Сельма Лагерлеф в декабре открыла в «Книжной лавке» уютный сезон сказок вебинаром Сельма Легерлёф «Тролли и люди»
Скандинавская сказка сопровождала нас с детства, со сказок Андерсена и Линдгрен. И кто же не читал «Удивительное путешествие Нильса с дикими гусями», взрослея вместе с крошечным мальчиком-с-пальчиком, которому пришлось взрослеть поневоле в экстремальных условиях.
Для меня стало небольшим открытием, что наша сказка на русском с самого начала была переведена с отступлением от текста. Нильс остался дома, отказавшись вместе с родителями отправиться на церковную службу. Тогда отец потребовал, чтобы он выучил проповедь. И насколько бы незрелым не был мальчик, он не издевался над крошкой-домовым, а потребовал, чтобы тот помог ему лучше запомнить проповедь.
Как мы помним, родители Нильса в нашей сказке отправились по своим делам, а он остался дома выполнять школьные уроки. Я даже помню голос актрисы Валентины Александровны Сперантовой, озвучивавшей Нильса, когда он выполнял арифметику.
Так что даже в этом отношении был заранее искажен нравственный запал хорошо знакомой сказки. Что же было ждать от почти неизвестных у нас сказок «Тролли и люди», повествующих о соприкосновении совершенно разных миров? Нашего привычного, человеческого мира, который мы зачастую считаем выше, правильнее и нравственнее любого другого, — и загадочного мира троллей, явно враждебного, точно ненужного нам, такого чужого?..
Оказалось, что и «чужая жизнь — потемки», ведь мы очень мало знаем о женщине, написавшей нашу любимую сказку. И поскольку ее долгая жизнь охватывала вторую половину ХIХ века и первую половину ХХ века, можно догадаться, что тролли стали ниточкой к прошлому, к народному фольклору, к душе народа для писательницы, прожившей рубеж двух столетий.
Сельма Оттилия Ловиса Лагерлёф -шведская писательница, первая женщина, получившая Нобелевскую премию по литературе (1909) и третья вообще женщина получившая Нобелевскую премию (после Марии Кюри и Берты Зуттнер). Родилась 20 ноября 1858 в родовой усадьбе Морбакка в Швеции.
Одно это вызывает уважение к коллегам-мужчинам, по достоинству оценившим незаурядный талант писательницы. К сожалению, хоть мы (уверена) вместе с нашими мужчинами читали сказку про Нильса, а уж замечательный мультфильм по этой сказке смотрел в детстве каждый ребенок, далеко не все из них сегодня способны проявить такое великодушие.
Можно просто посмотреть на весь спектр «женского батальона», выставленного в органах власти, да даже в литературе, чтобы убедиться, что сегодня мужчины готовы оценить в даме лишь заурядность, хитрость, двуличие, изворотливость, лживость и спекуляции на принадлежности к слабому-слабому и очень слабому полу.
Несложно убедиться, что наиболее талантливые, добрые, женственные и даже наиболее красивые и достойные — никакой поддержки сегодня не имеют. При чудесах пластической хирургии из любой заурядной дурнушки сделают силиконовую красавицу.
Сегодня у нас выставлены бастионы серости и убожества на пути настоящей женщины, а если они не помогают, то им начинает подло подыгрывать власть… Почему?
Может быть, именно потому, что всем известная сказочка у нас была переиначена с целью, чтобы солгать в главном — родители Нильса были набожными людьми, а остался он дома один, потому что они отправились на церковную службу?..
Это… как «эффект бабочки» Рэя Бредбери. В сказке стоит лишь солгать, пусть ее и перескажут своими чудесными голосами Мария Бабанова и Валентина Сперантова… А это… все равно, что потрогать бабочку грязными потными ладошками, больше она не взлетит… но сколько же всего изменится вокруг, если не взлетит самая красивая бабочка… первой отовсюду полезет серая грязная моль,которую любому боязно взять в руки.
В маленькой шведской деревушке Вестменхег жил когда-то мальчик по имени Нильс. С виду — мальчик как мальчик.
А сладу с ним не было никакого.
На уроках он считал ворон и ловил двойки, в лесу разорял птичьи гнезда, гусей во дворе дразнил, кур гонял, в коров бросал камни, а кота дергал за хвост, будто хвост — это веревка от дверного колокольчика.
Так прожил он до двенадцати лет. И тут случилось с ним необыкновенное происшествие.
Вот как было дело.
Однажды в воскресенье отец с матерью собрались на ярмарку в соседнее село. Нильс не мог дождаться, когда они уйдут.
«Шли бы скорее! — думал Нильс, поглядывая на отцовское ружье, которое висело на стене. — Мальчишки от зависти лопнут, когда увидят меня с ружьем».
Но отец будто отгадал его мысли.
— Смотри, из дому ни на шаг! — сказал он. — Открывай учебник и берись за ум. Слышишь?
— Слышу, — ответил Нильс, а про себя подумал: «Так я и стану тратить воскресный день на уроки!»
— Учись, сынок, учись, — сказала мать.
Она даже сама достала с полки учебник, положила на стол и придвинула кресло.
А отец отсчитал десять страниц и строго-настрого приказал:
— Чтобы к нашему возвращению все назубок знал. Сам проверю.
Наконец отец с матерью ушли.
«Им-то хорошо, вон как весело шагают! — тяжело вздохнул Нильс. — А я точно в мышеловку попался с этими уроками!»
Ну что поделаешь! Нильс знал, что с отцом шутки плохи. Он опять вздохнул и уселся за стол. Правда, смотрел он не столько в книгу, сколько в окно. Ведь это было куда интереснее!
Может, потому раньше так мало мы знали о самой писательнице, большая часть детской литературы которой представляла не прикрытые христианские проповеди?..
Сельма родилась в 1858 году в семье Эрика Густава Лагерлёфа. В семье было пятеро детей, она появилась на свет четвёртой.
Малышка родилась с раной на бедре, которая через три года перечеркнула всю её жизнь: девочку разбил паралич, отняв возможность двигаться. Временами боли становились такими сильными, что приходилось оставлять даже попытки перенести её в гостиную. Так и росла она отдельно от других детей, и даже полёт мухи становился для неё событием.
Хотя болезнь лишила Сельму возможности бегать, играть и веселиться вместе с другими детьми, она же познакомила её со сказкой, точнее, жизнь сказке в старой усадьбе дала бабушка. «Мне кажется, что она (сказка. — Е. Д.) окутала это место, как облако окутывает горную вершину, раз за разом позволяя одному из приключений, её составляющих, спускаться на землю, словно дождю. И они спускались в виде удивительных… историй» о прекрасных дамах и галантных кавалерах, о таинственных хранителях этого красивейшего края и поместья, с которыми бабушка была дружна. Девочка помнила, как бабушка оставляла в напёрстке молочко для домового в условленном месте. «Это была очаровательная жизнь! — вспоминала Сельма. — Не было детей болee счастливых, чем мы».
Сказка чуть было не покинула их навсегда: бабушка умерла, когда Сельме только исполнилось пять лет… К счастью, вскоре в доме появилась ещё одна волшебница — тётя Оттилиана. И вновь русалки, водяные, принцы и принцессы, гномы и тролли щедро делились своими тайнами с детьми. Сельма Лагерлёф
Сельма родилась в 1858 году в семье Эрика Густава Лагерлёфа. В семье было пятеро детей, она появилась на свет четвёртой.«Русалки, водяные, принцессы…», а где же тролли? А вот идут и «гномы и тролли». Только вот в сказке о Нильсе главный герой сталкивается не с гномом, а с домовым. А это совершенно разные вещи.
С домовым ни один мальчик не станет вести себя так, как это описывается в нашем русском переводе. Да и не забудем, что Нильс очень хотел гулять, а не золота. Отец задал ему выучить проповедь, а он попросил домового сделать так, чтоб не зубрить ее, но получше ее запомнить!
И здесь ведь совершенно иной уровень осмысления жизни. Разве наша жизнь не такое же путешествие, чтобы получше запомнить проповедь, делая каждый день нравственный выбор? У Сельмы Лагерлёф с раннего детства было множество поводов сделать такой вывод, ведь ей так хотелось гулять!
В 1867 году девочку поместили в специализированную клинику в Стокгольме. Лечение оказало положительный эффект и к девочке пришла способность двигаться. Уже сейчас, в возрасте 9 лет, девочка начала мечтать о писательской деятельности. Своей автобиографической новеллой «Сказка о сказке», написанной в 1908 году, писательница описывает попытки своего детского творчества. Но от творчества Лагерлёф отвлекали мысли о том, как заработать денег для себя и своей семьи. Ведь к тому времени семья стала совсем бедной.
В 23 года Сельма поступила в высшую учительскую семинарию в Стокгольме, а окончила ее в 1884 году.
Насмешки соучениц над переростком, «третья нога»… Но что это по сравнению с тем, что она уже пережила! Похвальный лист открыл дорогу в Королевскую высшую педагогическую академию на бесплатное обучение. Радость окончания совпала со смертью отца, а через три года они потеряли Морбакку — мир, знакомый и любимый с детства, рушился… Тогда в её сердце поселилась мечта вернуть родную усадьбу. Когда-нибудь. Сельма Лагерлёф
Для Лагерлеф тогда произошло главное — утрата родного дома. Поэтому, учитывая ее жизнь, мысли, мечты и чувства, совершенно невозможно при переводах заменять домового — обычным садовым гномом, которых много, наверно во Франции… даже, наверно, в Германии, но не в суровой Швеции, где любой крошка должен непременно иметь свой дом.
Ханс Даль (1849-1937)
А у Сельмы обрушилось все: нет больше главной опоры — отца, нет родного дома. И у девушки возникает мечта… стать такой опорой для всей семьи, представляющей кучку перепуганных жизнью женщин. Этот момент очень многое объясняет из «непонятного» в жизни Лагерлёф.
Девочка-хромоножка, страдающая, что является главной обузой для семьи, втайне мечтает заменить всем отца, решить все проблемы, чтобы женщины ее семейства вновь расселись у домашней лампы с вечерними сказками — довольные и счастливые.
Между прочим, в семействе Лагерлёф не одна Сельма увлекалась «сомнительными знакомствами». Ее прадедушка стал свидетелем следующей истории. Один богатый хозяин, рассердившись на своего садовника, надменно крикнул ему: ‘Да если бы я всю жизнь рыл землю в этом саду, я был бы счастлив!’ — ‘Пусть так и будет!’ — ответил ему садовник. И вот после смерти заносчивый хозяин каждый день возвращался с того света в свой сад и копался там до полного изнеможения. Прадедушка Сельмы частенько заставал его ночью с лопатой в руке. Эта история потом вошла во второй том ‘Путешествий Нильса’ в главу ‘Волшебный сад’.
Выходит, весь род Лагерлёф, издавна обитавший в усадьбе Морбакка, жил в гармонии с природой и дружбе с представителями волшебного мира. Недаром не было в жизни Сельмы страшнее горя, чем утрата родовой усадьбы, которая пошла с молотка в 1888 году. Сельма Лагерлеф
Читаешь этот пересказ биографии писательницы… и думаешь, что же постараются обойти здесь? Что непременно переиначат, как в сказке про Нильса, убив саму суть нравственной притчи?
Вроде бы есть «проникновение во внутренний мир писательницы», даже сочувствие, от которого в последнее время не просто отвыкаешь, а отучаешь надеяться на подобные сказочные вещи… а в результате мимо чего-то непременно проскакиваешь.
Что здесь не так? Может быть, нет необходимой теплоты и домашнего юмора в переводе словосочетания «сомнительные знакомства»?
Вдруг узнаешь, что «Путешествия Нильса» — это два увесистых тома, в которых описывается вся Швеция, с ее преданиями и достопримечательностями, потому что сказка задумана по призыву к учительскому сообществу сделать краеведение — интересным.
У Сельмы оно превращается в захватывающую сказку!
Молодая учительница в классе — с двадцатью девчушками в школе для девочек в Ландскруне на юге Швеции. Строгие правила, жёсткая программа, а так хочется поделиться тем, что уже давно ждёт своего часа: сказка, услышанная от бабушки и тёти Оттилианы, так и рвётся из её сердца! И материал понемногу оживает на уроках. Строгая фру Скольбер, решив, что молодая учительница слишком вольно трактует материал, присылает на урок к Сельме комиссию наблюдателей. Они в восторге от увлекательных историй фру Лагерлёф о маленьких улочках в старинном городке Ландскруне. Её даже ставят в пример другим учителям. Теперь дорога сказке открыта! Сельма умело перемежает материал урока сказочными историями, ученицы схватывают всё налету, успеваемость подпрыгнула до небывалых высот — Сельма счастлива. Сельма Лагерлёф
Сколько вокруг нас страдало от мерзавок, решивших подстрогать всех под «прокрустово ложе» своих убогих представлений «будь как все».
Думалось, это все же закончится с советским периодом, когда подобные кликуши навязывались с «политикой партии». Но нет! Выросло поколение этих Нильсов, уверенных, что все им сойдет с рук! У них теперь какие-то «реформы», «переходные периоды»…
И мы все, будто стая диких гусей в родном Отечестве, шарахающаяся из угла в угол…
Начальница школы фру Скольбер узнала о работе над романом, а затем чудом раздобыла рукопись. Её вердикт был суров – немедленно прекратить развивать сюжет и не писать ничего более о «глупейшем старье». Но Сельма пошла наперекор и отослала пять глав «Саги» в газету на конкурс лучших современных произведений. И выиграла! Жюри с особым трепетом отметило необычайную творческую фантазию писательницы. В течение последующих 14 лет Сельма занималась литературным творчеством, получая стипендию от короля Оскара II и финансовую помощь Шведской академии. Но главный её успех был впереди… Удивительная и удивляющая. Сельма Лагерлёф
Да, здесь отсутствует это торжество преодоления косности, ущербности заурядного сознания Прокруста с большой дороги, которого надо постоянно ставить на место. И мужской героизм вовсе не в том, чтобы побеждать Прокруста в мечтах или перетягиванием каната перед барбекю. Он именно в том, чтобы не побояться поддержать действительно достойную незаурядную женщину.
А в таких вещах подавляющее большинство мужчин оказываются отнюдь не героями. Лишь единицы наиболее самодостаточных мужчин способны сделать действительно правильный выбор. Ведь, как правило, незаурядные женщины, весьма раздражают. Особенно, если они — «училки», да еще и хромые.
Благодаря успешному дебюту в 1901 году Сельма Лагерлёф оставила педагогику и стала профессиональным писателем. В Фалуне Лагерлёф написала свои самые успешные книги, но «Ясной поляной» для неё было родное поместье Морбакка, в котором она прожила до самой смерти, наступившей в 1940 году. В своё время после смерти отца усадьба отошла к родственникам, но уже в 1907 году Сельма Лагерлёф выкупила родовое поместье.
К господскому дому и саду три года спустя Сельма Лагерлёф присоединила лес, земельный надел и хозяйственные постройки. Первое время Морбакка использовалась писательницей в качестве летней дачи, однако уже в 1921-1923 гг. поместье было перестроено под жилой дом. В Морбакке Лагерлёф не только черпала вдохновение для своих книг, но также успешно вела хозяйство. Три десятка работников ухаживали за растениями и скотным двором, где помимо коров обитали лошади, свиньи, курицы, индюки и гуси.
Маленькая бесстрашная хромоножка Акка Книбеккайзе, точка в небе, неразличимая на горизонте, твердо пролагающая курс стае серых диких гусей к ночевке, к дому…
Ну, конечно, это сама Сельма, которую никто из биографов не мог понять, зачем ей было возвращаться в Морбакку… но как дикие гуси, облетев весь мир, всю Норвегию непременно летят домой, так и Сельма, наконец, вернулась к дому, наполненному «странными знакомствами».
Наверно, какое-то удивление у биографов возникает на почве недопонимания творчества писательницы, ее души. Возвращение в Морбакку — это главный смысл притчи самой Сельмы, которую она попросила домового помочь потверже усвоить. Разве кто-то из плачущих женщин, покидавших когда-то этот дом, мог подумать, что маленькая
хромая Сельма вернется в него полноправной хозяйкой?
Она, ставшая Аккой Книбеккайзе для многих-многих поколений маленьких гусят, только-только проклюнувшихся, с удивлением рассматривающих мир, не вложится в роскошные апартаменты, не станет завсегдатаем модных курортов, а вернется в родную Морбакку, где женщине с хромотой, согласитесь, наименее комфортно. Но она сделает именно это, потому что в этом ее притча, помогающая стать человеком.
Книга имеет успех, и писательница задумывается о возможности выкупить родной дом. Её всячески отговаривают, родные — в первую очередь. Тётя говорила: «Вспомни колодец, и как скребли полы, как стирали в холодной воде, так что юбки стояли замороженные, как надо было постоянно напоминать, чтобы нарубили дрова, — и сравни эти муки с городской жизнью в Фалуне: свет — только щёлкнуть выключателем, телефон, водопровод, паркет…»
А Сельма помнит другое. Помнит, как они вечерами собирались вокруг лампы и читали всей семьёй; как садили цветник и ухаживали за садом; помнит пьесы в домашнем театре и уроки игры на флейте и фортепьяно; помнит сказки и фамильные хроники, которыми дыша
Ханс Даль (1849-1937)
л каждый уголок их старинной усадьбы. Сказка о доме и семье. История Сельмы Лагерлеф
Почему каждый литературный вебинар с Дедюховой — открытие, а… филологи наши нисколько не радуют? Может быть, слишком много лгали?..
Разве сложно понять, что в «Путешествии Нильса» Морбаккой становится вся Швеция? И почему бы не открыть Швецию заново в качеством переводе, раз уж переведена даже Чудесная свеча (фрагменты из романа «Иерусалим»)?
Раз уж спокойно, без истерик партийных кликуш говорим о вере и религии, то можно издать не изуродованную знакомую всем сказку?..
Жизнь и без того иной раз похожа на изуродованную сказку, где отчего-то побеждает сплошная уголовщина и тупые бесстыдные, на все готовые мачехины дочки.
Однако истоки всего оказываются даже не в концах сказки, а в самом начале, в том, что сказка вдруг сказывается совсем о не о том мальчике… Нильс из сказки Лагерлеф всего лишь хотел получше усвоить отмеченную отцом проповедь, чтобы удивить и порадовать отца, отправившегося с матерью в церковь.
И какая же пропасть оказывается между этими двумя совершенно разными Нильсами…
Первым произведением Сельмы Лагерлёф, переведенным на русский язык, стала в 1895 году новелла «Падший король». В России всплеск читательского интереса к ее творчеству совпал по времени с получением ею Нобелевской премии. В 1912 году Лагерлёф побывала в Санкт-Петербурге и даже гостила в семье племянника Альфреда Нобеля – Эммануила Людвиговича Нобеля.
Известно, что большой интерес к творчеству шведской писательницы проявляла Марина Цветаева, считавшая ее выдающимся мастером слова. Однако в Советском Союзе «вспомнили» о Лагерлёф только в 1958 году в связи с ее столетним юбилеем. 20 ноября в Доме работников культуры в Москве прошел вечер в ее честь, на котором присутствовал посол Швеции. Тогда поэтесса Вера Инбер сделала доклад, который на следующий день напечатали в «Правде».
Потом была издана «Сага о Йёсте Берлинге». Уже после перестройки на русском языке вышло собрание сочинений писательницы в четырех томах, а «Путешествие Нильса» переиздавалось неоднократно, причем не только в пересказе для детей, но и в оригинальной версии.
Ну, посмотрите, какое убожество и вранье на каждом шагу! Ах, Вера Инбер сделала доклад, вспомнила она! Какое вопиющее бескультурье и местечковщина. Вылезла Вера Инбер равняться, как же, типа блокаду пережила, все заслуги, за которые нынче в магните могут до смерти затравить. Лишь бы накласть с прибором на все советское, как раньше клали на всех христианское, изуродовав сказку!
«Заколдованный мальчик» — советский полнометражный рисованный мультипликационный фильм, который создали в 1955 году режиссёры Александра Снежко-Блоцкая и Владимир Полковников[1] по мотивам повести Сельмы Лагерлёф «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями».
Как видим, оригинальная версия тихо увидела свет лишь после перестройки, чтобы тут же кануть в Лету, потому что распоясавшиеся на «пересказах для детей» Нильсы, умеющие лишь глумиться над беззащитными всякими идиотскими «реформами» и «переходными периодами» и прикидываться хорошими, когда им это выгодно, — устроили всем совершенно непригодное для сказки время. У нас нынче больше в ходу чернуха-порнуха и страшилки для старшего отряда пионерлагеря.
Но с чем же выступала тогда Вера Инбер? С пересказом всем известного мультипликационного фильма, шедшего по всем экранам страны? Она, стало быть, «открыла для всех» Сельму Лагерлёф? А больше она ничего не «открыла»?.. С учетом того, что радиоспектакль о Нильсе вышел еще раньше.
Вот для меня действительно стал открытием Лагерлёф вебинар о ее сказках, поскольку их толкование без обычных для филологов ущербных штампов и клише открыли иной мир. Это тоже такое стереотипное определение, но в данном случае… не такое лживое, как «открытия» Веры Инбер.
В 1894 году Сельма познакомилась с другой писательницей — Софи Элкан, которая была старше Лагерлеф на пять лет и уже овдовела: ее муж и дочь умерли от туберкулеза. Вместе Сельма и Софии объездили всю Европу, побывали в нескольких африканских и азиатских странах.
«Софи обычно шла впереди. Всегда безупречно одетая, она выглядела очень мило благодаря тонким, нежным чертам лица и пышным волнистым волосам. Она отличалась наблюдательностью и прямотой суждений, была интересным и уверенным в себе собеседником. Сельма, напротив, казалась неловкой, угловатой, и в то же время в ней было что-то юное, свежее и нетронутое» — так о двух неразлучных подругах вспоминала журналистка и эколог Элин Вагнер.
Впрочем, двух писательниц связывали отношения гораздо сильнее, чем дружба, — это была любовь. Женщинам приходилось скрывать свои отношения, неприемлемые для общества того времени. «В Копенгагене я встретила так много женщин, имеющих связь с женщинами, что часто задумываюсь над вопросом: почему это считается противоестественным? Почему любовь к человеку то же пола является табу?» — как бы в подтверждение этого писала Сельма в одном из своих писем.
Кроме того, в 1898 году Сельма познакомилась с бывшей преподавательницей и активной участницей феминистского движения Вальборг Оландер, которая влюбилась в писательницу. Так сформировался сложный треугольник, просуществовавший вплоть до смерти Софии Элкан в 1921 году. Лагерлеф и Вальборг оставались вместе до последнего дня писательницы, которая много лет оплакивала свою спутницу жизни. Сельма Лагерлеф
Да уж такое вот было это феминистское движение начала века, когда женщинам приходилось отвоевывать свое место в мире, полностью занятого мужчинами. Нам тоже пытались это навязать в «переходные периоды», полностью выставив за грань нормальных государственных программ, давно устоявшихся традиций и историко-культурных основ.
Посмотрели мы и на Екатерину Лахову, требовавшую принудительной кастрации малоимущих, и на Машу Арбатову, щеголявшую половой распущенностью… Людмила Улицкая даже книжки для детей издавала с требование толерантности к гомосексуализму. Так что ничего нового, местечковым феминизмом нас не удивишь.
Другое дело, что от всех них осталась одна грязная лужица, никакого чуда не произошло. И еще, конечно, остался осадок от всех многочисленных Нильсов, вдоволь поглумившихся на вышибании золотой монетки с тех, на кого раньше глаза боялись поднялись! Что это у нас за «феминизм» такой, если на общественной сцене куражится одно никчемное тупое бабье, ни одной сильной личности, ни одной женщины, действительно способной на созидательный труд и создание благ для всего общества? Способной решать проблемы, а не создавать их?..
Почему в жизни Лагерлёф получилась такая история, очень просто и понятно объяснила И.А. В основе всего была хромота, что в суровой Швеции изначально выкидывало Сельму из рядов невест. А во-вторых, ее цель, принятая на себя, — вернуть Морбакку. Цель, которая по плечу только не незаурядному мужчине. Его не нашлось. Мужчиной стала сама Сельма.
Только как это рассказать заказчику учебника из Общества учителей Альфреду Далину, чтобы он не счёл её сумасшедшей? Сельма решается на встречу и выкладывает свою идею. Заказчик недоумевает и вправду подумывает о том, чтобы позвонить психиатру. На выручку приходит верная подруга-секретарь фрекен Уландер. Именно она в результате правильно выстроенной деловой переписки добивается одобрения Общества учителей на издание необыкновенного учебника географии.
Работа кипит, и спустя пять лет выходит первый том «Удивительных путешествий Нильса Хольгерссона по Швеции с дикими гусями». В канву вполне научных описаний шведских городов и провинций включены множество сказок-легенд, услышанных в далёком детстве, волшебная встреча с Нильсом и описание родной Морбакки.
Наутро после выхода книги в свет Сельма обнаруживает в комнате своего секретаря газеты с рецензиями. Они повергают писательницу в шок: «Когда же кончится этот затянувшийся полет нудных птичек и начнутся точные сведения, цифры и факты?», «Зачем детям читать фантазии хромоногой писательницы?»
Но читатели и учителя принимают книгу с восторгом. Во дворах дети играют в гусенавтов
(последователей Нильса), а после выхода второго тома «Путешествий Нильса» общественность обращается в Нобелевский комитет с требованием вручить писательнице Нобелевскую премию. Учёные мужи колеблются, ибо книга Сельмы – это настоящая революция в педагогике! Удивительная и удивляющая. Сельма Лагерлёф
Это так знакомо… Любое столкновение с женской незаурядностью — это ведь повод «позвонить психиатру». Вот только это ложь! И чисто местечковая ложь на русском, когда по любому поводу от малограмотного некультурного мерзавца можно услышать еще раньше немыслимое — «ви ненормальны!»
Ложь прямо на поверхности! Да, изложить в виде сказки учебник географии по родному краю — это идея незаурядная. В ней надо убедить, заручиться поддержкой. Чему способствует подруга Лагерлёф.
Но звонить психиатру и изображать из себя тупого местечкового хама никто не собирался, Сельме просто бы не ответили на письмо или ответили бы вежливой благодарностью с сухой припиской: «Если потребуются ваши услуги, мы вам напишем позднее».
Это очередной биограф «включил фантазию»! И по тому, как испохабили христианскую мораль сказки, можно себе представить, как распоясался бы это биограф над «хромоножкой», окажись Сельма Лагерлёф в его власти! Уж оно бы вовсю распоясалось и повластвовало бы всласть! Как нынче это малограмотное убожестве пузыриться, разворовав все, что только можно и нельзя….
Трудная судьба выпала и на долю книги «Удивительное путешествие Нильса…». Тем не менее критические отзывы на нее также развенчивают миф о Лагерлёф — миф о безобидной и доброй сказочнице.
Одновременно книга подверглась мелочной критике. Одни находили у писательницы чересчур много сказочного, фантастического. Других раздражал язык Лагерлёф, его зачастую разговорная форма.
Однако «Удивительное путешествие Нильса…» подверглось и более серьезной критике. Первый том книги вызвал резкие нападки зоологов и орнитологов. Специалисты в разных отраслях науки и патриоты отдельных шведских провинций осыпали писательницу упреками. Как же! Ведь ей не удались описания Смоланда, Вестеръётланда и Халланда! Ведь она забыла озеро Венерн и город Гётеборг! Даже в 1954 году шведский географ Г. Йонссон обвинил «Удивительное путешествие Нильса…» в «весьма слабом контакте с научным исследованием» и в необычайной наивности с точки зрения географической.
Особенно враждебно встретили книгу официальные церковники, реакционные педагоги и так называемые «патриоты Смоланда». Церковник Габриельссон напал на «Удивительное путешествие Нильса…» за то, что оно написано «без цели и без плана». Ужасным нашел он рассказ о Боге и святом Петре, рассказ, где «грешный человек был посажен рядом с Богом». И безапелляционно решил: «Книги Сельмы Лагерлёф не следует рекомендовать для чтения детям». Церковник У. Пфафф, собрав школьный совет, доложил:
«Некая учительница младшего отделения народной школы позволила себе читать детям вслух из этой книги, которую следует заклеймить как вредную и пагубную».
Епископ Эклунд из Карлстада объявил:
«Популярность Сельмы Лагерлёф можно расценивать как деградацию педагогов вообще и шведских читателей в частности».
X. Берг усмотрел в книге лишь «странное смешение историй о домовых и описаний ландшафта»:
«Будь у меня власть, а желание у меня есть, «Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона» ни одного дня не использовалось бы как учебник, прежде чем «Сказка о Смоланде» не была бы удалена из этой работы либо не была бы полностью переработана».
Многие консервативные школьные деятели были возмущены тем, что Лагерлёф нарисовала Смоланд бедным и убогим. Сельма Лагерлёф и мир её творчества.
О, меня нисколько не убеждает перечисление всех этих современников Лагерлёф, будто автор этой подборки был бы не на их стороне, повторяю, окажись Сельма Лагерлёф в его власти.
Все эти филологи перечисляют это… неизвестно для кого. Нам в назидание, что ли? Они не видят ретроспективы этой подборки.
Все перевесит читательское мнение, а все, кто выступал против настоящего, подлинного — оставит о себе память как о человеке, вовремя не обратившегося… ну, не к психиатру, а хотя бы к психоаналитику.
Какой вывод из сказанного сделают филологи? Они (будучи уверенными, что подмену начала сказки в «пересказе для детей» так и не заметят) присоединятся к настоящим читателям, к тем, кто уже отстоял творчество Лагерлёф. Как бы «сохраняя классику», «храня творческое наследие» и т.п. пафосные выражения всех, кто кормится на том, что осталось в века только благодаря настоящим читателям.
1909 году писательнице дают Нобелевскую премию — «как дань высокому идеализму, яркому воображению и духовному проникновению, которые отличают все её произведения».
Несколькими годами раньше Шведское педагогическое общество заказывает ей учебник по географии для младших классов — так рождается «Путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции», которое большинство из нас читали в упрощённой версии З. Задунайской и А. Любарской. Советская сказка хороша, но в ней нет присущей всем книгам Лагерлёф жизненности — она слишком «лёгкая», здесь много волшебства и мало боли.
А мир Лагерлёф хоть и радостный, но отнюдь не радужный. Несчастья, смерти, печали и ненадуманные драмы — постоянные спутники её героев. От зла никуда не деться, оно рядом, оно — внутри. Сельма знает это не понаслышке. У неё в мемуарах есть очень яркий образ: однажды, разозлившись на дядю, она увидела внутри себя страшного зверя. «Это чудище напоминает дракона, с которым святой Йоран сражается в Большой церкви в Стокгольме, только этот, мой, ещё больше и ещё ужаснее. Мне жутко, что оно живёт внутри меня. И я начинаю догадываться, что раньше оно хоронилось во мраке и грязи и не смело даже шелохнуться, а теперь, когда я позволила гневу взять надо мной верх, оно ожило и вот подняло голову».
Радость в её произведениях — от преодоления. Зло побеждается не магией, а человеческой волей. Реальность может переходить в вымысел, вымысел превращаться в реальность, но моральные устои остаются твёрдыми и незыблемыми. Сказка о доме и семье. История Сельмы Лагерлеф
Да, а при нас, после буйства нынешних филологов Нобелевскую премию выдали «за пачку голимого вранья тупой вешалке»… И это — многолетняя заслуга именно российский филологов и словесников.
И чего писать теперь про Лагерлёф, если при них таскали за шкирку единственного автора четырех нормальных романов и настоящих сказок «к психиатору»?.. И что там получили в результате? Два решения суда о том, что И.А. — психически полноценна и имеет IQ 185, несколько превышающий средний показатель нынешнего правительства, не говоря о филологах?..
И посмотрите, что они нам суют типа из «современного» в качестве «настоящего»?.. Ведь ни разу не проявили ни вкуса, ни мысли… совести даже не проявили. Постоянно возникает ложь на Шолохова — «ви знаете, что он украл гоман «Тихий Дон»? Будучи неспособными не только создать близкое подобие, но даже не способными прочесть десять страниц из него.
Ни один нормальный человек не прочтет и десяти страниц «Тихого Дона» (уже сакраментальное)
Постоянно разбираемся с «антисемитизмом» русских классиков, «экстремизмом» русских поговорок… Когда только начнем с ворами государственной собственности разбираться — непонятно.
Самый маленький памятник в мире установлен во дворах центральной части Стокгольма, называемой Gamla Stad (старый город-швед.) Посвящен Нильсу — персонажу романа Сельмы Лагерлеф. Эту крохотную фигурку, размером всего 10 сантиметров, скорее можно назвать самой трогательной скульптуркой в мире.
Крошечный мальчик, обхватив руками колени, сидит на постаменте и смотрит в небо. Вокруг памятника уже создался сам собой романтический ореол, сформировались даже некоторые традиции.
Сложилось поверье, что прикосновение к фигурке поможет исполнению сокровенных желаний, а монетка, конфета или маленькая игрушка оставленные у ног мальчика, поспособствуют повторному посещению шведской столицы. Зимой же местные жители из чувства сострадания надевают Нильсу теплую вязаную шапочку, повязывают теплый шарфик.
Да, фигурка трогательная во всех смыслах… Этот мальчик на пути к познанию своей особой притчи. А еще ему надо отыскать своего домового, чтобы извиниться за неподобающее поведение.
Трогательна эта фигурка и серьезным отношением к сказке, у которой нельзя подтасовывать конец и на свой вкус переделывать начало.
…О личной жизни писательницы известно немногое. Она была не слишком общительной, большую часть времени проводила в родовом поместье, на выкуп которого потратила львиную долю знаменитой премии. Внешне она производила впечатление респектабельной старой девы. Однако все было не так просто.
Через 50 лет после смерти Сельмы были обнародованы письма, содержание которых стало шоком для многих консервативных соотечественников писательницы. Оказалось, что именитая сказочница предпочитала делить постель с представительницами своего пола, и на протяжении долгих лет имела двух поклонниц, постоянно соперничавших за ее сердце. Когда общественность оправилась от потрясения, звезда Сельмы Лагерлёф засияла еще ярче: пикатные подробности личной жизни добавили образу нелюдимой хромоногой писательницы загадочности и светского лоска. Впрочем, разве в этом суть?
Ну, все как всегда. Нашли таки «светский лоск». В данном случае, упустили из виду главную деталь. Все эти подробности личной жизни Сельма Лагерлёф никому не навязывала в качестве «светского лоска», как это делает нынче любая крашенная морковка.
Не мешало бы и тем, кто залез в ее письма после смерти… проявить немного уважения. Но что там можно спрашивать с филологов, «литературоедов«. «Им вить тожа жить нада!» (с. сами знаете чьё).
Сельма Лагерлёф перестроила дом своих родителей в Морбакке в провинции Вермланд, но этот сарай остался, как был.
В это окошко смотрела маленькая Сельма и старенькая Сельма.
Сельма Лагерлёф перестроила дом своих родителей в Морбакке в провинции Вермланд, но этот сарай остался, как был.Пейзаж совершенно ничего из себя не представляет. У нас таких пейзажей… пруд пруди. И все они забыты и заброшены….
Может быть, потому что неправильных Акка Книбеккайзе выбирали, а? Нильсы?.. Не на тех дам ставили?… Только не надо запевать ту песню «от нас ничего не зависит», о которой много чего написано у И.А. Повторять не стану, да мне так и не повторить.
У Сельмы Лагерлеф все может зависеть от маленького бельчонка, вывалившегося из гнезда, потому что мир вокруг… ну, как яблонька, стонущая «Сними с меня яблоки!» или печь, пышущая жаром «Вынь из меня пироги!»
Мир вокруг… такая сказочная провокация, ожидающая, как ты к нему отнесешься, что выберешь. И это лишь кажется, что можно с вернуть и налево, и направо… В действительности правильная дорога всегда одна. Но разве вы об этом не знали? (с. сами знаете чье)
В одном из последних своих интервью писательница признаётся: «Вечерами, когда я сижу здесь, в Морбакке, и вспоминаю всё, что мной
создано, меня радует одно…
Я никогда не создала ни одного произведения, которое принесло бы вред человечеству».
В одном из последних своих интервью писательница признаётся: «Вечерами, когда я сижу здесь, в Морбакке, и вспоминаю всё, что мной 
О, что-то такое мы уже слышали и не раз! У нас И.А. постоянно говорила, что ни одно ее произведение не нанесет вреда человеческой душе. Но она все-таки «сказочница для взрослых», а здесь самый классический тип сказки — для детей.
Эти женщины очень хорошо знают, что нанести вред душе можно с раннего детства именно словом… и даже сказкой, пожалуй, проще всего. Сказку не воспринимают всерьез, в то время как верится ей куда больше.
А вот… какой спрос с переводчика, на свой вкус и по указке начальства подрезавшего крылья сказке Лагерлёф? Спрос-то с самой Лагерлёф, о переводчике никто и не подумает… дурного.
И вот у нас хромая-косая сказка Лагерлёф, после которой мы с удивлением открываем ее христианские и рождественские сказки… Вроде бы «интересная идея» лежит в основе сказке о путешествии Нильса. Даже отраженная в сказке И.А. Дедюховой «Последний дюйм«.
У И.А. две подруги вполне зрелого возраста, попав в жуткую ситуацию, из тех, про которые мы раньше рассказывали ночью страшилки в пионерлагере, а нынче такие ситуации у нас на каждом шагу, начинают перерывать все книжки сказок, чтобы найти выход.
Выход находится в куцем переводе «Путешествия Нильса» здорово перекроенной Сельмы Лагерлёф. Но те, кто кроил, не учли, что и рецепты своей кройки и шитья подругам оставили.
— Милка, ты же видишь, какая здесь тонкость, — шептала ей в ответ Белла. — Кто-то должен публично заявить, что готов поменяться с этим подонком местами. Вот тут гусенок по глупости брякнул коротышке Нильсу, что хочет быть на его месте, а тот сразу же воспользовался ситуацией! Я сейчас эти заклинания запомню и книжку спрячу на место. Я уверена, что Дюймовка книжек вообще не читал. Поэтому нельзя, чтобы она ему в руки теперь попалась. Иначе чего скажешь по неосторожности в сердцах, а он, уверена, тут же сподличает.
— Знаешь, Белла, такие слова обычно разные ораторы на панихидах говорят! Когда абсолютно уверены, что вот как раз с покойником никто местами уже не поменяет. «Это я должен быть на твоем месте! Такие люди должны жить вечно!» — отвечала ей свистящим шепотом Милка.
[…]— Спасайся, Белла, он сейчас и нас в цветок засунет! — завизжала она, вцепившись в рукав халата Беллы.Но Белла Юрьевна спокойно обняла Милу и мягко ей попеняла: «Дорогая, мы с тобой за всю нашу жизнь на такую честь не наработали. В книжке той сказочницы четко сказано, что в уменьшенную копию телепортируют только законченных подонков. И ты знаешь, после всего случившегося, я ей верю безоговорочно!»
Что же получается, если немножко, совсем чуть-чуть переделать сказку, выкинув из нее начальную притчу, Нильс превращается в неисправимого подонка, который может притвориться благородным, но душа у него останется маленькой, способной поместиться в гусенка.
А уж дальше… все наши Нильсы понимают, будто можно издеваться над беззащитными, а потом… сообразить, как им лучше показать себя, чтобы их все простили. Как выражается И.А.: «мимикрировать». Вернее, чтобы им все сошло с рук. У нас ведь так и делается: вначале воруют, подличают, издеваются… затем выходят сами же читать проповеди о «патриотизме» и «духовных скрепах»…
И тут уж не приходится удивляться, что сегодня в фаворе «женского батальона» — наиболее бездушные твари…
А стоило лишь немного поменять сказку. Пересказав ее другим голосом.
Использованы иллюстрации Ханса Даля (норв. Hans Dahl, 19 февраля 1849, Гранвин — 27 июля 1937, Балестранн) — одного из самых известных норвежских художников, знаменитого своими пейзажами и жанровыми работами.
Ханс Даль родился в Гранвине, в Западной Норвегии (которая тогда была частью Швеции). Его талант живописца проявился уже в возрасте 16 лет. Однако, художественное образование Даль получил только после завершения службы в шведской армии. В 1873 году, оставив воинскую службу, он отправился в немецкий Карлсруэ, где учился у Ханса Фредрика Гуде и Вильгельма Рифшталя. Впоследствии продолжил обучение в Дюссельдорфе, где его учителями были Эдуард фон Гебхардт и Вильгельм Зон.
