был необычайно велик.

Следствием чрезвычайного эмоционального напряжения, царившего на некоторых университетских  диспутах , становились порою весьма курьезные ситуации. Так один парижский схоласт Симон, прославившийся своим диалектическим искусством, затеял однажды  диспут  на тему таинства святой Троицы. На разворачивание всех pro et contra по этому вопросу ему потребовалось два дня; причем  диспут  этот вызвал необычайный интерес, как у студентов, так и среди преподавателей. Рассуждения Симона были столь остроумны, а доводы столь блистательны, что после окончания  диспута  множество студентов бросилось к нему с мольбой повторить некоторые положения, чтобы их можно было записать. Согласно свидетельствам очевидцев, опьяненный похвалами Симон возвел глаза к небу, захохотал и обратился к Христу со следующей речью: «Иисус, Иисусик, сегодня я немало послужил твоему Закону, разъясняя этот вопрос. Но если бы я захотел восстать на Тебя и против Тебя обратиться, то я бы нашел довольно оснований и еще более сильных аргументов для того, чтобы поколебать Твою религию, и смог бы ее уничтожить!» Такое богохульство не могло остаться безнаказанным. Как утверждают источники, тот же час Симон впал в глубочайший идиотизм и потерял способность к разумной речи.

Говоря о схоластическом  диспуте , нельзя не упомянуть о той огромной роли, которую он сыграл в развитии логики. Многие современные исследователи согласятся, что без становления культуры  диспута , развития формально-логического аппарата норм доказательства и обоснования не стала бы возможной и философия Нового времени с ее интеллектуализмом, критицизмом и методологизмом. Таким образом, упреки Ф. Бэкона, упомянутые ранее, теряют свою остроту при рассмотрении того фундамента, который схоластическая философия заложила для будущего здания европейской науки. В целом, выпады Нового времени против схоластической философии следует относить только к тем омертвевшим ее формам, которые заполонили университеты к XVI в. Впрочем, и в эпоху Ренессанса культура философского  диспута  не вполне выродилась. Напротив, в живом  диспуте  обсуждались новые вопросы, характерные уже для гуманистического мышления и нередко несшие в себе угрозу для господства католической церкви. Так весной 1568 г. в Париже должен был состояться  диспут , к которому Дж. Бруно написал 120 тезисов против метафизики Аристотеля. Все эти тезисы базировались на позиции атомизма. Хотя  диспут  и состоялся, Бруно пришлось покинуть Париж. В это время католическая церковь, увидевшая в свободных  диспутах  потенциальную угрозу, начала прибегать к запрещению публичных дискуссий. Впрочем, в качестве метода обучения философский  диспут  не был полностью упразднен, но просуществовал во многих европейских университетах до середины XVIII в., а в некоторых католических учебных заведениях и до начала XX в.

Итак, мы выяснили, что схоластический  диспут  имеет в своей основе важные особенности средневекового мышления. Они включают в себя не только его религиозную направленность, подвергшуюся впоследствии жесткой критике, но и особое воззрение на проблемы достоверности, непривычную для современного человека интерпретацию личности, ритуальный характер самого процесса познания, общую ставку на диалектику и ключевую роль эмоциональной составляющей в философском поиске.  Подробное изучение этих характерных особенностей помогает пересмотреть представления о Средневековье как о «темных веках», а о схоластической философии как о своеобразной теологической софистике.

Опыт изучения культуры  средневекового   диспута  может иметь и практическую ценность. Ведь если рассматривать  диспут  в отрыве от религиозной догматики, исследовать лишь формально-логическую сторону  диспута , современным преподавателям будет чему поучиться у своих средневековых коллег. Ведь в современном образовании логика, увы, играет далеко не ведущую роль. Большинство современных школьников и студентов не знакомы даже с азами логики, не говоря уж об основах аргументации. А без этих знаний ученическая дискуссия оказывается игрой без правил, в которой каждый участник действует по наитию. Однако в игре без правил не может быть ни выигравших, ни проигравших. В отсутствие культуры спора живая мысль не имеет структурной основы и  представляется аморфной и неясной. Кончено, строгость мышления — не панацея от идейного бесплодия. Но овладение аппаратом логики дает человеку ценнейший инструмент, без которого тот представляется лишь сложным хранилищем информации.

Вам интересно? Надеюсь, что так. Мне, так очень любопытно. Захватывающая история создания и развития интелектуального инструментария. Инструмент может быть весьма сложным, но остается выяснить для каких целей он используется. Есть варианты негативного: «не стоит микроскопом гвозди заколачивать» или, как у братьев Стругацких, мясокрутка используется в пыточной…

Это всё к тому, что без Дедюхова И.А. Нравственные критерии анализа. Часть I никуда.

Продолжение следует

Читать по теме:

• Демонические игры. Часть I
• Демонические игры. Часть II