Социальные потрясения начала прошлого века, вылившиеся в Гражданскую войну, и литературу разделили на два периода: русскую и советскую. И до событий 1917 года в стране существовала цензура, в том числе и политическая.
Тем не менее, интересен феномен становления литературы в начальный период советской власти, когда «сказка сделалась былью», а все общество почувствовало, насколько сложно выживать в условиях реализации умозрительных построений, шаблонных подходов к человеку, как к носителю «классового сознания».
Сегодня идут споры, кого из писателей следует включить для изучения в школьную программу. При этом обходится стороной творчество тех, кто пытался на образах осмыслить происходящее.
В 2012 году очень незаметно, бодрой скороговоркой «трам-таррарам» было отмечено 120-летие со дня рождения Мариэтты Шагинян. И это обидно, поскольку ее фантастический роман «Месс-Менд, или Янки в Петрограде» действительно стал в свое время новым словом в остросюжетной приключенческой литературе.
Идеологический перекос в непременный «классовый» характер персонажей сделал из них схемы, но так уж принято в любой жанровой литературе, где действуют не художественные образы живых людей с их сложным внутренним миром, а некие схематические герои, мысли и чувства которых строго приписаны их амплуа. В романе Шагинян появляется новый герой — борец за дело рабочего класса. А его антигерой, олицетворяющий мировой империализм, — получает и мистические свойства Вселенского Зла.
Родилась 21 марта (2 апреля) 1888 год в Москве, в семье врача, приват-доцента Московского университета Сергея Давыдовича Шагиняна (1860—1902). Мать, Пепрония Яковлевна Шагинян (1867—1930), была домохозайкой.
Получила полноценное домашнее образование, училась в частном пансионе, затем — в гимназии Ржевской. В 1906—1915 годах сотрудничала в московской печати. В 1912 году окончила историко-философский факультет Высших женских курсов В. И. Герье. В том же году побывала в Санкт-Петербурге, познакомилась и сблизилась с З. Н. Гиппиус и Д. С. Мережковским. В 1912—1914 изучала философию в Гейдельбергском университете.
В 1915—1919 годах М. С. Шагинян была корреспондентом газет «Приазовский край», «Черноморское побережье», «Трудовая речь», «Ремесленный голос», «Кавказское слово», «Баку».
Литературной деятельностью занималась с 1903 года. Начинала с символистских стихов. Опубликовала свыше 70-ти книг романов, повестей, рассказов, очерков, стихов и около 300 печатных листов статей, рецензий, докладов. Опубликовала книги стихов «Первые встречи» (1909), «Orientalia» (1913, вышло 7 изданий), затем книги рассказов «Узкие врата» (1914), «Семь разговоров» (1915).
Вот ведь как интересно получается… не случись гуманитарной катастрофы, Мариэтта Шагинян тоже была бы вполне востребована, принажала бы к такой «новой волне» начала ХХ века, но многое бы сделала иначе, не принимая на веру какие уже отжившие прямо на ее веку «бесспорные истины».
Удивительно, как начав с поэзии Серебряного века и зарубежного, ни к чему особо в России не обязывающего образования, Мариэтта Шагинян с нескрываемым удовольствием влилась в идеологическую струю Октябрьской социалистической революции. Ссылки на ее восприятие этих событий, когда лишь за первый год революции Россия потеряла 16 млн человек, а в статистических сводках земств появилась графа «самоубийства до десяти лет», — сегодня указывают на восторженное отношение как к «событиям христианско-мистического характера».
Хотя прижизненные съемки не позволяют заметить особой склонности к христианству. Пожалуй, лишь склонность к мистике (разнородной и разнохарактерной, с бору по сосенке, то там то сям) со скидкой на юный возраст и определенную молодостью душевную незрелость проявляется весьма сильно. Но ни мистика, ни христианство не позволили ни одному сложившемуся к этому моменту писателю или поэту проникнуться «энтузиазмом», которым подчас совершенно неприлично блистала Шагинян.
В 1915—1918 годах жила в Ростове-на-Дону, преподавала в местной консерватории эстетику и историю искусств.
Шагинян с энтузиазмом приняла Великую Октябрьскую социалистическую революцию, которую восприняла как событие христианско-мистического характера. В 1919—1920 годах работала инструктором Доннаробраза и директором 1-й прядильно-ткацкой школы. Затем переехала в Петроград, в 1920—1923 годах была корреспондентом «Известий Петроградского Совета» и лектором института истории искусства. В 1922—1948 годах работала специальным корреспондентом газеты «Правда» и одновременно несколько лет специальным корреспондентом газеты «Известия».
В 1927 году переехала в Армению, где прожила пять лет. С 1931 года жила в Москве.
В 1922—1923 выпустила повесть «Перемена» (М. Горький писал В. Каверину: «За ее роман „Перемена“ ей следовало бы скушать бутерброд с английскими булавками»), затем — «Приключение дамы из общества». Писательница показывает перелом в сознании русской интеллигенции под влиянием Великой Октябрьской социалистической революции.
В 1923—1925 под псевдонимом «Джим Доллар» опубликовала серию агитационно-приключенческих повестей «Месс-Менд», имевшую большой успех.
В 1928 году опубликовала своеобразное литературное произведение — «роман-комплекс» «К и к» (расшифровывается «Колдунья и коммунист»), объединивший разные жанры — «от поэмы до доклада».
В 1930—1931 писала роман «Гидроцентраль», явившийся результатом проведенных ею лет на строительстве Дзорагэс. В годы Великой Отечественной войны М. С. Шагинян опубликовала книгу публицистических статей «Урал в обороне» (1944), в послевоенные годы — книгу «По дорогам пятилетки».
Перу М. С. Шагинян принадлежат работы, посвящённые творчеству Т. Г. Шевченко, И. А. Крылова, И. В. Гёте, Низами, Й. Мысливечека и др. В конце жизни написала мемуары «Человек и время». Литературные портреты У. Блейка, С. В. Рахманинова, В. Ф. Ходасевича, Г. Б. Якулова.
В литературном обозрении уже рассматривалось сопоставление повести «Перемена» и романа Михаила Александровича Шолохова «Поднятая целина» (см. О литературе начала ХХ века), где приводились выдержки из книги «Нравственные критерии анализа» И.А. Дедюховой.
В момент написания повести «Перемена» М. Шагинян исполнилось 34 года. Шолохов пишет роман «Поднятая целина» в 27 лет, будучи моложе почти всех своих героев. Если бы «Перемена» отразила реальную жизнь методами искусства, не в идеологическом, заведомо некультурном контексте, она бы во многом сняла необходимость для Шолохова торопливо, почти на уровне газетного фельетона пытаться отразить государственное давление, под напором которого ломаются судьбы его героев.
Настоящее искусство всегда меняет жизнь к лучшему, становясь своеобразным посредником между обществом и государством, отражая истинные жизненные ценности своих героев. И если через десять после написания повести «Перемена» условия жизни изменились лишь в худшую сторону, это, во-первых, означает, что данное произведение не является литературой, а представляет собой обычную графоманию.
Но попутно само ухудшение жизненных условий, демонстрируемое ворохом бумажек Якова Лукича, выявляет, что при всех убедительных обоснованиях «светлого пути всего человечества» в интересах «народа» или «класса» — любая идеология является лишь очередным обоснованием легитимности вхождения во власть тех, кто изначально вынужден прикрывать свои истинные интересы – идеологией.
Конечно, если долго повторять какие-то штампы из самооправдания, из попытки найти «разумное» в происходящем вокруг кошмаре гуманитарной катастрофы, не замечая и тех разительных изменений с фотографиями 1912 года, то потихоньку сам начинаешь верить, что уничтожение «никому не нужного» Якова Лукича – благотворно отразится на всеобщей «борьбе за любовь». Вот только чем же это будет лучше убийства Алёны Ивановны, коллежской секретарши, процентщицы, — «крошечной, сухой старушонки, лет шестидесяти», как описал ее Достоевский с родной тетушки в романе «Преступление и наказание»?..
1922 год стал особым в восприятии революционных событий в России, поскольку в этот период газеты мира обошла фотография умирающего от голода ребенка. Внутри страны положение очень тяжелое, а повесть М. Шагинян как бы вполне однозначно определяет основного виновника – «ленивого барышника» Якова Лукича, наивно полагающего, будто заготовительные справки оградят его от государственного интереса к его собственности, не упустив возможности растоптать его душу.
Михаил Александрович Шолохов
По сути, повесть «Перемена» является социальным доносом, вполне аналогичным, какой пишет Макар Нагульнов на своего односельчанина, пожелавшего продать своих собственных быков, не поинтересовавшись, как этот поступок может отразиться на «мировой революции». Поэтому Максим Горький (1868-1936 гг.) после выхода «Перемены» в свет писал Вениамину Каверину (1902—1989 гг.): «За ее роман «Перемена» ей следовало бы скушать бутерброд с английскими булавками».
Но за «верность идеалам» М. Шагинян, не создав ни одного художественного образа, в которых бы современники черпали веру в жизнь, а потомки бы увидели правдивый отпечаток своего времени – получает массу государственных наград. А Шолохов… уже не успевает за теми переменами, которые происходят в стране, где литература начинает оправдывать глумление над человеком, растаптываемого его всей мощью «идейного» государственного давления. Следующий 1933 год входит в историю страны, как Апокалипсис – с голодом, поразившим все бывшие «пшеничные места», в том числе и «Донобласть», как месть самой природы за попранное достоинство человека «возля земли». А роман «Поднятая целина» входит в школьную программу как «роман о коллективизации в стране», где описываемые события необходимо рассмотреть в ретроспективе «реформ и преобразований в нашей стране после отмены крепостного права в 1861 г.»
Ни личные трагедии, ни страдания людей рядом, ни глобальная гуманитарная катастрофа не поколебали энтузиазма Мариэтты Шагинян. Ее творчество разнообразно и обильно: здесь и наигранное кокетство «дамы из общества», вызывающе антихристианская мистика «Месс Менд» или «Колдуньи и коммуниста»…
Но чувствуется что перескакивание из жанра в жанр («от поэмы до доклада») — это даже не «веяние» суетного времени, ни лихорадочная попытка попасть «в ногу со временем», это происходит от попытки принять «новое время» без раздумий, попытки анализа, один к одному.
Может ли быть сама Мариэтта Шагинян «свидетелем времени», если ее творчество осталось далеко в прошлом, являясь «свидетельством своего времени»?.. Но что именно «свидетельствует» подобная «литература своего времени»… говорит хотя бы то, что ее настолько прочно забыли, будто ее и не было.
А она вообще-то была и являлась основой биографии… весьма успешной и такой позитивной карьеры. Была себе девушка из рафинированной интеллигентской среды, писала стишки, вдруг «прониклась идеями», чему объяснений в «христианской мистике» просто не найти, поскольку нет переосмысления, покаяния, а главное, сочувствия и сострадания к людям.
В 1930-х годах окончила Плановую академию Госплана имени В. М. Молотова (изучала минералогию, прядильно-ткацкое дело, энергетику), работала лектором, инструктором ткацкого дела, статистиком, историографом на ленинградских фабриках, годы Великой Отечественной войны провела на Урале корреспондентом газеты «Правда». В 1934 году на Первом съезде советских писателей была избрана членом правления СП СССР.
Несколько лет была депутатом Моссовета. Доктор филологических наук (1941, получила степень за книгу о Т. Г. Шевченко). Член ВКП(б) с 1942 года. Член-корреспондент АН Армянской ССР (1950).
Умерла 20 марта 1982 года в Москве. Похоронена на Армянском кладбище (филиал Ваганьковского кладбища).
Сталинская премия третьей степени (1951) — за книгу очерков «Путешествие по Советской Армении» (1950)
Ленинская премия (1972) — за тетралогию «Семья Ульяновых»: «Рождение сына» (1937, переработанное издание 1957), «Первая Всероссийская» (1965), «Билет по истории» (1937), «Четыре урока у
Ленина» (1968) и очерки о В. И. Ленине
Герой Социалистического Труда (1976)
два ордена Ленина
орден Октябрьской Революции
три ордена Трудового Красного Знамени
орден Трудового Красного Знамени Армянской ССР (1932)
орден Красной Звезды (1945)
орден «Знак Почёта» (8.8.1943)
орден Дружбы народов
Большая золотая медаль ЧССР — за книгу «Воскрешение из мёртвых» (1964)
Тем не менее, именно писательская карьера Мариэтты Шагинян -очень ценное свидетельство времени. До сих пор идут разбирательства, кто же написал роман «Тихий Дон», не оспаривая авторства «Поднятой целины», хотя любому читателю, знающему обе эти вещи, понятно, что их писал один и тот же человек.
Но никому и в голову не придет оспаривать авторство сумбурных книжек Мариэтты Шагинян, ну, хотя бы «Четыре урока у Ленина», раз за них столько орденов в одни руки выдают.
Есть хоть кто-нибудь в Вселенной, кто переплывал этот бред хотя бы в советское время и точно знает, в чем же заключались эти «четыре урока», когда «дамочка из общества» в который раз решила пересказать вехи своего бытия?
Язык… как плохой перевод на русский нескольких первоисточников сразу, на «писательской кухне» с включенным блендером.Текст вообще не структурируется, будто Шагиняг сплавляет туда все, что накопилось за годы из пожелтевшей макулатуры…
И вот поди ж ты, оказывается, Шагинян — «защитница русского языка». Только аргументация немного странная, с картавым изломом изнеженной барышни.
«Ленин и ходоки». Современная интерпретация
Систематически выступала против реформ русского языка: на символистском салоне Мережковских против реформы 1918, а в 1964 против проекта реформы с такими словами: «двадцать лет я покупала хлеб в булочной на правой стороне Арбата, и с чего это я теперь буду ходить на левую?»
Библиография
«О блаженстве имущего. Поэзия З. Н. Гиппиус» (1912)
«Orientalia» (1913)
«Две морали» (1914)
«Своя судьба» (1916; переработанная версия 1954) — роман, действие которого происходит в психиатрической лечебнице
«Приключения дамы из общества» (1923)
«Перемена» (1923)«Гидроцентраль» (1928; переработанная версия 1949) — роман, действие которого происходит на строительстве Дзорагетской ГЭС
«Месс Менд, или Янки в Петрограде» (1924; переработанная версия 1956)
«К и к» (1928)«Ленин и ходоки». Еще одна современная интерпретация
«Билет по истории» (1938; новая редакция 1970)
сборник очерков «По Советской Армении» (1950)
«Дневник писателя» (1953)
книга очерков «Зарубежные письма» (1964)
«Лениниана» (1937—1968)
«Путешествие в Веймар» (1914; «Гёте» (1950))
«Т. Шевченко» (1941)
«И. А. Крылов» (1944)
«Этюды о Низами» (1955)
«Воскрешение из мёртвых» (1964)
Шагинян М. Иозеф Мысливечек. — М. «Молодая гвардия», 1968,1983. — 320 с. — (ЖЗЛ; Вып. 450). — 100 000+100 000 экз.
«Человек и Время» (1980)
Хозиева С. И. Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. — М.: Рипол-классик, 2000. — 575 с — ISBN 978-5-7905-0426-6.
Вот старушка, будто выпавшая из тридцатых, все с тем же нескрываемым превосходством посвященной в некие «духовные идеалы» лепит одно социальное клише за другим… Настолько примитивная речь, без начала и конца, без выводов, без каких-то «проникновений в образ»… Один штамп за другим, эрзац мыслей и чувств…
Испытываешь оторопь и неловкость, что кому-то в голову пришло именно у Шагинян поинтересоваться мнением о творчестве Аркадия Райкина… Она явно не тот человек, кто может оценить его адекватно. В ней произошли какие-то глубинные сдвиги от этой постоянной погони за успехом, в попытках быть «на гребне волны» в таких временах… в волнах времени давно сгинули все, кого она знала.
Она какой-то странный анахронизм, выпавший из своего времени, но с прежней устойчивостью навязывающие свое «мнение»… теперь уже об Аркадии Райктне, которого знают все от мала до велика, который находится в тот момент на пике популярности.
Нет, ей веришь, что она и в столь ветхом возрасте думает о популярности Райкина, перебирая все свои эпохальные свершения, полагая, что уж она-то, такая орденоносная и увековеченная должна бы быть намного популярнее… То есть, тому, что она думает над секретом чужой популярности, этому веришь безусловно, а вот тому, что она лепит дальше… не то, чтобы не веришь… просто становится грустно все это. Она явно отстала от своего времени.
Сколько прилагала усилий, а все они в результате оказались ненужными никому. И время ушло, и люди, смотревшие на ее гидроцентральные триумфы давно померли… И вот стоит она на фоне популярного Райкина и говорит какие-то глупости уже со старушечьим энтузиазмом, сверкая выцветшими глазками из-под толстых очечков…
Но можно представить ее молодой и красивой, когда с тем же энтузиазмом лепила все партийные догмы, ловко перестраиваясь, перескакиваю из одного времени в другое, повсюду собирая ордена и премии…
Но тут она стоит как «свидетель времени», а кому нужно это «свидетельство»? Райкину, начинавшему с военных бригад и артистических киносборников?.. Райкину, прославившему еще в 50-е в цветных фильмах с Целиковской?.. Райкину, находящемуся в зените славы, для чего-то нужно свидетельство этой черепахи Тортиллы, привычно говорящей о себе «мы»? Вроде «коллектива товарищей» или просто «доброжелатели».
Проклятая пора эзоповских речей, литературного холопства, рабьего языка, идейного крепостничества! пролетариат положил конец этой гнусности, от которой задыхалось, все живое и свежее на Руси. Но пролетариат завоевал пока лишь половину свободы для России. Революция еще не закончена. Если царизм уже не в силах победить революцию, то революция еще не в силах победить царизма. И мы живем в такое время, когда всюду и на всем сказывается это противоестественное сочетание открытой, честной, прямой, последовательной партийности с подпольной, прикрытой, «дипломатичной», увертливой «легальностью». Это противоестественное сочетание сказывается и на нашей газете: сколько бы ни острил г. Гучков насчет социал-демократической тирании, запрещающей печатать либерально-буржуазные, умеренные газеты, а факт все же остается фактом, — Центральный Орган Российской социал-демократической рабочей партии, «Пролетарий», все же остается за дверью самодержавно-полицейской России.
Как-никак, а половина революции заставляет всех нас приняться немедленно за новое налаживание дела. Литература может теперь, даже «легально», быть на 9/10 партийной.
Литература должна стать партийной. В противовес буржуазным нравам, в противовес буржуазной предпринимательской, торгашеской печати, в противовес буржуазному литературному карьеризму и индивидуализму, «барскому анархизму» и погоне за наживой, — социалистический пролетариат должен выдвинуть принцип партийной литературы, развить этот принцип и провести его в жизнь в возможно более полной и цельной форме.
В чем же состоит этот принцип партийной литературы? Не только в том, что для социалистического пролетариата литературное дело не может быть орудием наживы лиц или групп, оно не может быть вообще индивидуальным делом, не зависимым от общего пролетарского дела. Долой литераторов беспартийных! Долой литераторов сверхчеловеков! Литературное дело должно стать частью общепролетарского дела, «колесиком и винтиком» одного-единого, великого социал-демократического механизма, приводимого в движение всем сознательным авангардом всего рабочего класса. Литературное дело должно стать составной частью организованной, планомерной, объединенной социал-демократической партийной работы.
«Всякое сравнение хромает», говорит немецкая пословица. Хромает и мое сравнение литературы с винтиком, живого движения с механизмом. Найдутся даже, пожалуй, истеричные интеллигенты, которые поднимут вопль по поводу такого сравнения, принижающего, омертвляющего, «бюрократизирующего» свободную идейную борьбу, свободу критики, свободу литературного творчества и т. д., и т. д. По существу дела, подобные вопли были бы только выражением буржуазно-интеллигентского индивидуализма. Спору нет, литературное дело менее всего поддается механическому равнению, нивелированию, господству большинства над меньшинством. Спору нет, в этом деле безусловно необходимо обеспечение большего простора личной инициативе, индивидуальным склонностям, простору мысли и фантазии, форме и содержанию.
В.И. Ленин «Партийная организация и партийная литература»// Газета «Новая Жизнь» №12 от 13 ноября 1905 г//ПСС, 5 изд., том 12, стр. 99-105
От Мариэтты Шагинян за версту шибает этой «партийностью в литературе», полностью извратившей ее творчество, по сути, убившего его. Пожалуй, в этом и есть ее главный урок у Ленина, именно его статья дала ей «путевку в жизнь».
Трактовка принципа партийности, характерная для подпольной партии нового типа (1905 г.), содержится в статье В.И. Ленина «Партийная организация и партийная литература» (Полн. собр. соч. Т. 12.― С. 99―105). В. И. Ленин перечислял формы реализации этого принципа:
- газеты должны стать «органами разных партийных организаций»;
- литераторы беспартийные, литераторы-сверхчеловеки изгоняются, и их место занимают литераторы, состоящие в партийных организациях;
- «издательства и склады, магазины и читальни, библиотеки и разные торговли книгами» контролируются пролетариатом.
Выступая на III Всероссийском съезде Российского коммунистического союза молодежи 2 октября 1920 г., В.И. Ленин говорил: «Всякую нравственность, взятую из внечеловеческого внеклассового понятия, мы отрицаем… Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем… В основе коммунистической нравственности лежит борьба за укрепление и завершение коммунизма».
Л.Д. Троцкий, в свою очередь, писал: «Общество без социальных противоречий будет, разумеется, обществом без лжи и насилия. Однако, проложить к нему мост нельзя иначе, как революционными, т. е. насильственными средствами… Цель (демократия или социализм) оправдывает, при известных условиях, такие средства (курс. авт.), как насилие и убийство. О лжи нечего и говорить! Без нее война немыслима, как машина без смазки».
Двадцатые годы изобиловали революционными безнравственными проповедями. Так, профессор А.Б. Залкинд в книге «Революция и молодежь» (М., 1924 г.) развивал теорию особой пролетарской нравственности, «необходимой для переходного периода, для периода обостреннейшей классовой борьбы»:
• «Не убий» было ханжеской заповедью, пролетариат подойдет к этому правилу строго по-деловому, с точки зрения классовой пользы. Убийство злейшего, неисправимого врага революции, убийство, совершенное организованно, классовым коллективом — по распоряжению классовой власти, во имя спасения пролетарской революции — законное этическое убийство.
• «Чти отца» — пролетариат рекомендует почитать лишь такого отца, который стоит на революционно-пролетарской точке зрения. Других же отцов, враждебно настроенных против революции, надо перевоспитывать: сами дети должны их перевоспитывать.
• «Не прелюби сотвори» — формула неправильная. Половая жизнь есть неотъемлемая часть боевого арсенала пролетариата и должна исходить из соображений классовой целесообразности. Выбор полового объекта должен на первом месте считаться с классовой полезностью и не допускать элемента грубого собственничества. Позорным и антиклассовым становится ревнивый протест, если новый половой объект является в классовом смысле более ценным».
Воинствующая пролетарская аморальность захлестнула литературный процесс. РАПП — Российская ассоциация пролетарских писателей — стала ее проводником в литературе, а службы социальной коммуникации, клубы и библиотеки в том числе, были мобилизованы на идеологический фронт и встали под знамена революционной партийности.
И все это… с таким нездоворым блеском в глазах, как бы вполне «идейные» и «сознательные», исполненные «энтузиазма»…
Но вот прошли годы, отгремели войны, щедро собираемые подобными партийцами в качестве основного «творческого наследия» всех этих людоедских кредо… а забытым осколком надолго задержалась с нами Мариэтта Шагинян, пытаясь и в 70-х припомнить не один урок у Ленина, а целых четыре…
А чтобы этими ее уроками заинтересовались, ей приходилось выступать на разогреве концертов Аркадия Райкина… в качестве бессменной свидетельницы того, что время не стоит на месте, а единственный принцип, который должен сопровождать его ход, это сопереживание и сочувствие к человеку.
1 comment
«Агафья Тихоновна и флиртовала с виртуозом-балалаечником, корректным молодым человеком с европейской выправкой. Виртуоз чувствовал себя в родственной среде прекрасно. Он грациозно уселся на один из воробьяниновских стульев, совершенно не обращая внимания на то, что Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд вынуждены были все впятером довольствоваться только двумя стульями.»
(12 стульев, 1927г.)