Диего Мария Ривера «Славная победа»
«Славная победа» Диего Риверы написана в период пребывания в Москве в середине 50-х годов ХХ века. Фреска, написанная в 1954 году, в течение нескольких десятилетий считалась потерянной, а затем (в 2000 году) была найдена в запасниках Государственного музея изобразительных искусств имени А.С.Пушкина.
Этот диптих изображает агрессию против гватемальского народа со стороны США ради торжества идеи «банановой республики» и является прекрасной иллюстрацией к «банановой трилогии» Мигеля Астуриаса. Вторая, незавершенная часть, как полагают искусствоведы, должна была показать эксплуатацию трудящихся на американских заводах.
На переднем плане художник изобразил «виновника» случившегося — президента США генерала Дуайта Эйзенхауэра. Его приветствуют представители духовенства, крупного капитала, те, кто вслед за интервентами пришел к власти. А вокруг президента, окруженного надежной охраной — тела убитых гватемальцев, оказавших сопротивление оккупантам. Так что название полотна звучит в высшей степени иронично.
Вернемся к эссе Льва Осповата. Один из эпизодов романа «Зеленый папа» как раз описывает, что замысел надругательства над целым народом возник в голове человека, руководствовавшегося мелкими корыстными интересами. То есть в основе «Славной победы» не лежало особых геополитических планов, просто одному дельцу понадобилась удобная площадка для разведения бананов.
И это во многом напоминает вялотекущую «газовую войну» на Юго-Востоке Украины, когда ради барышей устраивается гуманитарная катастрофа в точности с таким же цинизмом и бесчеловечностью.
К концу 40-х годов положение в Гватемале крайне обострилось. Чем шире развертывалась освободительная борьба, тем яростней становилось сопротивление реакционных сил. Вдохновителем и организатором этого сопротивления была могущественная «Юнайтед фрут компани», в руках которой находились лучшие земли страны, порты, железные дороги.
Губительная роль империалистической монополии, опутавшей и удушавшей Гватемалу, обнаружилась тогда с окончательной очевидностью. Об этом не мог не задуматься писатель, который вынашивал замысел эпопеи, посвященной судьбе гватемальского народа в XX веке.
Толчком, как водится, послужили конкретные обстоятельства.
«В 1949 году, приехав в Гватемалу, я отдал себе отчет в том, что до тех пор был оторван от определенных сторон гватемальской жизни, — рассказывал Астуриас впоследствии. — Мне приходилось жить в горных районах страны, жить с индейцами, жить в городах, но теперь несколько друзей пригласили меня побывать в Тикисате и Бананере, чтобы познакомиться с банановыми плантациями. Я побывал в этих областях, и обе они дали мне место действия в романе «Ураган». В то же самое время мне довелось прочитать отчет, появившийся в книге под названием «Банановая империя». Его составили два североамериканских журналиста — Ч.-Д. Кепнер и Д. Сотохил, — командированные в Центральную Америку для освещения деятельности «Юнайтед фрут компани». Этот отчет почти совпадает с тем, который делает персонаж романа «Ураган» Лестер Стонер на заседании руководящего совета Компании. Несомненно также, что в «Урагане» имеется целый ряд лиц и эпизодов, взятых непосредственно из гватемальской действительности».
Л.Осповат. Мигель Анхель Астуриас и его «Банановая трилогия»
Отжившим свое анахронизмом звучит терминология партийных начетчиков ХХ столетия в эссе Льва Осповата, вроде «империалистическая монополия».
В наше время все преподаватели марксизма-ленинизма и научного атеизма проводят селфи в церквях со свечками на Пасху, с удовольствием разрушают отечественную промышленность, участвуют в грабеже государственного достояния и учат население холуйствовать перед «иностранными инвесторами».
На днях в пресс-релизе Счетной Палаты было опубликовано, что государственный долг России за 2012−2014 год вырос почти в 2 раза — на 92%. Основной рост долга, на 36,4%, пришелся на прошлый год, уже вошедший в анналы истории массовым вывозом капиталов, огромными масштабами закупки американских облигаций и обнищанием населения.
Такое впечатление, что весьма туго было с чтением Астуриаса у наших партийных бонз, любивших устраивать сборища «писателей Африки и Латинской Америки», с удовлетворением провозглашавших Латинскую Америку «борющимся континентом».
Согласитесь, налицо использование несчастий чужого народа в своих идеологических манипуляциях, а вот истинного сочувствия и понимания высокой гуманистической сути романов Астуриаса — ноль. Тяжелый случай «гляжу в книгу — вижу фигу».
Хотя проза Астуриаса — не «Материализм и эмпириокритицизм», написанный в качестве закрепления сомнительной правоты прожжённого интригана во внутри партийной склоке. Проза у него по-настоящему индейская, пряная, с древним взглядом на мир человека, который не отделяет себя от зеленой сельвы и узкой полоски прибоя. Он не «человек — венец природы», не «пролетарий, вооруженный марксистско-ленинской теорией», он сам часть природы, необходимый компонент в круговороте всего живого.
Роман, изданный в 1950 году, был предварен указанием на то, что он представляет собою первую часть трилогии, а за ним последуют еще две части — «Зеленый Папа» и «Глаза погребенных». Стало быть, общий план эпопеи сложился еще в процессе работы над открывшим ее романом. Это необходимо иметь в виду, читая «Ураган», многое в нем остается непроясненным и недосказанным, а кое-что может и повести к ошибочным заключениям.
Художественное единство трилогии требует рассматривать ее в целом. Лишь так мы сможем распутать сюжетные нити и восстановить хронологическую последовательность эпопеи. Время романное и время историческое по-разному взаимодействуют в произведениях Астуриаса.
В «Сеньоре Президенте» действие поначалу развертывается в годы первой мировой войны, но в последней части — «Недели, месяцы, годы…» — оно в соответствии с замыслом приобретает вневременной, «бесконечный» характер, что подчеркивает неизбывность тирании.
О времени действия «Маисовых людей» можно догадаться, лишь зная историю Гватемалы, романное же время здесь насквозь мифологично, изъято из истории и как бы вращается по кругу. Наконец, в «Урагане» романное время полностью совпадает с историческим. Более того, — историческое время во всей трилогии выступает как одна из сил, направляющих и движущих повествование. Каждая ее часть погружает читателя в обстановку конкретного периода истории Гватемалы.
Действие романа «Ураган» происходит главным образом на Атлантическом побережье страны в 30-е годы нашего столетия. Вслед за семьей крестьянина Аделаидо Лусеро, решившего обзавестись собственным хозяйством, сюда перебираются с гор его односельчане. Постепенно они включаются в непривычную для них жизнь, сохраняя, однако, свои обычаи и поверья, уходящие корнями в коллективное, мифологическое мироощущение. Вместе они образуют цельный, спаянный мир, который Астуриас воссоздает почти теми же средствами, что и в «Маисовых людях», используя в качестве основного орудия слово — звучащее, образное, ветвящееся и играющее всеми оттенками.
Л.Осповат. Мигель Анхель Астуриас и его «Банановая трилогия»
«Ничего сверхъестественного, простой обмен. Отдaть богaтствa и получить цивилизaцию. Если то, в чем вы нуждaетесь, — рaзвитие и прогресс, мы дaдим вaм их в обмен нa богaтствa вaшей земли. При тaком обмене стрaнa более рaзвитaя всегдa рaспоряжaется ресурсaми стрaны менее рaзвитой… Взамен богaтствa — прогресс…»- эта философия «зеленых пап», при своем воплощении обернулась катастрофой для народа Гватемалы.
Выкупленные у людей кусочки земли, приносящие каждому доход, теперь превратились в монополию, диктующую свои условия существования. людям остался лишь жалкий рабский труд, основная часть населения была выброшена за черту бедности.
Не так важно все же время действия романа, неважно даже, когда он писался, у Астуриаса совершенно свое, уникальное летоисчисление, начатое им с изучения эпоса майякиче «Пополь-Вух» — «Книги народов». Становится странно, что Лев Осповат, упоминавший об этом в первой части эссе, не понимает, какое значение это имеет для Астуриаса. Очевидно, для него самого обращение Астуриаса к корням народного самосознания — это элемент своеобразной спекуляции, а, возможно, и попытка «набить себе цену», придать «эпохальное значение».
Тем более, что «под свою руку» Астуриас пригребает не только индейцев, не одних индейцев и лишь исключительно их. На плантации Гватемалы долгое время завозили чернокожих рабов. Даже по названию одного из романов Астуриаса «Зеленый папа» крепко ударяет магией вуду, где главное связующее звено с запредельным миром — Папа Легба. А этот культ был завезен в Латинскую Америку именно чернокожими рабами.
Сразу как-то перекосившись и начав прихрамывать, скривив рот и приподняв одно плечо, чтобы вызвать больше жалости, мальчуган со шляпчонкой в руках вошел в таверну. Донельзя грязный, испещренный лишайными пятнами, в лохмотьях и босой, он приблизился к столикам, за которыми восседали белобрысые гиганты — рядом с ними мальчуган казался еще более черным. («Аи, — вздыхала мулатка Анастасиа на пороге, — совсем негритеночком выглядит мой мальчонка среди этой публики!») Солдаты, занятые жевательной резинкой, не переставая двигать челюстями — в такт жвачке они даже ушами шевелили, — бросили ему несколько монеток. Кто-то предложил мальчику виски, кто-то отпугнул горящей сигаретой. Официанты чистыми салфетками отмахивались от него, как от мухи.
Седеющий розовощекий сержант, обращаясь к кассиру, выглядывавшему из-за витрины с сигаретами, шоколадом, карамельками и другими сластями, кричал:
— Не пугат! Убиват надо, один щелчок… насекоми… Убиват… убиват… вес hispanish {Испанский (искаж. от англ. Spanish).} насекоми!
И, довольный своей, как ему казалось, остротой, он разразился хохотом, а малыш спешно ретировался к двери — почти бежал под резкими взмахами салфеток в руках официантов.
Мигель Анхель Астуриас «Глаза погребенных»
После романа «Сеньор Президент» лексика романов Астуриаса резко меняется, как меняется и сам мир в сороковых года ХХ века. Сказовость, эпичность речи автора «Легенд Гватемалы» уходит на второй план, почти не проявляется. Мы видим деловитую, рациональную и прагматичную хватку американцев, которым «тожа жить нада», без скидок на то, как веками здесь жили люди в согласии с природой.
И первое, что происходило с людьми, стакивавшимися с этой «деловой хваткой» — неуверенность, а правильно ли они жили здесь раньше? Может, американцы правы, надо было «брать от жизни все»? То есть выцеживать последнее с земли, давшей им жизнь, не задумываясь, как будут жить здесь люди после тебя. Отмахиваясь от мысли, как смотрят на тебя «глаза погребенных».
А рассвет все не наступал. Невольно закрадывалось опасение — а вдруг ночь так и останется ночью на вечные времена? Кто в самом деле может гарантировать, что день наступит?
Мигель Анхель Астуриас «Глаза погребенных»
Таких индейских образов текстах Астуриаса становится все меньше, поэтому они воспринимаются особо, заставляя не забывать о том, что автор начал именно с «Легенд Гватемалы». Его язык претерпевает значительные изменения, становясь все более… деловым, прагматичным и рациональным. Такое впечатление, что Астуриас изо всех сил пытается стать понятным чужакам, пришедшим на эту землю грабить и обогащаться.
А рядом живет своей замкнутой жизнью совершенно иной мир — служащие банановой монополии «Тропикаль платанера» (под таким прозрачным псевдонимом фигурирует в трилогии «Юнайтед фрут компани»). Все они тоже представляют собой нечто цельное.
Только цельность эта не органическая, а искусственная, машинная. Так на одной территории встречаются люди, представляющие два полярных этапа истории человечества: те, кто еще не выделились из общинного коллектива, не утратили родовых связей, — и те, кто уже полностью обезличены, потеряли индивидуальность, и превратились в стандартные детали гигантской системы, изготавливаемые ею в порядке самовоспроизведения. Художественные последствия этой встречи весьма значительны.
Лицом к лицу здесь снова встают две мифологии. Одна — все та же древняя, досконально изученная писателем, по-прежнему определяющая сознание «тех, кто внизу». Другая — «сверхсовременная», запрограммированная системой и упакованная в черепные коробки отштампованных ею людей. Первая, как бы она ни устарела, все еще жива и одухотворена. Вторая — изначально мертва и бездушна. И все-таки есть между ними некое сходство. Богатый опыт исследования мифологических форм мышления, своего рода «мифологическая интуиция», позволил гватемальскому писателю различить мифологическое начало в скудном сознании людей, «расчеловеченных» буржуазным обществом, и попробовать через это начало добраться до самой их сути.
Л.Осповат. Мигель Анхель Астуриас и его «Банановая трилогия»
Не совсем соглашусь с Осповатом и здесь. Незаметно никакой мифологии со стороны тех, кто пришел в качестве «иностранных инвесторов», то есть грабить землю предков Астуриаса, приспосабливать ее под себя. Какая здесь может быть «мифология»? Лев Осповат явно лукавит. Со стороны захватчиков и тем, кому наплевать на чужую жизнь, всегда выступает… идеология.
Если в мифе мы прикасаемся к душе народа, что само по себе бесценно, поскольку обогащает нашу собственную душу, то идеология иссушает душу, питается за счет ее сил.
И что может дать душе идеология бездушных жрецов чистогана?.. Но чем дальше, тем больше недоумения возникает от толкования Льва Осповата. А ведь когда-то, пробегаясь по этому тексту… не чувствовала такой… неорганичности. Тут начинает доходить… краткое резюме всех идеологий, с которыми пришлось столкнуться как в советское время, так и после.
Это эссе написано в идеологии тех, кто пристраивается в посредники между государственным достоянием и его гражданами, между плодами труда и их распределением. Вспомнила, что и коммунизм — это всего лишь более справедливое ( с точки зрения идеологов) перераспределение плодов труда общества.
«Каждому по потребностям, от каждого по способностям!» — всегда задумывалась, а что, если способностей выше среднего, а кругом множество ни на что не способных, но с «растущими потребностями»?.. Торжество этого принципа для ничтожных людишек мы наблюдаем сегодня без всякого удовольствия.
Да, романы Астуриаса с невероятным, волшебным и пряным языком пытаются использовать для пользы идеологии. Но настоящая мифология в них уходит на второй план, скрываясь в зарослях буйной сюжетной поросли.
Можно конечно много говорить о мифологических формах мышления, но суть их в общем то проста: любой нормальный человек стремится жить по- человечески, уважать себя за нормальные человеческие поступки, жить в согласии со своей совестью, воспитывать своих детей также по совести, он любит свою родину- землю, на которой родился и вырос.
Не любознательность, даже не страсть исследователя подвигли Астуриаса на дерзкую эту попытку. Железные пальцы плантаторов уже сомкнулись на горле его исстрадавшейся родины. Писатель задается вопросом: так что же представляет собою капиталистическая цивилизация, наступающая на Гватемалу, на весь континент и претендующая на то, чтобы стать моделью завтрашнего дня Латинской Америки?
Астуриасу мало было судить о ней по результатам, наглядным и впечатляющим, как делали раньше латиноамериканские писатели, с болью и гневом изображавшие вторжение империализма в жизнь их стран, кровавые злодейства иностранных компаний, рабство, которое те насаждали повсюду. Он стремится постигнуть враждебную систему «изнутри», заставить раскрыться и высказаться собственных ее представителей.
Л.Осповат. Мигель Анхель Астуриас и его «Банановая трилогия»
Продолжение следует…
Читать по теме:
- Мигель Анхель Астуриас. Возвращение. Часть I
- Мигель Анхель Астуриас. Возвращение. Часть II
- Мигель Анхель Астуриас. Возвращение. Часть III
- Мигель Анхель Астуриас. Возвращение. Часть IV
Запись вебинара Мигель Анхель Астуриас «Зелёный папа»
