Сергей Андрияка. Натюрморт со свечой и книгами

Вспомнив о том, что данный ресурс носит скромное, но несколько претенциозное, название «ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ» (претенциозность заключается в том, что, как раз, о самой литературе зачастую поговорить не удается, в виду её отсутствия), редакция приняла решение опубликовать свежее литературное произведение (благо, такая счастливая возможность предоставилась).

Выражаем признательность автору, с которым наш читатель уже познакомился:

Некоторые соображения относительно культурных взаимоотношений Грузии и России – и не только…

Георгий Лордкипанидзе — Пара слов на смерть «принца Бориса»

Георгий Лордкипанидзе «Триалог в литературном кафе»

Лордкипанидзе Георгий Борисович (р.1953) – грузинский писатель и публицист. Член грузинского Пен-клуба. Кандидат биологических наук (Защищался в Институте молекулярной биологии АН СССР в 1980 г. в Москве).

В литературе с конца 80-ых. Автор ряда художественных произведений и публицистических работ, опубликованных в различных грузинских журналах («Цискари», «Мнатоби», «Литературная палитра» и т.д. — рассказ «В ожидании шедевра» переведен на русский и напечатан в журнале «Литературная Грузия» №9-10, 1991 г.). Автор небольшого романа «Разрыв» (социальная фантастика) изданного на грузинском языке в 1998 г. изд-ом Бакура Сулакаури (одним из крупнейших в Грузии).

Его сказка «Поросенок Силован в стране кошек» (посвященная теме пропаганды международной конвенции по защите прав детей) была отмечена второй премией на литконкурсе проведенном ЮНИСЕФ в Тбилиси в 2001 г.

В 2009 г. изд-во «Саундже» издает сборник его рассказов «Идея fix» (на грузинском языке). Параллельно этому Г.Б. Лордкипанидзе в начале 2000-ых годов пишет на русском языке роман «Станция Мортуис» (жанр – альтернативная история), ныне широко представленный в русскоязычном Интернете.

Приятного прочтения!

*  *  *

Георгий Лорткипанидзе 

Конкурс 

Честное слово, я ничего не придумывал. Сон этот приснился мне пару недель назад. И никак с тех пор забыть его не могу.

Morpheus by Jean-Bernard Restout

Как правило, сны не запоминаются. Подавляющее большинство всех этих ночных цветных революции и иных приключенческих сюжетов, сразу по пробуждении улетучиваются из нашей памяти навсегда в течении какой-то доли секунды. Так уж устроен человек, ну и я отношу себя к роду человеческому – во всяком случае, пока. Но этот сон оказался исключением. Наверное потому, что относился к категории литературных, а ведь известно, чем отличаются творческие люди от простых смертных – в первую очередь излишним эгоцентризмом.

В общем, великий ералаш кругом. Вокруг меня снуют самые разнообразные люди, знакомые и незнакомые, и в их окружении я участвую в некотором литературном представлении. Какие-то движения повсюду, царит праздничное настроение, нещадно трещат фанатки. Смута, шум, вопли, бурлеск, кто-то во весь голос поет, кто-то кричит – кажется, вслух читает под восхищенные повизгивания привлекательных особ женского пола собственные стихи или поэму… Постепенно ситуация меняется, количество кружащих вокруг меня лиц резко уменьшается и выясняется, что вечер неумолимо подходит к концу и литературное веселье покидает нас. Потом еще одна смена декорации и наступает полдень: на улице сияет жаркое солнце и я уже нахожусь не внутри какой-то шумной и непонятной буффонады, а присутствую на открытом и публичном заседании весьма престижного литературного конкурса всем известного под гулким названием «Хромосома». Ну, присутствую не я один: среди участников заседания и другие избранные авторы – соискатели главной награды, только совершенно непонятно, почему это нас сюда вызвали вот так внезапно и оптом. Я и во сне прекрасно понимаю, что по правилам меня здесь быть не должно – ведь автору нечего делать на заседании жюри, каким бы открытым и публичным оно ни было, но ведь это сон… Что с него возьмешь? В общем, мы почему-то там присутствуем. Победителя ждет великолепный приз – отлитая из золота статуя в форме двойной спирали молекулы ДНК. Эта «Золотая хромосома» – внешне величественная и по смыслу совершенно национальная, с одной стороны символизирует историческую ценность древнего колхидского символа – «Золотого руна», а с другой указывает на генетически присущую нам особенную литературную мощь и стать. Но еще лучше то, что вместе со статуэткой победитель получит и неплохой денежный приз, выражающийся весьма кругленькой цифрой – доброй сотней тысяч лари.

Начало заседания помнится мне теперь смутно, но начиная с какого-то момента изображение становится очень четким, будто мельчайшая морщинка со старческого лица как бы считывается с экрана цифрового плазменного телевизора… Снаружи, за окнами, жарко сияет солнце, небо над городом безоблачное и глубокое, а все мы находимся внутри какого-то величественного присутственного здания, в большом и светлом зале, воплощающем в своем убранстве и громаде наше вековечное стремление к свободе и воле. Пространство вокруг чудесным образом одновременно напоминает мне и знаменитый зеркальный зал Дворца Пионеров моего детства, и директорский кабинет давным-давно упраздненного научного института, в котором мне одно время пришлось работать. Но в отличии от последнего (и весьма блеклого) помещения, здесь – на первый взгляд – все будто бы сверкает, блестит и с иголочки. Невольно вспоминается, что в том кабинете все – от дверных замков и до подоконников и паркета – порядком  шаталось и скрипело. Куда было директору того обнищавшего института до разнообразных ремонтов, порядочный был человек, честный, из старых интеллигентов, взяток не брал… А вот в моем сне все там блестит – до поры до времени.

Но события быстро развиваются и неудержимо влекут меня за собой. Сквозь высокие окна напротив хорошо виден полный разноцветных роз, фиалок и ромашек небольшой сад – точно такой был разбит вокруг того старого институтского здания и ухаживал за ним наш директор всегда собственноручно – хотя, бывало, ему и помогал сторож, а иногда и кто-нибудь из сотрудников. А в самом зале, вдоль этих выходящих в сад большущих окон, у длинного сверкающего стола и в украшенных разнообразными финтифлюшками дорогих креслах удобно расположились виднейшие и умнейшие граждане нашей страны, ведущие меж собой нескончаемую умную беседу. Более того, среди этих благороднейших персон мелькнули лица британского посла и французского консула, а потом даже какого-то косоглазого дипломата – то ли китайца, то ли японца… Тем временем и однако, даже великолепие этого помещения понемногу меркнет в моих глазах, поскольку невозможно не заметить, что, в контрасте с противоположной мне роскошной стороной, та, которая ко мне поближе, все более напоминает как раз старый директорский кабинет: и паркет тут местами крив и вспучен, и потолок надо мною местами покрыт сыроватыми пятнами дождевых разводов. Потом на секунду я оборачиваюсь назад и убеждаюсь в худших своих сомнениях: спиной я чуть ли не упираюсь в унылую серо-зеленоватую стену – всю в трещинах и осыпающейся штукатурке, вдоль плинтуса которой невозможно не заметить ряд крошащихся бурых кирпичей… В общем, хозяева жизни развалясь устроились в креслах перед нами, в то время как мы – ожидающие беспощадного приговора авторы – жмемся друг к другу оккупируя длинный ряд из пригвожденных друг к дружке дешевых и жестких стульев… Слишком уж велика, слишком уж бросается в глаза разница между ТОЙ стороной и ЭТОЙ. А знаете, какие нам, авторам, достались стулья? Самые простейшие «венские» – в старые добрые времена таких было завались в самых различных учреждениях, ну не могут многие не помнить…

Итак, разобравшись в обстановке как следует, я, наконец, в полной мере осознаю чему посвящено данное заседание то ли ареопага, то ли синклита сих замечательных грузин и не менее замечательных иностранцев, и понемногу начинаю нервничать в ожидании приговора, который в самом скором времени вынесут нам эти рассевшиеся в креслах благородные дамы и господа. Как раз сегодня и здесь, в этой самой комнате и почему-то в нашем присутствии, в результате открытого и публичного голосования членов жюри выяснится кому из нас суждено стать лауреатом главной премии конкурса и кому достанется та «Золотая хромосома», ради которой все мы  – бедные претенденты дрожащие на венских стульях – претерпеваем столь сильные волнения. Не удивительно и то, что пока узел будущей интриги никем не раскрыт, мы, авторы, совершенно естественным образом недолюбливаем и даже ненавидим друг друга – разумеется, временно. Ибо в другие времена и при  иных обстоятельствах, за пределами этого зала, мы сохраняем нормальные отношения, а иногда даже дружим. Ну, конкуренция, как известно, не сахар! В целом, сравнивая такие конкурсы со спортивными состязаниями – последующее сравнение явилось мне непосредственно в момент пробуждения, – можно согласится на том, что жюри и авторы участвуют в принципиально различных видах спорта. Жюри как бы состоит из борцов-сумистов – когда в ходе сражения тяжеловесы всячески пытаются вытолкнуть друг друга из круга, авторы же напоминают соревнующихся в гигантском слаломе лыжников – ведь во избежании падения им приходится отклонятся то налево, то направо столько раз, сколько потребует от них трасса.

В общем, я поневоле продолжаю ерзать на моем скрипящем «венском» стуле, а слева и справа от меня точно так же ерзают на своих сиденьях мои соседи, знакомые и незнакомые, только лица их я почему-то не вижу (а может не могу сейчас вспомнить) – кроме одного, самого опасного! Вот тот единственный и является нынче моим самым главным конкурентом. Прекрасно помню его фамилию – Менабде. А вот почему его фамилия именно Менабде, не имею представления. Впрочем, шел у нас в стране когда-то такой известный фильм «Голубые Горы» и, может, он и вполз в мой сон породив там сооответсвующую ассоциацию, не знаю… Если помните, в фильме том мельком был упомянут некто Менабде – автор громадной трилогии, перед которым все издательство во главе с самим Важей Зазаевичем сразу же млело и становилось «во фрунт». Видимо, тот Менабде был прототипом некоего литературного генерала тех времен… И вот, так уж получилось, что в моем сне основным моим конкурентом является как раз этот новый Менабде. И что примечательно: всем прекрасно известно, что «Золотая хромосома» достанется либо мне, либо ему – остальные не в счет.

Decamps, Alexandre-Gabriel

Да, боюсь, конкурент у меня и в самом деле серьезный. Правда, в данный момент я его ненавидеть и вовсе не способен, так как душа моя сомлела и скукожилась от стольких треволнений и переживаний, но все дело в том, что от неприятной истины деваться некуда – соперник действительно опасен. На рассмотрении у жюри находится его свежеизданный роман под странноватым названием – «Бисексуал», вот так прямо… Как видно, кто-то профинансировал автору эту публикацию, так как сам этот Менабде по натуре таков, что у него из кармана и дырявую ларовую бумажку не вытянешь, не то что денег на издание, в хинкальной кружки пива от него не дождешься, сам тому свидетель – тот еще типчик! Но язык у него с километр длиной, подвешен что надо и, как видно, с его помощью ему удалось развести какого-то спонсора на инвестицию, а может спонсор тот и сам оказался бисексуалом, кто его знает… Скажу больше: как только я приметил среди членов жюри иностранных дипломатов, так сразу у меня в сердце кольнуло – неспроста это: видать, Менабде уже на переводы нацелился. В общем, в своем романе Менабде задействовал довольно  оригинальную тему, притом учел требования как текущей эпохи, так и ее мейнстрима и воткнул в сюжет все до чего смог дотянутся: от латентного мужеложества прошедшего войну главного героя до поразительной в своей смелости матерщины в адрес исконного и главного врага Грузии – России. В общем, этот наш Менабде создал следующую конструкцию. Главный герой, актер некоего катакомбного театра, молодой человек по имени Тристан, сперва прознает про свою скрытую «голубизну» еще на сцене, а затем в полной мере убеждается в своей «особости» вследствие частых и безрезультатных прогулок около подножья знаменитой «цирковой лестницы» рядом с Площадью Героев – любимым местом местных геев. К великому своему сожалению и под страхом непонимания со стороны слишком уж отсталого грузинского общества, он никак не может решиться на «каминг-аут», страшно от своего морального бессилия страдает и, в стремлении как-то переломить нелегкую судьбу, пытается поступить на службу в армию. Служить в ней ему не полагается, но вовремя подоспеет та пятидневная война с Россией и наш артист сразу побежит в комиссариат к знакомому офицеру-однокашнику и убедит того зачислить школьного товарища в резервную часть. Потом эту часть переведут в Гори, в неразберихе бесцельно задержат там ее на центральной площади и наш артист-солдатик еле спасется от авиабомбежки под известным всему свету монументом Иосиф Виссарионычу… После поражения в войне этот наш разочарованный «латентный мужелож» впадает в депрессию, не в силах более бороться со своим пагубным пристрастием и во время одной из прогулок в упомянутых выше окрестностях цирка знакомится с каким-то красивым мальчиком. Ну, потом в книжке описываются их взаимоотношения, мужская любовь и страсть, вдоволь эротических сцен, прочая клубничка… Но проходит какое-то время, Тристан выходит из депрессии, обнаруживает, что он вновь стал «натуралом» и просто обязан озаботиться тем, как выбраться из болота, в которое он грешным делом вляпался. Он порывает связь с тем юнцом, но предварительно дарит бывшему любовнику какой-то дорогущий сувенир. Потом нашему артисту наконец улыбнется счастье, его приглашают в ведущую театральную труппу столицы и оформляют с ним неплохой контракт. Вскоре ему, вместе со всей труппой, достается Гран-при одного престижнейшего европейского фестиваля, и на радостях он закручивает роман с ведущей актрисой театра – дважды разведенной «примой», которая, вдобавок, старше него на добрый десяток лет. Молодая пара уже готовится к «звездной» свадьбе, но не тут-то было! На страницах книги вновь появляется мальчишка из цирковой подворотни, шантажирует артиста тем подарком, постоянно вымогает у него деньги, аппетит его не знает удержу и Тристан вынужден прибегнуть к крайней мере – как-то раз он подкараулит наглого юнца в тихом уголочке, задушит его собственными руками (свидетелей нет) и оставит труп тлеть в ближайших кустах. Место отдаленное и обнаружат труп нескоро. После убийства Тристан сразу посещает свою невесту, признается ей в своей бисексуальности, прибегая ко всему своему красноречию убеждает её в том, что свадьбу следует отменить и немедленно покидает Грузию. Эмигрантский путь Тристана лежит через Турцию в Грецию, в Афины. Затем в Афинах он знакомится с жертвой трэффикинга, грузинской девушкой-эмигранткой Электрой, которая вынуждена подрабатывать проституцией что б как-то помогать ждущим ее на родине пожилым и больным родителям. Молодые эмигранты влюбляются друг в друга и это чувство – неожиданно для Тристана – внезапно оказывается истинным и глубоким. Тристан узнает, что Электра – чтоб как-то избежать погружения на самое дно социальной жизни и выжить – оказывает лесбийские и садо-мазохистические услуги одному богатому местному транссексуалу, известному в узких афинских кругах под именем Панчита. Вновь эротические сцены. Но в Тристане уже проснулся африканский лев. Он намерен до конца защищать свою любовь – опять эротические сцены – и разными способами пытается вызволить свою избранницу из оков сексуального рабства. Попытки его оказываются успешными; более того, вдохновленному и ведомому дерзкой любовницей Тристану удается не только ограбить богатую загороднюю виллу Панчиты, но и удачно сбыть награбленное и вовремя взять билеты на вылетающий из Афин самолет. В конце Тристан и Электра возвращаются в Грузию победителями и с твердым намерением создать крепкую и счастливую семью, хотя… В эпилоге романа, на самой последней его странице,  какой-то тбилисский полицейский случайно набредает на труп мальчишки-проститута и начинает задавать неудобные вопросы. Вот, собственно, и всё. Ну, коли спросить у меня, так это полнейший бред с неисчислимым количеством слабых мест, но, говорят, средним слоям по душе подобные мелодрамы, а в поисках прибыли все наши жюри вместе с издательствами следуют за читательскими вкусами на поводу… Причем этот Менабде прекратил повествование в такой момент, что и вправду могут возникнуть вопросы: а сможет ли полиция раскрыть это дело? Светит ли нашему вставшему на путь исправления убийце и талантливому артисту-бисексуалу свобода или тюремная камера? Ожидает ли его в этой камере незавидная «петушиная» судьба или же в сюжет вмешается ближайшая амнистия и арестанту удастся вывернуться и воссоединиться со своей Электрой? То есть, сюжет подлежит продолжению. Там, где подобный вопрос возникает ни у кого-нибудь, а у меня – опытного читателя, можно себе представить состояние души какой-нибудь среднестатистической тётушки Маро, а «литературный оргазм» евростремительным «кекелкам» из тбилисских предместии практически обеспечен… Одним словом, роман Менабде все же нельзя назвать абсолютным графоманским провалом, так как он производит впечатление незавершенности и читатель поневоле ждет продолжения. В общем, неплохая заготовка для сценария будущего телефильма, не более того… Но все это я вижу и чувствую исключительно во сне, а в реальности никакого Менабде и никакого такого романа под названием «Бисексуал» не существует и никогда не существовало.

А сон продолжается, и хотя я и вынужден честно признать, что на пути к «Хромосоме» у меня в лице этого Менабде и появился опасный конкурент, но рано, рано пока складывать оружие! Я ведь тоже парень не промах! А на самом деле и у меня в душе трепещет неизбывная надежда на победу, так как в этом синклите избранных у меня тоже найдется своя особая и тайнственная «рука-защитница». На соискание премии выдвинут мой небольшой роман «Разрыв» (как ни странно, но в свое время и вправду напечатанный одним тбилисским издательством), содержание которого мне – в отличии от сочинения этого Менабде – еле помнится не только во сне, но и наяву, так давно он был мною написан… Просто во сне я совершенно уверен в достойнствах моей книжки и не теряю надежды на победу. Посмотрим, как будут складываться события!

Еще разок окидываю взглядом противоположное мне пространство зала. Слева от председателя жюри (здоровенного мужчины занимающего законное место во главе того длинного стола) и как раз напротив меня, в кресле расселся один наш известный критик – старый дружок и собутыльник нашего Менабде; зато чуть дальше, рядом с ним, в еще более красивом и мягком кресле, удобно устроился никто иной как мой друг детства. Знаете, какой именно друг? С которым шагаем по жизни вместе и бок о бок из низших школьных классов через всё студенчество и вплоть до сегодняшнего дня. Он был свидетелем на моей свадьбе. Вполне состоявшаяся личность, весьма популярная – его часто приглашают на наши телеканалы, в обществе он пользуется почетом и заслуженным уважением, давно профессорствует и читает лекции в главном нашем университете, кроме того является академиком и вице-президентом Академии Наук, признанным авторитетом в своей области знаний – как в нашей маленькой стране, так и за рубежом. Правда, он – физик, и, если честно, совершенно непонятно, чем он занимается в составе жюри литературного конкурса, но раз уж отцы-основатели «Хромосомы» так решили… Ну, так обстоят дела в моем сне. Добавлю, что в наших отношениях никогда не проглядывало и малого намека на неблагополучие. Дружба наша воистину безупречна. Конечно, нам тоже приходилось частенько спорить на различные темы, но по жизни он мне нередко от души и в случае необходимости помогал, да и я старался не оставаться в долгу. Вот потому-то сейчас я считаю, что голос его у меня в кармане и, несмотря на естественное волнение, настроен я вполне оптимистично. Как-никак, но наличие гарантированного сторонника в жюри, да еще и в лице столь достоиной личности – наверное, согласитесь – серьезно повышает шансы на окончательную победу.

Raffaello Santi (Raphael) — Sermon of St. Paul in Athens

И вот наступает, наконец, наше судное время. Вся процедура выявления будущего победителя лежит на ладони и развивается перед нашими глазами. Наяву такое, конечно, невозможно себе представить, но во сне и не такое бывает…

Очевидно и естественно, первое слово принадлежит председателю жюри. Ну и он, не дожидаясь особого приглашения, встает во весь свой богатырский рост и громогласно объявляет о своем выборе: «Свой голос я отдаю великолепному прозаическому произведению – тут он на секунду замешкался, – роману «Разрыв». При этих словах мною во сне овладевает чувство близкое к восторгу; чувство, которое охватывает ставящего красивый мат в сложной позиции шахматиста, или завзятого болельщика при голе забитом в ворота противника любимой команды. Я весьма удовлетворен: один – ноль.

Заявив о своей неколебимой позиции председатель передал слово для выступления соседу слева, то есть стороннику Менабде. Ну, к этому-то я вполне был готов. Критик-менабдевед встал с места и, как ему и полагалось, зачитал сладкий панегирик моему оппоненту намешав в него всё уместное и неуместное. Говорил он о прекрасном владении соискателем грузинского литературного языка, о присущем автору «Бисексуала» истинно-европейском толерантизме, о несравненных психологизмах и глубочайших физиологизмах романа, о ювелирном проникновении в характер преследуемого героя, были там произнесены и слова об очевидном тренде и еще более очевидном мейнстриме… Клянусь вам, что с таким придыханием никто в свое время не говорил ни о Сартре, ни о Достоевском. Впрочем, как сказано выше, к этому я был подготовлен: один – один.

Наконец поток дешевеньких дифирамбов иссяк, критик вернулся в свое кресло и подошла очередь выступления моего старого друга. Ну, думаю, дело в шляпе – не ему теперь жалеть добрые слова в мой адрес, да и в красноречии своему именитому предшественнику он вряд ли уступит. Тем более, что я уверен: «Бисексуала» он в руках наверняка не держал, не такой человек, какой там Тристан, что там за Электра… Но человек предполагает, а Бог располагает. Вот начал мой друг говорить, начал, завелся, руками размахался, а я, бедняга, слушаю, ушами хлопаю и сам себе не верю!

Чего только он там не наговорил! Так, мол, и так-то, «Бисексуал» есть величайшее произведение нашей демократической эпохи, а Менабде – гений нашего времени. Правда, гений пока, к сожалению, непризнаный, и эту ошибку нам предстоит-де исправить вместе и сегодня же! Но какой прекрасный язык, что за глубина мышления, сколь неоспоримая логика, какая сила творческого полета! Перед нами лучший из лучших представителей нашего литературного мира и современный чародей, волшебному таланту которого суждено преодолеть тесные пределы нашей родины к вящей её славе, но при одном непременном условии  – если все мы вместе предоставим ему такую возможность. Поэтому совершенно необходимо присудить и вручить уважаемому соискателю нашу «Золотую хромосому» сейчас, сегодня же и без всяких проволочек. Иной результат должен быть исключен целиком и полностью! Слушая столь категоричные слова в поддержку моего конкурента – и от кого, от старого друга! – разум и язык мой отказались мне повиноваться. Помню, что я страстно желал опротестовать подобное двурушничество и цинизм, но оказался неспособен даже на жалкий лепет и изо рта у меня лишь вырвалась пара бессвязных слов. Потом в бессилии я попытался хоть как-то обратить внимание выступавшего на мою скромную персону, но этот предатель-академик настолько был занят собой и так вызывающе избегал моего взгляда, что в мою сторону ни разу даже не взглянул. Он продолжал метать громы и молнии во славу Менабде, и я для него более не существовал. Исчез.

Таким образом, счет становится два-один в пользу моего конкурента. Ну, этот удар еще можно было как-то выдержать, но на деле все оказывается гораздо хуже. Какое там два-один! После этого выступления в зале начинает твориться что-то невообразимое и наступившую вакханалию и взаправду можно сравнить с пенальти назначенным на последней секунде матча в ворота любимой команды. Да кто там вообще помнил о процедуре голосования или о бедном председателе жюри – порядочном человеке и моем единственном стороннике? Разве мог я себе представить, что во всем этом литературном синклите властителем дум окажется мой дружок-физик, а мнение его будет сочтено решающим и непогрешимым? Как только он сел обратно в кресло, в зале сразу же вспыхнули переходящие в овацию аплодисменты и на фоне этих громоподобных раскатов все жюри в едином порыве привстало со своих мест и принялось скандировать – Ме-наб-де! Ме-наб-де! Вы не поверите, но вслед за жюри скандировать фамилию моего конкурента начал весь зал, включая даже дотоле молчащих на своих стульях-развалюхах других авторов (а эти-то совсем непонятно чего выпендривались!). А в завершении всего на авансцену вышел подлинный триумфатор этого представления господин Менабде и приготовился получить «Золотую хромосому»…  Ну, о последующих велеречивых благодарностях и дальнейшем потоке его сознания умолчу…

Хосе де Рибера — Jacob`s Dream

Что было дальше, точно не помню. Еще во сне от злости у меня потемнело в глазах и я, видимо, пришел в себя только после того как мы покинули зал заседаний. Потом припоминаю цветную картину: вместе со своим другом-академиком поднимаюсь наверх в Ваке, по улице Варазис-Хеви. Шагаем вместе, все ж сколько магической силы заключается в старой дружбе! Слова не могу вымолвить, хотя злоба и душит меня: ведь так подвел меня мой старый друг, невообразимо подвел! Как я надеялся на ту «Хромосому», и как близок был к победе, да и сотня тысяч была б явно не лишней, а этот бессовестный человек… В общем, молча шагаю, сдерживаю себя что есть мочи, и он тоже идет рядом, молча. Так и прошли мы весь подъем до главного корпуса университета, но когда подошли к входу университетского сада на Чавчавадзе мое терпение кончилось и я выплеснул таки наболевшее на душе, потому что… Потому что сдерживаться более не было никаких сил.

– Ах ты мерзкий и подлый предатель! Что ты сделал? Почему? Чем я перед тобой провинился? Я так на тебя надеялся, а ты… Может эта сволочь поделилась с тобой деньгами? Колись, мерзавец! – Кричал я ему в лицо, хотя по матерному пока не обкладывал, воздерживался… Как-никак, а все же полномочный вице-президент нашей научной Академии, а не хухры-мухры какая–нибудь!

В ответ тот только тихо промолвил: Ну какие там деньги? Просто «Тристан и Электра» –  настоящий шедевр. На одном дыхании одолел. Новое слово в литературе… Платон мне друг, но истина, сам знаешь… – Недоговорил и умолк. А что еще он мог сказать?

– Фильтруй базар! – заявил я ему грозно, – Ты мой «Разрыв» даже не читал, хотя все время врал будто прочел, а я тебе подыгрывал, будто верил тебе, обижать не хотел. Но черт с ним, с «Разрывом», ты ведь и этого «Бисексуала» никогда не читал, даже не пролистал книгу, уверен! Что тебе до этого идиота Тристана! Да и какой из тебя «элгебетешник», из такого великовозрастного дундука, болвана и отца двоих детей? И когда ты это вообще последнюю книгу читал? Ведь всем нам известно, что кроме физики ты ничего не признаешь и после пятого курса беллетристику тебе и в руках держать не приходилось! Знаю я тебя любого и в любом виде – и вкрутую, и всмятку! Наверняка ты деньги с того проходимца взял, не меньше двадцати процентов, мразь ты эдакая!

Клянусь, еще немного и я бы его ударил. Настроение вполне соответствующее, но не хочу все же бессмысленной рукопашной на виду у всех, в центре города, да еще и с академиком, да еще и с другом детства… Знаю, что в любом случае, такое мое поведение все сочтут за слабость и общественность меня осудит. В общем, чувствую, что мне недостает ни аргументов, ни воздуха. Поэтому я спешно должен проснуться, иного выхода нет – и я в самом деле просыпаюсь.

На сердце сразу полегчало, хотя лоб горячий, потный… И все что я видел, к счастью, оказалось ложью. И никакой «Золотой хромосомы» нет и никогда не бывало в природе!

Но, в общем, этот глупейший сон все же немного вывел меня из равновесия. Во-первых, заставил меня написать этот рассказ, а во-вторых, с той самой поры на моего испытанного друга детства, академика и уважаемого всеми человека, я стал поглядывать чуть-чуть косо.