Краткая аннотация.
14-месячное сражение вокруг Ржевского выступа и его основания рассмотрено под новым углом зрения.
Самой поразительной особенностью битвы было то, что в зоне с глубоко эшелонированной обороной, оборудованной инженерными укреплениями немецкому командованию приходилось держать до 40% всех имевшихся на советско-германском фронте сил, до половины танковых дивизий и лучшие мотопехотные силы. Которые с гораздо большим успехом могли быть применены на маневренных театрах военных действий — в степях.
Для сравнения: в группе армий «Север» была всего лишь одна танковая дивизия. А укрепления на аналогичной лесисто-болтистой местности делали оборону трудно преодолимой аж до 1944 года.
Парадокс удалось объяснить. Противник оказался в зоне глухих вяземских лесов, пересеченных очень незначительным числом железных и шоссейных дорог и редкими проселками. В результате зимнего 1941-42 года наступления Красной армии, она нависла над этими дорогами, постоянно угрожая их перерезанием. Что сразу отрезало отснабжения и от возможностей маневра крупные немецкие силы.
С другой стороны, за спиной советского Западного фронта находился Московский ж/д узел, расходящиеся от него веером ж/д и шоссейные магистрали, насыщенные проселками Московская и Калужская области.
Советские войска могли наносить удары, угрожающие перерезать коммуникации противника и поставить его крупные силы в тяжелое положение. Немцы были вынуждены в течение всего 1942 года маневрировать подвижными соединениями для контратак, восстанавливавших положение. Подставляя свои войска под огонь советской артиллерии, под бомбардировки на дорогах и станциях разгрузки. Причем не где-то, а ровно там, где это было назначено нашим же ударом.
В отличие от степных фронтов, где противник происходил Красную армию маневренностью и лучше организованным взаимодействием родов войск, где мы несли потери 10:1, на центральном участке война шла на равных и как бы не в худших для нецев условиях по потерям.
Территориальные успехи были не нужны принципиально. Нужно было только поддержание состояния «пожарного реагирования», чем советское командование успешно и пользовалось. Именно успех советской стратегии на центральном участке фронта резко ограничил возможности войск противника на степных фронтах. И тем самым обеспечил перелом в ходе войны.
Главная битва Победы.
Покровский С.Г.
Представлено новое понимание содержания 14-месячной позиционной битвы на центральном участке советско-германского фронта как стратегии связывания крупных немецких сил угрозой перехвата коммуникаций и принуждения их к несению тяжелых потерь в контратаках ради предотвращения этих угроз.
Введение.
Длившаяся 14 месяцев битва на центральном участке советского фронта вокруг Ржевского выступа и его основания, — является практически неизвестной страницей войны. Более того, появившиеся в настоящее время книги и статьи представляют события на этом участке как провал советской военной стратегии. За 14 месяцев прошло четыре операции: две Ржевско-Вяземские и две Ржевско-Сычевские. При этом особого продвижения советских войск не наблюдалось. Ржев не взяли, немцы его сами оставили в начале марта 1943 года. Большого количества пленных не брали. Просто несколько месяцев боев без осязаемых результатов.
Автор Исаев называет это позиционным кризисом. Количество пулеметов и противотанковых средств у обороняющейся стороны стало настолько большим, что наступательные усилия поддержанной танками пехоты оказывались бесполезны.
Автор Бешанов просто называет книгу «Год 1942-ой — учебный». Воевать не умели. И учились помаленьку. Платя за науку огромную цену в жизнях.
Чуть ли не энциклопедический пример боев за деревню Полунино на северо-западе Ржевского выступа, тем не менее заставляет усомниться по крайней мере в безнадежности позиционного кризиса. Да, действительно, неделями войска несли невыносимые потери в лобовых атаках на этот укрепленный пункт. Потом командир дивизии лично прощупал болотце, обнаружил, что оно высохло. Вывел по болоту два полка во фланг — и за два часа боя взял деревню. Это было в августе 1942, а в ноябре этого же года в ходе операции «Марс» два полка кавалерийского корпуса Крюкова незаметно просачиваются через фронт. Огонь немцы открывают уже только по третьему полку. В декабре бригада танкового корпуса Катукова ночью пересекает линию фронта и на броне вывозит в свое расположение кавалеристов полка, совершавшего месячной длительности рейд по тылам противника на Ржевском выступе. Это в зоне-то, имевшей глубину укреплений до 80-100 км!
Не могло быть глубокого позиционного кризиса в лесной зоне советско-германского фронта. Фронт был достаточно прозрачен. Кроме, конечно, некоторых особо укрепленных мест.
Учились воевать? — Может быть… Но здесь еще одна неувязка. Против якобы «неучей» Западного и Калининского фронтов противнику пришлось держать группу армий «Центр», составлявшую 41% сил противника на Восточном фронте. При этом в районе Ржевского выступа и его основания находилось до половины танковых дивизий немцев. А в августе 1942 сюда пришлось перебрасывать еще и лучшую дивизию вермахта — мотопехотную дивизию «Великая Германия»(«Гроссдойчланд»).
Для сравнения можно указать, что на всю группу армий «Север» у немцев была всего одна танковая дивизия.
Мощнейшая система долговременных укреплений с дотами, дзотами, бронеколпаками, с врытыми в землю трофейными советскими танками в качестве неподвижных огневых точек, — не позволяла освободить для эффективно наступающей южной степной группировки ничего. Более того, еще с юга забирали войска в помощь группе «Центр». Ровно то, что должно было позволять держать фронт малыми силами, а остальное с максимальной эффективностью использовать на маневренных направлениях, — почему-то использовалось огромной группировкой.
Не вяжется это с учебными боями неграмотной армии… Никак не вяжется. Надо разбираться. Вопрос, как оказалось, непростой и чрезвычайно интересный.
Штурмовики.
В конце первой мировой войны позиционный фронт на Западе столкнулся с необычным явлением. Немцы стали наступать совсем не так, как это было раньше. Не волнами стрелковых цепей, а штурмовыми группами. Группа хорошо подготовленных солдат, имеющих хорошо отработанную систему сигналов для связи и управления, перемещается по полю боя с использованием складок местности. Короткими перебежками, с ведением прицельного огня из имеющихся у атакующих видов оружия(ручных пулеметов и минометов). С передачей сигналов в тыл для того, чтобы артиллерия своим огнем подавила выявленные опасные огневые точки.
Атакующие штурмовые батальоны немцев на поле боя несли меньшие потери, чем сторона обороняющаяся.
Для проигравших первую мировую войну немцев слово «штурмовик» стало синонимом победной тактики, синонимом реванша. Слово «штурмовик» у немцев используется в риторике политических партий. СС- это тоже аббревиатура, содержащая в своем составе Sturm. Короче: технология победы в полевом бою немцами была отработана на полях Франции, освоена и не забыта. Наоборот, на эту технологию Германия почти молилась.
К началу второй мировой идея штурмовиков оказалась развита и выведена на уровень гораздо выше батальонного. Целые дивизии превращались в штурмовиков. Потому что рядом с пехотой в атаку шли танки и бронетранспортеры, с которыми была связь, которым можно было указать на неудачно оживший пулемет обороняющихся. Если противник был достаточно крепок, то его позиции могла разбомбить вызванная и наведенная по рации авиация или разбить артиллерия, огонь которой корректируется прямо с поля боя. 100%-ная грамотность вермахта, насыщенность его средствами связи, инженерными средствами, — однозначно делали немецкого солдата сильнее своего противника. Его личная храбрость и личные умения многократно умножались за счет средств связи, корректировки огня, разведки, четко отлаженной системы взаимодействия родов оружия.
Ничего подобного у Красной армии не было. Прежде всего проблемой были средства связи. Проблемой была недостаточная грамотность бойцов и офицеров. Опыт грамотного ведения войны, атак штурмовыми группами, — в первую мировую появился и у русской армии. Но не стал нормой. На этом опыте не был воспитан ни кадровый офицерский, ни тем более солдатский состав. Штурмовик — это прежде всего образованный солдат, думающий. Много таких солдат в принципе не соберешь. Даже если все они с дипломами о высшем образовании. Но при наличии нормальных средств связи можно отдать функцию мышления тем, кто мыслить может. Командиру. А он будет быстро и эффективно подключать то минометчиков, то артиллеристов, то экипаж танка(или целое танковое подразделение), то авиацию. Вовремя и точно.
У немцев такая возможность в начале войны была. У советской стороны — эти возможности были весьма ограничены.
Именно поэтому так легко прорезалась советская оборона в 1941 году. Чудеса храбрости бойцов неведомых гарнизонов дотов, рот, занявших ключевые высотки, — были ничем против штурмовой тактики противника. Ну а дикий расход противником боеприпасов против любого признака шевеления и сопротивления — проламывал все. Война 20 века в значительной мере вычеркнула из достоинств армии стойкость в жесткой обороне. Жесткая оборона не преодолевается. Зачем? — Она просто уничтожается огнем артиллерии и бомбами. Если кому-то надо проломить сколь угодно прочную оборонительную полосу, он подгоняет большое количество артиллерии, авиации, большое количество снарядов и бомб. И просто стирает с лица земли то, что ему мешает. С остальным справляются высококвалифицированные солдаты-штурмовики. Потери обороняющейся стороны по отношению к наступающей 10:1. — И это не предел.
Героизм только в том смысле полезен, что уцелевшие после артобстрела и бомбежек 5-10% бойцов все-таки стреляли и наносили урон врагу. А не просто бежали или, ошеломленные, подавленные, сдавались. Сдавались. Но далеко не все. Многие все-таки сражались даже в этой безнадежной обстановке. За 6 месяцев 1941 года только сухопутные войска Германии израсходовали боеприпасов больше, чем было произведено всей германской промышленностью за весь 1941 год. Расход боеприпасов сухопутными войсками за каждые три месяца кампании 1941 — превысил возможности производства боеприпасов мобилизовавшейся Германией в 1942 году за период 4 месяца. То, что обрушилось в 1941 на те полки и дивизии, которые пытались останавливать врага, аналогов в мировой практике не имеет. Об этом почему-то не говорят историки. Не то не понимают, не то…
Главное, из сказанного следует, это то, что Советскому Союзу не хватило бы крови противостоять вермахту. Грамотные, оснащенные связью, с отработанной системой взаимодействия родов оружия войска — всегда сильнее просто вооруженной массы с каким угодно количеством летящих не туда, куда надо самолетов, с каким угодно количеством не знающих, как изменилась обстановка, нерадиофицированных танков.
В наибольшей степени превосходство маневренной, имеющей прекрасно налаженное взаимодействие между родами оружия армии, — сказывалось в лесостепной полосе. Широкие пространства для маневра, позиции обороняющихся как на ладони. Бомби, обгоняй, отрезай, расстреливай, бери деморализованных бойцов в плен. Этому что-то надо было противопоставить.
Иначе бы просто не хватило русской крови.
Зимнее наступление Шапошникова.
Борис Михайлович Шапошников.
В истории великой Отечественной войны наступление Красной армии под Москвой выглядит как какой-то бедный родственник. Подтянули резервы, только что еле сдерживали немцев, тут же перешли в наступление. И победили. Вообще говоря — бред. Но именно так и трактуется историками Московская битва. Никаких тактических и стратегических находок. Никаких хитрых и неожиданных решений. Просто перешли в наступление. Без превосходства в силах, в технике. При нехватке боеприпасов. Могло ли такое быть?
Или все-таки стратегические находки были?
Начальник германского генштаба Гальдер в своих дневниках несколько раз упоминает: «лыжные батальоны».
Напомню необычный эпизод 1941 года. 17 ноября за подписью Сталина и Шапошникова в войска уходит приказ Ставки Верховного Главнокомандования о необходимости уничтожения деревень в полосе 40-60 км от линии фронта и на 20 км от дорог по которым двигаются немцы.
Тактика «выжженой земли»? — Очень похоже. Только вот немцы рассматривают Москву в бинокли, а на будущих исходных позициях для наступления против еще не образовавшейся клинско-солнечногорской группировки немцев(Клин немцами занят 23 ноября) — уже расположилась 1-ая ударная армия с 11 входящими в ее состав лыжными батальонами.
5 декабря 1-ая ударная армия переходит в наступление. А 7 декабря прошедшие 50-70 км по лесам лыжные батальоны практически перекрывают все лесные дороги к фронту, атакуют склады, штабы. 9 декабря немецкий фронт рассыпается. Немцы начинают отступать в направлении на Клин. В дальнейшем отступление переходит в бегство.
17 декабря приходят в движение войска южного подмосковного фланга. 18 декабря в разрыв фронта в районе Тарусы вводится подвижная группа лыжников и кавалеристов Белова, которые обходя населенные пункты, не вступая в соприкосновение с противником, уже 20 числа оказываются в предместьях Калуги, а 21 декабря завязывают уличные бои в далеком тыловом для немцев городе. 20 декабря Гальдер отмечает в своем дневнике, что русские в Льгове. Гудериану ничего не остается, кроме как отдать приказ об отступлении.
Самое интересное, что собственно на фронте Красная армия в первые дни наступления безуспешно пытается пробить оборону. Пулеметы немцев заставляют их залегать красноармейцев в снегах. Продвижения никакого. Но в тылу у противника уже кошмар и паника. Исчезает снабжение войск, дезорганизуется управление. То самое взаимодействие частей, стоящих на передовой, с резервами, с авиацией, с подвижными войсками — ломается. Связью не заменишь перехваченные дороги, разбомбленные и взорванные склады и аэродромы, исчезнувшие или отбивающиеся от атак штабы. И фронт, насыщенный артиллерией, танками, наконец, не выдерживает, — бежит, бросая танки и артиллерию.
Причем здесь сожженные деревни? В 80-х в поездке от НИИ в колхоз в Барятинском районе Калужской области я услышал рассказ старожила. Он мальчишкой оставался в оккупированной немцами деревне. Немцы на чердаках домов установили пулеметы. Вышли красноармейцы из леса на поле — в минуту выкосили человек 500.
В Подмосковье населенные пункты — деревеньки дворов на 20-40, — типичны. И их много. Вокруг каждой деревеньки километр-полтора полей и лугов. Сельскохозяйственная зона. Через два-три километра другая деревенька. И ровно та же картина. Посреди несколько домов, вокруг поле. Лес — плохо проходим. Ельники с засохшими ветвями чуть ли не от уровня земли, овраги. Волей-неволей приходится выскакивать на открытые пространства. Под пулеметы на чердаках домов.
В Приказе Ставки от 17.11.41 есть примечательная фраза: каждые три дня докладывать, какие и где деревни уничтожены. Не общее количество(которое ничтожно), а именно где. Если вспомнить, что Ставка планирует наступление с предварительным глубоким рейдом лыжных батальонов, все становится на свои законные места. Нет деревни — нет опорного пункта, пулеметами контролирующего окрестные поля. Немцы еще даже не пытались приспосабливаться к жизни в заснеженных землянках и окопах. Жили в деревнях. Нет деревни, нет противника, контролирующего безлесый участок вокруг нее. Штабы могут высчитывать коридоры для глубокого и быстрого проникновения(без столкновения с противником) лыжных батальонов на 40-60 километров за фронт. Уничтожения пунктов связи и управления, складов, аэродромов.
Вот так и была сделана победа под Москвой. Собственно пехотные дивизии ничего сделать не могут. У Красной армии каждый снаряд на счету(эвакуированная промышленность еще только в стадии становления), а у немцев — плотный огонь из всех видов оружия. Но лыжные батальоны заставляют немцев сворачивать фронт — перерезав коммуникации.
И это — не случайность. Лыжные батальоны готовятся задолго до московского наступления. В Интернете попалось воспоминание жителя Перми, который по комсомольской путевке 15 сентября 1941 года был направлен в лыжный батальон. Лыжные батальоны формируются из спортсменов, из сибиряков-охотников, из матросов Тихоокеанского флота. Подразделения особого назначения. Которые могут сутками зимой жить в полевых условиях. Имеют достаточный запас боеприпасов и продовольствия, имеют связь. Ну и просто люди, отобранные по особым моральным качествам. На которых можно положиться. Лучшие, отборные. И их действия предусмотрены за несколько месяцев — еще летом и в начале осени.
Дело не в холодах, которые слишком необычно действовали на немцев. Дело в творческой обработке Ставкой негативного опыта Красной армии в финской кампании 1939-40 года. Лыжные группы финнов перерезали лесные коммуникации наступавшей Красной армии. И прорвавшиеся советские части умирали от голода и холода в безлюдных, лишенных продовольствия населенных пунктах. Война — это сложная хозяйственная система. Армию надо кормить, надо обеспечивать топливом, боеприпасами. Кто лишился снабжения, — долго не продержится.
Враг был силен своей организацией, своим материально-техническим обеспечением. Но это обеспечение надо было доставить на фронт, а сама организованность войск противника находилась в прямой зависимости от четкой работы тыловых обеспечивающих служб. Складов боеприпасов, продовольствия, горюче-смазочных материалов, разгрузочных железно-жорожных станций, ремонтных баз, автомобильных частей и подразделений, гужевого транспорта.
И именно это было использовано в контрнаступлении под Москвой. Фронтовые части немцев были лишены тыловой поддержки. И на этом кончилась и их организованность, и их материально-техническое превосходство. За несколько месяцев до наступления была вычислена ахиллесова пята немецких войск. А в декабре в эту ахиллесову пяту выстрелили.
С этого момента у немцев возникает пунктик — страх перед разрывом коммуникаций. И советское командование в полной мере его использует. Но уже не сам разрыв коммуникаций, а именно страх перед таковым.
Тришкин кафтан группы армий «Центр»
После наступления под Москвой сложилась интересная географическая ситуация. За спиной Красной армии достаточно обжитые, прорезанные несколькими ж/д магистралями и множеством проселочных Московская и Калужская области, мощный Московский ж/д узел. За спиной немцев — огромный массив глухих вяземских лесов, через которые проходят редкие железнодорожные линии: Смоленск-Вязьма, Вязьма-Сычовка-Ржев, Вязьма-Сухиничи, Вязьма-Брянск. Пара шоссейных дорог: Варшавское и Минское шоссе… И все! Разве что редкие проселки. Знаете, что такое лесные проселочные дороги в России?
Обратите внимание на то, что снабжение 3 танковой и 9 общевойсковой немецких армий проходит по железной дороге, буквально зажатой между нависающим с севера Калининским фронтом и большим анклавом советских войск восточнее Смоленска и юго-западнее Вязьмы. В этом анклаве — несколько тысяч кавалеристов кавкорпуса Белова и несколько тысяч пехотинцев 33 армии Ефремова. На этой территории действует Советская власть, производится призыв в армию, организуется поиск и сбор артиллерийских орудий, минометов и боеприпасов к ним, брошенных в октябре 1941 года войсками Резервного фронта. Из найденного дальнобойного орудия обстреливается железнодорожная станция Вязьма.
Но главное — на протяжении более 100 километров эти войска находятся в непосредственной близости к железной дороге Смоленск-Вязьма. А между этим анклавом и основными силами фронта проходит железная дорога Вязьма-Брянск и Варшавское шоссе. Один хорошо организованный удар — и анклав соединяется с фронтом. Особо большие силы через леса не проведешь, но достаточно и небольших. Двух-трех дивизий пехоты и нескольких полков кавалерии. И с ними уже непонятно как бороться.
С февраля по апрель 1942 года немцы шаг за шагом отжимают советские войска от железных дорог. Сооружают заграждения, устанавливают минные поля. В мае-июне начинается наступление против анклава. Но оно тоже только частично решает вопрос безопасности дорог. Фронт исчезает, но солдаты рассыпаются по скрытым в дремучих лесах партизанским отрядам. И продолжают создавать угрозу коммуникациям. При этом имеют надежную радиосвязь с Москвой, их действия координируются и направляются советским главнокомандованием.
Дороги под угрозой.
А противник может маневрировать силами, снабжать свои войска только по этим дорогам и по раскисающим после каждого дождя проселкам. Установка Гитлера — остановить советское наступление, — загнала в эту лесисто-болотистую область огромные массы войск. Но сами эти войска стали зависимы от снабжения и маневра по редким коммуникациям.
Буквально над каждой коммуникацией нависает советский фронт. На приблизительно 100-километровом участке Варшавского шоссе на западе Калужской области идут непрерывные встречные бои. Участки шоссе по 70 раз за 1942 год переходят из рук в руки.
Ситуация уникальна. Один батальон захватывает 300 метров шоссе. — И шоссе перерезано. Один батальон захватывает полкилометра железнодорожного полотна — и отрезает от снабжения несколько дивизий.
Понятно, что указанный батальон можно сбросить с занимаемого участка шоссе или ж/д полотна. Надо просто подогнать танки, мотопехоту(штурмовиков, вообще говоря), разбомбить позиции батальона, — и вышибить русских.
Но только советские истребительные полки точно знают, в каком месте в огромном воздушном океане они встретят немецкие бомбардировщики. Штурмовые авиаполки точно знают, на каких дорогах им надо штурмовать перебрасываемые для ликвидации угрозы танковые и мотопехотные батальоны противника. Ночные легкие бомбардировщики фанерные По-2(У-2) совершенно точно знают, какие станции разгрузки резервов надо бомбить. А подразделения истребителей танков зарылись в землю и приготовились стрелять из противотанковых ружей и спускать собак-подрывников не по всему фронту, а ровно там, где их реально будут завтра атаковать танки немцев.
Борьба за коммуникации привязывала немецкие дивизии к центральному участку советско-германского фронта прочнее, чем цепь собаку. Снять две-три дивизии для оказания помощи южной наступающей группировке группа «Центр» не могла — потому как моментально ставила под удар 5-6 дивизий, а то и целые армии.
Живая сила и техника расходовалась в непрерывных контратаках против советских рот и батальонов там, где это диктовала советская сторона. Советская сторона не могла еще по состоянию экономики и по уровню подготовки кадров офицеров, летчиков, артиллеристов, танкистов наладить четкое непосредственное взаимодействие войск на поле боя с авиацией и артиллерией. Но она сумела поставить ход боевых действий так, что ограниченные возможности Красной армии использовались максимально. Истребители, которые невозможно было навести на неизвестно в каком месте и куда летящую группу «юнкерсов», — реально атаковали «юнкерсы» , летящие бомбить советские позиции в районе, например, Зайцевой горы между Спас-Деменском и Юхновым(Калужская обл.).
А все это готовилось так. Буквально два десятка машин-«катюш» незаметно выходили на позицию. Производили залп. После этого пехота без потерь занимала смешанный с землей укрепленный пункт. И это не догадка, а, скажем, конкретный боевой эпизод Жиздринско-Болховской наступательной операции 5-12 июля 1942 года. Именно залп гвардейских минометов, именно перестающие существовать укрепленные пункты, которые пехота берет без потерь. Ровно так же через месяц в Погорело-Городищенской операции мощная артподготовка на протяжении нескольких километров смела немецкую оборону.
В современной войне с высокой плотностью артиллерийского огня никакие инженерные сооружения не спасают. Просто на весь фронт и на каждый день войны высокую плотность огня не обеспечишь. Никакая экономика с этим не справится. А пробить малый участок и идти вперед — бессмысленно. Сам окажешься отрезан. Но вот если ты каждым прорванным малым участком создаешь огромную угрозу, — вот тогда война приобретает новое качество.
Баснословные потери, которые несут два-три батальона на марше, в атаке и переходящих в рукопашные боях за высотки, — оправданы ради спасения от опасности быть отрезанными нескольких дивизий. Один раз, два, три… А 70 раз? А 170 раз?
Так и воевали на Западном фронте. Неожиданный уничтожающий залп «катюш» в одном месте, серьезная артиллерийская обработка или обработка обороны авиацией в других местах, затем наступление пехоты и танков на небольшую глубину. Резко возрастала угроза участку коммуникаций. Противник не мог иметь за каждой своей ротой мощный артиллерийский резерв. И начинал контратаковать имеющимися силами без достаточно мощной артподготовки. Если советский удар казался достаточно масштабным, гнал по железным и шоссейным дорогам «пожарные» танковые и мотопехотные части
В ходе Ржевско-Сычевской операции лета 1942 года дело доходило до переброски войск транспортной авиацией. И в итоге противник нес те самые классические для обычных, а не подготовленных и не обеспеченных серьезной артиллерийской подготовкой потери 3:1, дополненные потерями на станциях разгрузки и на путях переброски подвижных резервов.
Если задуматься, то Ржевская битва представляется совершенно удивительной. Весь 1942 год Западный и Калининский фронты боями местного значения перемалывали живую силу и технику немцев, ставя их в такие условия, что потери оказывались по меньшей мере сопоставимыми(если не более тяжелыми для немцев).
Плохо технически оснащенная, недостаточно мобильная Красная армия не имела еще возможности адекватно отвечать на наступательную инициативу немцев. Но на Западном и Калининском фронтах практически на весь 1942 год инициатива была перехвачена Красной армией. Именно Красная армия диктовала противнику, куда перевозить по железной дороге танковые дивизии, где атаковать, где нести потери. Просто — угрозой коммуникациям. До которых — рукой подать.
Страх немцев оказаться отрезанными по тонким ниточкам железных и шоссейных дорог творил чудеса. Цена четырем Ржевско-Вяземским и Ржевско-Сычевским операциям 1 миллион 100 тысяч потерь, включая санитарные. В безвозвратные потери ушло 370 тысяч. И это оказалось ценой удержания в течение столь важного для нашей страны года в лесах и болотах нескольких десятков дивизий, которые сами в контратаках несли потери, доходившие до 50-80% личного состава и техники.
В наступлении на Кавказ немцам удалось сосредоточить аж 170 тысяч солдат. Посмотрите еще раз на карту. Сотни тысяч квадратных километров, захваченных немцами на южном направлении, не были обеспечены войсками, способными удерживать эти территории. А против Западного и Калининского фронтов ровно в это же время стояла и никуда не могла сдвинуться миллионная группировка. Вот в чем суть Ржевской битвы.
Там, где противник мог эффективно наступать, захватывать наши важные экономические районы, там, где на оборону мы должны были расходовать собственных солдат как 10:1, — именно там немцы и не смогли сконцентрировать свои усилия. Ведь эффективных путей наступления в степной и лесостепной зон было много. Была возможность наступления через Воронеж, через Лиски(Георгиу-Деж). Далее — широкие возможности маневра на степной и лесостепной равнине с выходом к сердцу советской оборонной промышленности — Поволжью. Наступление здесь было бы обеспечено превосходством в воздухе, маневренностью, квалификацией войск.
Но… войска связаны пожарным реагированием на локальные наступления относительно небольших советских сил то здесь, то там — в лесах Калужской, Смоленской и Калининской областей.
А тем временем набирает обороты эвакуированная промышленность. В училищах готовятся лейтенанты, которые в декабре 1942 на Дону остановят Манштейна, авиация и танки радиофицируются.
Но для всего этого выигрывают время взвода и роты на безымянных высотах, затерянных среди лесов. На высотках, которые подвергаются яростным атакам немцев. Вынужденным атакам с сугубо тактическим результатом восстановления положения, не предполагающим никакого стратегического развития успеха.
Главный успех — в отсутствии успеха.
Мы вынуждены произносить именно эту фразу.
В Ржевской битве, которая внешне представляла собой длительную позиционную борьбу за незначительные пространства, — прочитывается глубокий стратегический замысел Генштаба Красной армии.
Нет видимых громких успехов? — Но в этом-то самый главный успех! Поставить какую-то крупную группировку противника в катастрофическое положение, — нет проблем. Но тогда он в целом отойдет на более выгодные рубежи и высвободит себе руки. В 1943 отход с Ржевского плацдарма позволил противнику те танковые дивизии, которые были прикованы к Ржеву, — бросить в атаку на Курск. Выпрямили фронт, «сорвались с цепи».
Но немцы считали этот отход огромной удачей — они ушли с Ржевского плацдарма, не потерпев при этом сокрушительного поражения. В 1942 году они не могли этого сделать. Находились в стратегической ловушке. Бесцельно держать в лесах огромные силы — бред. Но и увести не дают, поддерживая режим постоянных угроз всем этим огромным силам.
Впрочем, пора бы и честь знать. Почти год крутили противнику мозги. А реально проводить наступления с решительными целями на данном участке фронта было практически невозможно. Действительно, эшелонированная на 80-100километров в глубину оборона могла быть сокрушена только слишком большой кровью. Но вот этого-то в планах советского командования как раз и не было. Сами сдадут, когда приспичит. Приспичило после Сталинграда и наследующих ему операций. Но и Красной Армии уже не нужна была позиционная война. Пришло время стратегического наступления. Теперь Красная армия могла воевать с немцами на равных и в степи.
А в 1942 противника на Ржевском выступе никто не собирался громить, его только привязывали к центральному участку фронта. Загнали противника в край, куда из-за малочисленности дорог и станций сложно что-то быстро завезти и столь же сложно что-то быстро эвакуировать. И играли с ним в кошки-мышки.
Исследователи сражений Ржевской битвы отмечают, например, несинхронность наступления армий Западного и Калининского фронтов в Ржевско-Сычевской операции. Начинает бои 30 июля одна армия(31 армия Калининского фронта против плацдарма на северном берегу Волги, потом переходит в наступление другая(5 августа — 20 армия Западного фронта — Погорело-Городищенская операция), потом наносят свои удары 5 и 33 армии Западного фронта. Почему? Неужто было трудно согласовать время наступления так, чтобы противник не мог маневрировать резервами, перебрасывая их с участка на участок? Нетрудно, но теперь понятно, что никому это и не было нужно. Нужно было именно заставить противника мотать резервы на сотни километров по узким и редким дорогам, подставляться под удары полков Ил-2, аэродромы которых находились прямо за спиной наступавших советских армий. Нужно было заставить противника находиться в постоянном напряжении, в ожидании очередного удара неизвестно где. И цепляться за каждый полк, за каждую дивизию. Не отдавать дивизии наступающему на Сталинград Паулюсу, а наоборот просить подкреплений. Краса и гордость вермахта мотопехотная дивизия «Великая Германия» была не просто переброшена на Ржевский плацдарм, но уже в августе было получено высочайшее разрешение на ее использование в боях для ликвидации угроз.
Через три месяца в конце ноября 1942 использование мпд «Великая Германия» для ликвидации очередной нависшей угрозы выглядело так. Войска Калининского фронта прорывают оборону и вводят в прорыв 1-ый механизированный корпус Саламатина. Батальоны «Великой Германии» пытаются нанести удар под основание прорыва — отрезать корпус. Ровно этого от них и ждут. 20 минут огня артиллерийской засады — и два атакующих батальона этой дивизии исчезают с лица земли. Противник подтягивает очередные войска, швыряет их в очередные атаки. В конце концов после тяжелых и кровопролитных для немцев боев корпус Саламатина отрезают. Но для атак против этого единственного отрезанного корпуса приходится задействовать 5 танковых и мотопехотных дивизий и кавалерийскую дивизию. Все делом заняты, все понимают серьезность ситуации. До Сычовки, до проходящей через нее железной дороги и корпусу Саламатина, и атакующей навстречу 20-ой армии Западного фронта совсем близко. Того и гляди, вся 9 армия окажется отрезанной.
А тем временем 11 декабря на Дону Манштейну не хватает танковых и мотопехотных дивизий пробить коридор к окруженной под Сталинградом армии Паулюса. В имеющем стратегическое значение контрударе Манштейна на Дону участвует 17 дивизий, из которых всего лишь 5 танковых. А в лесах на Ржевском плацдарме 5 танковых дивизий неделями борются с одним только корпусом Саламатина.
Этот момент надо подчеркнуть. 1-ый мехкорпус Саламатина к началу наступления имел 16 тысяч бойцов при 200 с небольшим танках, включая большое количество легких Т-60. И к этим небольшим в масштабах даже фронта силам прикованы несколько немецких подвижных дивизий. Пусть дивизии неполнокровные, пусть в каждой из них нет положенных 100 танков. Но танковая дивизия — не из одних танков. Это еще и мотопехота, умеющая прекрасно взаимодействовать с танками. И все это завязло в боях против, вообще, говоря незначительных, но создавших угрозу вражеским путям сообщения, советских сил. И в борьбе с этой угрозой немцы потери несут такие, что до лета 1943 указанные дивизии оказывается невозможно использовать нигде. Приходится доукомплектовывать.
Впрочем, когда с ударом Манштейна на юге советско-германского фронта все стало ясно, дальнейшее сидение Саламатина в окружении теряет смысл. 13 декабря он вполне спокойно выходит из окружения, вывезя всех своих раненых. Дело сделано. Можно было и раньше, раз уж все так просто. Но к 13 декабря стало понятно, что войска из-под Ржева уже ничем Манштейну не помогут, даже если очень стараться. Поздно.
Еще через несколько дней оставшийся с открытыми флангами, на закрытие которых элементарно не хватает войск, фронт немцев на юге начинает рассыпаться в результате серии наследующих друг другу наступательных операций нескольких советских фронтов. За два месяца утрачивается все завоеванное противником за 1942 год.
А не дававшие противнику покоя в течение всего 1942 года Западный и Калининский фронты в районе беспокойного Ржевского выступа прекращают активные наступательные действия. Фронты замирают. Они свое дело сделали. И сделали его превосходно.
Вопрос об учебности 1942 года тем не менее остается. Он и вправду учебный. В той же Жиздринско-Болховской операции Западного фронта конкретно изучалось, сколько надо станков «катюш» для проламывания подготовленной обороны противника. 48 станков вполне достаточно на 2 опорных пункта — вердикт. Пехота берет эти пункты без потерь.
Плотностью огня около 300 артиллерийских стволов на километр ломали оборону противника в августе 1942. Оборона на погорело-городищенском направлении перед 20-ой армией просто исчезла. Пехота прошла ее без потерь. Зимой 1943года именно такой плотностью огня ломали глубокую подготовленную оборону немцев при прорыве блокады Ленинграда. Научились.
Учились бороться с отсекающими контрударами противника. Учились предугадывать действия противника и ставить на путях его контрударов сметающие все артиллерийские засады и танковые резервы. В ходе операции «Марс» в последних числах ноября 1942 72-ая штурмовая дивизия немцев в рамках сложившейся тактики пытается отрезать прорвавшиеся светские войска. Но ее полки сами тут же оказываются в окружении и расстреливаются артиллерией.
Учились наступать не цепями, а штурмовыми группами. Учились отлаживать взаимодействие между родами войск. Но учились всему этому не вынуждено, не под нажимом противника, а наоборот, прочно владея инициативой.
И, хоть что могут говорить всевозможные авторы, ссылаясь на кровопролитность отдельных локальных эпизодов сражений, в целом это делалось относительно малой кровью. Именно здесь, на центральном участке, вокруг Ржевского выступа. Здесь воевала набирающая обороты советская экономика. Море артиллерийского огня, броня, гусеницы, авиационные моторы, бомбы.
Но для того, чтобы они могли воевать вместо солдат, тоже необходимо было не иметь видимых территориальных успехов. Это очень интересный момент.
Мы уже отметили, что за спиной Западного советского фронта был Московский ж/д узел, несколько расходящихся веером от Москвы железнодорожных и шоссейных магистралей, густо пересеченные проселочными дорогами Московская и Калужская области. Любая попытка противника наступать предотвращалась стремительной переброской резерва.
А он сам имел возможность наступать только с тех плацдармов, которые мог обеспечить подвозом боеприпасов и доставкой войск. Т.е. в сущности удары можно было предусмотреть и подготовиться к их парированию.
Так в августе 1942 немцы попытались организовать наступление на Козельском направлении. В бой были брошены 11дивизий, включая 4 танковые. Моментально навстречу им из-под Тулы по железной дороге и по шоссе ускоренным маршем выдвигается целая резервная танковая армия. А находящиеся в ближнем тылу передовых советских войск артиллерийские полки просто выбивают у противника танки. И южное крыло переходит в контрнаступление против обескровленного противника. Всего через неделю после начала наступления из ставки Гитлера приходит приказ превратить операцию с грозным названием «Смерч» в чисто оборонительную. Удержаться бы, куда там наступать. И, обратите внимание, резервная танковая армия располагается в достаточно глубоком тылу — недоступная для действий вражеской авиации. Но переброска ее к фронту в кратчайшее время — не составляет проблемы.
Наоборот, советская сторона имела возможность наносить угрожающие коммуникациям противника удары там, где сама выбрала. Необходимое количество снарядов, бомб и топлива для авиации и танков она могла незаметно сосредотачивать буквально везде. Пользуясь множеством проселков. А сами войска, артиллерийские позиции и склады хорошо укрывал лес.
Войска Западного фронта могли навязывать противнику бои в условиях собственного локального превосходства в артиллерии, снарядах, авиационной поддержке, а противник мог противопоставлять им только танковые пушки, легкие минометы, огонь стрелкового оружия. Не потому, что в принципе не имел достаточного количества артиллерии и боеприпасов, а потому что не мог их иметь везде и не мог их быстро сосредотачивать там, где нужно.
Если бы за спиной Западного фронта были те же самые вяземские леса и бездорожье, в которых оказался противник, ситуация изменялась бы на строго противоположную.
И это было известно. Далеко ушедшая в ходе зимнего наступления и полуотрезанная 39-ая армия Калининского фронта, имевшая для обеспечения снабжения только одну дорогу, ничего не могла противопоставить операции «Зейдлиц» в начале июля 1942 года. За две недели боев она была истреблена. Жесткая круговая оборона армии в войне огня и маневра бесполезна и практически невозможна. А без дорог нет ни огня, ни маневра.
Без огня и маневра поддерживающих сил бесполезны долговременные бетонные укрепления. Уничтоженная огнем пехота вокруг них, оставляет доты один на один с саперами и огнеметчиками. Героическая, но почти бессмысленная гибель.
Пока хребет противнику не сломан, пока он мог наступать, — входить в бездорожье вяземских лесов советским войскам было бессмысленно и опасно. Это означало передачу инициативы противнику.
Отсутствие же территориальных успехов позволяло в полной мере использовать географическое превосходство, которое конвертировалось в огневое. Сначала это было преимуществом действенности огня. Артиллерия и авиация с необходимым боезапасом сосредотачивались там, где их работа была наиболее успешной. Против перебрасываемых и контратакующих резервов противника. А по мере роста оборонной промышленности, нарастало превосходство еще и в самой массе огня.
Вывод.
Главный вывод должен относиться не собственно к битве, а тому, что за 60 лет после Победы такое понимание событий на центральном участке советско-германского фронта не только не стало основным, но даже не было предложено исторической наукой.
Из поля исторического осмысления была выведена гениальная по реализации стратегическая игра советского командования и государственного руководства. Игра, которая позволила ценой относительно небольших потерь на год лишить лучшую в мире армию ее преимуществ. И навязать значительной ее части невыгодную позиционную борьбу за удержание невыгодных позиций. Навязать этой части борьбу в таких географических условиях и по таким правилам, при которых имевшие место существенные недостатки технического оснащения и подготовки Красной армии практически полностью нивелировались. Наоборот в этих условиях она приобретала возможность полноценно вести огневой бой. Полноценно и эффективно использовать нараставшее превосходство СССР в производстве танков, пушек, артиллерии и боеприпасов.
Историческая наука оказалась неспособной произнести ключевое слово: неравноценность. Театры боевых действий для Красной армии в 1942 году были неравноценны. Более мобильная, лучше оснащенная средствами связи, имевшая безусловное превосходство в воздухе немецкая армия только ценой огромных потерь могла быть остановлена на степных фронтах.
Наоборот в лесисто-болотистой местности германская промышленность и технически хорошо оснащенные германские инженерные войска могли обеспечить создание глубоко эшелонированной трудно преодолимой обороны. Такой как в полосе Ленинградского, Волховского, Северо-Западного фронтов, собственно на Ржевском выступе и около его основания. Такой фронт мог удерживаться относительно небольшими силами.
Величайший стратегический успех боевых действий Западного и Калининского фронтов в ходе Ржевской битвы заключался в том, что в течение года противнику не удалось использовать преимущества инженерного обеспечения обороны на центральном участке фронта для переноса тяжести своей военной машины на маневренные фронты. Маневренным фронтам не хватало ни подвижных соединений, увязнувших в районе Ржевского выступа, ни просто пехоты хотя бы для надежного обеспечения флангов наступавших в степи армий. И это не было ошибкой немецкого командования, оно многократно пыталось высвободить войска группы армий «Центр» для переброски на юг. Этот результат стал следствием тончайшей стратегической игры советского командования по поддержанию режима непрерывной угрозы разгрома армий немецкой группы «Центр», которая в 1942 году, тем не менее, еще не могла быть реализована.
Благодаря успеху советской стратегии в районе Ржевского выступа — на маневренных фронтах противник имел возможность наступать только ограниченными силами и фактически оказался бессилен создать серьезные угрозы советским центрам оборонной промышленности в Поволжье и на Урале. Более того, из-за ограниченности сил на южном участке он не сумел защитить собственные выдвинувшиеся войска от угрозы окружения и разгрома.+
И этот безусловно важнейший для исхода войны стратегический успех Красной армии оказался достигнут ценой сравнительно небольших потерь. И даже наоборот перемалыванием немецкой живой силы и техники самым невыгодным для противника образом — на дорогах, на станциях разгрузок, в вынужденных плохо обеспеченных огневой поддержкой контратаках.
С сожалением вынужден констатировать слепоту и даже примитивность мышления ученых отечественной школы военно-исторической науки. Слона-то она и не приметила! Или сознательно не захотела примечать?
Я УБИТ ПОДО РЖЕВОМ
Я убит подо Ржевом,
В безыменном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва,
Я не видел той вспышки,--
Точно в пропасть с обрыва --
И ни дна ни покрышки.
И во всем этом мире,
До конца его дней,
Ни петлички, ни лычки
С гимнастерки моей.
Я -- где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я -- где с облачком пыли
Ходит рожь на холме;
Я -- где крик петушиный
На заре по росе;
Я -- где ваши машины
Воздух рвут на шоссе;
Где травинку к травинке
Речка травы прядет, --
Там, куда на поминки
Даже мать не придет.
Подсчитайте, живые,
Сколько сроку назад
Был на фронте впервые
Назван вдруг Сталинград.
Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю,
Наш ли Ржев наконец?
Удержались ли наши
Там, на Среднем Дону?..
Этот месяц был страшен,
Было все на кону.
Неужели до осени
Был за ним уже Дон
И хотя бы колесами
К Волге вырвался он?
Нет, неправда. Задачи
Той не выиграл враг!
Нет же, нет! А иначе
Даже мертвому -- как?
И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она -- спасена.
Наши очи померкли,
Пламень сердца погас,
На земле на поверке
Выкликают не нас.
Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам -- все это, живые.
Нам -- отрада одна:
Что недаром боролись
Мы за родину-мать.
Пусть не слышен наш голос, --
Вы должны его знать.
Вы должны были, братья,
Устоять, как стена,
Ибо мертвых проклятье --
Эта кара страшна.
Это грозное право
Нам навеки дано, --
И за нами оно --
Это горькое право.
Летом, в сорок втором,
Я зарыт без могилы.
Всем, что было потом,
Смерть меня обделила.
Всем, что, может, давно
Вам привычно и ясно,
Но да будет оно
С нашей верой согласно.
Братья, может быть, вы
И не Дон потеряли,
И в тылу у Москвы
За нее умирали.
И в заволжской дали
Спешно рыли окопы,
И с боями дошли
До предела Европы.
Нам достаточно знать,
Что была, несомненно,
Та последняя пядь
На дороге военной.
Та последняя пядь,
Что уж если оставить,
То шагнувшую вспять
Ногу некуда ставить.
Та черта глубины,
За которой вставало
Из-за вашей спины
Пламя кузниц Урала.
И врага обратили
Вы на запад, назад.
Может быть, побратимы,
И Смоленск уже взят?
И врага вы громите
На ином рубеже,
Может быть, вы к границе
Подступили уже!
Может быть... Да исполнится
Слово клятвы святой! --
Ведь Берлин, если помните,
Назван был под Москвой.
Братья, ныне поправшие
Крепость вражьей земли,
Если б мертвые, павшие
Хоть бы плакать могли!
Если б залпы победные
Нас, немых и глухих,
Нас, что вечности преданы,
Воскрешали на миг, --
О, товарищи верные,
Лишь тогда б на воине
Ваше счастье безмерное
Вы постигли вполне.
В нем, том счастье, бесспорная
Наша кровная часть,
Наша, смертью оборванная,
Вера, ненависть, страсть.
Наше все! Не слукавили
Мы в суровой борьбе,
Все отдав, не оставили
Ничего при себе.
Все на вас перечислено
Навсегда, не на срок.
И живым не в упрек
Этот голос ваш мыслимый.
Братья, в этой войне
Мы различья не знали:
Те, что живы, что пали, --
Были мы наравне.
И никто перед нами
Из живых не в долгу,
Кто из рук наших знамя
Подхватил на бегу,
Чтоб за дело святое,
За Советскую власть
Так же, может быть, точно
Шагом дальше упасть.
Я убит подо Ржевом,
Тот еще под Москвой.
Где-то, воины, где вы,
Кто остался живой?
В городах миллионных,
В селах, дома в семье?
В боевых гарнизонах
На не нашей земле?
Ах, своя ли. чужая,
Вся в цветах иль в снегу...
Я вам жизнь завещаю, --
Что я больше могу?
Завещаю в той жизни
Вам счастливыми быть
И родимой отчизне
С честью дальше служить.
Горевать -- горделиво,
Не клонясь головой,
Ликовать -- не хвастливо
В час победы самой.
И беречь ее свято,
Братья, счастье свое --
В память воина-брата,
Что погиб за нее.
1945-1946
Александр Твардовский. Стихотворения.
Россия - Родина моя. Библиотечка русской
советской поэзии в 50-ти книжках.
Москва: Художественная литература, 1967.
