Федор Волков – это весьма загадочная фигура в нашей истории. Его образ интриговал меня с детства. Я рассматривала театральные журнальчики, которые мама приносила после посещения Волковского. И там была фотография Феликса Раздьяконова в роли Федора Волкова в одноименном спектакле, который увидеть мне не довелось.
Зато, водила своих уже студенческих подружек на «Царскую охоту», где Раздьяконов блистал в качестве графа Алексея Орлова. Какой же он был потрясающий…
Простите, опять увлеклась красивым мужчиной…
Тут наши Волковцы опамятовались после наезда из Александринки. Метнулись восстанавливать память об отце-основателе. Кривенько, косенько, но, хоть, так…
Фильм о Федоре Волкове
Посмотрим, что имеется про Федора Волкова в хрестоматийной литературе. Вот тут заведующая библиотеки взяла на себя труд подсобрать материал по теме. Читаем.
«Отец русского театра» Федор Волков
Фёдор Волков родился в Костроме 20 (9 по старому стилю) февраля 1728 года и до 7 лет жил в Костроме. Он был старшим сыном костромского купца Волкова. Затем мать Федора, Матрёна Яковлевна, овдовев, переехала в Ярославль, где вышла замуж за местного купца Ф.Полушкина. Ярославль в то время был большим торгово-промышленным городом. В окрестностях его были крепостные театры, да и в самом городе, в домах помещиков и купцов давались спектакли. Жители Ярославля могли видеть народные драмы «Петрушка», «Царь Ирод» и др.
И начинаем потихоньку «выпадать в осадок» (отдаем должное отчиму ФГВ, Полушкину, занимавшемуся производством медного купороса, «шутка» (с)). В окрестностях Ярославля крепостные театры в годах так с 1735 по 1750-ый (откуда даты поймете потом, хотя, первая это 1728+7)?!
Насколько помню из курса школьной истории, крепостные театры стали заводить при расцвете усадебной культуры, которая смогла появиться-то только после дарования вольности дворянству (сначала Петром III, а затем Екатериной II). До того момента дворяне служили, как миленькие. В домах помещиков и купцов конечно могли выступать заезжие труппы, наверное, иностранные, своих-то тогда не было (помним, что создателем профессионального русского театра, как раз, и был Федор Волков в 1750 году).
Понятно, что «В окрестностях его были крепостные театры, …» это какой-то смысловой «ляп». Но, он не случаен. Поскольку первое, что удивляет в истории про Федора Волкова – это появление первой русской профессиональной труппы именно в Ярославле.
И удивляет не только меня, и не столько меня. Вот ещё текст, где звучит та-а-акое удивление, что автор сваливается в экзистенциализм и почти конспирологию. А конспирологию я просто обожаю. Предупреждаю, текст большой. Но мы же с вами никуда не торопимся?
erm_kontinent
5 сентября 2017, 17:54
Ярославское Барокко
1. Большая игра
Ярославль не просто родина первого русского профессионального общедоступного театра. Заметки наблюдателей в XIX веке свидетельствуют: город был театрален до мозга костей, до кончиков ногтей. Артистизм являлся естественным способом самореализации многих ярославцев. При каждом удобном случае город демонстрировал, что театральность стала здесь нормой хорошего вкуса, стала способом общественного поведения. Человек в Ярославле ощущал себя чуть-чуть актером. Он наблюдает за собой и оценивает себя как бы со стороны. В ярославской манере — подчеркнутое изящество жеста, афористическая точность фразы, легкость движения, непринужденность публичного поведения, эстетически оправданный выбор платья… Жизнь понималась ярославцем как произведение искусства, существование воспринималось как сцена. Откуда это бралось? Как сложился такой театральный вектор в культуре города?Нетрудно сказать, что Ярославль — город с богатейшим театральным прошлым. В местной традиции — уличный, ярмарочный, балаганный театр: театр скоморохов, Петрушки, медвежья потеха. Огромный заряд театральности имели традиционные обрядовые действа: ряженье и колядованье на Святках, гулянье и похороны Костромы на масленицу. Эти обычаи достаточно известны, и мы не будем долго на них останавливаться, хотя роль их в театрализации ярославской жизни очевидна. …Думается, названные черты местного характера — следствие исторической катастрофы, предрешившей несовпадение реального и чаемого. Исторические обстоятельства распорядились так, что Ярославль очень рано пережил блестящую эпоху культурного расцвета. Когда имперская власть отобрала у города широкие жизненные перспективы, пришлось возместить их отсутствие роскошной театральной иллюзией. Столичный статус Москвы был обеспечен тем, что она была царской резиденцией. Ярославль же столичен по духу (снова вспомним Ап.Григорьева: «настоящая столица Поволжья»!). Однако политических и экономических предпосылок для такого самоутверждения в новые времена он уже не имел. И столичность стала своего рода ролью ярославца на сцене жизни. Она проявлялась не как естественное выражение новых достижений, а как реализуемое с дополнительным усилием внутреннее задание, как сознательная установка — вопреки сермяжной провинциальной норме, к которой город был приведен Петром I и его венценосными преемниками. Предметом тщательного обживания становились разные стороны столичного быта. Создавались декорации столичной жизни, осваивалась костюмерия. Европейский стиль переживался и изображался как заданная роль, которую интересно и приятно играть. Театральность, артистизм питались интенсивно переживаемым чувством внутренней свободы. Для столичного самоощущения ярославцев характерны полная открытость миру, острый вкус к новизне, готовность вести с нею живой, творческий диалог. Эта открытость миру обеспечивала и в XVIII веке, и позднее почти бесконфликтное усвоение ярославцами европейского стиля жизни. Мало-помалу складывается тот духовный комплекс, который может быть назван Ярославским Барокко.
Что-то я откровенно запуталась. «… вопреки сермяжной провинциальной норме, к которой город был приведен Петром I и его венценосными преемниками.» Откуда тогда «столичность» в стиле барокко? Когда само процветание города было завязано на торговлю, причем с Архангельском, логистика такая была до конца XVII века, но возникновение Санкт-Петербурга её здорово поломало.
«Эта открытость миру обеспечивала и в XVIII веке, и позднее почти бесконфликтное усвоение ярославцами европейского стиля жизни.» Откуда стиль вдали-то от столиц? Тогда интернета не было. И даже с газетами и журналами была напряженка. А чего тогда в Нижнем и той же Костроме никаких театров не завелось? И почему в Сибири так благодарны декабристам за привнесение высокой культуры в столь отдаленные края?
Ну, вы поняли. Самый надежный носитель информации о стиле – человек, особенно в те времена, в первой половине XVIII века. Поэтому нахождение в Ярославле в ссылке Эрнста Бирона с его не просто столичными, а дворцовыми, замашками объясняет очень многое, особенно, в плане театра, театральности, умении играть. Но, не только…
Ярославское Барокко
2. Алхимия духа
Федор Волков для Ярославля – личность архетипическая. Он был, кажется, не на шутку увлечен розенкрейцерскими проектами – и одновременно погружен в стихию творчества, лицедейства. Волков — из числа самых знаменитых ярославцев. Свободный, самозабвенно погруженный в творчество художник — вполне ярославская фигура, до гениальности доведенная именно в личности Волкова. Но известно про него далеко не все. Своей жизнью он загадал немало загадок. И не все из них разгаданы. Возможны версии, но окончательного ответа история не дает. Известно, например, что Волков писал пьесы, переводил французские трагедии и комедии. Но где они? Утрачены или не найдены. Словарь Брокгауза и Ефрона сообщает, впрочем, что переводы из Мольера хранятся в парижской библиотеке. Мы плохо понимаем Волкова. Он — человек другой эпохи. Историк театра Волкова Николай Север удивлялся тому, что соратники-актеры Дмитревский и Шумский не оставили о Волкове драгоценных для потомства сведений. Возможно, и ближайшие коллеги терялись перед этой личностью и не умели оформить свои соображения. Его не понимало уже следующее поколение. И почти единственное, что чувствуется нами наверняка и безошибочно, — это необычайная мера его таланта. Провинциальный купец становится первым лицедеем страны. И еще то, что всё в его жизни было кстати. Всё было впору и вовремя.
Про Федора Волкова очень мало, что известно. Вот и в ролике, и по официальной версии говорится, что он с 1741 по 1748 учился чуть ли не в в Славяно-греко-латинской академии в Москве. Но вот тут профессиональные историки покопались в архивах и выяснили, что вряд ли.
От гипотезы к факту; от факта — к гипотезе. Л.М.Старикова. Ф.Г. Волков
Из различных бумаг вышеперечисленных архивов следует, что с учеников очень строго взыскивались за «не бытие» в школе, за опоздания из «отпусков», в которые отпускали по домам очень не надолго на праздники и в исключительных ситуациях. А на основании исследованных мною «Исповедных росписей» церкви Николая Чудотворца, «что словет на деине», в приходе которой жила семья Полушкиных-Волковых в Ярославле, видно, что Федор Волков в 1741-1748 годах подолгу бывал дома, по крайней мере весь Великий пост (это 40 дней, когда и составлялись «Исповедные росписи») и потом, конечно же, всю «светлую пасхальную неделю»; тогда как школьников отпускали только на одну «светлую неделю».
Так что, прислушаемся к версии про обучение у пастора из свиты Бирона. У него же учился и соратник Ф.Волкова Иван Дмитриевский. Интересно, а где учились остальные братья Волковы?
Отмечается, что сам Федор прекрасно знал немецкий язык и итальянский тоже. И даже переводил пьесы, которые ставились ещё в Ярославле.
Да, отчим отправлял его в деловые поездки и в Москву, и в Петербург. Пишут об игравших там немецкой труппе, итальянской. Также были любительские коллективы.
Федор Волков: случай или сказка?
Театр в Твери официально пишет свою историю с 1745 года. Тверичи заявляют, что их театр родился на пять лет раньше Волковского, а значит право первородства принадлежит им. На сайте театра можно прочесть, что Тверской театр образован в 1745 году при Тверской духовной семинарии. Тогда при Федоровском монастыре был представлен “Синопсис или краткое видение декламации Высочайшему дню рождения императорского величества в 1745 году».
— Но мы еще старше! – говорят в Тобольске. Тобольская драма пишет свою историю с 1705 года, оказывается, театру 300 лет. Понятно честолюбие тверичей и жителей Тобольска. Однако сии «игралища» – не что иное, как представления Школьного театра. Еще в XVII веке в России сложился школьный театр при духовных академиях и семинариях.
Замечательно! А почему при наличии таких образцов и потенциале в столицах и других городах профессиональный театр возник в Ярославле? Именно в Ярославле?!
Ведь, Ярославская духовной семинарии основана в 1747 году по инициативе архиепископа Арсения (Мацеевича). И это было одно из первых учебных заведений в городе. Располагалась она на территории Спасо-Преображенского монастыря.
А вот сам архимандрит в адрес спектаклей Ф.Волкова высказывался весьма негативно. И, наверное, не просто так. Он, кстати, не любил Бирона и даже конфликтовал с ним.
Ярославское Барокко
Как получилось, что именно в Ярославле возникает могучая фигура великого Волкова? Почему Федор Волков заводит в Ярославле театр? Как ни странно, мы про это почти ничего не знаем. Все, что есть на сей счет в литературе, — догадки и предположения. Ответы обычно даются самые простые. Много де видал он подобных действ в Москве и Петербурге — вот и захотел иметь нечто подобное в родном городе. Такой вот продуктивный каприз. В середине XVIII века молодой ярославец собрал немало сильных впечатлений о театральных зрелищах Москвы и Петербурга. Он бывал в школьных театрах московской Славяно-Греко-Латинской Академии и петербургского Сухопутного Шляхетного корпуса, на спектаклях придворной итальянской оперы и немецкой труппы К.Э.Аккермана. Волков отдался поразившему его искусству до самозабвения, поставив задачей создание нового театра — театра стационарного, театра для всех, театра профессионалов. Частный театр Федора Волкова был устроен на западный манер: в специальном помещении, с четким делением на сцену и зрительный зал.…Если абсолютизировать это толкование, значимость театральной затеи Волкова сильно падает. Думается, однако, что к простейшим резонам сводить разгадку исторического казуса нельзя. Мы можем, конечно, указывать на счастливый случай. Но помимо него есть еще и скрытая культурно-историческая логика, определившая явление Федора Волкова и его театра именно в городе на Волге. Во-первых, есть культурно-историческая причина того, что именно в Ярославле XVIII века расцветает театр, оживает театральность. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Сокровенные причины появления великого театра и становления театрального стиля в Ярославле — это неудача Ярославского культурного Возрождения XVII века и сохраненный, однако ж, с тех пор столично-свободный жизненный вкус ярославца, его ориентация на ролевую приобщенность к особой, столичной манере жить и думать. Культура Ярославского Возрождения, как было сказано, не сумела или не успела разрешить свои внутренние проблемы до того момента, когда была подвергнута радикальным деформациям в начале XVIII века, и впоследствии принимала формы, реактивные по отношению как к изначальным возрожденческим тенденциям, так и к их произвольному обрыву извне. Первая половина XVIII века — это в городе время культурного кризиса. Время разочарования в исторических возможностях. XVII век в Ярославле — век жизни, не умевший отрываться от житейской почвы и даже в церковную живопись внесший житейские впечатления. XVIII век — век искусства мнимого и фантастического, век театра. Когда центральная власть отобрала у города широкие жизненные перспективы, пришлось возместить их отсутствие роскошной театральной иллюзией. Так можно объяснить всплеск любви к театру в полуопальном Ярославле. Театральность ярославской культуры, — это компенсация социального неуспеха Ярославского Возрождения XVII века. Это сложнодраматическая барочная реакция на кризис ренессанса с его бравурно-оптимистическими жизненными задачами и планами. Такова общая предпосылка. Есть, однако, кажется, и мотив более личного свойства. Волков — птенец, вылетевший из ярославского культурного гнезда середины XVIII века. Еще в 1920-е годы наличие такового кратко обозначил известный историк культуры Николай Пиксанов. Потом его мысль оказалась, однако, надолго забыта. (Вспомнила ее недавно историк Алла Севастьянова.) В Ярославле тех лет стихийно сложился культурный круг: здешние аристократы Майковы, воевода Бобрищев-Пушкин, разносословный городской люд: Чулков, Нарыков, Попов, Иконников, Шумский, братья Волковы… Возникла культурная среда, традиционно, в ярославском духе, готовая к контактам с инокультурными мирами. В XVII веке ярославец охотно вступал в диалог с целым миром. Город жил с распахнутыми настежь окнами и дверьми. На почве этих традиций возник и осуществился культурный проект основателя русского театра. Новым было жизненное поприще Волкова: театр. Ярославский театр и появляется на стыке столичной культуры и местной, ярославской традиции, местной ярославской культурной среды. Более того, благодаря этой открытости, юный ярославец Федор Волков, кажется, приобрел особый культурный опыт. Мы можем предположить: в молодости Волков испытал сильное влияние розенкрейцерских по происхождению идей и настроений. Известно, что у него был учитель-немец, с которым Волков довольно долго занимался. В результате он выучил немецкий язык и знал его блестяще. Об этом потом вспоминали современники Волкова. Учитель, вероятно, и был носителем новых ценностей. Долгое общение, кажется, не обошлось без усвоения некоторых идей из европейского розенкрейцеровского контекста. Кто этот учитель, оказавший на своего гениального ученика огромное воздействие? Об этом мы не знаем. Биографы Волкова строят разные предположения. Кажется, не совсем даже ясно, жил ли этот учитель в Ярославле или в Москве. То и другое возможно. К.Евграфов (Евграф Кончин) указывает на некоего Иоганна Миллера, химика на фабрике отчима Волкова, купца Полушкина. Кажется, это чисто художественное допущение. Н.Север говорит о немецком пасторе из свиты ссыльного Бирона. Легенда об учителе- пасторе древнее. На нее ссылается и авторитетный современный историк Евгений Анисимов. Одно ясно: без образованного, просвещенного немца не обошлось.
Ну, видите, чувство стиля и историческая интуиция ведет автора к строго определенному выводу. Ему не хватает только вводной, которую я получила на вебинаре И.А.Дедюховой про Анну Иоановну. Бирон принимал активное участие в формировании двора русской императрицы и занимался театральным делом. Он ли, его ли люди, но знание о театральном процессе имелись. Было кому заинтересовать, научить, направить молодого талантливого юношу.
Когда Бирон пребывал в ссылке в Ярославле он не гнушался общением с местными купцами.
БИРОН Эрнст Иоганн
Автор:Е.А. и Н.Е. ПРЯНИШНИКОВЫ.Дворяне Ярославля относились к Бирону недружелюбно, особенно неприязненные отношения сложились у него с семьей ярославского воеводы Бобрищева-Пушкина, поэтому в Ярославле Бирон больше общался с именитым купечеством, в застольях участвовал Дмитрий Максимович Затрапезнов и его свойственник Григорий Осипович Оловянишников. Об этом косвенно свидетельствует бокал с выгравированной надписью: «Кушать из сего бокалу здравие ярославского купца Григория Осиповича Оловянишникова». На бокале стоит дата: «1748» и вензель императрицы Анны Иоанновны. В 1748 Григорию Осиповичу исполнилось 50 лет, а вензель указывает, что это был подарок Бирона.
Кто эти люди? Надо бы уточнить. Что нам поведают местные краеведы?
ЯРСТАРОСТИ: Ярославль ссыльный – Как зарождалось полотняное производство
Основой мануфактурного производства стали местные промыслы, связанные с обработкой льна. Купец Максим Затрапезнов с сыновьями Иваном, Дмитрием и Гаврилой и обрусевший голландец Иван Тамес обратились в Мануфактур-коллегию с просьбой разрешить им устроить в Ярославле полотняную мануфактуру, и 28 июня 1722 г. появился указ на постройку мануфактуры. Затрапезнов и Тамес бесплатно получили помещение, где ранее пленные шведы пытались наладить производство широкого полотна, а также участок земли на правом берегу реки Которосли. На мануфактуре установили 172 стана, на которых работали более 500 человек, а через 15 лет на предприятии насчитывалось уже 1406 рабочих. В 1723 г. при мануфактуре построили шелкоткацкое предприятие – «лентовую фабрику». Иван Тамес вскоре отошёл от дел, получив свою долю деньгами. В 1741 г. после раздела имущества между сыновьями Максима Затрапезнова – Иваном и Дмитрием – появились названия Ярославская Большая мануфактура (ЯБМ) и Ярославская Малая мануфактура.
Владельцы предприятия получили многочисленные льготы: их дома освобождались от постоя, а сами хозяева – от казенных служб, на несколько лет разрешалась беспошлинная торговля. Предприятие отчитывалось не перед местной администрацией, а только перед Мануфактур-коллегией, которой отправлялись образцы изделий. По указу императрицы Анны Иоанновны от 1736 г. за всеми предприятиями были закреплены рабочие, поступившие туда по вольному найму. На мануфактуре Затрапезнова это составило около тысячи человек. ЯБМ прославилась производством льняных скатертей, салфеток, полотенец, штофов для обивки мебели и стен. Здесь «изобрели» пестрядь – льняную ткань с синей полоской.
Мануфактура возводилась по плану, который включал производственные постройки, церковь, систему прудов (необходимых для полотняного производства), регулярный парк, жилые дома, мельницы. Со второй четверти XVIII века вокруг мануфактуры создавались регулярные, т.е. созданные по плану кварталы. В 1736–1742 гг. при ЯБМ была построена церковь Петра и Павла – памятник в стиле петровского барокко, образцом для которого послужил Петропавловский собор в Санкт-Петербурге. В 1764 г. новым владельцем предприятия стал Савва Яковлевич Яковлев, и ЯБМ получила высокую честь поставлять свои изделия к императорскому двору. Он постепенно довёл численность рабочих ЯБМ до 9 тыс. человек.
Вот здесь о денежных затруднениях и решении проблемы поподробнее.
В царствование императрицы Анны Иоанновны дела Затрапезных пошатнулись, и им пришлось просить помощи от государства. 31-го июля 1734 г., по именному указу, Ивану Затрапезному с братьями было выдано заимообразно 20 000 рублей, 8-го августа они были освобождены «по изделиям их полотняной и бумажной фабрики в Ярославле» на пять лет от платежа внутренних пошлин, и им отведена была в оброчное содержание порожняя монастырская земля, прилегающая к их фабрикам. Кроме того, для облегчения уплаты большого долга Затрапезным разрешено было погашать его поставкой бумаги в присутственные места по ценам, которые и ранее им уплачивались (Указ 31 июля 1734 г.). В октябре следующего 1735 г. Иван Затрапезный снова обращается к правительству с просьбой о поддержке. И на этот раз дело идёт о бумаге. В России для неё был плохой сбыт. В ней нуждалось преимущественно правительство и казенные учреждения. Частные лица покупали бумагу редко и в небольшом количестве, и Затрапезный просил обязать присутственные места брать от него писчую бумагу «по прежним указам» с зачетом должных им казне 20 000 руб. по 4 000 руб. в год, а за остальную поставку казне выдавать ему деньгами по установленным на бумагу ценам.
7-го января 1736 г., по именному указу, последовавшему на прошение владельцев мануфактуры, а в их числе и И. Затрапезного, рабочие были прикреплены к фабрикам и заводам: теперь в отношении обеспеченности дела опытными руками уже не было опасений, и Затрапезному не приходилось жаловаться на народ «дикий, неучёный, совершенно непонятный к мануфактурному делу», с которым он начинал свое предприятие в 1722 г. Теперь уже он мог не бояться, что мастера, прошедшие школу на его мануфактуре и завершившие её на его же счет за границей, вернувшись, перейдут к другому фабриканту. З мая 1738 г., по именному указу, Иван Затрапезный пожалован был в директоры ярославской его полотняной фабрики в ранге коллежского асессора, как сказано в указе, «за труды его и не в пример прочим». Единовременно ему был выдан и другой указ: «для непомешания в фабричном деле губернаторам и воеводам и прочим обретающимся в городе Ярославе управителем, судом и расправою, кроме государственных дел, его, Затрапезного, не ведать, а ведать его во всем том коммерц-коллегии». В этом же указе видно, что если Затрапезный преуспевал в полотняном деле, то бумага по-прежнему ему не давалась. «А о приеме с заводов его бумаги для заплаты имеющегося на нем казенного долга для лучшего вспоможения оной ево фабрики продолжить еще срок на шесть лет и отдавать ему тое бумагу в тех местах и по тем же ценам, как по указу 31 июля 1734 г. определено, и за оную, принятую у него бумагу, перво с него возвратить долг, а потом ему выдавать деньги из тех мест, куда у него бумага будет взята, по вышеупомянутым прежним апробованным ценам».
15 февраля 1740 г. директор полотняных и других мануфактур Иван Затрапезный, или, как назван он в указе, Затрапезнов, по прошению его, не в пример прочим, пожалован был рангом коллежского советника. 8 сентября 1741 года И. Затрапезный умер.
Похоже, Затрапезные много чем были обязаны …и Бирону тоже. Люди, как видим, были приличные, добро помнили.
А застольничал Бирон не с Иваном Затрапезным, а уже с его братом.
Дмитрий Максимович
Брат Ивана Дмитрий выделился из наследственной доли и в 1742 г. положил основание ярославской мануфактуре, получившей в отличие от старой большой наименование малой. Д. Затрапезный обладал сравнительно хорошим образованием и принадлежал к лучшему ярославскому обществу того времени. К нему езживали важные гости из Петербурга; с ним водил компанию Бирон во время своей ссылки в Ярославль (1742—1761). Мануфактура Д. Затрапезного имела 90 станов. Кроме неё, он устроил в 1750 г. в Ярославле первый колокольный завод и выливал колокола до 700 пудов весом. Умер он в 1756 г. У его сына Ивана Дмитриевича было 13 человек детей, которые в 1763г. продали свое ярославское имущество купцу Г. Углечанинову и переселились в Выборг.
Второй сотрапезник был из семьи поплоше и попроще. Но люди тоже были деловые и трудовые.
Оловянишниковы — русский купеческий род ярославского происхождения, крупнейшие производители колоколов в Российской империи.
Первое упоминание о ярославских посадских людях Оловянишниковых относится к XVII веку. Происходили они из монастырских крестьян села Савинское[1] — вотчины Спасо-Преображенского монастыря.
В 1709 году Осип сын Ермолаев (1656 — после 1717) поселился со своей семьёй на Рошковой улице в Ярославле. В 1717 году о нём была сделана запись: «делает оловянишное и сидит в овощном ряду в лавке»[2]. (ВикипедиЯ)
А вот и загадочный пастор «нарисовался».
ОЛОВЯНИШНИКОВЫ, купцы и промышленники
Автор:А.В. ГРИГОРЬЕВГригорий Осипович (1697 — 17.10.1773), средний сын Осипа Ермолаева. После смерти отца выделился из семьи и занялся торговлей. В 1742 году имел свой дом на Проломной улице, который магистратом был предоставлен прибывшему вместе с Бироном пастору Иоганну Герману Фрицену.
Иван и Федор (1703 — 28.05.1778) Осиповичи, старший и младший сыновья Осипа Ермолаева, перешли от литья олова к работе с медью. Около 1736 они начали отливать колокола. Имеется свидетельство, что Оловянишниковы были в свойстве с виднейшими предпринимателями Ярославля Затрапезновыми. Есть основания полагать, что не без их участия Дмитрий Максимович Затрапезнов отлил в 1754 и 1755 годах впервые зафиксированные ярославские колокола.
То есть наш Эрнст, который Бирон, упав с самой ни наесть вершины власти, не брезговал тусоваться с местными купцами, коли те были не последнего разряда люди.
Поэтому факт общения с соседями и их сорванцами-подростками не столь уж невероятен.
И есть второй факт, который связывает фигуру Ф.Волкова с Бироном помимо непосредственного соседства. Это упоминавшееся участие Волкова в дворцовом перевороте 1762 года. Возведение на престол Екатерины II.
Я ж говорю, что фигура Федора Волкова поражала меня своей загадочностью, прям, с самого детства, с того самого момента, когда я в какой-то детской книжке, взятой в библиотеке, в шестом классе прочитала об его участии в заговоре Екатерины. Представляете, сколько лет мучилась загадкой?…
Помните, дочка Бирона сбежала от деспота-отца (1749г.), пожалилась Елизавете, мол папа не дает перейти в православие. Потом папочка примирился с дочуркой и просил хлопотать за него при дворе. Кхм… Выглядит, как засылка «агента влияния».
Почему бы не подготовить целую плеяду таких персонажей? Чем ещё в провинции заниматься столько времени? Двадцать лет сидючи на берегу Волги?
А что вам не нравится в моей версии? «Жаренным» так и несет от всей этой истории. Вон, посмотрите, что другим в голову взбредает по этому поводу.
А что означало в те времена — «просвещенный немец»? В Германии XVIII века мощно заявлял о себе мистицизм и иррационализм. Как замечал историк, там «мистические искания единения с Богом переходили в прямое чародейство, а стремление к сверхчувственному знанию и вера в таинственное наитие приводили к настоящему чернокнижию, колдовству и духовидению». Понятия «чернокнижие», «колдовство» в контексте той эпохи чаще всего являлись просто ругательными ярлыками, которые навешивались на всякого искателя тайных знаний. В Германии «мы видим необычайно большое количество алхимиков, ищущих философский камень, астрологов и провидцев, предсказывающих будущую судьбу людей, а иногда и всего человечества, магов, изобретающих жизненный эликсир и другие таинственные лечебные средства, духовидцев вроде Сведенборга, вступающих в самые деятельные сношения с загробным миром. В довольно широких кругах немецкого общества слова «тайна» и «таинственность» были настоящими лозунгами, принципами мировоззрения». Учитель Волкова не мог пройти мимо этих духовных исканий, результирующим вектором которых было розенкрейцерство: яркое неформальное духовное движение, захватившее протестантскую Европу. Каково содержание розенкрейцерских идей? Их главная сфера — это мистика, магия, каббала, герметизм, апокалиптика. Очень характерно, что биограф Волкова Евграфов бегло набрасывает чисто розенкрейцерский фон разговоров Волкова с учителем. Здесь появляется упоминание об алхимике, астрологе и математике Роджере Бэконе. Возникает имя мага-каббалиста, демоноведа и врача XVI века Парацельса (Теофраста Бомбаста фон Хохенхейма). Тот, согласно легенде, держал своего домашнего демона Азота в хрустальном яблоке, украшавшем рукоять его шпаги, и представлял человека моделью вселенной. Наконец, всплывает и имя непосредственно причастного к розенкрейцерскому движению английского химика и физика XVII века Роберта Бойля, увлеченного идеями общественного блага и духовного преображения человека в процессе научного исследования мироздания. Правда, автор книги о Волкове почему-то отказывается принимать во внимание магико-алхимический контекст общения Федора со своим учителем. Изображенный им учитель Волкова говорит: «Мы (…) не станем изготовлять маленького человека гомункулуса, не станем превращать подлое железо в благородное золото, потому что сие есть шарлатанство». Но, не убоявшись противоречий, он тут же знакомит Волкова с основами алхимической премудрости, чтобы герой «сопоставляя и размышляя, дивился разуму человеческому, объемлющему мир зримый и мир невидимый. Воздвигались пред ним и рушились в прах, казалось, вечные храмы истины. И что истинно и что ложно, видно, никому знать не было дано: что нынче было истинным, завтра станет ложным, а ложное засияет светом истины. Так было и будет из века в век!». Подобное заключение озадачивает. Такой релятивизм — порождение нашего века. Едва ли Волков подобным образом мог осознавать суть получаемых знаний. Гораздо, думается, важнее для него было не замеченное позднейшими биографами сращение алхимической науки, имевшей дело с веществами и материалами, — и духовной алхимии, предполагавшей преобразование человека. Театр, договорим до конца, и стал в его глазах такой алхимией духа. В этом свете и становится чуть более понятным, какие идеи стали катализатором при основании театра. Розенкрейцерский ключ открывает дверь, и мы начинаем догадываться, отчего вдруг Волкову пришло в голову создать свой театр. В Волкове мы должны видеть человека эпохи Барокко. В его личности русское Барокко — господствующий стиль жизни в России середины XVIII века — явило себя, кажется, наиболее ярко и рельефно. Барокко открывает условность и относительность жизни, усложняет мировосприятие. В представлении человека барочной эпохи прочно укоренилось уподобление мира театру, человеческой жизни — играемой на сцене роли. Для мироощущения Барокко характерно убеждение в том, что весь мир суть театр. Человек — актер, комедиант. Представление о мире-театре в XVII-XVIII веках снова и снова возникает в мышлении людей, пытавшихся обобщить повседневные опыты и придать существованию желанную целостность. И такая вера отнюдь не всегда дает повод к полному развенчанию мира и личности. Это воззрение, напротив, по обычной логике эпохи, дает особую значимость театральному искусству. Театр есть общество. Общество есть театр. Театр мыслится как важное и достойное средство оздоровления общества, раскрытия правды. Если верны наши предположения о розенкрейцерском влиянии на духовный мир Волкова, то нужно также предполагать, что с самого начала театр мыслился Волковым как не чисто художественное, а скорее общественное устроение, в неразрывном единстве с решением грандиозной общественной задачи духовного преображения мироздания и человека. Благодаря гениальной восприимчивости Федор Волков перенял великую европейскую тему XVI-XVII веков, тему духовного преображения при посредничестве театра. (И аскеза Волкова, его безбрачие могут быть поняты как исполнение данного Богу обета служения человечеству. А не просто результат сугубой увлеченности искусством.) Кстати, презентация розенкрейцерского мифа в начале XVII века была оформлена как своего рода действо, организованная умными людьми вдохновляющая игра, содержание коей — жизнь и подвиги тайного общества благодетелей человечества. И еще один характерный штрих: в XVII веке в Германии и Англии «театрами» называли сборники алхимических трактатов. …Европейское розенкрейцерство с течением десятилетий плавно перетекало в гораздо более формализованное, жестко структурированное движение масонов. Кружки искателей истины преобразовывались в масонские ложи. Как эта тенденция проявилась в нашем случае? Розенкрейцерский контекст предполагал почти автоматический переход к масонской практике, коль скоро для того возникали соответствующие условия. У нас нет полной уверенности насчет отсутствия масонских связей у самого Волкова. Многое тут осталось скрытым. И мы лишь сегодня начинаем задумываться над некоторыми основными проблемами жизни и творчества Федора Волкова. Сам Волков не был, очевидно, масоном. С другой стороны, характерно, что в следующий за смертью Волкова исторический период в числе активнейших и авторитетнейших русских масонов предстают его ближайшие товарищи по ярославской молодости — Иван Дмитревский и Василий Майков. Можно думать, и они через посредство Волкова или условиями вращения в одной ярославской среде испытали воздействие розенкрейцерства. Мы лишь сегодня начинаем понимать, что основание в Ярославле театра не было капризом молодого купчика. За этим, может статься, стоит гораздо более глубоко продуманная и взвешенная на весах совести стратегия жизни. Предложенная здесь гипотеза дает возможность вернуться к этой глубине.
Э-э-э-э… Даже я не готова рассматривать Ф.Волкова в качестве розенкрейцера. Предпочитаю обойтись примитивной теорией заговора. Оно как-то попроще будет. Хоть, и кондовенько, зато, более надежно и работоспособно.
Вот тут имеются слегка восторженно-истерически-удивленные восклицания наших местных специалистов по истории театра.
Федор Волков: случай или сказка?
20 февраля 2009 ● Маргарита Ваняшова
Невероятное происшествие“Случай, Бог изобретатель”, — сказал однажды Пушкин, в свое время обративший внимание (в заметках о театре) на фигуру Волкова. Завязка интриги Волковского дела в Ярославле – невероятное, в гоголевском духе, происшествие. Нарочный из столицы, из самого Петербурга, посланник государыни императрицы поручик Дашков явился в ярославский магистрат. И предъявил документ.5 января 1752 года императрица Елизавета Петровна издала высочайший Указ: «Федора Григорьева сына Волкова, он же и Полушкин, c братьями Гаврилою и Григорьем (которыя в Ярославле содержат театр и играют комедии) и кто им для того еще потребны будут, привесть в Санкт-Петербург…»
Это завязка, волшебство… Да и как можно расценить приезд специального нарочного от самой государыни-императрицы в провинциальный, еще не губернский Ярославль! Ярославль потрясен. Надо представить смятение магистрата, Берг-коллегии, исключившей к тому времени комедианта Волкова из купеческой гильдии и лишившей купеческого звания. Волкова ждала рекрутчина и солдатчина. «Случай» или «сказка»! -как сказано в «Пиковой даме». Но «случай» Волкова счастливый. Не прихоть судьбы, а остроумная сила жизни.
Угу! «Чудо-о-о! Чудо-о-о!» Дочка Бирона уже в Петербурге, из Петербурга же приехал сенатский экзекутор граф Игнатьев для расследования злоупотреблений по винным откупам. В свободное время посещал спектакли Волковской труппы, а по возвращении его восторженные отзывы о ярославском театре через Трубецкого доходят до ушей императрицы Елизаветы. Вот приехал и граф, и ревизор в одном лице в середине века осьмнадцатого в Ярославль. Небось, в гостинице поселился? Или таковых еще не было? Может, постоялые дворы? Историки, ау!? Где в то время было прилично поселиться графу аж из самой столицы?
Кто его в тот театр сводил, и, вообще, поведал о существовании такового?
А к Бирону нет не заглядывал? Вон Лесток специально приезжал, а этот и не подумал?
Сами понимаете, что все это смахивает на хорошо организованную интригу. Причем, как оказывается, вовремя.
В семье сначала умирает отчим, потом через год мать. Делами начинает заниматься сам Федор Волков, но деньги тратит на театральные действа. Старшая сводная сестра в крик.
От гипотезы к факту; от факта — к гипотезе. Л.М.Старикова. Ф.Г. Волков
…документы, касающиеся тяжбы братьев Волковых с дочерью Ф.Полушкина (от первого брака) Матреной Кирпичевой, которая в 1754 году жаловалась на разорение ими отцовских заводов и писала: » <…> А на возобновление де тех заводов <…> потребно денег немалое число. Токмо де означенные Волковы на оные потребности по многим ее требованиям денег в общество ничего не дают <…> А их Волковых, яко чужеродцев, за нерадетельное ими оных заводов произвождение и за неимение у них капиталу (подчк.мною. — Л.С.) от владения тех заводов отрешить»
Ну, похоже, братьев из купеческого звания шуганули и грозила конкретная рекрутчина. Пришлось действовать быстро и эвакуировать всю труппу в Питер, показывать спектакль императрице. Спектакль по пьесе Дмитрия Ростовского понравился, но приемы актерской игры были признаны устаревшими. Поэтому приезжих актеров отправили учиться в шляхетный корпус, как уже отмечалось в ролике, самое престижное на тот момент учебное заведение. Правда, в разных текстах пишут по разному. То ли четырех человек, то ли двух. Причем, в последнем случае, Ф.Волков в список обучаемых не попадал. А давайте посмотрим,куда он мог попасть, зная, что через десять лет будет заходить к Екатерине II без доклада. Вспомним про историю бедной горбуньи, дочери Бирона. Классический сентиментальный роман.
Наконец, весной 1749 года, когда императрица со всем двором переехала в Москву и отправилась пешком на богомолье в Троицкую лавру, Гедвига Елизавета ночью 15 апреля пришла к жене ярославского воеводы Пушкина и, рыдая, заявила ей, что давно уже хочет принять православие, но Бирон, не соглашаясь на это, подвергает её всевозможным преследованиям. В заключение она просила Пушкину немедленно отвезти её в Троицкую лавру, чтобы иметь возможность лично умолять государыню о защите и покровительстве. Пушкина в ту же ночь отправилась с принцессою в Лавру. Приехав в монастырь, Пушкина представила принцессу графине М. Е. Шуваловой, первой статс-даме императрицы. Гедвига Елизавета сумела вызвать горячее участие к себе и Шувалова взялась ходатайствовать за неё перед государыней. Дело было представлено в таком виде, что родители беспощадно преследуют молодую принцессу только за то, что она хочет принять православие. Глубоко религиозная Елизавета Петровна сочла своим нравственным долгом оказать покровительство и приказала привезти её к себе. На свидании с императрицей Гедвига Елизавета разрыдалась и не могла вымолвить ни одного слова. Елизавета Петровна растрогалась и обещала в Москве окрестить её лично. Через три недели принцесса приняла православие в церкви Головинского дворца, причём при крещении получила имя Екатерины[источник не указан 917 дней].
«Биронша» заинтересовала двор своей необыкновенной судьбой. На неё стали смотреть, как на несчастную, беспомощную сироту. Екатерина Ивановна сумела воспользоваться этим своим положением. Она завоевала доверие духовника императрицы, сделалась своим человеком у графини Шуваловой, вела себя необыкновенно скромно и умела угодить всем. Ближайшим результатом такой политики явилось её назначение на специально придуманную для неё должность — второй надзирательницы над фрейлинами. Заняв это место, она сумела добиться сильного влияния на своих подчинённых и распоряжалась их судьбой по своему усмотрению. У принцессы был при дворе сильный покровитель, который считал себя в долгу у Биронов и потому считавший своим долгом заботиться о ней. Это был Чоглоков, гофмейстер великого князя Петра Фёдоровича. Он ввёл Екатерину Ивановну в интимный кружок великого князя. Немецкое происхождение её завоевало ей симпатии Петра, а неизменное терпение, с которым она выслушивала проекты великого князя, ещё увеличило его благосклонность к ней. По некоторым сведениям, она была замешана в различных интригах, устраивала и расстраивала браки фрейлин, исполняла поручения иностранных резидентов в Санкт-Петербурге[источник не указан 917 дней]. (ВикипедиЯ)
Как видим, если взять в расчет связь Ф.Волкова с Бироном, то протекция со стороны его дочери вполне логична. А когда узнаешь о живом участии Екатерины Алексеевны в личной судьбе бедной девушки «сиротки», то, простите, а кто тогда Ф.Волков, как не внедренный агент Бирона?
К этому времени решили выдать принцессу замуж. Отыскали для неё жениха, камергера Петра Салтыкова (сына генерал-полицмейстера), который, по приказанию своей матери, немедленно принялся ухаживать за принцессой и вскоре сделал ей предложение. Принцесса ответила ему решительным отказом. Салтыков, наученный великой княгиней Екатериной Алексеевной, которой и принадлежала инициатива выдать Екатерину Ивановну замуж, явился к императрице и умолял дать соизволение на брак. Елизавета Петровна потребовала принцессу к себе и советовала не пренебрегать такой выгодной партией. Однако императрица заболела и не могли содействовать женитьбе. Тогда императрица сама нашла ей другого жениха, князя Григория Хованского. Однако этот брак тоже не состоялся. Хованский под разными предлогами успел испросить разрешение уехать в армию и таким образом отделался от невесты[источник не указан 917 дней].
Императрица отыскала третьего жениха, на этот раз барона Александра Ивановича Черкасова (1728—1788), человека очень неглупого и получившего прекрасное образование. Барон сразу оценил выгоды брака с горбатой курляндской принцессой, зная, что женитьба, по повелению императрицы, выдвинет его вперёд и даст ему особую благосклонность государыни. Екатерина Ивановна вышла за него замуж и брак их был довольно счастлив. Супруги прожили вместе 35 лет. Со времени замужества Черкасова стала редко появляться при дворе, посвящая своё время почти исключительно воспитанию детей, которых у неё было двое: сын Пётр (1762—1828) и дочь Елизавета (1761—1832). После воцарения Петра добилась возвращения отца из ссылки. (ВикипедиЯ)
1788-35=1753 г. Ну, пусть 1754 г. Выдали девушку замуж, может и не сразу она двор покинула? И как добилась возвращения отца из ссылки, когда у неё в то время, как раз, дети пошли один за другим? А в 60-ом появился при дворе Григорий Орлов, и у Екатерины с ним закрутилось…
Кстати, о Екатерине. Она же, завоевывала популярность, демонстративно выстаивая церковные службы и нарочито соблюдая все православные обряды в пику своему муженьку -лютеранину.
Ярославское Барокко
3. Трагическое соло
Волков — человек шекспировского плана. «Весь мир — театр, а люди в нем актеры». «Мы созданы из вещества того же, что наши сны». Барокко стирает грань искусства и жизни, обращая жизнь в искусство, а искусство в жизнь. И Волков легко находил себя на грани искусства и жизни. Он был погружен в стихию творчества, лицедейства — до кончиков ногтей. Причем это лицедейство не было просто мимикрией, в нем не было фальши, тем более — иронии и сарказма. Это была живая увлеченность игрой, которая воспринималась как жизнь. И игра его была стихийно-жизненна, хотя, вероятно, он и научился на сцене подчинять себя условностям классицистического театра. Для человека эпохи барокко жизнь полна неожиданностей. Мир распахнулся в безвестность, в небывалое. Падают ограждения стандартных социальных ячеек. Купец становится лицедеем — мыслимо ли было такое прежде? Время плодит метаморфозы. Жизнь выворачивается наизнанку, в ней нет постоянства, нет прочной основы. Человек меняет обличья, статусы, имена. Иван Нарыков, юноша на женские роли, становится Дмитревским. Чудесный поворот винта — и провинциальные артисты вызваны императрицей Елизаветой Петровной из Ярославля в Петербург. Словно явился «бог из машины» и случилась материализация чуда. Приехали в столицу — и чуть ли не всех свалила тяжкая болезнь, впервые поставившая Волкова на грань жизни и смерти. Кто-то, кажется, умер. А он — выжил. Ярославцы — не дворяне. Но их учат в шляхетном корпусе, где из числа дворян формируется отборная элита российского государства. Волков входит в эту среду, перенимает ее вкусы и мысли, заводит здесь знакомства. Вероятно, сталкивала его судьба и с Алексеем Мельгуновым, будущим ярославским наместником, а в последние годы елизаветинской эпохи — директором шляхетного корпуса. И уж наверняка многое он взял у Александра Сумарокова: не только крупнейшего драматурга той поры, но и главного идеолога эпохи, политического наставника авангардной молодежи. Потом была столичная сцена. И всей логикой жизни она мыслилась не только как тесная площадка, запертая стенами театра. Она размыкалась в жизнь. Первый русский лицедей как человек барокко мыслил жизнь как искусство, а искусство как жизнь. Он стал универсалом. На это намекал потом розенкрейцер-герметист Николай Новиков в своей только наружно безыскусной характеристике Волкова: «театральное искусство знал он в высшей степени, при сем был изрядный стихотворец, хороший живописец, довольно искусный музыкант, на многих инструментах, посредственный скульптор». На многих инструментах… Из них не все звучали на сцене театра. Мне представляется, что важнейшее для Волкова все-таки — не только автономные продукты искусства, но и организация живой стихии жизни. Волков, мало сомнений, активно вторгался в жизнь, не пытаясь замкнуть себя границами театральной сцены. Строил свою жизнь по театральным образцам. А поскольку он был актером по преимуществу трагическим, то и моделью его жизни должна была стать трагедия. Должна была. Но стала ли? В этом стоит разобраться. Он играл, как дышал. И участвовал, конечно, в политике, как вся тогдашняя элита. Отдельный сюжет — участие Волкова в перевороте 1762 года, который привел к власти Екатерину П. Один из умнейших русских людей, Денис Фонвизин, вспоминал свою встречу с Волковым. Опираясь на опыт жизни, он писал, что по своему разуму и знаниям Волков «мог бы быть человеком государственным». Мог бы быть. А может быть, и был, отчасти. Есть свидетельство, что Волков всегда имел доступ в кабинет к государыне Екатерине без доклада. Это что-то значит. Всегдашний оппозиционер Фонвизин не знает или не договаривает. В судьбе Волкова есть таинственное закулисье. И мы уже приближаемся к нему. Но запомним сначала, что, по понятием того времени, трагедия — действо государственное. Ее предмет — политическая интрига, затеваемая из самых лучших побуждений, но чреватая зловещими последствиями. Итак, Волков отнюдь не открывал себя до донышка. Его современники мало про него сказали, потому что он многое сумел скрыть от чужих глаз. Есть несколько непрочитанных страниц жизни Волкова, связанных с его участием в перевороте 1762 года. События разворачивались тогда, как тугая пружина. Пока благородно-взбалмошный император Петр Третий пировал в подражание своему великому предшественнику, его предприимчивая супруга, тоже не без оглядки на опыт Петра Первого, силой огненного слова подняла гвардию и взяла власть. Федор и Григорий Волковы получили дворянство, поместья, крестьян. Это не ошибка. Они были обласканы новой государыней в числе 32 самых видных заговорщиков после успешного завершения довольно тщательно срежиссированной операции переворота. И тут возникают два вопроса: за что получил 700 душ Федор Волков — и кто был режиссером этого политического действа? Конечно, и сама Екатерина любила и умела играть, обратив свою жизнь в нескончаемое театральное представление. Попав в чужую страну, а потом и став ее владычицей, она чуть ли не каждый свой публичный жест соотносила с тем, какое впечатление он вызовет в «туземном обществе». Но все-таки ее предыдущая и последующая жизнь как-то не дает оснований видеть в ней гениальную актрису, какой она явилась в те судьбоносные дни 1762 года. Очень может быть, что ей тогда кто-то помог. Что за кулисами событий стоял умелый имиджмейкер и опытный организатор постановки. Там пахло кровью и смертью. Там вступила на сцену жизни трагическая коллизия рока и случая, долга и страсти. Там не обошлось без Волкова. Как знать, не он ли вдохновил Екатерину на ее столь успешную авантюру? Один из острейших эпизодов переворота — убийство императора, супруга Екатерины Петра, свергнутого уже и находившегося под домашним арестом на мызе в Ропше. История довольно мрачная. Объявлено было, что Петр умер естественной смертью. Но уже тогда этому никто не поверил. Уж очень кстати усоп несчастный. Меж тем, существует и личное признание интимного друга Екатерины Орлова. Он написал только что пришедшей к власти государыне сумасшедшую на вид записку. Будто бы он, Орлов, был не в себе, и будто бы Петр был убит им в чаду пирушки, в беспорядочной пьяной драке — случайно. Эта записка написана затем, чтобы, случись какая неприятность, показывать ее в оправдание преступлению. Написана для судей вероятного трибунала (а ну как события повернутся иным порядком?) и для злоречивых потомков. Случайность Петровой смерти является настолько удачной для заговорщиков, что трудно избавиться от впечатления: она тоже срежиссирована. Остается добавить, что непосредственно при убийстве Петра присутствовал, за одним столом с злодеем и жертвой сидел — Федор Волков. Уж не он ли диктовал косноязычному красавцу Орлову его виртуозное по своей изощренной лживости послание? (Политика мстит. Он играл Гамлета — и наверняка про это знал заранее.) Нас не должно смущать, что эти догадки бросают на Волкова тень. Его лицо — не лик. И сам он не святой. Его амплуа — не моральная безупречность (как позднее у Хераскова и Дмитревского). Он — человек своей эпохи, ее первый актер, единственным в российской актерской братии сумевший реализовать себя и в жизни как мастер тонкой интриги, гениальный сочинитель политических переворотов, режиссер жизни, победитель. Те 700 душ — это взамен цветов и аплодисментов, щедрая дань признательности от благодарной Екатерины. А потом — повторимся — он входил к ней в кабинет без доклада.Будь наше перо немного поигривей, эту тему можно было бы развить подробней. Но достаточных оснований для этого, кажется, мало. Наружность Волкова не вполне располагала к дворцовым амурам. Ему недоставало гвардейского роста, мускулистых ляжек, глупой бесшабашной удали. Простодушный Леонид Трефолев заметил: «Он не был женат, и, как уверяют его биографы, никогда не влюблялся». Любопытно, что он остался после всего этого актером. Он не захотел покидать сцену. Да и где теперь еще было место для трагедии? Успех заговора обозначил некий предел для жизненного трагизма. Отныне жизнь должна была писаться прозой. А это, согласитесь, скучновато. Рыбу, привыкшую ходить в глубину, бросило на берег. Главное в жизни, кажется, уже случилось. Надо было доиграть ее без ропота. Но судьба не обманула его. Она взяла его за плечи и повела за собой. И он подчинился. По случаю восшествия на престол в старой столице, Москве, затевались коронационные торжества. Венчание на царство по традиции совершалось в Кремле. Кому пришла в голову эта безумно-гениальная идея — сочетать торжество коронации с маскарадом? И кто, не дрогнув, донес эту мысль до уха императрицы, получив милостивое одобрение? Волков — автор сценария, постановщик и организатор действ. Маскарад назывался «Торжествующая Минерва».
Аналогия в духе эпохи: богиня мудрости, покровительница ремесел и искусств — Минерва — это, конечно, сама Екатерина. А сцена — вся Москва: пять тысяч исполнителей! Советские биографы Волкова искали в его сценарии кукиш в кармане. Будто бы он эзоповым языком намекал на то, какая, прости Господи, невозможная тиранка — эта новая царица. Нелепей версии не придумать. Не было тут политического намека, не было вызова Екатерине. А было — погружение в стихию жизненного действа. Было полное слияние сцены и жизни — в праздничной мистерии. Сбылась вековая мечта русского человека — мечта о празднике, который до краев заполняет собой всё существование. В иные времена другие люди будут устраивать ради этого терракты, революции и садомазохистские оргии. Волков же сочинил маскарад. Придумал карнавал, где дидактика плавно перетекала в вакханалию, в кромешное буйство. Это была отчаянная попытка насытить житейщину сплошной, яркой и волнующей театральностью. (Вахтангов в ХХ веке поставит по сходным мотивам «Принцессу Турандот».) Попытка, обреченная на поражение, поскольку никакой карнавал не может длиться вечно. Точнее сказать, у него есть такой вечный миг, в каком и начинается, и кончается жизнь, рождается и умирает человек. Но это все-таки только миг.
Вернемся к Минерве. Античная аллегория не каждому была понятна. Но у народа были другие ассоциации. Возникал в его сознании извечный российский ряд условных тождеств: Минерва — Москва — Русь — Мать-земля — Богоматерь… Волков, как всякий русский, ведал про это всё — и немного больше. «Торжество» стало последней кульминацией его жизни. Таким ли оно замышлялось? Мы знаем одно. Блудный сын, сирота, комедиант, Волков отдавал себя этим фантасмагорическим действом в руки вышней силы и в лоно земле-матушке.
Нагулявшись вдосталь, накрутившись в праздничной свистопляске, он тихонько уходил, притворяя за собой двери. Он сошел со сцены мертвым. Говорят, что простудился во время карнавала. Еще говорят про «гнилую горячку» и «антонов огонь в животе». Не спешите искать тут яд. Может быть, обошлось и без него. А просто жизнь закончилась, потому что приблизилась трагическая развязка. Сразу после праздника Волков заболел и умер 4 апреля 1763 года. Спектакль окончен, господа. Занавес. Гасите свечи. Он умер вовремя. Ему не пришлось испытать того, чем наградила жизнь лучших из его поколения: охлаждения государыни, мучений больного самолюбия, запойной безвестности (как Сумарокову), почетной отставки (как Панину), открытых гонений (как Фонвизину и Новикову). Необычайно волнует эта смерть в разгар всеобщего веселья, на вершине житейского успеха. Есть в ней тайный знак искупления и урок самоотречения. Словно бы Волков сбросил ею груз неправедно прожитых лет, груз обманов и обольщений бытия, бремя опыта и славы, тяготу внезапных богатства и знатности — и нагим сошел в мир иной. Он и в смерти остался великим, но это новое величие уже очень мало походило на прежнее. Прожив жизнь играючи, он и смерть подчинил игре, но в своем уходе вернулся к самой подлинной человеческой мере. Есть у Волкова сходство с персонажами шекспировской эпохи. Там, в Англии, эпоха барокко начиналась. Здесь, в России, с крупным опозданием, она торжественно угасает, сходит в гроб вместе с Федором Волковым. Но если таинственный Рэтленд сочинил, может статься, Шекспира, то Волков сочинил… Волкова. И теперь эта яркая личность, полная контрастов и противоречий, встает перед нами, как неотразимый сон, — наполовину в свете, наполовину во тьме, в молниях искусства, в ореоле тайн.
Ермолин Е.А. Ярославский стиль. Ярославль, 2007
(Продолжение следует)
Читать по теме:
- Надо, Федя! Надо! Часть I
- Надо, Федя! Надо! Часть II
- Надо, Федя! Надо! Часть III
3 комментария
Напоминает немного, когда пыль на зеркале вытираешь… и вдруг видишь свое отражение. Скорее всего, оно так было.
Вообще у вас не «краеведческие» открытия, а на уровне альтернативной истории. Точнее, официальная история театра сейчас выглядит альтернативной.
А вот теперь именно ваша (вполне себе бытовая) версия берет верх! Особенно понравилось, когда выяснилось, что этот «общий прием» отразился и в биографии композитора и химика Бородина.