Нарбут Георгий Иванович (1886-1920) прожил всего тридцать пять лет. Но за это время успел создать свой неповторимый образный мир, где были и философские раздумья, и острая сатира, и необыкновенно красочные вариации на темы сказок, и даже иллюстрированная украинская азбука.
Автор первых украинских государственных знаков (банкнот и почтовых марок) и проекта герба Украинской державы. Его графика отличается декоративностью и чёткостью контурного рисунка. Член художественного объединения «Мир искусства». С 1917 года работал в Киеве, ректор и один из основателей Украинской академии художеств.
Есть местности, где сама природа способствует появлению на свет одаренных людей. Глуховский район Сумской области, несомненно, относится к таким местам. В Глухове, тогда казацкой столице Украины, в середине XVIII века родились великие музыканты Дмитрий Бортнянский иМаксим Березовский, а также меценат и друг Бетховена Андрей Разумовский.
А в конце XIX века на хуторе Нарбутовка, вблизи уже глубоко провинциального в ту пору Глухова, в семье выпускника физмата Киевского университета представителя древнего литовского дворянского рода Ивана Яковлевича Нарбута родились два брата — Георгий и Владимир Нарбуты, каждому из которых были одновременно отмеряны небесами великий талант и трагическая судьба.
Владимир Нарбут (родился в 1888 году) – талантливейший поэт-новатор, один из «шести истинных акмеистов», товарищ Николая Гумилева, который предрекал ему «одно из самых значительных мест в послесимволической поэзии» (после Анны Андреевны, разумеется). Соратник Городецкого, Ахматовой, Мандельштама, Зенкевича по «Цеху поэтов». Прозаик, критик, журналист и редактор, куратор первых радиопередач, общественный и партийный деятель, «колченогий» из катаевского «алмазного венца» русской литературы, за намеренное использование украинских слов названный «Гоголем русской поэзии».
Георгий Иванович родился 25 февраля (9 марта) 1886 года, на хуторе Нарбутовка (около Глухова; ныне Сумская область Украины) в семье мелкого служащего. Его отец, Иван Яковлевич, принадлежал к старинному, однако совершенно захудалому литовскому дворянскому роду. Он был человеком образованным: окончил физико-математический факультет Киевского университета. Среди предков Нарбута были и запорожские казаки. Мать художника, Неонила Николаевна, урождённая Махнович, была дочерью священника, рано осиротела и вышла замуж совсем молодой[2]. В семье Нарбутов было семеро детей: пятеро сыновей и две дочери[3]. Младший брат Георгия — Владимир — в будущем стал известным поэтом.
Позже Георгий Нарбут вспоминал: «С малых лет, сколько себя помню, влекла меня живопись. За отсутствием красок, которых я не видел, пока не попал в гимназию, и карандашей я использовал цветную бумагу: вырезал ножницами и клеил мучным клеем». Именно это детское увлечение и способствовало формированию у будущего художника «силуэтного мышления». Кстати, среди крестьян в украинских селах в то время были очень популярными вырезки из бумаги, так называемые «вытинанки», и Георгий имел возможность усовершенствовать свое мастерство.
С 1896 года он учился в Глуховской гимназии, где заинтересовался книжной иллюстрацией, иллюстрациями И. Билибина к детским книжкам, увлёкся геральдикой. Начальное художественное образование Георгий получил своими силами. Так, например, он переписывал тексты старинными шрифтами, вырисовывал заставки, буквицы и рамочки, а также старательно копировал гравюры немецкой Библии[2][3].
Первыми его попытками в графике, как сам позже вспоминал, стали написанные готическим шрифтом с орнаментированными большими буквами «Поучение Владимира Мономаха своим детям» и «Евангелие от Матфея».
Одним из первых графических опытов Георгия является иллюстрация к поэме «Песнь о Роланде», которую он нарисовал в 1903 году, учась в гимназии[2].
В 1904 году его рисунок «Герб города Москвы» экспонировался на сельскохозяйственной выставке в Глухове и был отмечен благодарственной грамотой уездного земства. Этот рисунок, посланный Георгием в петербургское издательство «Община святой Евгении» Русского Красного Креста, был воспроизведен на цветной открытке[2][3].
В 1905 году Нарбут рисует иллюстрации к поэме А. Пушкина «Руслан и Людмила».
В апреле 1906 года он завершил работу над иллюстрациями к сказке «Война грибов».
Эти рисунки экспонировались на большой художественной выставке, проходившей в Глухове, имели огромный успех и принесли художнику значительный гонорар[2][9].
В это же время он проиллюстрировал сказки «Снегурочка» и «Горшеня». Как признавался позже сам Георгий Нарбут, его музой в это время стала приехавшая из Москвы очень интеллигентная, чуткая девушка М. Беловская. Втайне от отца Георгий Нарбут вместе с братом послал документы, а потом и поступил на факультет восточных языков Петербургского университета.
В 1906 году, по окончании гимназии, Георгий с братом Владимиром переезжают в Санкт-Петербург и в конце августа поступают в Петербургский университет на факультет восточных языков. Однако Георгий сразу же перевелся на филологический факультет[2][3]. Найдя среди студентов университета таких же, как он, художников-любителей, Нарбут организовал в вечерние часы занятия рисунком. Проработав некоторое время без руководителей, студенты-художники устроили выставку своих произведений, на которую пригласили А. Н. Бенуа, А. П. Остроумову-Лебедеву, Е. Е. Лансере, К. А. Сомова, М. В. Добужинского и И. Я. Билибина[2][3].
Георгий Нарбут обладал редким обаянием: «Пышный, розовощекий, крепкий, одетый по-украински, то с улыбкой, а то с суровой деловитостью, Георгий Иванович покорял своим разговором, говором, словцами всякими, остроумием и знаниями, удивлял начитанностью для художника необычной, эрудит был настоящим», — таким вспоминает своего тёзку русский историк, искусствовед и художник Георгий Лукомский.
Георгий Нарбут одинаково хорошо рисовал обеими руками и имел феноменальную зрительную память, позволявшую ему восстановить на бумаге сложный орнамент, увиденный несколько лет назад. Кроме того, он умел нравиться самым разнообразным людям, вызывая симпатию преданностью призванию художника, свежей юношеской удивленностью миром, чистосердечностью и артистизмом, который выражался даже в необычном для многих повседневном поведении.
Дебютировал Нарбут в 1907 г. иллюстрациями к детским книжкам, которые сразу принесли ему известность. Большой удачей были «Пляши, Матвей, не жалей лаптей» (1910) и две книжки с одинаковым названием «Игрушки» (1911); во всех трех он мастерски использовал стилизованные изображения русских народных игрушек. В этих иллюстрациях тщательный контурный рисунок, тонко расцвеченный акварелью, еще нес на себе следы влияния Билибина.
Иван Билибин сдал Георгию одну из своих комнат за «совсем незначительную плату» и участвовал в дальнейшей судьбе художника. Так, например, по его протекции издатель газеты «Русское Чтение» Дубенский купил у Нарбута для издания иллюстрации к сказкам «Снегурочка» и «Горшеня», сам Билибин заказал молодому художнику несколько графических работ (обложку, рисунки загадок и концовки) для своего журнала[2][3]. Осенью 1906 года он снабдил Нарбута рекомендательным письмом к Н. К. Рериху, возглавлявшему школу Императорского общества поощрения художеств, в котором писал следующее[2]:
Этот Нарбут снял у меня одну комнату. Я познакомился с ним только недавно. По-моему, он очень способный малый, но пока ещё (по юности) совершенно без индивидуальности. Он подражает моим первым сказкам, от которых я сам давно отказался, и не может ещё, кажется, понять, насколько они не то, чем они должны были бы быть. Я все время твержу ему, чтобы он искал себя… Потом он не умеет рисовать. Он хочет поступить в Вашу школу. Мне кажется, что это хорошо. Пусть порисует. |
В 1907 году, благодаря протекции А. Бенуа, Георгий Нарбут получил работу по книжному оформлению сначала в издательстве «Шиповник», а с 1909 года у М. О. Вольфа.
Оформляя обложки (всего их более 20-ти) Нарбут по началу то подражает Билибину (издательствово «Шиповник», альманах № 8), то стилизует в «готическом роде» («Потонувший колокол» Г. Гауптмана, «Рассказы» Шолома Аша), то вдохновляется Рерихом («Ограда» В. Пяста)[2]. В 1908—1909 годах Нарбут перестает быть только сказочником, круг его тем расширяется, но всё же о росте мастерства художника больше всего говорят книжки сказок, исполненные им в 1909 году для И. Н. Кнебеля. И хотя влияние Билибина в них всё ещё ощутимо, они были намного лучше первых опытов Нарбута. В 1909 году Билибин работает преимущественно кистью, а Нарбут отдает предпочтение перу[2].
Недолгое время Нарбут посещал частную студию Е. Н. Званцевой, где его наставниками были Л. С. Бакст и М. В. Добужинский[2].
Никакого образования Нарбут так и не получил: он попробовал посещать художественную школу Е.Н. Званцевой, но рисование ему не давалось, и он остался удивительным самородком, от природы наделенным утонченной графической культурой.
«Нарбут садился за рисунок утром, работал весь день, всю ночь, не ложась спать, а только выкуривая горы сигарет, работал еще утром и до обеда сдавал рисунок, — пишет художник Дмитрий Матрохин.
— Выносливость, усидчивость и упрямство его были чрезвычайные. Такая невероятная работоспособность, не русская какая-то, быстро сделала его мастером, выдающимся исполнителем и изобразителеем шрифтов, виньеток, оберток и чудесных своей изобретательностью, остроумием и едва заметной улыбкой иллюстраций к детским книгам. Овладев техникой, Нарбут с необычайной легкостью и скоростью рисовал черные бесконечные комбинации штрихов и пятен из неисчерпаемой сокровищницы воображения и памяти».
В начале весны 1909 года Георгий Нарбут впервые участвовал в самой представительной столичной выставке того времени — VI выставке Союза русских художников. В начале 1910 года, по совету М. Добужинского, Г. И. Нарбут уехал в Мюнхен, где три месяца совершенствовал мастерство в студии графика Ш. Холлоши, изучал книги в Мюнхенской пинакотеке[4]. Влияние на творчество Г. Нарбута оказал немецкий график Эмиль Преториус, который в 1909 году основал в Мюнхене Школу иллюстрации и книжного дела.
На новый, зрелый стиль художника повлияло увлечение русской культурой первой четверти XIX в. — настолько сильное, что Нарбут даже обставил свою квартиру, стал одеваться и причесываться в духе того времени. В трех изданиях басен И.А. Крылова (1910, 1911) он применил декоративные приемы русского ампира, породив немало подражателей. В двух из этих книжек, а также в знаменитом издании «Соловья» Г.К. Андерсена (1912), где варьировалась традиционная «китайщина», он с блеском возродил искусство силуэта.
Став известным как один из реформаторов книги для детей, Нарбут не менее успешно иллюстрировал и оформлял книги для взрослых. Вместе с С.В. Чехониным и Д.И. Митрохиным он определял высокий уровень русской книжной графики предреволюционных лет.
В Мюнхене художник трудился над иллюстрациями к детским книжкам для Кнебеля: «Как мыши кота хоронили» В. А. Жуковского и «Пляши Матвей, не жалей лаптей» (1910), благодаря которым получил известность. Художника всё более увлекают стиль ампир, геральдика и украинская старина. К билибинскому стилю он уже не вернется. В Мюнхене Нарбут задумал серию книг, действующими лицами которых были игрушки. Свой замысел он реализовал в 1911 году выпустив две книжки под одним названием — «Игрушки»[2].
Вернувшись осенью 1910 года в Санкт-Петербург, Георгий Иванович вскоре стал членом художественного объединения «Мир искусства», а в 1916 году вместе с Е. Лансере, К. Петровым-Водкиным, И. Билибиным он был избран в комитет этого объединения. С октября 1910 года Нарбут печатается в журнале «Аполлон», а затем становится постоянным сотрудником журнала[2]. С 1913 года он также работал в качестве художника в редакции журнала «Гербовед», издававшемся в течение двух лет[5].
Члены объединения «Мира искусства» в большинстве своем ставили очень высоко талант Григория Ивановича. И. Я. Билибин даже счёл возможным сказать[2]:
Нарбут огромнейших, прямо необъятных размеров талант… Я считаю его самым выдающимся, самым большим из русских графиков. |
Однако один из критиков «Аполлона» в январе 1911 года относительно сдержанно высказался о Нарбуте, называв его «способным рисовальщиком, слишком старающимся стать двойником Билибина»[2].
В ноябре 1911 года Г. Нарбут поселился у Г. К. Лукомского в доме на 22-й линии Васильевского острова, где прожил три—четыре месяца (вероятно, до марта-апреля 1912 года)[5][6].
В том же 1911 году Георгий работал над иллюстрациями к басням И. Крылова. Первая крыловская книжка «Три басни Крылова» была создана и увидела свет почти одновременно с «Игрушками».Параллельно с баснями Крылова Нарбут работает над оформлением сказки Г. X. Андерсена «Соловей» (1912). Обложка «Соловья», пожалуй, одна из лучших работ художника.
В 1912 году вышли ещё две книжки басен, иллюстрированных Георгием Ивановичем — «Крылов. Басни» и «1812 год в баснях Крылова», окончательно укрепившие его репутацию как крупного мастера с тонким вкусом и собственной манерой. Последняя книжка принесла Нарбуту очень большой успех. В 1912 году в оформлении сказки Андерсена «Соловей» и басен Крылова художник применяет силуэтную манеру. Особенностью его графики является декоративность и чёткость контурного рисунка. Сегодня издания с иллюстрациями Нарбута считаются библиографической редкостью[2].
Существенное влияние оказало на Нарбута сближение с С. Н. Тройницким — искусствоведом широкого профиля, знатоком старинного прикладного искусства, дворянских гербов. Он был владельцем типографии «Сириус», где печатались издания, в оформлении которых Нарбут участвовал: журнал «Аполлон», «Аллилуйя», «Вишневецкий замок» и другие. Здесь было новейшее оборудование и трудились полиграфисты высочайшего класса, сотрудничество с которыми многому научило художника[2].
Приближение столетней годовщины Отечественной войны 1812 года вызвало в нём страстное увлечение русской культурой начала XIX в. Нарбут обставил свою петербуржскую квартиру в духе того времени, носил «онегинский фрак» и соответственно причёсывался.
В начале 1912 года Нарбут вместе с некоторыми другими художниками был привлечён к декорационным работам на устроенной Академией наук выставке «Ломоносов и Елисаветинское время» (она была открыта в середине апреля). Эта выставка оказала большое влияние на дальнейшую творческую судьбу Нарбута. Ему поручили оформить зал, отведённый «Малороссийскому отделу» выставки. Исполняя стенные росписи, он активно участвовал в размещении экспонатов, во все вникал, всем интересовался. В числе организаторов отдела были историки, знатоки украинской старины — профессор Д. И. Багалей, директор Киевского городского музея Н. Ф. Беляшевский, сотрудник Академии художеств Я. Н. Жданович. Общение с этими людьми, изучение архивных документов, памятников украинской художественной старины повели его мысль и воображение от русского ампира на Украину XVIII века. Он восхищался их переплетами книг XVIII века киевской и черниговской печати, открыл для себя гравюры Леонтия Тарасевича, Григория Левицкого, Аверкия Козачковского[2].
Летом 1912 года Георгий Нарбут ненадолго приехал в родную Нарбутовку, где познакомился с Верой Павловной Кирьяковой. 15 июля 1912 года состоялась их помолвка, а 7 января 1913 года сыграна свадьба. В марте 1914 года у них родилась дочь, а в январе 1916 года — сын Данила[2].
Он считал, что не может позволить себе тратить время на работы, которые не будут проданы. Но в 1915 году написал удивительный по красоте акварельный натюрморт «Розы в бокале», который хотел подарить своей жене. Друзья, зная, что этот натюрморт художник начал в Нарбутовке, а окончил по памяти в Петрограде, поражались, как удалось ему сохранить необыкновенную свежесть натуры. На выставке «Мира искусства» его «Розы» экспонировались с припиской «не продается». Однако и эту свою работу Нарбут продал. Да не кому-нибудь, а царской семье за огромные по тем временам деньги — 800 рублей. Как раз в это время, в начале 1916 года, у него родился сын Данила, и деньги были просто необходимы. Акварель «Розы в бокале» сейчас находится в собрании Государственного Русского музея.
1913 год был для художника одним из плодотворнейших. Он продолжает работу над книжками басен Крылова, стремясь не повторять себя. И. Н. Кнебелем была издана книжка «Прыгун» с обложкой Нарбута. Художник рисует обложку к «Стойкому оловянному солдатику» Андерсена. В конце 1913 — начале 1914 года Нарбут оформляет издававшиеся С. К. Маковским сборники «Русская икона», демонстрируя свой зрелый «древнерусский стиль», заметно отличающийся и от распространённого «официального», и от билибинского стилей[2].
В 1913 году Нарбут принял участие в создании «Малороссийского гербовника», составление которого было начато ещё в 1911 году. Кроме внешнего оформления книги им были исполнены 159 рисунков самобытных гербов украинских дворянских фамилий города Чернигова и гетмана Разумовского, извлечённых составителями «Гербовника» из разных архивных и музейных источников и перерисованных Нарбутом в однообразный выработанный им картуш[2][5].
Продуктивность работы Нарбута возрастала год от года. В 1912 году вышло в свет шестнадцать изданий с его украшениями и иллюстрациями, в 1913-м — семнадцать, в 1914-м — тридцать. Само по себе это обстоятельство вело к неизбежным самоповторениям, особенно в обложках и шрифтовом оформлении. В 1914 году Нарбут оформлял Каталог русского отдела Международной выставки печатного дела и графики, проходившей в Лейпциге[2]. За своё творчество, которое было представлено на выставке очень широко, художник получил золотую медаль и почётный диплом[10].
Новым жанром, в котором мастер выступил в 1914 году, были лубочные картинки на военные темы. Создавая их, художник ориентировался на французские раскрашенные гравюры на дереве, изготовлявшиеся в городе Эпинале. Отличительной чертой нарбутовского лубка является стремительная динамика композиции.
В 1914 же году Нарбут выступил и в жанре политической сатиры, нарисовав для сатирического журнала «Лукоморья» издевательские силуэтные портреты Франца-Иосифа и Вильгельма II.
В 1914—1916 годах Нарбут создал цикл военных картин особого, изобретенного им, аллегорического жанра, для которых художник выработал новую манеру исполнения. Истоки этого жанра шли от аллегорических гравюр петровского времени, отчасти от русских расписных вееров XVIII века, некоторых гравюр Дюрера, но более всего — от украинской гравюры XVII — начала XVIII века. От привычной для него расцветки акварелью контурного рисунка тушью Нарбут переходит к живописи акварелью и тонкослойной гуашью, обнаруживая незаурядный колористический дар и виртуозность письма.
19 мая 1915 года, по протекции В. К. Лукомского, назначенного в 1914 году на должность управляющего гербовым отделением Сената, Нарбут был назначен канцелярским служителем департамента геральдии[5][6]. Позднее художник был призван на военную службу. Ему удалось устроиться в Красный Крест при одном санитарном поезде, с которым он, никуда не ездил, а должен был ежедневно бывать в Царском Селе. Затем, с помощью Мстислава Добужинского, он был зачислен в историческую комиссию Красного Креста. Теперь его «служба» заключалась в ежедневных занятиях по редактированию книги о 50-летии Красного Креста и в графической работе для этого издания[2][4].
В 1915 году черниговское дворянство поручило Нарбуту оформление книги В. Л. Модзалевского «Товстолесы. Очерк истории рода». Сохранились пробные оттиски фронтисписа для этого издания. Детали композиции были навеяны конкретными памятниками старинного украинского искусства. Однако изыскивая свой украинский стиль, Нарбут вновь обращается к Билибину, который подсказал ему ряд художественных ходов. Тем не менее композиция получилась своеобразной и не вполне билибинской. В том же году он иллюстрировал книгу «Гербы гетманов Малороссии» Владислава Лукомского и Вадима Модзалевского, изданную в 50 экземплярах[2][5].
Георгий Лукомский сделал Нарбуту ещё два заказа, тематически связанных с Украиной, — оформление книг «Галицияв её старине. Очерки по истории архитектуры XII—XVIII вв.», изданную в Петрограде Товариществом Р. Голике и А. Вильборга в 1915 году, и «Старинные усадьбы Харьковской губернии», изданную Н. В. Клейнмихелем в 1917 году. Так, ещё в Петрограде художник начинает свой новый, украинский период творчества[2].
В 1916 году в издательстве «Башня» вышла последняя книга петербургско-петроградского периода Нарбута со страничными цветными иллюстрациями — «Сказка о любви прекрасной королевы и верного принца» С. Репнина[2].
На основе старинных шрифтов, которые встречались в старых летописях и книгах, художник создал новый украинский шрифт, который современники назвали «нарбутовским»[8].
После Февральской революции 1917 года Нарбут вместе с некоторыми другими деятелями искусства, а также тремя представителями Совета рабочих и солдатских депутатов становится членом особого Совещания по делам искусств при Временном правительстве. В Санкт-Петербурге Г. Нарбут жил с небольшими перерывами до 1917 года[2][7].
А после Февральской революции, когда Георгий Иванович вернулся в Киев, он так же страстно увлёкся казацким прошлым Украины и в общении перешёл на литературную украинскую речь.
Лучшей работой этого времени были начатые еще в Петрограде листы к «Украинской азбуке», изобретательные по сюжетам и изощренные по графическому мастерству. В Киеве осенью 1917 г. он стал профессором только что образованной Украинской АХ, а полгода спустя — ее ректором. Издательское дело здесь было в упадке, а частые смены правящих режимов препятствовали нормальной жизни.
Долгое время у Нарбута не было заказов на иллюстрации. Когда заказы от журналов и издательств наконец пошли, он, отталкиваясь от форм украинского барокко, сочинил новый оригинальный шрифт, впоследствии подхваченный и до сих пор широко тиражируемый украинскими художниками.
В 1918 году Нарбут развёлся и вскоре женился на Наталье Лаврентьевне Модзалевской[2].
В 1919 году, после установления Советской власти на Украине, Нарбут вошёл в правление новосозданного профессионального союза художников, а также возглавил комиссию по организации Второго государственного музея. Он сменил Г. К. Лукомского на посту начальника отдела пластических искусств комиссариата по делам искусства и национальной культуры, а в апреле возглавил секцию художественной промышленности при Отделе искусств Наркомпроса. Советское время, по словам Г. К. Лукомского, было «апогеем власти Нарбута как администратора». Редкое издание обходилось в этот период без его участия[2].
Последним большим художественным замыслом Нарбута было иллюстрирование «Энеиды» Ивана Котляревского, но из-за преждевременной смерти он успел выполнить лишь одну иллюстрацию. Другие иллюстрации к этому произведению позднее были подготовлены его учеником — Антоном Середой[2].
Нарбут очень любил всякие обрядовые церемонии, праздники. И даже незадолго до своей смерти (он умер 23 мая 1920 г.), перед тем как лечь в больницу на операцию, он организовал в их с Модзалевским квартире веселую вечеринку, посвященную юбилею Лупы Грабуздова, которого он сам и придумал.
23 мая 1920 года, перенеся тяжёлую операцию по удалению камней из печени, Георгий Иванович Нарбут скончался. Похоронен на Байковом кладбище[2][8].
P.S.
Неизвестная статья В.К. Лукомского о Г.И. Нарбуте (Белоконь С.И.)
В. К. Лукомский и Г. И. Нарбут были хорошо и довольно близко знакомы, чему, оказывается, почти не мешала полная противоположность их характеров. В их контактах сухость и педантизм ученого едва ли не компенсировались веселостью и общительностью графика. Их объединяло общее дело, и этим делом была геральдика, в которой профессиональные познания одного сочетались с художественным вкусом и мастерством другого. Результаты, следствия их общения сейчас перед нами. Их общекультурная ценность очень велика.
Познакомились они в Петербурге, когда Нарбут в ноябре 1911 г. поселился у брата геральдиста — акварелиста и художественного критика (в то время еще студента петербургской Академии художеств) Г. К. Лукомского. В его «маленькой, но уютной квартире в первом этаже 22-й линии Васильевского острова» Г. И. Нарбут, по его свидетельству, прожил три или четыре месяца (вероятно, до марта-апреля)*. Сам Г. К. Лукомский утверждал впоследствии: «У меня он прошел курс «архитектурного образования», конечно, краткий и весьма своеобразный**«. В воспоминаниях же В. К. Лукомского, сохранившихся в архиве А. Ф. Коростина, говорится, что в это время он заинтересовал Г. И. Нарбута геральдикой***.
*(Лукомський Г. К. Г. Нарбут — Украшнськi вicтi, Париж, 1927, 1 сiчня № 17, с. 4; Он же. Егор Нарбут художник-график. Берлин, 1923, с. 8. Здесь же мемуарист относит это к 1912 г.)
**(Лукомский Г. Венок на могилу пяти деятелей искусства. Берлин (1922), с. 14.)
***(ЦГАЛИ, ф. 2338, А. Ф. Коростин, oп. 1, д. 513, л. 2.)
Воспоминания Г. К. Лукомского нуждаются в уточнениях и во всяком случае в комментариях. Он, например, пишет: «В его квартире на Александровском проспекте мы виделись реже. Здесь он увлеченно работал над силуэтами. Потом он выполнил огромную работу по иллюстрированию «Георгиевского Статута»; здесь его близость с моим братом — историком и геральдиком была крайне полезна. Он узнал благодаря брату прелесть геральдических зверей, трав и полей, корон и щитодержателей. Полюбил, увлекся и, став художником гербового отделения, немало иллюстрировал книг брата (…)*«.
*(Лукомский Г. Венок…, с. 14-15.)
Как известно, Капитул орденов заказал Г. И. Нарбуту исполнение «Георгиевского статута» в мае 1914 г. Работу нужно было исполнить к 1 октября того же года*. Однако в 1914 г. «узнать (…) прелесть геральдических зверей» Г. И. Нарбут не мог, поскольку, к примеру, свой первый геральдический книжный знак — для издателя военных журналов генерала Д. Н. Дубенского — исполнил еще в 1910 г**. Он использовал геральдические мотивы в обложке к книге А. Франса «Рассказы Жака Турнеброша» (1908), в иллюстрациях к сказке «Деревянный орел» (1909), акварели «Орган» (1910) и других произведениях. Кроме того, Капитул мог заказать такую ответственную работу только художнику, который уже давно и хорошо себя зарекомендовал как геральдист.
*(Ернст Федiр. Георгiй Нарбут. Життя и творчiсть. — В кн.: Георгiй Нарбут. Посмертна виставка творiв. (Каталог. Киiв), 1926, с. 49.)
**(Охочинский В. К. Книжные знаки Георгия Нарбута. Л., 1924, с. 10. Издание посвящено В. К. Лукомскому.)
Интерес к геральдике возник у Г. И. Нарбута очень рано. Сохранилось его письмо, 18-летнего гимназиста, к знатоку истории украинского левобережного дворянства П. Я. Дорошенко от 2 октября 1904 г. «Не могу ли я что-либо узнать о роде «Нарбут»? Нет ли у Вас герба этого рода и нельзя ли я (так) его срисовать? За это буду Вам очень благодарен*«. В том же году Община св. Евгении выпустила первое печатное произведение Г. И. Нарбута, и это была открытка «Герб города Москвы**«. Пусть даже в ней нет ничего геральдического, и, как вспоминали близкие ему люди, Нарбут впоследствии стыдился этой незрелой своей работы, — для историков она приобретает ценность документа, датирующего возникновение интереса художника к данной области.
*(Харьковский Художественный музей. ГрУ 783.)
**(Георгiй Нарбут. Посмертна виставка творiв, с. 111, № 1; Справочный указатель художественных изданий (…) Петроградского Попечительного комитета о сестрах Красного креста. Изд 6. Составлено по 1-е Января 1915 г. Пг., 1915, с. 122, № 2765. Репр.: Огонек, 1980, 16 февраля № 8 (2745) с. 4 обл.)
Говоря о геральдических трудах Нарбута, нельзя также упустить из виду его многолетнюю близкую дружбу с искусствоведом и геральдистом С. Н. Тройницким, издававшим в 1913-1914 гг. журнал «Гербовед», щедро оформленный нашим замечательным мастером. Как можно заключить из воспоминаний С. Н. Тройницкого, еще не опубликованных, они познакомились примерно в 1910 г. — вероятно, на одном из «четвергов» Александра Бенуа, на Адмиралтейском канале в Петербурге*.
*(Рукописный отдел ИИФЭ, ф. 13-4 Ф. Л. Эрнст, ед. хр. 262, л. 1.)
Важной заслугой В. К. Лукомского является то, что он оставил первый и единственный обзор деятельности Нарбута в области геральдики. Публикуемая ниже статья имеет довольно сложную историю. Сам В. К. Лукомский рассказывает: «Статья о Нарбуте как геральдическом художнике первоначально написана была в 1922 г. для сборника в память его изд. журналом «Среди коллекционеров*«, а затем, когда издательство это ликвидировалось, передана была в Харьковское Художественное издательство, где статья эта набиралась дважды: первый раз на русском языке и вторично в переводе на украинский язык (в 1925 г.)**«. На оригинале машинописи имеется издательская пометка с датой 11 марта 1925 г***.
*(О подготавливавшихся, но не вышедших в свет изданиях петроградского «Петрополиса» и Госиздата РСФСР, посвященных Г. И. Нарбуту, см.: Среди коллекционеров, 1921, № 10, с. 54; Библиографические листы, январь 1922, лист 1, с. 30; Бiблioлогичрi вiсти, листопад 1923, ч. 3, столб. 36.)
**(ЦГИА, ф. 986, В. К Лукомский, on. 1, № 31, л. 1.)
***(ИИФЭ, ф. 13-4, ед. хр. 239, л. 1.)
В 1926 г. в Киеве состоялась выставка произведений Нарбута, к которой были приурочены выпуск художественно исполненного каталога, специально посвященного мастеру номера журнала «Бiблiогiчнi вiстi», а также несколько заседаний комиссии искусства книги, существовавшей при Украинском научном институте книговедения (УНIК).
Институт обратился к ряду лиц с просьбой о разрешении огласить на этих заседаниях их материалы из печатавшегося тогда в Государственном издательстве Украины сборника. Такая просьба была послана и В. К. Лукомскому. Его ответ гласил: «На письмо от 28 сентября за № 945 имею честь уведомить Украiнський Науковий Iнститут Книгознавства, что со своей стороны охотно предоставляю Институту право использовать мою статью о «Нарбуте, как геральдическом художнике» для прочтения в заседании Koмicii Мистецтва книги. Профессор В. Лукомский*«. В прессе промелькнуло сообщение об ожидавшемся приезде В. К. Лукомского и С. Н. Тройницкого в Киев**«, однако поездка не состоялась. Воспоминания были прочитаны 21 января 1927 г. на четвертом, публичном заседании комиссии искусства книги института под председательством искусствоведа Н. Е. Макаренко, на котором присутствовало около 60 человек***.
*(Рукописный отдел ЦНБ АН УССР, ф. 47 УНИК, ед. хр. 70, л. 15. Пометка Ю. А. Меженко: «К сведению комиссии искусства книги»)
**(До проiзду худ. В. Лукомського та Тройницького. — Пролетарська правда, 1926, 16 жовтня, № 239 (1549), с. 4)
***(ЦНБ АН УССР, ф. 47, ед. хр. 85, л. 19.)
С течением времени план нарбутовского сборника по разным причинам менялся. Редколлегия, в состав которой входили такие замечательные специалисты, как Ф. Л. Эрнст, Я. И. Стешенко, А. И. Середа и др., вносила некоторые уточнения в тексты. Сохранилось письмо В. К. Лукомского к Ф. Л. Эрнсту от 19 октября 1928 г., в котором он поясняет свою оценку исполненного Нарбутом герба Украины, данную в статье: «Впервые из письма Василия Митрофановича (Базилевича. — С. Б.) узнал о Вашем желании получить от меня разъяснение к статье моей о Нарбуте. Пытаюсь сделать это кратко, прилагая проект вставки в конце статьи в указанном месте. Если это не удовлетворит, прошу Вас указать, что именно нужно*«. Второе письмо Лукомского к Эрнсту датируется 16 сентября 1929 г.: «Сегодня получил Ваш перевод 25-и рубл. (ей), как часть гонорара за мою статью в «Нарбутовский Сборник». Сердечно благодарю за внимание и прошу корректуру статьи переслать мне, так как, хотя я и не знаю украинского языка досконально, но читаю свободно и разобраться в переводе смогу, б. (ыть) м.(ожет), и замечу что-либо по существу**«.
*(ИИФЭ, ф. 13-3, ед. хр. 59, л. 1.)
**(ИИФЭ, ф. 13-3, ед. хр. 59, л. 2-2 об.)
В своем «Комментарии» В. К. Лукомский повествует о дальнейшем ходе событий: «Корректуру первого набора я продержал лично и своевременно выслал в Издательство, второй набор я видел уже в сверстанном виде в сигнальном экземпляре издания, выполненного очень художественно. Однако выпуск издания по каким-то причинам не состоялся и известны лишь единичные экземпляры его. Все же статья была опубликована в печати, и поэтому я считаю этот материал использованным, 31.1.40 г. Лукомский*«.
*(ЦГИА, ф. 986, oп. 1, № 31, л. 1. Об украинском сборнике, посвященном Нарбуту, см.: Л-ко Арк. Монографii про Г. Нарбута, — Нова книга, Харьков, 1925, № 3, с. 47-48; Збiрник про Г. I. Нарбута. — Пролетарська правда, 1928, 19 сiчня, № 16 (1928), с. 4; Збiрник про Г. I. Нарбута,- Червоний шлях, лютий, 1928, № 2 (59), с. 149; Хвиля А. А. Образотворчий фронт, — В кн.: Образотворче мистецтво. Альманах I. Харкiв-Киiв, 1934, с. 36-41.)
При всей решительности последнего заявления автора его формулировка («использованным») слишком нечетка. К тому же в собственноручной «Хронике моей жизни» он сам причисляет эту статью к «рукописным трудам*«. Знакомим сейчас впервые геральдическую общественность с работой В. К. Лукомского по машинописи, хранящейся в архиве Ф. Л. Эрнста**.
*(ЦГИА, ф. 986, oп. 1, № 77, л. 64.)
**(ИИФЭ, ф. 13-4, ед. хр. 240. Здесь же хранится и машинопись перевода этой статьи на украинский язык (ед. хр. 239).)
Нарбут как геральдический художник (Лукомский В.К.)
Геральдику как науку Нарбут едва ли знал. История герба как история происхождения родовых знаков, пожалуй, даже не интересовала его; но герб как живописное сочетание определенных и вместе с тем богатых по форме геральдических элементов привлекал его творческое внимание издавна.
Мне вспоминаются те частые вечера совместной работы, когда Георгий Иванович Нарбут жил в 1910 году с моим братом вместе, как, бывало, жадно допытывался он об источниках старинных и художественных гербов. Живо помню его восторг, когда позднее он познакомился с ценнейшими первоисточниками русского геральдического художества, хранившимися в Гербовом Отделении Сената*.
*(Все эти геральдические материалы сохранились в полной неприкосновенности и находятся ныне в преобразованном из Гербового отделения Сената Гербовом музее Ленинградского отделения ЦГИА. Подробное историческое исследование о них см. в статье В. К. Лукомского «О геральдическом художестве в России» (Старые годы, 1911, февраль, с. 5-35). Авт.)
И тут Нарбут «гербяку» (как он ласкательно называл герб) полюбил до увлечения, до мании. Его фантазию привлекало в гербе все. Многообразные формы щита: треугольные, круглые, овальные, квадратные и квадратные с выступами, барочные, — итальянские, в богатых картушах — французские и вырезные — немецкие. Шлемы — шлемы совсем примитивные, точно опрокинутый горшок, лишь с прорезями для глаз; с удлиненною маскою — копьевые; шлемы с забралами, прутьями и решетками самых затейливых положений. А короны? — целая коллекция сказочных головных уборов королей и принцев, герцогов и князей, графов и маркизов, баронов и духовных лиц; от простого металлического обода до совершенных ювелирных изделий, усыпанных жемчугом и всякого рода драгоценными каменьями; разнообразию корон по эпохам, странам и рангам нет конца. Выше, над шлемом, возникают «нашлемники» — развеваются красочные страусовые и павлиньи перья, прыгают легендарные звери, взлетают птицы, грозно потрясают мечами закованные в латы руки бойцов. Со шлема и вокруг щита опускается «намет» — род мантии, вырезанной затейливым рисунком разнообразнейших стилей. И здесь опять бесконечный простор художественным исканиям в области причудливейших извивов и орнаментальных форм. По сторонам щита — щитодержатели: от «диких людей» лишь с дубовыми венками на бедрах и изукрашенных в пестрые одеяния воинов всех времен и народов до золотистых с человеческими лицами львов, огнедышащих драконов, ярых грифов и загадочных единорогов. Внизу герба развеваются ленты с девизами — странными изречениями и призывами, далекими отзвуками, теперь непонятными, благородных движений человеческой души.
Но этим, конечно, не исчерпывается сокровищница геральдики и все богатства ее в щите. Здесь — «бездна возможностей»: бесконечно число сочетаний всяких узорных сечений и геральдических фигур в плоскости щита; именно здесь, — где может быть использовано неимоверное количество комбинаций самых простейших предметов обыденного вида, где существует более ста видов рыцарского креста и где беличий мех изображается голубыми шапочками; где все полно чарующей тайны и навсегда останется непонятным тому, кто не проник в этот волшебный мир.
Вот этот мир и пленил Нарбута. И стал Нарбут грезить гербами. Рисует он иллюстрацию к какой-нибудь сказке; рисует все по сюжету, и где-нибудь на стене остается неиспользованным свободное место; «голым» кажется оно ему — вот он герб туда и «посадит». Нужно ему сделать обложку или фронтиспис, он не ограничится одною рамкою и чеканными буквами, но в середину, в гущу сложной композиции всякой арматуры, поместит и герб «нарочитый» или «измышленный». А то и свой герб «Тромбы» (три охотничьих рога, соединенных наподобие звезды) куда-нибудь да пристроит средь живописных руин. И уж так полюбил он свой герб, что даже на силуэтном своем портрете поместил его в центре своей головы; вот он «Narbutissimus» — всем Нарбутам с Нарбутовки Нарбут».
К форме герба присматривался он зорко и лишь во внутренней композиции проскальзывала иногда «геральдическая ошибка». Перечислить все случаи использования Нарбутом геральдического мотива и вкрапления последнего в ту или иную его художественную работу, конечно, нет возможности, но нельзя не отметить высшего завершения достигнутого им в этом смысле — в серии аллегорических иллюстраций к Европейской войне 1914-1917 гг. Вся сюита из 12 акварелей (возможно, впрочем, что их было больше) была на выставке в Русском музее 1922 года, а в свое время некоторые из них воспроизведены были на обложках журнала «Лукоморье*«. Здесь среди удивительного по красочности пейзажа и изобилия всякого рода аксессуаров ожили геральдические фигуры государственных гербов воюющих держав и вступают в страшный, кровавый бой или символизируют отдельные исторические моменты великих событий. С геральдической точки зрения надо признать применение этого материала очень удачным, осмысленным и исключительно выигрышно использованным для всей композиции.
*(Каталог выставки произведений Г. И. Нарбута. Пг., 1922, с. 40-51, №№ 43, 44, 45, 51, 52, 53, 54, 69, 70,71, 72 и 92; воспр.: «Лукоморье», 1914, №№ 24, 28 и 32; 1915, №№ 28, 32 и 44. Авт. В настоящее время перечисленные в каталоге 1922 г. произведения хранятся в Государственном Русском музее за исключением № 54 — «На воззвание Верховного Главнокомандующего к полякам», бывшего собственностью Ф. Ф. Нотгафта. Зато прибавилась аллегория «Бой у Гельголанда. 15 августа 1914 года» (акв., 40,2 X 35,3; инв. № р-46013), найденная В. К. Охочинским. Последний сообщает: «Эта сюита сохранялась у ленинградского коллекционера и антиквара А. А. Рудановского и предназначалась для издания Главным Управлением Генерального Штаба в виде отдельного альбома. Но после революции коллекция Рудановского распылилась, причем большинство аллегорий поступило в Русский музей. Вновь найденный рисунок представляет собой интересное звено в задуманном Нарбутом военном цикле, еще раз подтверждая, каким зрелым графиком и знатоком геральдического украшения он был в это время» (Охочинский В. Два неопубликованных рисунка Г. И. Нарбута.- В кн.: Альманах библиофила. (Л., 1929, с. 277- 284).)
Кроме этого рода работ, где гербы использованы как благодарный материал для разрешения композиционных и живописных задач, Нарбутом исполнено было несколько специальных работ в области геральдики, выдержанных в соответственном стиле. При этом едва ли возможно признать за таковую геральдическую работу первый опыт Нарбута в этом направлении — рисунок «герба города Москвы» (воспроизведенный на открытие изд. Общ.(ины) св. Евгении), датированый 1904 г., но исполненный им скорее в иконописной манере и, во всяком случае, без наличия всех признаков герба.
Первая, вполне геральдическая работа, в которой принял участие Нарбут, было издание «Малороссийского Гербовника*«, начатого составлением еще в 1911 г. Здесь им были исполнены, кроме общего украшения книги: «Черниговский герб, герб гетмана графа Кирилла Разумовского (по современному рисунку) и 159 рисунков самобытных украинских гербов, извлеченных составителями «Гербовника» из разных архивных и музейных источников и перерисованных Нарбутом в однообразный выработанный им картуш**.
*(Лукомский В. К и Модзалевский В. Л. Малороссийский Гербовник с рисунками Егора Нарбута. Изд. Черниговского Дворянства. СПб., 1914. Авт. В другом месте В. К. Лукомский вспоминал, что Нарбут предложил ему свои услуги по оформлению «Гербовника» безвозмездно как черниговский дворянин (ЦГАЛИ, ф. 2338, oп. 1, ед. хр. 513, л. 3).)
**(В некоторых местах статьи просматривается скрытая полемика автора с С. Н. Тройницким или замалчивание его имени. В данном случае В. К. Лукомский демонстрирует свою необъективность, не видя недостатка в многократном повторении одного и того же картуша (одним из авторов издания был сам Лукомский). Но за тот же прием он подвергает суровой критике С. Н. Тройницкого, издателя «Гербов гетманов Малороссии» и даже Г. И. Нарбута, ибо это, по его словам, свидетельствовало даже «о несколько поверхностном отношении к самой сути геральдического труда». Поскольку впервые такая ошибка была допущена в издании, вышедшем под эгидой В. К. Лукомского, моральную ответственность за нее несет он сам.)
С 1913 г. Нарбут принял участие в качестве художника в журнале «Гербовед», издававшемся в течение двух лет. И тут им дано не только прекрасное художественное лицо журналу с его импозантными заставками, но и выполнены в копиях несколько красочных рисунков со старинных гербов и серия из 45 «дипломных гербов, не вошедших в Общий Гербовник». Последние хотя и выполнены в стиле Екатерининского времени, но со значительными искажениями оригиналов, о чем приходится пожалеть, относя это, впрочем, не к художнику, а к редакции журнала. Особым оттиском из того же журнала является издание «Гербы командира и офицеров брига Меркурия*«, где даны 5 рисунков Нарбута в виде контуров с пожалованных героям гербов, и опять, к сожалению, с досадными отступлениями от подлинников. К этой же категории работ для «Гербоведа» надо отнесть и шуточный «Реестръ шести знатнымъ особамъ героическiй юрналъ Гербоведъ шестого октября девятьсотъ двенадцатаго года учредившимъ, съ показанiемъ герба и способностей каждаго», отпечатанный издателем «Гербоведа» в количестве 8 экземпляров**. Тут помещены в картушах типа «Малороссийского Гербовника», отпечатанных с клише, рисованные Нарбутом и раскрашенные от руки гербы шести участников журнала. Перечисляю их по моему экземпляру: 1. В. К. Лукомского; 2. барона А. Е. Фелькерзама; 3. В. Я. Чемберса; 4. Егора Ивановича Нарбута («мазепинецъ, полку Чернигов-скаго Глуховской сотни старшинскiй сынъ и гербовъ и эмблематъ живописецъ»); 5. С. Н. Тройницкого и 6. О. А. Шарлеманя***.
*(«Гербы командира и офицеров брига Меркурия», особый оттиск в 16° из «Гербоведа», 1914, октябрь. Авт. Грубая ошибка В. К. Лукомского: ни набор отдельного издания, ни его иллюстрации не имеют ничего общего с публикацией в журнале. Это совершенно различные издания. Иллюстрации «Гербоведа» Нарбуту вообще не принадлежат.)
**(В письме к И. И. Лазаревскому издатель «Гербоведа» и «Реестра» С. Н. Тройницкий утверждает, что последний был отпечатан в 1914 г. в количестве семи экземпляров: шесть для членов редакции, а седьмой — в Публичную библиотеку (ЦГАЛИ, ф. 1932, И. И. Лазаревский, oп. 1, № 218, л. 2 об.-3). Экземпляр С. Н. Тройницкого, хранящийся ныне в Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, помечен» 11 февраля 1913 г.)
***(Характеристика автора: «Лукомский, Владислав Крескентиев, роду польского, из роду удельных князей Лукомльских, знатный гербовед и разрядного приказу писцовых дел мастер» (с. 9 экземпляра С. Н. Тройницкого).)
Следующей работой Нарбута было изготовление для Капитула орденов нового «Георгиевского Статута», титульный лист которого, изукрашенный гербами, должен быть причислен к серии геральдических работ его. Местонахождение этого документа ныне неизвестно. Печатной работой Нарбута появилась брошюра под заглавием «Гербы гетмановъ Малороссiй» (Петроград, 1915 г.), изданная в 50 экземплярах, где даны 14 рисунков гербов с однородными украшениями вокруг щита, хотя и эффектно сделанными, но напрасно ко всем случаям примененными, что свидетельствовало, конечно, о несколько поверхностном отношении к самой сути геральдического труда. Совсем неудачны и описания гербов. Внешняя сторона самого издания не оставляет однако желать ничего лучшего.
В мае 1915 г. Нарбут приглашен был на службу в Гербовое Отделение Сената «для улучшения художественной стороны актов, выдаваемых Департаментом Герольдии*«. Следует пояснить, что работы этого рода, изготовляемые до сего времени художниками Гербового Отделения (А. А. Серебряковым, В. Я. Зотовым и А. А. Голубцовым), хотя и отмечены большими техническими достоинствами, но, в сущности говоря, не давая ничего нового, слепо копировали образцы, преподанные вкусами эпохи Александра II и проводником их — художником, работавшим в Гербовом Отделении, со дня его учреждения в 1857 г., А. А. Фаддеевым. Обновление и освежение вымученных орнаментаций и засохших акантов стало настоятельною потребностью для дальнейшего развития геральдического творчества. Лучшего выполнителя этих заданий, чем Нарбут, нельзя было найти.
*(В деле о службе Г. И. Нарбута хранится еще не опубликованное прошение следующего содержания: «Его Превосходительству Господину Герольдмейстеру Правительствующего Сената Дворянина Георгия Ивановича Нарбута Прошение: Желая поступить на Государственную службу по Правительствующему Сенату для занятия должности художника Гербового Отделения, обращаюсь к Вашему Превосходительству с покорнейшей просьбой о зачислении меня чиновником канцелярии Департамента Герольдии с откомандированием в Гербовое Отделение для исполнения обязанностей художника с задельным вознаграждением. На Государственной службе до сего времени я не состоял. Геральдические художественные работы мне неоднократно приходилось исполнять, как на пример могу указать на «Парадный экземпляр нового Статута (1913 г.) Ордена Св. Великомученика и Победоносца Георгия», исполненный мною по заказу Капитула Российских Императорских и Царских Орденов. Эта моя работа находится в Капитуле. (…) Дворянин Георгий Нарбут. г. Глухов, Черниговской губернии, ст. Горелые Хутора, деревня «Нарбутовка»» (ЦГИА, ф. 1343, оп. 54, 1915 г., № 941). Содержащаяся в деле выписка из метрической книги опубликована: Бiлокiнь С. I. Про дату народження видатного украiнського графiка Г. I. Нарбута. — Apxiви Украiни, листопад-грудень 1974, № 6 (128), с. 72. Об обстоятельствах и мотивах этого приглашения В. К. Лукомский вспоминал: «Назначенный в 1914 году на должность Управляющего Гербовым Отделением Сената, я не замедлил пригласить Егора Ивановича на службу к себе. Я надеялся помощью Н.(арбута) оживить русское геральдическое творчество» (ЦГАЛИ, ф. 2338, oп. 1, ед. хр. 513, л. 4).)
Невзирая на обычные затруднения бюрократической рутины, не допускавшей определения Нарбута, как не имеющего никакого чина, на должность VIII класса, его удалось-таки определить «канцелярским чиновником канцелярии Правительствующего Сената с откомандированием к исполнению обязанностей художника Гербового Отделения» без всякого штатного вознаграждения.
В этой скромной роли, в течение 1915 и 1916 годов, Г. И. Нарбут, по преподанным специальным указаниям, но с предоставлением ему полной свободы в области композиции исполнил ряд следующих заданий*:
*(В воспоминаниях В. К. Лукомский говорит по этому поводу следующее: «Кроме перечисленных (…) работ, участие Е. И-ча Нарбута в деятельности Гербового Отделения выразилось в преподании художникам Герб. Отделения (кроме Е. И., их было 3) той совершенной техники и вкуса, которыми так владел он и которыми так бедны были его старшие сослуживцы. (…) Под его руководством исполнено около полусотни (61) рис. гербов, в новой манере и по новому типу, которые утверждены были Сенатом в 1917 году, уже после Революции и до отмены сословий. Последний Сборник гербов является «лебединою песнью» геральдического искусства в России и, кажется, «лебединою песнью» и Егора Ивановича в Петрограде, т. к. весною того же года он решительно стал собираться на родную ему Украйну и осенью покинул нас совсем» (ЦГАЛИ, ф. 2338, on. 1, ед. хр. 513, л. 7-8).)
1) составил проект «титульного листа» для дворянских дипломов с удачным расположением гербов на рамке, покрытой императорскою мантиею, а также рисунок рамки к последующим листам диплома;
2) скомпоновал «образцовый рисунок дворянского герба, в лист «Гербовника»»;
3) исполнил контурный рисунок устанавливаемого типа дворянского герба к предстоящей XXI-ой части (3-ей серии) «Общего Гербовника» (как бланк), в 2 вариантах и 2 рисунка типов гербов: для возведенных в дворянство и получивших это достоинство по ордену св. Георгия, заслуженному в Европейскую войну;
4) нарисовал гербовый ex-libris для библиотеки Гербового Отделения*, с которого и был отпечатан книжный знак, а подлинный рисунок затем расцвечен и находится в Гербовом Музее;
*(Воспроизведен в изданиях: Каталог библиотеки Гербового Отделения. Русский Отд. 1 доп. Пг., 1917; Иваск У. Г. Описание русских книжных знаков. М., 1917, вып. III, с. 12, рис. 15; Охочинский В. К. Книжные знаки Георгия Нарбута, с. 12, рис. 3. Авт.)
5) дал таблицу образцовых красок. Известно, что в геральдике допустимы лишь два металла — золото и серебро и пять основных цветов (финифтей) — красный, голубой, зеленый, пурпуровый и черный. При необходимости выдержать однообразный тон в целой серии гербов, изготовляемых для очередной части «Гербовника», было важно, вместе с тем, подобрать такие краски, всевозможные соединения коих давали бы всегда художественные сочетания. Следует еще отметить и то, что при этом Нарбуту впервые, после почти столетнего перерыва удалось восстановить забытый способ применения чистого («твореного») золота и серебра, дававший старинным иллюминованным актам такой исключительный эффект.
Все эти задания выполнил Нарбут блестяще и, несмотря на то, что в силу политических событий 1917 г. работы Нарбута как художника Гербового Отделения на этом и закончились, однако на кратковременную последующую деятельность Гербового учреждения, образцы эти оказали превосходное влияние. По созданному им типу герба выполнено было 60 рисунков гербов, которые составили особое «Собрание гербов, утвержденных Правительствующим Сенатом» уже во время Революции с 1 июня до 22 ноября 1917 года. Тогда же заготовлены были и два дворянских диплома, подписанные в день 25 октября того же года и оставшиеся после Октябрьской революции без приложения государственной печати, а потому и оставленные на хранении в Гербовом Музее*.
*(См. помеченный 25 октября 1917 г. диплом действительного статского советника Ф. Т. Петрова (ЦГИА, ф. 1411, оп. 1, № 310) и — октябрем — диплом капитана первого ранга В. К. Лукина (ЦГИА, ф. 1411, on. 1, № 272).)
Из числа более мелких и многочисленных работ Нарбута, близких к геральдике, следует еще упомянуть исполненные им гербовые экслибрисы для Д. Н. Дубенского, В. К. Лукомского, О. Е. Значко-Яворской, рожденной Бернацкой, барона Н. Н. Врангеля, П. Я. Дорошенко и А. Н. Римского-Корсакова, а также рисунок гербовой печати С. Н. Тройницкого*.
*(Подробно о них у В. К. Охочинского, «Книжные знаки Георгия Нарбута». Л., 1924, с. 3-16. Авт. Книжным знаком работы Г. И. Нарбута, дававшим представление об украинском происхождении его владельца, последний полностью не воспользовался: он изъял из клише картуш с короной и инициалы и добавил наборным шрифтом подпись «Из книг В. К. Лукомского». Реакцию геральдиста следует считать излишне энергичной: по его собственному признанию, картуш этого же типа применен и в «Реестре» для гербов А. Е. Фелькерзама, В. Я. Чемберса и других лиц. Об экслибрисах Нарбута см. также: Голлербах Е. Книжнi знаки Г. Нарбута.- Бiблioлогiчнi вiстi, 1926, № 3 (12), с. 42-45.)
Этим однако геральдические работы Нарбута не исчерпываются. Переехав в конце 1917 г. в Киев, он принимает здесь ближайшее участие в художественной жизни Украины и привлекается к герботворчеству. В отмену утвержденного государственного герба с «Рюриковым родовым знаком» (известным по монетам св. Владимира), Нарбут выступает с новым проектом, изображающим в восьмиугольном щите картуша «козака з рушницею» (ружьем) — по старой запорожской печати, наверху какового картуша, в нашлемнике помещает знак св. Владимира. Мотивировка последнего, данная в подробной статье, опубликованной Нарбутом в сотрудничестве с известным генеалогом В. Л. Модзалевским*, и сама композиция герба, к сожалению, не только не могут быть признаны удачными, но скорее противоречат элементарным запросам исторического чутья и геральдического вкуса. Мы разумеем здесь едва ли уместное изображение в рисунке герба — нашлемника, обычно не принятого в государственных гербах, да еще в виде Рюрикова — (династического) знака, во всяком случае не связываемого ни по духу, ни по стилю с фигурой «козака з рушницею». Невольно напрашивается сравнение со столь же неудачною композициею государственной печати Временного Правительства, исполненной по персональному заказу министра иностранных дел Милюкова художником И. Я. Билибиным, где под «обесчещенным» двуглавым орлом изображено здание Таврического дворца Государственной Думы.
*(Модзалевський В. I. Нарбут Г. До питания про державний герб Украiни.- Наше минуле, 1918, № 1, с. 119-128. Авт.)
Других геральдических работ Нарбута на Украйне, кроме кредитных билетов и марок с тем же знаком св. Владимира мне не известно, но и эта последняя, неудачная как самостоятельный опыт «сочинения» герба, не менее прекрасна в графическом отношении.
И можно с уверенностью сказать, что и в области геральдического художества Нарбут мог бы стать вполне «мастером» в лучшем смысле этого слова, мог бы создать свой ярко выраженный стиль и оставить по себе хорошую школу*.
*(Досадной стилистической оплошностью автора следует считать проистекающий отсюда и противоречащий всему изложенному выше вывод, что даже после всех очень значительных трудов Г. И. Нарбута в геральдике мастером в этой области он его не считал. В заключение к сказанному следует упомянуть, что Нарбутом была исполнена обложка (титульный лист — повторение ее в одну краску) для отдельного оттиска работы В. К. и Г. К. Лукомских «Вишневецкий замок. Его история и описание» (Спб., МСМХН). В собрании публикатора имеется экземпляр этого оттиска из личной библиотеки Нарбута с автографом: «Дорогому Егору Ивановичу Нарбуту от В. Лукомского. 10 мая 1912 г.» См.: Бiлокiнь Сергiй. Нарбутiвськi сюжети. Жовтень, липень 1983, № 7 (465), с. 94.)
Использованы материалы:
- Википедия
- Нарбут, Георгий Иванович
- Нарбут Георгий (Егор) Иванович (1886-1920)
- ХУДОЖНИК Г.НАРБУТ. 1886-1920Г.Г.
- Братья Нарбуты. На раздорожьи двух культур. Максим Денисов
- ГЕОРГИЙ НАРБУТ: ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО ХУДОЖНИКА
2 комментария
Великолепное оформление! У вас самый красивый ресурс! И все выглядит настолько академично и эстетически выдержанно, настолько прекрасно! Спасибо!
Так чудесно встретиться со знакомыми с детства картинками! Большое спасибо, что вспомнили такого замечательного художника!