Обратимся к этимологии слова-мечта. Мечта — это предмет желаний, стремлений, исполнение которых сулит счастье. Есть много созданных образов о воплощенной в жизнь мечте, как в русской, так и в зарубежной литературе, но самый известный — это конечно Золушка.
«Это один из популярнейших «бродячих сюжетов», который имеет свыше тысячи воплощений в фольклоре разных народов мира.» (википедия), нам же лучше всего известна версия Ш. Перро.
Попробуем сравнить эти художественные образы: Золушки и… Алых парусов (Ассоль), поскольку, как уже не раз отмечали, алые паруса весьма и весьма перебивают образ самой Ассоль.
Если хрустальные туфельки не являются таким безусловным неотъемлемым качеством образа Золушки, то Ассоль без алых парусов превращается в деревенскую простушку. Хрустальные туфельки в образе Золушки легко подменяются хоть… тремя орешками с разными платьями. Главной всегда остается Золушка, что очень хорошо было раскрыто на вебинаре по опере Россини «Золушка, или Торжество добродетели» (итал. La Cenerentola, ossia La bontà in trionfo).
И вебинар был заявлен в сокращенном варианте, а дальше подчеркивалось, что уточнение о торжестве добродетели — это главное качество образа Золушки. Без торжества добродетели это будет всего лишь мезальянсом, а сама добродетель может восторжествовать самым удивительным образом, за чем непременно присмотрят высшие силы.
Золушке выпала сложная судьба, она рано лишилась матери, отец женился во второй раз, и дальше все знают историю отношений со злой мачехой и ее дочерьми, однако Золушку не сломали унижения, незаслуженные оскорбления и каждодневный тяжелый труд, она смогла сохранить веру в себя и в жизнь, ее желания просты и исходят из самой ее жизни, она хочет поехать на бал, потому что все приглашены туда и конечно она чувствует, что заслужила этот праздник, это справедливо — и тут же некие высшие силы приходят ей на помощь в лице ее Феи-крестной, и ее желание исполняется. Золушка едет на бал и неожиданно для самой себя встречается со своей половинкой.. принцем.
Вначале она мечтает вовсе не о красивом платье или хрустальных туфельках, она хочет лишь на вечер забыть о своих невзгодах и унижениях, только вечер провести на балу, отдохнуть душой от постоянных издевательств. Золушка не имеет целью непременно выйти замуж за принца, она мечтает об одном самом счастливом воспоминании в жизни, когда свечи будут гореть только для нее, только для нее будет звучать музыка. И, если выпадет такое счастье, то и угоститься мороженым.
Она мечтает о празднике, который давно не является для нас недосягаемой мечтой, но для нее он должен стать утешением на всю ее беспросветную жизнь. А вот у ее сестер задача куда сложнее. Им надо «устроить будущее».
Принц также проходит испытание — он смог поверить своему чувству и отыскать свою возлюбленную. Их сердца соединяются, они счастливы. На мой взгляд, в этой сказке все гармонично и выверено, Золушка получает то, что заслуживает согласно своим усилиям, т. е. всему главному в ней, всему, что она успела сделать в жизни. Не случайно она трудится, не покладая рук.
На ней держится весь дом, мы понимаем, что она не пропадет в жизни, а вот ее сестрам надо действительно устраивать свою жизнь так, чтобы и дальше жить за чужой счет, за счет чужого труда.
Золушка всю свою беспросветную жизнь нарабатывает необходимые в жизни качества, чтобы в результате не озлобиться, а с чистым сердцем простить всех, кто причинил ей зло. Таким образом, обратив на пользу все гадости, которые она видела раньше от своих близких.
Теперь обратим свой взор на Ассоль, судьба которой чем-то напоминает судьбу Золушки, она также остается без матери, правда отец не женится и всю свою любовь отдает дочери, трудности у нее возникают чисто житейские, такие как добыть кусок хлеба, со сверстниками отношения не складываются, они дразнят Ассоль и она от них отгораживается, еще больше замыкаясь в своем мире.
Затем Ассоль встречает странного человека-собирателя сказок, который, назвавшись волшебником, внушает ей мысль, что за ней, когда она вырастет, приедет принц на корабле с алыми парусами и заберет ее в свою прекрасную страну, при чем он практически заставляет ее сказать, что она будет любить его.
И как всю добродетель Золушки, прошедшую закалку и трудные испытания, — отнести к Ассоль, которая на уровне фанатичной сектантки ждет чуда, способного изменить ее жизнь?.. Да, никак. Еще раз отметим, что ее «чудо» предназначено лишь ей, а описано деловито и прагматично — исключительно в качестве капитана, явившегося к ней под алыми парусами. А в самой «феерии» отрицается участие каких-либо «высших сил», все чудеса спланированы и выстроены с расчетливостью ростовщика.
Самая известная фраза этой феерии, которую с упоением цитируют все критики: «Сделай человеку чудо, и твоя и его душа станет новой». Хочется сразу спросить: «А чем старая душа не угодила и почему от сделанного тобой чуда, старая душа загибается и приходится расти новой?», но ведь это реальность… Все конечно красиво, феерично, но образ действительно возникает такой, что если ты веришь в него, не задумываясь, то можешь чего-то лишиться… Хотя бы старой души, чтобы вместо нее подсадили новую.
Каждый раз ловишь себя на мысли, что рано или поздно Ассоль выяснит, каким образом Грей узнал о ее мечте… и что? Как она это воспримет?
Мы ведь знаем немало примеров из литературы, что мало кому из девушек нравилось предварительное «наведение справок».
В конце этой статьи поставим для досуга наших читателей французскую комедию 2010 года «Сердцеед» с Ванессой Паради и Роменом Дюри. Слоган фильма — «Перед ним не устоит ни одна женщина».
Вполне профессиональный коварный обольститель предварительно узнал все вкусы своей жертвы, вплоть до фанатической любви к фильму «Грязные танцы»… Очень забавно смотреть, как опытный ловелас «совершенно случайно» обнаруживает схожие вкусы с героиней Ванессы Паради, мол, надо же такому случиться!
Затем его обман раскрывается… и молодые люди должны преодолеть множество нагороженных этим обманом ловушек.
Грей, который узнал о мечте девушки и воплощает эту внушенную Ассоль мечту, готовит себе большие неприятности в будущем. Ведь Ассоль рано или поздно узнает, что своим счастьем обязана болтливости капернцев и склонности Грея к аферизму.
Если Золушка мечтает оказаться на балу, на общем празднике, то в «Алых парусах» мы видим, что никого, кроме Ассоль, на этот праздник не приглашают.
Интересно, что в милой повести-феерии «Алые паруса» нет прощения капернцам… Им выставляется вино, аналогичной попойкой заканчивается и встреча Грея и Ассоль. Такое впечатление, что в финале героям явно нечего сказать друг другу.
Гармоничных связей между ними также не видно, желание не рождено самой Ассоль, нет никаких сложностей, просто поверь — и все будет, как объясняют-внушают на модных нынче психологических-тренингах.
А за чей счет будет это «все», непонятно… Как Шариков в «Собачьем сердце» поднимает тост «Чтобы всё!»
Просто душа будет новой, а насколько тебе это нужно, вопросов нет, за тебя здесь уже все решили.
Да, делать чудеса, как проповедует Грин, всем без разбора, чревато размножением «мачехиных сыночков и дочек», что мы собственно наблюдаем сейчас воочию, и я так понимаю, что во многом такое положение сегодняшнего дня связано с работой слабого и неубедительного образа Ассоль.
Так и хочется спросить: а почему как чудо, так ей? Потому что она молода, свежа, пока не успела совершить никаких гадостей ближним, а у ее родителей была трудная жизнь?.. И кого этим удивишь в России, в эпоху бесконечных «демократических преобразований»?..
Ассоль могла бы спасти щенка… какого-нибудь Му-му, что ли… Не только шить алые паруса на продажу, считая дни до обещанного ей чуда. Да, она внушает несбыточные надежды подвозящим ее простым капернцам. Но они оказывают ей услугу, она платит глупым щебетанием, поскольку больше ей заплатить нечем.
Да и поступок Грея трудно назвать честным: он воплощает эту как бы мечту для Ассоль, хотя девушка сама явно не понимает что ей действительно нужно. Но только ли для нее он это делает?! Нет конечно, он делает это для себя, причем практически без рисков со своей стороны, заранее просчитав, что Ассоль будет ему благодарна всю жизнь и будет любить его каким бы он ни был.
Все равно что заранее сказать принцу о девушке в хрустальных башмачках, не находите?..
Образ сказки «Золушка» пережил не одно поколение, но все так же актуален и прекрасен. Образ Ассоль, созданный Грином, несмотря на всю свою привлекательность, долго не прожил, уже в конце повести он полностью погребен запоминающимся образом алых парусов, от которых веет нездешней реальностью… неживой.
Разыгравшаяся буря забросила корабль норвежского моряка Даланда в бухту у скалистых берегов. Усталый рулевой, тщетно пытаясь подбодрить себя песней, засыпает на вахте. В блеске молний, под свист усиливающейся бури появляется Летучий Голландец на таинственном корабле с кроваво-красными парусами и черной мачтой.
Бледный капитан медленно сходит на берег. Проклятие тяготеет над ним: он обречен на вечные скитания. Напрасно он искал смерти: его корабль остался невредимым в бурях и штормах, пиратов не привлекли его сокровища. Ни на земле, ни в волнах не может он найти покоя.
Голландец просит приюта у Даланда, обещая ему несметные богатства. Тот рад случаю разбогатеть и охотно соглашается выдать за моряка свою дочь Сенту. Надежда загорается в душе Скитальца: быть может, в семье Даланда он найдет утраченную отчизну, а любовь нежной и преданной Сенты даст ему желанный мир. Радостно приветствуя попутный ветер, норвежские матросы готовятся к отплытию.
Ожидая возвращения корабля Даланда, девушки поют за прялками. Сента погружена в созерцание старинного портрета, на котором изображен моряк с бледным печальным лицом. Подруги поддразнивают Сенту, напоминая о страстно влюбленном в нее охотнике Эрике, которому этот портрет ненавистен.
Сента поет с детства запавшую ей в душу балладу о Скитальце: вечно мчится по морям таинственный корабль; каждые семь лет выходит капитан на берег и ищет девушку, верную до гроба, которая одна может положить конец его страданиям; но нигде не находит он верного сердца, и вновь поднимает паруса призрачный корабль. Подруги Сенты взволнованы мрачной судьбой Скитальца, а она, охваченная восторженным порывом, клянется снять с Голландца заклятие. Слова Сенты поражают вошедшего Эрика; его томит странное предчувствие. Эрик рассказывает зловещий сон: однажды он увидел в бухте чужой корабль, с которого сошли на берег двое — отец Сенты и незнакомец — моряк с портрета; Сента выбежала им навстречу и страстно обняла незнакомца. Теперь она уверена, что Скиталец ждет ее. Эрик в отчаянии убегает. Неожиданно на пороге появляются Даланд и Голландец. Отец радостно рассказывает Сенте о встрече с капитаном: он не пожалеет для нее подарков и будет хорошим мужем. Но она, пораженная встречей, не слышит слов отца. Удивленный молчанием дочери и гостя, Даланд оставляет их одних. Голландец не сводит глаз с Сенты: ее верность и любовь должны принести ему избавление.
Либретто оперы «ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ (МОРЯК-СКИТАЛЕЦ)», романтическая опера в трех актах
Лучше будет обратиться непосредственно к тексту либретто оперы.
Буря снова усиливается. Вокруг темнеет. Вдали показывается корабль Моряка-скитальца под багрово-красными парусами, с чёрными мачтами. Он причаливает к берегу со стороны, противоположной той, к которой причалил корабль Даланда, и с шумом бросает якорь.
Образ найден, он уже сложился за долгие годы циничной наживы Ост-Индской компании, его не смог перебить и Вагнер. У мрачного корабля-призрака, несущего проклятие, алые паруса, цвета человеческой крови.
Прислушаемся к напеву милых девушек-прях, подруг Сенты, отец которой уже ведет к ней в объятия проклятого безбожника, соблазнившись его сокровищами.
Девушки
Ну, живей работай, прялка!
Колесо, кружись, гуди!
Мой милый по морю плывёт
И перлы той из нас везёт,
– Ах, прялка, прялочка душа,
– Чья нитка будет хороша.
Девушки ждут не просто алых парусов, доставшихся дурочке-Ассоль, они знают, что их милые грабят чужеземные страны под алыми парусами, все везут в дом, переступят порог не с пустыми руками. А им надо ткать, поскольку ткани и полотна будут проданы их милыми с большим барышом тем, кого нельзя просто так ограбить.
Странно, как Вагнер попытался слепить образ романтического героя — из образа капитана «Летучего голландца», занимавшегося и работорговлей. За его кораблем следовали акулы, которым тот скармливал погибших рабов…
Но у Вагнера была сверхзадача — объединить землю и море. И здесь стоит лишь пожать плечами, навсегда поняв, что Россия — «це не Явропа», мы другие и многих вещей нам не понять… поскольку это слишком обременительно для души.
Каждый раз удивляешься тому, что получается в результате на вебинарах «Книжной лавки»! Образы постепенно раскрываются, полностью проявляя все безотчетные сомнения и душевную скованность… Вначале идет история Нидерландов, каждый раз переживавших свой «золотой век» в момент разорения Родины, когда море предавало землю…
1588-1672 гг — характеризуется как золотой век Голландии, в 1602 году была учреждена Ост-Индская компания, которая была организована для торговых целей со странами Востока.
Возникают «эффективные собственники», поднявшиеся на крови, на том же труде прях… Ост-Индская компания, государство в государстве, с которой англичане намного позднее переймут «передовой зарубежный опыт» в самых отвратительных проявлениях пренебрежения к закону и человеческой морали.
Так вот, по сохраненным данным именно в период торговли Ост-Индской компании, появился корабль-призрак с алыми парусами, который иногда видят моряки и встреча с которым считается зловещим предзнаменованием. Легенда рассказывает о невероятно жестоком капитане, презревшем Бога и Дьявола под алыми парусами, трюмы которого набиты несметными богатствами…
На эту тему создано немало произведений искусства. Очевидно, что этот образ не остался незамеченным и для А. Грина и проник в его произведения. Упоминает он о «Летучем голландце» и в рассказе «Капитан Дюк».
И вдруг, в самом начале 20-х годов ХХ века, когда разрушена и страна, и жизнь людей — возникает эта «феерия»… под алыми (будто от крови) парусами. И стоило прожить немалую жизнь, чтобы провести три удивительных вечера, на которых вдруг увидеть, как прямо на твоих глазах восстанавливается связь времен, слова обретают первоначальный смысл, а ты вновь начинаешь верить книгам.
Всем известно, что свои образы писатель создает, опираясь на собственную жизнь, собственный опыт познания мира. Если мы обратимся к биографии писателя, станет очевидно, что А. Гриневский (Грин) не обладал достаточной силой воли и качествами, необходимыми для достижения своей мечты. В детства он заболел мечтой о море, хотел стать моряком. А вот трудиться не захотел, предпочитая не задумываться, как соленый морской ветер будет высушивать катящийся градом пот. «Мобби Дик или Белый кит» он точно не читал.
В 1896 году, по окончании четырёхклассного Вятского городского училища, 16-летний Александр уехал в Одессу, решив стать моряком. Отец дал ему 25 рублей денег и адрес своего одесского друга. Некоторое время «шестнадцатилетний безусый тщедушный узкоплечий отрок в соломенной шляпе» (так иронически описал себя тогдашнего Грин в «Автобиографии») бродяжничал в безуспешных поисках работы и отчаянно голодал. В конце концов он обратился к другу отца, который накормил его и устроил матросом на пароход «Платон», курсировавший по маршруту «Одесса—Батум—Одесса».
В первом плавании, на транспортном судне «Платон» он впервые увидел берега Крыма и Кавказа. Моряка из Грина не вышло,- он испытывал отвращение к прозаическому матросскому труду. Вскоре он разругался с капитаном и оставил корабль.
В 1897 году Грин отправился назад в Вятку, провёл там год и снова уехал на поиски счастья,- на этот раз в Баку. Там он перепробовал много профессий — был рыбаком, чернорабочим, работал в железнодорожных мастерских. Летом вернулся к отцу, затем снова ушёл в странствия. Был лесорубом, золотоискателем на Урале, шахтёром на железном руднике, театральным переписчиком.
В общем, с плаванием у него ничего не получилось, но несбывшаяся мечта ушла на страницы его книг, в том числе и в «Алые паруса». Образ Грея А.Грин явно рисует с себя, мальчик Грей растет с утонченным восприятием жизни, его мир полон фантазий.
Однажды мальчик увидел картину, изображавшую море и корабль… И эта сцена теперь уж напоминает восторженных молодых прях из «Летучего голландца» Вагнера, ожидавших милых с моря с большой добычей… Вдруг даже догадываешься, почему соединить землю и богатое сокровищами море, предложив «всего лишь» верность, Рихарду Вагнеру пришло на ум именно когда он сам бежал от кредиторов…
У него денег не было, а в этих трюмах полным-полно сокровищ… Остается лишь снять проклятие!
Поэтому так и видится, как Грей, любуясь кораблем на картине, мысленно прикидывал содержимое его трюмов.
Обернувшись к выходу, Грэй увидел над дверью огромную картину, сразу содержанием своим наполнившую душное оцепенение библиотеки. Картина изображала корабль, вздымающийся на гребень морского вала. Струи пены стекали по его склону. Он был изображен в последнем моменте взлета. Корабль шел прямо на зрителя. Высоко поднявшийся бугшприт заслонял основание мачт. Гребень вала, распластанный корабельным килем, напоминал крылья гигантской птицы. Пена неслась в воздух.
Паруса, туманно видимые из-за бакборта и выше бугшприта, полные неистовой силы шторма, валились всей громадой назад, чтобы, перейдя вал, выпрямиться, а затем, склоняясь над бездной, мчать судно к новым лавинам. Разорванные облака низко трепетали над океаном.
Тусклый свет обреченно боролся с надвигающейся тьмой ночи. Но всего замечательнее была в этой картине фигура человека, стоящего на баке спиной к зрителю.
Она выражала все положение, даже характер момента. Поза человека (он расставил ноги, взмахнув руками) ничего собственно не говорила о том, чем он занят, но заставляла предполагать крайнюю напряженность внимания, обращенного к чему-то на палубе, невидимой зрителю. Завернутые полы его кафтана трепались ветром; белая коса и черная шпага вытянуто рвались в воздух; богатство костюма выказывало в нем капитана, танцующее положение тела — взмах вала; без шляпы, он был, видимо, поглощен опасным моментом и кричал — но что?
Видел ли он, как валится за борт человек, приказывал ли повернуть на другой галс или, заглушая ветер, звал боцмана? Не мысли, но тени этих мыслей выросли в душе Грэя, пока он смотрел картину. Вдруг показалось ему, что слева подошел, став рядом, неизвестный невидимый; стоило повернуть голову, как причудливое ощущение исчезло бы без следа. Грэй знал это.
Но он не погасил воображения, а прислушался. Беззвучный голос выкрикнул несколько отрывистых фраз, непонятных, как малайский язык; раздался шум как бы долгих обвалов; эхо и мрачный ветер наполнили библиотеку. Все это Грэй слышал внутри себя. Он осмотрелся: мгновенно вставшая тишина рассеяла звучную паутину фантазии; связь с бурей исчезла.
Это впечатление детства не покидает его и в 15 лет мальчик убегает из дома и устраивается юнгой на корабле, мы помним, что Грин ушел из дома в 16 лет, также устроился юнгой и ушел в плавание. Далее по тексту произведения мы видим, что Грей добивается того, что становится капитаном и уже на своем собственном корабле уходит в море, возможно так через произведение Грин пытается воплотить свою мечту детства.
Книги Грина, никогда не писавшиеся собственно для детей, стали использовать в воспитательных целях. Наиболее полюбившимся воспитательным произведением стала феерия Алые паруса, которая, по выражению Сломинского, «оставалась наивысшим взлетом его оптимизма».
Алые паруса переиздавались на территории Советского Союза более 100 раз. Наиболее массовыми потребителями «парусов» были школьные библиотеки, а также библиотеки профессионально-технических училищ. Причина заключалась в том, что феерия была внесена в официальную школьную программу – она изучалась советскими детьми по достижении тринадцатилетнего возраста».
Да, изучалась. Но с каким трудом для меня лично… Помнится, не знала, что ответить на вопрос об Ассоль. А какая она? Шьет, улыбается, ест, спит, мечтает… Очень обыкновенная здоровая девушка. Да и сам Грин, описывая ее, увлекается чем угодно, кроме явно наскучившего предмета.
Отраженная девушка улыбнулась так же безотчетно, как и Ассоль. Улыбка вышла грустной; заметив это, она встревожилась, как если бы смотрела на постороннюю. Она прижалась щекой к стеклу, закрыла глаза и тихо погладила зеркало рукой там, где приходилось ее отражение. Рой смутных, ласковых мыслей мелькнул в ней; она выпрямилась, засмеялась и села, начав шить.
Пока она шьет, посмотрим на нее ближе — вовнутрь. В ней две девушки, две Ассоль, перемешанных в замечательной прекрасной неправильности. Одна была дочь матроса, ремесленника, мастерившая игрушки, другая — живое стихотворение, со всеми чудесами его созвучий и образов, с тайной соседства слов, во всей взаимности их теней и света, падающих от одного на другое. Она знала жизнь в пределах, поставленных ее опыту, но сверх общих явлений видела отраженный смысл иного порядка. Так, всматриваясь в предметы, мы замечаем в них нечто не линейно, но впечатлением — определенно человеческое, и — так же, как человеческое — различное. Нечто подобное тому, что (если удалось) сказали мы этим примером, видела она еще сверх видимого. Без этих тихих завоеваний все просто понятное было чуждо ее душе. Она умела и любила читать, но и в книге читала преимущественно между строк, как жила.
Бессознательно, путем своеобразного вдохновения она делала на каждом шагу множество эфирнотонких открытий, невыразимых, но важных, как чистота и тепло. Иногда — и это продолжалось ряд дней — она даже перерождалась; физическое противостояние жизни проваливалось, как тишина в ударе смычка, и все, что она видела, чем жила, что было вокруг, становилось кружевом тайн в образе повседневности. Не раз, волнуясь и робея, она уходила ночью на морской берег, где, выждав рассвет, совершенно серьезно высматривала корабль с Алыми Парусами. Эти минуты были для нее счастьем; нам трудно так уйти в сказку, ей было бы не менее трудно выйти из ее власти и обаяния.
В другое время, размышляя обо всем этом, она искренне дивилась себе, не веря, что верила, улыбкой прощая море и грустно переходя к действительности; теперь, сдвигая оборку, девушка припоминала свою жизнь. Там было много скуки и простоты. Одиночество вдвоем, случалось, безмерно тяготило ее, но в ней образовалась уже та складка внутренней робости, та страдальческая морщинка, с которой не внести и не получить оживления.
Над ней посмеивались, говоря: — «Она тронутая, не в себе»; она привыкла и к этой боли; девушке случалось даже переносить оскорбления, после чего ее грудь ныла, как от удара. Как женщина, она была непопулярна в Каперне, однако многие подозревали, хотя дико и смутно, что ей дано больше прочих — лишь на другом языке.
Капернцы обожали плотных, тяжелых женщин с масляной кожей толстых икр и могучих рук; здесь ухаживали, ляпая по спине ладонью и толкаясь, как на базаре. Тип этого чувства напоминал бесхитростную простоту рева. Ассоль так же подходила к этой решительной среде, как подошло бы людям изысканной нервной жизни общество привидения, обладай оно всем обаянием Ассунты или Аспазии: то, что от любви, — здесь немыслимо. Так, в ровном гудении солдатской трубы прелестная печаль скрипки бессильна вывести суровый полк из действий его прямых линий.
Меж тем, как ее голова мурлыкала песенку жизни, маленькие руки работали прилежно и ловко; откусывая нитку, она смотрела далеко перед собой, но это не мешало ей ровно подвертывать рубец и класть петельный шов с отчетливостью швейной машины. Хотя Лонгрен не возвращался, она не беспокоилась об отце. Последнее время он довольно часто уплывал ночью ловить рыбу или просто проветриться.
Ее не теребил страх; она знала, что ничего худого с ним не случится. В этом отношении Ассоль была все еще той маленькой девочкой, которая молилась по-своему, дружелюбно лепеча утром: — «Здравствуй, бог!», а вечером: — «Прощай, бог!»
По ее мнению, такого короткого знакомства с богом было совершенно достаточно для того, чтобы он отстранил несчастье. Она входила и в его положение: бог был вечно занят делами миллионов людей, поэтому к обыденным теням жизни следовало, по ее мнению, относиться с деликатным терпением гостя, который, застав дом полным народа, ждет захлопотавшегося хозяина, ютясь и питаясь по обстоятельствам.
Описание капернского идеала женщины впечатляет намного больше. И такое ощущение, что, так и не ответив самому себе, какая эта Ассоль, Грин описывает ее от противного: толстая — тонкая, грубая — утонченная.
Понятно, что о капернской женщине, крепко стоящей на земле, мечтать не надо, стоит лишь руку протянуть, она рядом, в ее хозяйстве мужские руки сгодятся.
А об Ассоль положено… мечтать! А что в ней такого, чтобы мечтать? К тому же все вокруг мечтают об алых парусах, а не об Ассоль.
У самого Грина столкновение с мечтой вызвало лишь разочарование. Мечты о море навсегда выветрило его первое плавание, в котором у него не получилось даже найти общий язык с командой и капитаном. Дальше идет хаотический перебор других романтических специальностей и профессий…
В марте 1902 года Грин прервал череду странствий и стал солдатом в 213-м Оровайском резервном пехотном батальоне, расквартированном в Пензе. Нравы воинской службы существенно усилили революционные настроения Грина. Спустя шесть месяцев (из которых три с половиной провёл в карцере) он дезертировал, был пойман в Камышине, снова бежал.
В армии Грин познакомился с эсеровскими пропагандистами, которые оценили молодого бунтаря и помогли ему скрыться в Симбирске.
С этого момента Грин, получив партийную кличку «Долговязый», искренне отдаёт все силы борьбе с ненавистным ему общественным строем, хотя участвовать в исполнении террористических актов он отказался, ограничившись пропагандой среди рабочих и солдат разных городов. Впоследствии он не любил рассказывать о своей «эсеровской» деятельности.
Итак, признанный гений, «одержимый романтик» — Александр Грин начинает свой путь писателя с 1906 года (Летом 1906 г. Грин написал 2 рассказа — «Заслуга рядового Пантелеева» и «Слон и Моська». Первый рассказ был подписан «А. С. Г.» и опубликован осенью того же года. Он был издан как агитброшюра для солдат-карателей и описывал бесчинства армии среди крестьян. Гонорар Грин получил, но весь тираж был конфискован в типографии и уничтожен (сожжён) полицией, случайно сохранились лишь несколько экземпляров. Второй рассказ постигла аналогичная судьба — он был сдан в типографию, но напечатан не был), рекомендован к прочтению детям с 11 лет.
Такое впечатление, что Грин «нашел себя» именно в пропагандистах. Даже складывается такой образ, профессионально «раскрывающий глаза народу». Но мы уже видим, что и прокламации у Грина… с той же долей лжи и непорядочности, с какой ведутся сегодня всякого рода «оппозиционные деятельности» и «партийные демократии». Имитация искренности и сострадания от людей, которые и не умеют и не хотят работать.
К полудню на горизонте показался дымок военного крейсера, крейсер изменил курс и с расстояния полумили поднял сигнал – «лечь в дрейф!».
– Братцы, – сказал Грэй матросам, – нас не обстреляют, не бойтесь; они просто не верят своим глазам.
Он приказал дрейфовать. Пантен, крича как на пожаре, вывел «Секрет» из ветра; судно остановилось, между тем как от крейсера помчался паровой катер с командой и лейтенантом в белых перчатках; лейтенант, ступив на палубу корабля, изумленно оглянулся и прошел с Грэем в каюту, откуда через час отправился, странно махнув рукой и улыбаясь, словно получил чин, обратно к синему крейсеру.
Среди произведений — стихотворения, поэмы, сатирические миниатюры, басни, очерки, новеллы, рассказы, повести, романы: «Случай» (1907, рассказ), «Апельсины» (1908, рассказ), «Остров Рено» (1909, рассказ), «Колония Ланфиер» (1910, рассказ), «Зимняя сказка» (1912, рассказ), «Четвертый за всех» (1912, рассказ), «Проходной двор» (1912, рассказ), «Зурбаганский стрелок» (1913, рассказ), «Капитан Дюк» (1915, рассказ), «Алые паруса» (1916, опубликована 1923, повесть-феерия), «Пешком на революцию» (1917, очерк), «Восстание», «Рождение грома», «Маятник души», «Корабли в Лиссе» (1918, опубликован 1922, рассказ), «Крысолов» (опубликован 1924, рассказ на тему послереволюционного Петрограда), «Сердце пустыни» (1923), «Блистающий мир» (1923, опубликован 1924, роман), «Фанданго» (опубликован 1927, рассказ на тему послереволюционного Петрограда), «Бегущая по волнам» (1928, роман), «Ветка омелы» (1929, рассказ), «Зеленая лампа» (1930, рассказ), «Дорога никуда» (1930, роман), «Автобиографическая повесть» (1931).
А теперь стоит перечитать последние страницы феерии «Алые паруса».
Не помня, как оставила дом, Ассоль бежала уже к морю, подхваченная неодолимым ветром события; на первом углу она остановилась почти без сил; ее ноги подкашивались, дыхание срывалось и гасло, сознание держалось на волоске. Вне себя от страха потерять волю, она топнула ногой и оправилась. Временами то крыша, то забор скрывали от нее алые паруса; тогда, боясь, не исчезли ли они, как простой призрак, она торопилась миновать мучительное препятствие и, снова увидев корабль, останавливалась облегченно вздохнуть.
Тем временем в Каперне произошло такое замешательство, такое волнение, такая поголовная смута, какие не уступят аффекту знаменитых землетрясений. Никогда еще большой корабль не подходил к этому берегу; у корабля были те самые паруса, имя которых звучало как издевательство; теперь они ясно и неопровержимо пылали с невинностью факта, опровергающего все законы бытия и здравого смысла. Мужчины, женщины, дети впопыхах мчались к берегу, кто в чем был; жители перекликались со двора в двор, наскакивали друг на друга, вопили и падали; скоро у воды образовалась толпа, и в эту толпу стремительно вбежала Ассоль. Пока ее не было, ее имя перелетало среди людей с нервной и угрюмой тревогой, с злобным испугом. Больше говорили мужчины; сдавленно, змеиным шипением всхлипывали остолбеневшие женщины, но если уж которая начинала трещать — яд забирался в голову. Как только появилась Ассоль, все смолкли, все со страхом отошли от нее, и она осталась одна средь пустоты знойного песка, растерянная, пристыженная, счастливая, с лицом не менее алым, чем ее чудо, беспомощно протянув руки к высокому кораблю.
От него отделилась лодка, полная загорелых гребцов; среди них стоял тот, кого, как ей показалось теперь, она знала, смутно помнила с детства. Он смотрел на нее с улыбкой, которая грела и торопила. Но тысячи последних смешных страхов одолели Ассоль; смертельно боясь всего — ошибки, недоразумений, таинственной и вредной помехи — она вбежала по пояс в теплое колыхание волн, крича:
— Я здесь, я здесь! Это я! — Я здесь, я здесь! Это я!
Тогда Циммер взмахнул смычком — и та же мелодия грянула по нервам толпы, но на этот раз полным, торжествующим хором. От волнения, движения облаков и волн, блеска воды и дали девушка почти не могла уже различать, что движется: она, корабль или лодка — все двигалось, кружилось и опадало.
Но весло резко плеснуло вблизи нее; она подняла голову. Грэй нагнулся, ее руки ухватились за его пояс. Ассоль зажмурилась; затем, быстро открыв глаза, смело улыбнулась его сияющему лицу и, запыхавшись, сказала:
— Совершенно такой. — Совершенно такой.
— И ты тоже, дитя мое! — вынимая из воды мокрую драгоценность, сказал Грэй. — Вот, я пришел. Узнала ли ты меня?
Она кивнула, держась за его пояс, с новой душой и трепетно зажмуренными глазами. Счастье сидело в ней пушистым котенком. Когда Ассоль решилась открыть глаза, покачиванье шлюпки, блеск волн, приближающийся, мощно ворочаясь, борт «Секрета», — все было сном, где свет и вода качались, кружась, подобно игре солнечных зайчиков на струящейся лучами стене. Не помня — как, она поднялась по трапу в сильных руках Грэя. Палуба, крытая и увешанная коврами, в алых выплесках парусов, была как небесный сад. И скоро Ассоль увидела, что стоит в каюте — в комнате, которой лучше уже не может быть.
Тогда сверху, сотрясая и зарывая сердце в свой торжествующий крик, вновь кинулась огромная музыка. Опять Ассоль закрыла глаза, боясь, что все это исчезнет, если она будет смотреть. Грэй взял ее руки и, зная уже теперь, куда можно безопасно идти, она спрятала мокрое от слез лицо на груди друга, пришедшего так волшебно. Бережно, но со смехом, сам потрясенный и удивленный тем, что наступила невыразимая, недоступная никому драгоценная минута, Грэй поднял за подбородок вверх это давным-давно пригрезившееся лицо, и глаза девушки, наконец, ясно раскрылись. В них было все лучшее человека.
— Ты возьмешь к нам моего Лонгрена? — сказала она.
— Да. — Да.
— И так крепко поцеловал он ее вслед за своим железным «да», что она засмеялась.Теперь мы отойдем от них, зная, что им нужно быть вместе одним. Много на свете слов на разных языках и разных наречиях, но всеми ими, даже и отдаленно, не передашь того, что сказали они в день этот друг другу.
Меж тем на палубе у гротмачты, возле бочонка, изъеденного червем, с сбитым дном, открывшим столетнюю темную благодать, ждал уже весь экипаж. Атвуд стоял; Пантен чинно сидел, сияя, как новорожденный. Грэй поднялся вверх, дал знак оркестру и, сняв фуражку, первый зачерпнул граненым стаканом, в песне золотых труб, святое вино.
— Ну, вот… — сказал он, кончив пить, затем бросил стакан. — Теперь пейте, пейте все; кто не пьет, тот враг мне.
Повторить эти слова ему не пришлось. В то время, как полным ходом, под всеми парусами уходил от ужаснувшейся навсегда Каперны «Секрет», давка вокруг бочонка превзошла все, что в этом роде происходит на великих праздниках.
— Как понравилось оно тебе? — спросил Грэй Летику.
— Капитан! — сказал, подыскивая слова, матрос. — Не знаю, понравился ли ему я, но впечатления мои нужно обдумать. Улей и сад!
— Что?!
— Я хочу сказать, что в мой рот впихнули улей и сад. Будьте счастливы, капитан. И пусть счастлива будет та, которую «лучшим грузом» я назову, лучшим призом «Секрета»!
Созданный образ Ассоль настолько мелкий и неглубокий, что не позволяет автору даже написать хоть какой-то диалог между Греем и Ассоль наедине.
А о чем им, собственно, говорить? Мечта Ассоль исполнилась, мечтать больше не о чем, не осталось и каких-то более достойных целей, к которым следовало бы стремиться.
Капернцы получили бочку вина, исполнилась и их мечта. Они остались в своем болоте, повидав явление алых парусов, забравших от них мечтательницу.
На палубе «Секрета» попойка, с трудом держатся на ногах лишь рулевой и вахтенный. У Грея и Ассоль что-то вроде «Дома-2», когда в омут за первого встречного, даже конфетно-букетного периода в их отношениях не предусмотрено, ведь мечта исполнилась! Как пожить в богатом доме, не задумываясь о хлебе насущном и будущем, — в «Доме-2».
Да и само название корабля «Секрет», Ассоль, названная «лучшим грузом» — все это феерия именно алых парусов… призрачного корабля, чьи трюмы набиты награбленными сокровищами…
Когда на другой день стало светать, корабль был далеко от Каперны. Часть экипажа как уснула, так и осталась лежать на палубе, поборотая вином Грэя; держались на ногах лишь рулевой да вахтенный, да сидевший на корме с грифом виолончели у подбородка задумчивый и хмельной Циммер. Он сидел, тихо водил смычком, заставляя струны говорить волшебным, неземным голосом, и думал о счастье…
Читать по теме:
Записи вебинаров по теме:
- Золотой век Нидерландов
- Опера Рихарда Вагнера «Летучий голландец»
- Александр Грин «Капитан Дюк» и «Бегущая по волнам»
7 комментариев
Браво. Высший класс. Спасибо! Сравнение Золушки и Ассоль очень в тему. Ну а длинные цитаты из феерии в очередной раз изумили характерной натужной восторженностью. Циммер водил, значит, смычком и думал о счастье? Прям хочется рыдать от умиления.
Спасибо!
Из пропагандистской биографиии Грина напрашивается вывод как близка и небезразлична ему самому мечта Ассоль. Он был бы не против и сам встретить на берегу корабль с Алыми парусами., обещающими беззаботное морское плавание по жизни, где не надо задумываться о насущной повседневности бытия.
Да, как известно, «мечтать не вредно», даже можно по-умному попытаться «охмурить» кого-то, это я о первой женитьбе Грина на Вере Абрамовой, но женщина быстро сообразила, что не желает быть для Грина воплощением его «мечты» .
Именно такое впечатление от Грина. Проститутка на окладе.
Немного не в струю — есть еще русская сказка Хаврошечка. Но, так же отличается от Ассоль тем, что Хаврошечку помнишь четко. Ребенку читал недавно. Потом она с удовольствием поливала молодые яблоньки, поскольку считала, что тогда ветки с яблоками будут опускаться ей в руки.
Ну да, Ассоль-то особо выписывать ему и не нужно было, зачем она ему нужна со своими мечтами и ежедневными проблемами? Опять же, если у нее есть собственные мысли и какой-никакой жизненный опыт — разве она так по детски бросится на шею первому встречному? решил проблему через ограничение … свободы.
Про сказки разных народов. Очень показательна сказка про петуха и бобовое зернышко в русской и болгарской версии. В русской версии курочка бегает и решает вопросы, в болгарской — всех запугивает. И таких сказок, как выясняется, изрядно много.