Вечные сюжеты
Соколов В.Д.
Средневековая литература:
Исландские саги
«Исландские саги» — это семейные истории, написанные в прозе и описывающие события X—начала XI веков, происходившие в Исландии, то есть вскоре после появления там постоянного викингского населения. Ядро большей части саг составляют действительные события, хотя и расцвеченные яркими цветами северной фантазии. Авторы саг неизвестны.
Исландские саги — были записаны в XIII — XIV столетиях и отражают генеалогию родов и их борьбу между собой.
Саги стали неиссякаемым источником исландской литературы. Они, прежде всего язык, послужили строительным материалом для гигантского поэтического труда исландского народа — Эдда — коллекции мифологических и этических представлений. Благодаря сагам и Эдде маленький народ, населяющий затерянный в полярных водах остров (его нынешнее население едва приближается к 250 тыс — треть Барнаула), сохранил в веках свою культуру и, можно смело утверждать, самого себя. Достаточно сказать, что современный исландский язык — это тот же язык, на котором написаны саги, упорно отторгающий иностранные заимствования и противящийся ненужным изменениям.
Вся исландская литература — а она у этого маленького народа занимает серьезные позиции в мировой табели о рангах и даже надыбала своего нобелевского лауреата — базируется на сагах и Эдде.
А с конца XIX века саги начали завоевывать мировой культурный рынок. Дело в том что XIX век открыл мифологию германских и славянских народов. Были найдены старинные рукописи с немецкими, английскими и пр. сагами. И вдруг оказалось, что то что в остальной Европе почти утеряно и приходится собирать по крупицам, так в Исландии это все сохранилось в громадных количествах. Саги были собраны, изучены, переведены на основные европейские языки.
В 1928 году Йоном Асбьерсоном было создано Общество по изучению саг, и в 1933 году его трудами вышло классическое издание на исландском языке всех обнаруженных саг — «Islenzk fornrit» (как переводится на русский, не знаю), ставшее стандартом для всех современных переводов. Еще раньше научное издание саг было осуществлено в Германии (1892-1932) на немецком языке и, конечно, с более солидным научным аппаратом. А в 1904-1926 в Швеции было осуществлено издание «Энциклопедии исландских саг» («Nordisk familjebok»)
Саги вошли в общекультурный мировой оборот. Интерес к ним отразился даже в названиях: «Сага о Форсайтах», «Московская сага» и т. д. Широко используется и схема саг: рассказ о жизни семьи на протяжении нескольких, как правило, 3-4 поколений, с обязательным ее возвышением и упадком и упором на предпоследнее поколение. По этой схеме созданы, кроме «Саги о Форсайтах», «Будденброки» Т. Манна, в подзаголовке которых так и стоит «История упадка одной семьи», «Семья Артамоновых» М. Горького, «Семья Тибо» Р. М. дю Гара, «Семья Чураевых» нашего Гребенщикова.
По мотивам одной из популярнейших саг «Ньялс сага», где речь идет о кровавой вражде 2-х семейств в течение нескольких поколений режиссером Ф. П. Фридрикссоном в 1981 году снят фильм «Сага о сожженом Ньяле». Особую популярность снискала музыка к фильму, написанная представителем новой музыкальной волны группой «Пейр». Одна из песен стала настоящим хитом. Правда, в погоне за зрителем все сонги исполняются на английском языке.
Популярность фильма вдохновила его создателей и в 2000 году они создали новый фильм, настоящее красочное шоу «Ангелы во Вселенной». Фильм снят на современном материале, но в его основе лежит одна из сюжетных линий саги о сумасшедшем, который находит обидчика и мстит ему. Фильм получил Европейскую кинематографическую премию — награду вручаемую по итогам года Европейской академией киноискусства в пику американскому Оскару. Кроме того, в новом фильме использована музыка к фильму 2001 года, расширенная и изукрашенная новыми эффектами и благодаря DVD обретшая самостоятельную жизнь. Снят фильм в 2-х версиях: исландской и англоязычной.
Легко запоминающиеся, красочные сюжеты делают саги, как и Эдду, источником многочисленных пересказов и переложений для детских книг. Сегодня без саг не обходится практически ни одна антология мировых сказок.
Интернет представляет для саг новую сферу популярности. Содержательные и обширные сайты созданы на скандинавских, английском, немецком языках.
«Окассен и Николетта»
«Окассен и Николетта» — это рассказ о беззаветной любви двух юных сердец, любви, преодолевающей все преграды и препятствия. Героев разлучает и их социальное положение: он — графский сын, она — пленница-сарацинка, и вера: он — христианин, она — мусульманка (ирония здесь в том, что христианин Окассен носит типично арабское имя (Аль-Касим), мусульманка же Николетта — типично французское). Разлучают любящих и воля отца героя, мечтающего о совсем другом браке для сына, разлучают морские пираты, захватившие корабль, на котором плывет Николетта, и т. д.
Marianne Stokes (1855-1927) Окассен и Николетта
«Окассен и Николетта» принадлежит к жанру так называемой «песни-сказки», где прозаические отрывки чередуются со стихотворными и является единственным образцом этого средневекового некогда, судя по сохранившимся косвенным сведениям очень распространенным и популярным жанром. Сам жанр восходит к т. н. греческому романа с его разлуками и воссоединениями, немыслимыми приключениями, идиллическими картинками и т. п. Однако непосредственным источником французского текста (роман был создан в Аквитании или Провансе где-то в начале XIII в) явилась арабская любовная новелла.
Вот такими окольными путями ходить литература: арабы позаимствовали сюжет у греков, а от арабов он снова вернулся в Европу. Но по пути насытился арабским элементом: прежде всего, чисто прозаический греческий текст арабы до предела насытили стихами, вернее, песнями. Ибо в отличие он нашего времени средневековый роман — это не сугубое чтение, а маленькое представление. Его исполняли миннезингеры при королевских и рыцарских дворах, перемежая чтение пением и даже драматическими сценками. По крайней мере, на полях «Окассен и Николетты» были найдены знаки, идентифицировавшиеся исследователем романа Барруа как музыкальные.
История данного романа — это в миниатюре история отношения к любви двух юных сердец, любви как первого позыва человека.
Хотя до нашего времени дошел всего один список романа, его громадная популярность, судя по многочисленным пересказам, была громадной по всей Европе. И по всей видимости, «Окассен и Николетта» воспринималась именно как история идеальной любви, так не похожей на реалии средневековой жизни.
Правда, до нашего времени большая часть пересказов досталась из из времен Возрождения, где чистая и целомудренная любовь героев пародировалась и пересказывалась с добавлением таких подробностей, что они пришлись бы вполне по нраву и современным любителям клубнички. Одним из самых известных зубоскалов на счет влюбленной парочки был небезызвестный итальянский писатель Д. Бокаччо, многие из новелл которого воспроизводят перипетии «Окассена» (или др. романов этого рода), но сдабривают слюни и слезы героев мощной дозой эротики.
Наступил галантный век, и на рынке культурных ценностей вновь появился спрос на идеальные чувства. Но теперь свежесть и естественная стыдливость молодых людей переросли в утонченность, изящество, и где-то даже жеманство. В 1780 слух диких парижан, уставших от проказливой музы Фрагонара и Бретона покорила опера Гретри на либретто Сэдена, где рыцарь Окассен превратился в пастушка, а плененная сарацинка Николетта в пастушку.
Той же утонченностью чувств был пленен и Блок. В своей драме «Крест и роза», основанной на средневековом материале наш поэт, буквально влюбившийся в «Окассен и Николетт», правда в том галантном переводе XVIII века, который несколько уходил от средневековой простоты, он разными способами прилаживал поразившую его воображение деталь из романа: «Николетта идет по саду, приподнимая платье, чтобы роса не замочила», правда, так и не введя в окончательный текст (позднее он все же использовал ее в стихах).
Уже на рубеже тысячелетий клермонский (Франция) театр, специализирующийся на приспособлении самой что ни на есть древней классики к современным реалиям, инсценировал роман, даже не в пьесу, а в какое-то немыслимое представление с волшебниками, рыцарями, закованными в броню, амазонками, барочными тронами — «Николетта и Окассен против злого волшебника». Постановщики поднатужились сохранить оригинальный текст средневекового романа с его приколами и языковой игрой (XIII век ввел в литературу рифму, и тогдашние авторы буквально наслаждались этой новинкой, лепя ее к месту и ни к месту), придав ему форму, приемлемую для современного зрителя уже пресытившегося сходными историями юных сердец («Ромео и Джульетта», «Страдания юного Вертера», «Эмиль»).
Так, чтобы сохранить средневековый колорит текст был переложен в классический для французской драмы торжественный александрийский стих, был введен персонаж рассказчика, декламирующего, а частично и пропевающего текст. Причем музыкальное сопровождение было подобрано так, чтобы создавался эффект звучания средневековой музыки. Из нововведений следует отметить фигуру колдуна, который своими монологами, аллюзирующеми на Шекспире, мешает наивную историю с философской подоплекой позднейшей европейской традицией. Этот же колдун превращает Николетту в фею, что дает возможность порезвиться с представлением в духе фэнтэзи и поморочить зрителя разными компьютерными эффектами.
Словом, «Окассен и Николетта» как культурное явление продолжают жить и вербовать себе новых потребителей.
«Зеленый Рыцарь»
Аллитерационная поэма, то есть написанная без рифмы, на сплошных аллитерациях (созвучиях: «себя от холода страхуя, себе доху сшил на меху я, но видно вновь дал маху я…») относится к XIV веку и встречается всего в одном списке. Это очень важный показатель: если произведение в допечатные времена было популярно, его переписывали часто и рано или поздно исследователи открывают разные копии и варианты. Существует множество копий из того времени Чосера («Кентерберийских рассказов» и др. произведений). Копии выполнены каллиграфическим почерком, с большим количеством буквиц и миниатюр: значит поэму любили читать люди состоятельные и аристократические. А вот «Видение Петра Пахаря» по количеству копий не уступает Чосеру, но выполнены они беднее, на грубом пергаменте, что явно говорить, что эта, кстати, тоже аллитерационная поэма, больше тяготела к демократическому читателю.
Так что единственная рукопись говорит о весьма низком рейтинге произведения: возможно, это даже авторский экземпляр. Обыкновенно популярность и художественный уровень для допечатной литературы вещи находящиеся в прямой зависимости. Но вот как раз с «Зеленым рыцарем» дело обстоит с точностью наоборот. Поэма потрясает знатока средневековой литературы совершенно невообразимым художественным уровнем. Причем не весьма безупречный английский, перековеркованные французские и латинские цитаты свидельствуют, что автор был парнем не шибко грамотным и о его блестящем образовании и высокультурном статусе, как, скажем, у Чосера, говорить могут разве лишь юмористы.
Сюжет поэмы тривиален. Некий рыцарь бросает вызов братанам Круглого стола помериться с ним силами. Бесстрашный Гавэйн разом отрубает тому голову, однако тот поднимает его и просит Гавэйна через год прийти за ответным ударом. Тот, конечно, через год появляется в нужном месте для обмена соответствующими рыцарскими любезностями и с честью побеждает. То есть все дело решает, кто половчее отвесит противнику оплеуху: кроме мордобития — никаких чудес.
Однако в «Зеленом рыцаре» все иначе. Упор делается на психологической стороне соперничества. Жизнь предлагает Гавэйну ряд нехилых испытаний: деньги, женщины — и он все выдерживает. Но когда речь заходит о том, чтобы пойти во исполнение данного слова на смерть без альтернативы, и «рыцарь без страха и упрека» на какое-то мгновение дрогнул, и все же следование законам чести преодолело и это препятствие.
Удивительно, но эта поэма давно известная знатоками средневековой литературы, а с 1824 года вошедшая во все антологии английского рыцарского романа, особых восторгов долгое время не снискивала, пока в 1925 С. Армитаж и неизвестный школьный учитель Толкиен — да, да тот самый Толкиен, позднее «Властелин колец» — не изложили ее современным английским языком для школьной программы. Как отнеслись школьники к поэме неизвестно, но этот перевод вызвал совершенно невиданный интерес у читающего, в основном литературного люда.
«Зеленый рыцарь» стал буквально хитом сезона: его облобызали восторгами и Б. Шоу и Д. Голсуорси, и тогда еще малоизвестный У. Стейнбек. Причем последнего так увлекла рыцарская тематика, что на старости лет он обратился к пересказам легенд Круглого стола (правда, эти сказки были его любимым детским чтением, но к возмужанию он к ним подохладел: спасибо «Зеленому рыцарю», что вернул его на правильный литературный курс).
Любопытно, что знаток средневековой английской литературы академик М. П. Алексеев в своей вышедшей в том же 1925 «Литературе средневековой Англии и Шотландии» также высоко оценил «Зеленого рыцаря» и удивлялся, почему такое высокохудожественное произведение проходит мимо внимания исследователей.
Повлияла поэма и на Толкиена. Забросив свое учительское ремесло, он занялся писательством, сочиняя сюжеты своих романов в декорациях средневековых рыцарских романов. Так родился жанр фэнтэзи, вдруг оказавшийся неимоверно востребованным современным читателем. Так что 100 лет прошедших после первой публикации школьного «Зеленого рыцаря» показали, что популярность поэмы отнюдь не была сиюминутной, и средневековые эстетические идеал не так далеки от современных.
Удивительно, например, что современного читателя, а теперь уже и зрителя, не напрягают условность места и времени. Кажется, мы так привыкли, чтобы персонажей звали нашими именами, чтобы они жили в четко очерченных городах и временах, чтобы атрибутика их внешней жизни совпадала с нашей (наших дедушек, коллег, современников), что совершенно фантастические декорации должны быть для нас несколько неуютны. Почему это не так, не совсем понятно, но это факт, который следует принять во внимание: реализм победил далеко не повсеместно и не окончательно.
То что интерес к «Зеленому рыцарю» живой показывают не только многочисленные переделки и подражания, но и что порою авторы находят в них оригинальные ходы. Так, Х. Бертвистл (Harrison Birtwistle) в 1991 поставил оперу «Гавэйн» для детей, где сочетал увлекательность и даже некоторую облегченность сюжета с талантливыми песнями, тексты которых наполнил психологическими нюансами и лирическими пассажами, столь характерными для поэмы.
Так что непризнанным авторам просьба не отчаиваться: некоторые ждут признания и по 600 лет, и ничего — дожидаются.
Ф. Петрарка. «Сонеты»
6 апреля 1327 года хотя и молодой, но уже известный итальянский поэт Ф. Петрарка, служивший при папском престоле (тот тогда находился в Авиньоне, на юге Франции), увидел в церкви красивую молодую женщину. Тут же в нее влюбился и с ходу написал несколько стишат в форме сонета. Rhime sparse («разрозненные рифмы») — так он назвал их сам. И потом год за годом — особенно в годовщину встречи — он добавлял к написанным ранее все новые и новые сонеты. Так он продолжал много лет, в том числе и после смерти Лауры в 1348. Всего сонетов набралось 366 (вернее 316, остальные 50 стихов принадлежат к другим жанрам), и они составили знаменитый сборник, названный потомками «Канцоны».
Любовь-прототип и поэтическая любовь
«Сонеты» представляют собой настоящий любовный роман, в котором возлюбленный только и делает, что вздыхает о своей возлюбленной, ловит случая увидеть ее, но даже приблизиться к ней не смеет. Этот роман так и остался незаконченным — Лаура умерла, но герой продолжает думать о ней, Лаура служит провожатым поэта по небесным сферам, в общением с этим духом он находит успокоение. Но, похоже, не окончательное, потому что осталось несколько чистых вклеенных листов для новых воздыханий. И хотя порядок сонетов часто менялся, как самим автором, так и последующими издателями, основная канва оставалась неизменной: сонеты являются как бы дневником любовных переживаний.
Петрарка представил современникам совершенно новый тип любви: любовь-поклонение, любовь, совершенно лишенную плотского начала. В каком-то смысле он развивал традиции трубадуров и рыцарского романа, где служение благородной даме также было главным делом рыцаря. Но там и сама дама была не столько конкретным лицом, сколько условным поэтическим символом, и любовь к ней неким набором стандартных ситуаций, разрабатываемых более или менее талантливо.
Не то у Петрарки. Конечно, сама Лаура также остается весьма загадочной фигурой. Если попробовать из всех сонетов вычленить ее какой-то более или менее внятный портрет или подробности ее жизни, получится полный пшик. Но образ самого возлюбленного с его метаниями, надеждами и тоской, а вернее растравливанием самого себя («во всем, что меня мучает, есть примесь какой-то сладости… Я так упиваюсь своей душевной борьбою и мукою, с каким-то стесненным сладострастием, что лишь неохотно отрываюсь от них») не оставляет никаких сомнений в реальности переживаемых чувств. Это, кстати, является одним из основных аргументов современных исследователей в давнем споре: Лаура — миф, как, кстати, полагали современники поэта, или действительность. В самом деле, в пользу реальности Лауры говорит наше твердое убеждение, что можно наврать обстоятельства (и то до известной степени, обыкновенно полная ложь — малоубедительна), но наврать подробное до мельчайших деталей описание чувств — невозможно.
При жизни Петрарка добился гигантской славы, и был даже коронован как поэт лавровым венком. Однако стихи о Лауре в тот послужной список, который привел его на Капитолий — а именно там состоялась коронация, — стихи о Лауре не входили. Написанные на итальянском языке — а настоящие поэты тогда писали только на латыни — они самим Петраркой рассматривались как пустячки. Однако это не мешало Петрарке собирать и тщательно отделывать свои пустячки. Аналогично и его современники все в упор хвалили прославленную латинскую «Африку», но никто ее не читал, все считали сонеты делом нестоящим, но читали, перечитывали, многократно и с любовью переписывали их. В чем-то это похоже на наше отношение к детективам: все их называют литературой второго сорта, но все читают.
Тем же путем пошла и посмертная слава. Его «Африка» прочно забылась почти что при жизни поэта, постепенно мало-помалу потускнели и прочие произведения этого весьма плодовитого автора, но слава «Канцон» только росла и преумножалась. Так называемый петраркистский сонет надолго стал той формой, в которой влюбленные поэты и не только влюбленные, влюбленные поэты и не только поэты, повадились излагать свои чувства.
Воспринятый многими последующими поколениями поэтов канон петраркистского сонета включал: «все формы выражения любви à la Петрарка: многократное описание ставшего уже каноничным совершенства возлюбленной (золотых волос, глаз-звезд и т. п.), ее неприступности, фатальности любви с первого взгляда, благословенности мучений неразделенного чувства, бегства в природу (леса, скалы, гроты), в которой возлюбленному видятся то соответствия, то контрасты своему душевному состоянию, непременное присутствие мук, слез, ревности, разлуки, ночей без сна или утешительных сновидений, молений о смерти, переходов от надежды к отчаянию и т. д.» (Подгаецкая — совр литературовед).
Что смеяться, но один только XVI век, когда начали развиваться современные европейские литературы, взяв за образец итальянцев, оставил после себя 300 000 сонетов, т. е. 10 таких романов как «Война и мир». Заметим, это только тех сонетов, которые были изданы или так или иначе обратили на себя внимание исследователей. Сколько же их было написано или сочинено на самом деле, один бог знает. Были, конечно, всякие сонеты: талантливые и бездарные, новаторские и эпигонские.
И как правило, они кольцевались в такие любовные циклы. Один из самых замечательных в этом ряду цикл английского поэта Ф. Сидни «Астрофел и Стелла». Его Стелла в отличие от Лауры — не бесплотный идеал, а англичанка с ног до головы, рассудительная, смелая, с чувством собственного достоинства и не без иронии воспринимающая воздыхания безнадежного влюбленного. Безнадежного, но весьма энергичного и знающего себе цену. Астрофел-Сидни смело расширяет любовную тематику, вводит в текст сонетов философские мотивы, рассуждения о политике и искусстве.
И хотя после своего невиданного расцвета в XVI веке петраркисткий сонет резко идет на спад, переходя в разряд классики, однако сам предложенный Петраркой подход к любовной лирике остается долго животрепещущим. Трудно представить себе, чтобы Гейне наизусть не знал многих петрарковских сонетов, как и трудно предположить, что в своей «Книге песен» он отталкивался именно от «Канцонет», но как и Петрарка, он нанизывает стих за стихом, песню за песней, из которых очень понять, в кого он так влюблен, совершенно невозможно, зато о себе любимом, о каждом нюансе своих страданий, о каждом вздохе и улыбке, он с подробностью сообщает читателю. Как и у Петрарки, любовные стихи для него — это портрет любви и влюбленного. Сама же возлюбленная — здесь, похоже, весьма лишний элемент.
Ф. Кемпийский. Подражание Христу
Книга эта нечто вроде учебника, написанного для христианина, монаха и аскета, чтобы помочь ему пройти путь святости и помочь в общении с богом. По композиции она представляет из себя свод неких правил, густо настоенных на опыте христиан. В качестве примера приводится жизнь Христа и одним из главных правил христианину советуется тщательно читать Писание и поступать согласно опубликованным там примерам. Книга воодушевлена идеей возможности непосредственного общения с Христом и богом.
Впервые книга вышла в 1418 году на латинском языке, анонимно, что породило споры о ее авторстве, полностью не утихшие до сих пор (вопреки приписки в конце рукописи, хранящейся ныне в Брюсселе: «Не спрашивай, кто сказал, спрашивай, о чем сказано»). Книга сразу же приобрела популярность, причем после раскола западной церкви на правоверную и протестантскую части, последние, хотя и не без некоторых колебаний, приняли книгу, и сегодня точно так же она входит в священный круг их чтения, как и у католиков.
Количество изданий и переизданий этого труда постоянно растет. Если в 1838 году подробный библиографический справочник по «Подражанию» насчитывал ок 400 изданий, то сегодня это число перевалило за 2000. В одном Британском музее имеется коллекция из 1000 изданий. Ученый Де Бейкер приводит такие цифры: книга издавалась 545 раз на латинском и 900 на французском языке.
Одним из первых из новых языков, который удостоил своих читателей радости подражать Христу на родном языке был немецкий (1434), вскоре появился и его французский собрат — 1447 год, когда еще полыхала Столетняя война. А впервые напечатана книга была на каталанском языке в 1482 в Барселоне. В 1488 в Тулузе был напечатан и французский перевод. Какое значение эксплуататорские классы придавали этой книге, свидетельствует, что в переводе на английский язык участвовала мать короля Генриха VII, того самого, который в борьбе за власть истребил пол-Англии, и бабка Генриха VIII, того самого, что был многих жен супругом и умер от сифилиса. Классно она их научила подражать Христу.
На русский язык самый авторитетный перевод сделал Победоносцевым (1898), который «над Россией простер совиные крыла/И не было ни дня ни ночи/Лишь только тень огромных крыл». И почто все мракобесы так возлюбили кроткого Фому? Что касается Победоносцева, то будучи обер-прокурором Синода и фактически правителем России, он предпринял целую серию священных переводов, чтобы отвратить наш народ от разного рода пагубных идей: от либерализма, до марксизма. Кстати, литературоведы очень высоко оценивают этот перевод, как умелое соединение торжественности церковнославянской лексики с простой и живостью современного русского языка.
Не счесть числа знаменитостей, которые не просто читали книгу, но буквально чуть ли не исследовали на просвет каждую ее букву. П. Корнель в 1651 году написал нечто вроде стихотворного пересказа «Подражания», книгу изучал Ньютон — это когда он уже отошел от науки и полностью ударился в религию, был знаком с трудом и Лейбниц, но последнему больше нравился корнелевский перевод. Ее читали Уэсли и Ньюмен, первый дочитался до того, что основал новую секту — методистов — главным принципом которой как раз и было методичное и регулярное чтение Писания, а второй, будучи архиепископом англиканской церкви, вновь подался в католики. А английский генерал Гордон возил с собой во всех походах карманный экземпляр подражания. В том числе и во время войны в Судане, когда он применил для подавлении движения махдистов тактику выжженной земли.
Наш Николай Васильевич Гоголь совершенно спятил на «Подражании» и рекомендовал его всем и каждому, до того достав своих друзей и доброхотов, что даже всегда лояльный к нему Жуковский на настойчивые просьбы заняться Фомой раздраженно написал, что он де познакомился с книгой, когда еще Гоголь и на свет не появился.
Точно также всем знакомым и незнакомым навязывал «Подражание» А. Мицкевич, утвержая, что в книге содержится вся необхомая для человека мудрость, а то, что пишут ученые, в т. ч. и Коперник — излишне. «Всякий человек по природе стремится к знанию, но что дает знание без страха Божия?» — эту фразу из Фомы Адам поместил над рабочим столом в своем кабинете.
Книга оказала влияние даже на такого богохульника как Я. Гашек, который, как показывают его рассказы, весьма был начитан в ней. На рассказ дяди о необходимости целомудренной жизни с настойчивыми цитатами из Фомы, его племянник, студент-балбес, отвечает: «Да надо быть скромнее в желаниях. Когда судили сводню, она сказала: ‘Учтите, господин судья, у меня 5 взрослых дочерей, а я всего только одну продала в публичный дом'». «Язычник проклятый,» — откомментировал дядя и выругался отнюдь не в духе Ф. Кемпийского.
Во время Второй мировой войны польское правительство, сбежав в Лондон, отпечатало «Подражание» громадным тиражом и рассылало вместо денег и оружия в оккупированную Польшу и в российские лагеря для польских военнопленных и в Африку и Америку, везде куда политические бури тогда забросили поляков.
В наше время наблюдается невиданный взмах интересов к этой книге. Российский сегмент Интернета предоставляет ее текст всем желающим: на латинском и русском языках. И ведь читают, и даже кое-что пописывают в форуме.
Дракула
Исторический Дракула был господарем (полусуверенным наместником) Валахии (Ю. Румыния) в сер. XV века и в своей политической борьбе прославился крайне жестокими методами расправы с политическими противниками, а также со всеми, кто попадал ему под руку. Особенно любил он сажать людей на кол, за что и был прозван Цепешем (по-венгерски Колосажателем). В 1476 его самого в возрасте 45 лет ухрынькали придворные приближенные. К этому времен он уничтожил ок 100 тыс своих подданных из общего количества в 500 тыс. Очевидно, мерзавец был еще тот, что в XV веке, отнюдь не сентиментальном, сумел прославиться жестокостью. Когда английский граф Уочестер попытался в 1470 применить в Англии методы Дракулы, его казнили самого за методы «противные законам данной страны».
Влад Цепеш Дракула
Вот один из примеров, как «работал» Дракула. Раздумывая над проблемой, как искоренить в стране нищету, он приходит к выводу, что все дело в том, что в стране слишком много нищих. Тогда он созывает их, кормит досыта и обращается с вопросом:»Не хочется ли им навсегда избавиться от земных страданий ?» На положительный ответ Цепеш закрывает двери и окна и сжигает всех собравшихся заживо. Скажем прямо, сегодняшняя борьба с бедностью в России ведется примерно теми же методами.
Столь замечательный муж уже при жизни наполнил до краев славой имени своего просторы вселенной. В 1460-х годах появилась поэма немецкого поэта М. Бехайма, где как раз и был нарисован изуверсий образ господаря. Возможно, немец и сгустил краски, но он сам с венгерским войском участвовал в боях с турками (а Дракула был союзником) и знал о подвигах Дракулы из первых рук, кстати кроме изуверства обвиняя супостата в тайных сношениях с турецким султаном, т. е. в измене. Почти одновременно с Бехаймом Дракулу посетил папский легат Николай Мондрусс, оставивший единственное описание валашского господаря, где также обвинял его в неумеренной жестокости (это когда сам святой престол начал баловаться инквизицией).
В Германии распространялись памфлеты под названием «Об одном великом изверге». В Румынии на церковнославянском (который до XIX века был языком культуры в этой стране, как латинский в З. Европе) была составлена повесть о Дракуле, ставшая популярнейшим чтением в славянском мире, и, в частности, в Московской Руси.
Слава о нем, не затухала в веках, и нет-нет о великом изверге — политические достижения которого, кстати, были весьма скромны — да вспоминали в этом мире. Впрочем, не везде имя Дракулы внушало отвращение. В румынском фольклоре он стал весьма положительным персонаже, жестоком к врагам, но заботящимся о благе своего народа. А классик румынской поэзии Эминеску так обиделся на незавидное положение своей Родины (1880-е гг), что написал стихотворение, где просит Дракулу вернуться в Румынию, и посадить на кол ее правящий класс (бояр) за своекорыстие и наплевательство национальными интересами (если за это сажать, то кто вообще останется править?), а рядом с ними нищих и бездельников, которые своим бродяжничеством обременяют свою землю.
Портрет Влада Цепеша
Новую жизнь незадачливому валашскому господарю подарил в 1897 году английский писатель Брэм Стокер, где обозвал Дракулу графом и перенес действие его подвигов в современный писателю мир. Вдобавок к этому наградил его вампирским достоинством. Заметим, что друг писателя — английский актер Ирвинг, послуживший прототипом Дракулы во внешнем плане (элегантность, манера поведения, бытовые привычки) ни за что не согласился играть подобного монстра на театре
Слава Дракулы так возросла, что к его могиле, как новоявленного святого, началось в сер XX в настоящее паломничество. Поскольку туристы истоптали все виноградники и пастбища вокруг, что наносили немалый ущерб хозяйству региона, могилу господаря перенесли на новое место, и сейчас никто не знаем, где покоится его прах. Большим поклонником и подражателем Дракулы был румынский диктатор Н. Чаушеску, и румынские историки с пеной у рта успоряли, каким замечательным он был правителем. Это апологетическая вакханалия продолжается до сих пор и в Молдавии и Румынии восстанавливают правду о великом государственнике земли румынской (что-то до боли знакомое по другому великому государственнику — И. Сталину).
Читать по теме:
Библейские сюжеты:
- Библия. «Вавилонская башня»
- Легенда об Иосифе и его братьях
- «Экклезиаст»
- «Евангелие». Мария Магдалина
- Евангелие. «Жизнь Иисуса»
- Притча о блудном сыне
Античные мифы:
Античная литература:
- Аристофан. «Лисистрата»
- Лукреций Кар. «О природе вещей»
- Г. Ю. Цезарь. «Записки о галльской войне»
- М. Аврелий. «Размышления»
- Роман об Александре Великом
Средневековая литература:
- Исландские саги
- «Окассен и Николетта»
- «Зеленый Рыцарь»
- Ф. Петрарка. «Сонеты»
- Ф. Кемпийский. Подражание Христу
- Дракула
XVI век:
- Ариосто. Неистовый Роланд
- Книга о Тиле Уленшпигеле
XVII век:
- Сервантес. Дон-Кихот
- Мольер. «Смешные драгоценные»
- «Дон Жуан»
- Ж. Расин. «Андромаха»
Шекспир:
- «Гамлет» Шекспира
- В. Шекспир. «Отелло»
- В. Шекспир. «Ромео и Джульетта»
- Шекспир. «Макбет»
- В. Шекспир. «Генрих V»
XVIII век:
- Д. Дефо. «Робинзон Крузо»
- Джонатан Свифт «Путешествия Гулливера
- Л. Стерн. «Сентиментальное путешествие»
- Р. Бернс. «Стихотворения, написанные преимущественно на шотландском диалекте»
- Лесаж. «Приключения Жиль Блаза»
- О. Бомарше. «Севильский цирюльник»
- И. В. Гете. Страдания Ю. Вертера
- Ф. Шиллер. «М. Стюарт»
- К. Гоцци. «Принцесса Турандот»
- Ш. де Лакло. «Опасные связи»
XIX век, французская литература:
- Бенджамин Констан. «Адольф»
- Стендаль. Красное и черное
- В. Гюго. «Собор Парижской Богоматери»
- В. Гюго. «Отверженные»
- П. Мериме. Кармен
- Дюма. Три мушкетера
- Г. Флобер. «Мадам Бовари»
- Ж. Верн. Вокруг света в 80 дней
- Г. Мопассан. «Рассказы»
- Малларме. «Полдневный отдых фавна»
XIX век, англоязычная литература:
- Д. Остин. «Гордость и предубеждение»
- В. Скотт. «Квентин Дорвард»
- У. Теккерей. «Ярмарка тщеславия»
- Ч. Диккенс. «Крошка Доррит»
- Ч. Диккенс. «Большие ожидания»
- Л. Кэрролл. «Алиса в Стране чудес»
- Д. Мередит. «Эгоист»
- Т. Гарди. «Тэсс из рода д’Урбервиллей»
- Г. Джеймс. «Дэйзи Миллер»
- О. Уайльд. «Как важно быть серьезным»
- А. Конан-Дойл. «Шерлок Холмс»
- А. Конан-Дойл. «Собака Баскервилей»
- Джером К. Джером. «Трое в лодке»
- Стивенсон. «Остров сокровищ»
XIX век, разное:
- Э. де Кейрош. «Преступление Падре Амаре»
- Келлер. Зеленый Генрих
- Г. Х. Андерсен. Новое платье короля
- Г. Х. Андерсен. «Снежная королева»
- Г. Ибсен. Пер Гюнт
XX век, англоязычная литература:
- Т. Драйзер. «Американская трагедия»
- Джек Лондон. «Морской волк»
- Б. Шоу. «Пигмалион»
- Р. Киплинг. «Ким»
- Д. Голсуорси. «Сага о Форсайтах»
- В. Вулф. «Комната в ее распоряжении»
- Д. Джойс. «Улисс»
- М. Митчелл. «Унесенные ветром»
- Э. Хемингуэй. «Прощай, оружие»
- Д. Стейнбек. «Гроздья гнева»
- Э. Паунд. «Кантос»
- Агата Кристи. «Десять негритят»
- Агата Кристи. «Десять негритят»
- «Семья людей»
- Г. Грин. «Тихий американец»
XX век, разное:
- Стриндберг. «Одинокий»
- Сельма Лагерлеф. «Чудесное путешествие Нильса с гусями»
- Т. Манн. «Будденброки»
- Кафка. «Замок»
- Б. Брехт. «Господин Пунтилла и его слуга Матти»
- Г. Сенкевич. «Камо грядеши?»
- Я. Гашек «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны»
Русская литература:
- А. С. Пушкин. «Медный всадник»
- А. Пушкин. «Капитанская дочка»
- Чехов. «Вишневый сад»
- «Чапаев»
- В. Шукшин. «Я пришел дать вам волю»
Восточная литература:
- «Панчатантра»
- Лу Синь. «Правдивая история батрака А-Кью (A. Q.), которой могло бы и не быть»
- Акутагава. «Расемон» (Ворота)
- Калидаса. «Шакунтала»
- «1001 ночь»
- Анекдоты о Ходже Насреддине
