Повелительница снов. Главы 63, 64

Ирина Дедюхова

Повелительница снов

63. Варька — мужняя жена

День ее свадьбы был самым счастливым днем в ее жизни. Вообще-то Варя хотела бы, чтобы свидетелем с ее стороны был Герман. Но, во-первых, мужчину в качестве подружки невесты не потерпел бы никто из ее родственников, которые и так умирали со стыда, глядя, как она, мучаясь ранним токсикозом, без конца бегает в туалет. А, во-вторых, они могли бы в пьяной свадебной драке припомнить ему и пятую графу. Поэтому он отказался присутствовать на этом торжестве, поздравив Варьку и прослезившись в темном коридоре у лотка. Подошел поздравить Варьку и совершенно растеряный Ябс. Хорошо зная для чего люди женятся, он, наверно, терялся в дурных предположениях на счет нового группенфюрера. На свадьбе Варя была удивительно хороша. Беременность еще не наложила на ее внешность печать безразличия ко всему, что было не связано с ее ребенком. Глаза ее сияли, она сама придумала фасон платья, который отдаленно напоминал женский, праздничный наряд казачки конца прошлого века, и удивительно шел ей.

Она все время смеялась, а молодой муж смущенно шипел, чтобы она не так откровенно демонстрировала свою радость. На свадьбу приехало множество незнакомых Варе девушек, которые, не скрывая слез, плакали, очевидно, от радости за нее. Но почему-то свои цветы они вручали не ей, а Алексею. Это было очень похоже на траурную церемонию возложения венков к могиле неизвестного солдата.

На обычном для свадеб тех лет похищении невесты в роли похитителя выступил муж одной из таких девиц. Он не отказал себе в удовольствии, для усыпления всеобщей бдительности, потанцевать с невестой, крепко прижимая Варьку к себе. Потом он схватил ее на руки, унес и закрыл в холодильной камере кафе. После похищения у него возникло желание немедленно выпить, поэтому он не смог сразу связно объяснить разгневанному мужу, где находится его жена. Варю извлекли из холодильника на предпоследней стадии окоченения. По этой причине все немного подрались, но потом, как всегда, свадьба закончилась всеобщим братанием.

Первые восторги прошли, и Алексей начал внимательно присматриваться к той, что сама упала ему в руки. Он видел, всю полноту неодолимой власти, которую он приобрел над ней тем, что брал ее каждую ночь. По утрам Варя готовила вкусные завтраки, которые приносила ему в постель, чтобы еще полежать рядом с ним, приласкаться к нему. Она внимательно прислушивалась к его критике своей стряпни, запоминала рецепты кушаний, которые готовила его мама. Алексей утверждал, что Варьке еще многому надо учиться у нее. Но Варя понимала, что готовка свекрови всегда была основана не на обилии ингредиентов и вкусовой изысканности, к чему ее приучили на хуторе, а на скудости стола, на судорожных попытках работавшей уральской городской женщины вытянуть с пустых прилавков магазинов что-то по вкуснее для своих ребятишек.

Алексей впервые с Варей открыл для себя многообразие блюд из простой курицы, с которой его жена творила чудеса. Его скупую похвалу она воспринимала с таким ликованием и бурной постельной деятельностью, что он тут же решал хвалить ее по реже. Он был счастлив с ней по выходным. Варя, с обметанными за ночь полукружьями глаз, просыпалась, зарывалась к нему в объятия и вновь находила самую короткую дорогу к его желанию. Потом она неслась на кухню, гремела там посудой и тащила что-то скворчащее, шипящее, издававшее удивительный аромат. Иногда за выходные они так и не выбирались из постели. А в понедельник он шел на кафедру, где ему начинали с неудовольствием указывать на недостатки в его работе, высказывая мнение, что во всем виновата его жена, которая сама-то давно уже толком ничего не делает. Недовольство их женитьбой было так велико, что Варю, молодой руководитель хоздоговорной тематики выкинул из всех ведомостей на зарплату. И теперь Варя, нахмурив брови, долго соображала по вечерам, как она будет покупать на рынке продовольственные запасы для своего Лешика, рассчитывая только на аспирантскую стипендию в сто рублей.

Постепенно до Вари с большим опозданием начал доходить и смысл давних хуторских перепалок с бабушкой, которая утверждала, что порядочная девушка должна выходить замуж только с учетом мнения родителей. Варька тогда робко возражала про любовь и все такое. На ее попытки отстоять в этом вопросе самостоятельность бабка снисходительно цедила сквозь зубы: «Ты девка молодая, за мужем не жила, так откуда тебе знать, что хорошо, а что плохо? Только вдовые, да разведенки сами сходятся. А когда девушек выдают, то старухи всю родову молодых до седьмого колена ради их же пользы перебирают! Ты ведь не за парня замуж выходишь, а за его родителей! Что в ком заложено, то и скажется!» И Варя только теперь начала признавать правоту бабушки и в этом вопросе.

Иногда к ним приезжали свекор или свекровь. Свекор заезжал по служебным делам, непременно напиваясь до бесчувственности к концу рабочего дня. Варя никогда такого раньше не видела в своей семье. Диван в комнате был один, поэтому свекру ее пребывание в комнате мужа явно мешало. Не слушая ее ответы, с пьяным упорством он спрашивал каждый раз, не надо ли ей возвращаться назад, в общежитие. С явным неудовольствием оттого, что тупая невестка так и не понимает прямых намеков, он с ворчанием ложился на пол, на заботливо расстеленный Варей матрас. Переехать в другой город родители мужа были вынуждены именно из-за этой пагубной привычки отца семейства. Но и сменив обстановку, он не собирался ей изменять.

Свекровь, конечно, не пила, но в отношении ее к Варе со времени их спешной свадьбы наступила разительная перемена. Она заранее старалась поставить Варьку на какое-то не слишком высокое место в своей жизни и закрепить это место за Варькой навеки. Варя, еще до свадьбы настроившаяся на доверительное и уважительное отношение к свекрови, чувствовала, что ничто не спасет ее от мелких придирок, если только она допустит маму мужа в свою жизнь чуточку ближе. Она решила просто не реагировать на эту глубоко неудовлетворенную жизнью женщину, пытавшуюся в каждой фразе уколоть невестку за то, что она так счастлива с ее сыном. Родители Алеши не считали нужным заранее согласовывать с ними время своих визитов, за три часа добираясь до них речным трамваем, ломая все их совместные планы. Свекровь любила навещать своих старых знакомых, прихватив за компанию Варьку. В гостях она много шутила, громко смеялась. Демонстрируя свою невестку, она говорила о ней в третьем лице, как о не блещущем умом бедном родственнике. А, придя в их комнатку, становившуюся с ее приездом такой тесной, мрачно умолкала, погружаясь в свои невеселые думы.

Для Вари эти участившиеся весенние наезды родителей мужа, благодаря вскрывшейся ото льда реке, были тягостны тем, что она оказалась связанной с совершенно далекими от нее людьми. Еще до свадьбы, побывав в гостях у Вариных родителей, сваты решили, что те гораздо богаче их. Поэтому теперь они требовали, чтобы любую помощь молодой семье оказывали именно Ткачевы. Да и свадьба Вариным родителям была гораздо нужнее ихнего, ведь не их же сын был беременным. Родственные визиты были и достаточно накладными для молодых, поскольку гости являлись как подарки, с пустыми руками. Иногда свекровь бывала у них проездом, навещая старшего сына, давно уехавшего от них с женой и дочерью. Старший брат не был на свадьбе, с родителями у него были какие-то свои, непонятные для Вари отношения.

Свекровь показывала невестке приготовленные для внучки гостинцы, и Варя видела, что она делает это почему-то нарочно. До их свадьбы родители не слишком часто навещали Алексея, поэтому ему тоже было не по себе, но он все равно делал вид, что ничего особенно в таких участившихся вояжах не видит. О том, чтобы хотя бы в летнее время перед родами молодым можно было оставить работу в садике, теперь уже не было речи. И Варе казалось, что, сама того не желая, она вошла как в реку в чужую, очень несчастливую жизнь, только обострив возникшие до нее нелегкие отношения.

К началу лета у Вари неожиданно для всей кафедры появился живот. Мужики, обрадованные редким теперь ее появлением на кафедре, бросившиеся к ней, чтобы по давней привычке пошутить, потрепать по щечке, с оторопью увидели ее набухающее материнскими соками чрево и дурацкую блаженную улыбку, с которой она прислушивалась к чему-то внутри себя. Сразу же вспыхнули огнем все давние сплетни и скабрезные разговоры о ней. Варя проходила сквозь совершенно не касавшиеся теперь ее споры о том, в какие сроки она может родить и что, собственно, из этого следует. Ей было очень смешно, когда ее любимый, придя домой, нервно запретил ей показываться на кафедре, а потом зло допрашивал ее, что у ней было с аспирантом, которого она когда-то, так давно, что и не припомнить уже когда, спрашивала, умеет ли он целоваться. Она хохотала во весь голос, когда он коротко бросил ей в лицо гнусное слово, от которого ее смех высох сам собой.

Алексей решил, что в сложном процессе укрощения и управления своей совершенно, на его взгляд, неуправляемой и порывистой половиной, единственной методологической основой мог служить только секс. Он внимательно просмотрел всю имевшуюся по этому вопросу литературу, и сообщил Варваре дни, когда, по его мнению, они будут заниматься сексом. Остальные дни недели они должны были посвятить научной деятельности, творческому общению и самообразованию.

Варе еще на хуторе, когда она была девочкой, объяснили, что муж волен располагать ее телом и душой так, как ему заблагорассудится. Бабушка иногда даже добавляла, с укором глядя на нее, что, очевидно, Варькин будущий муж будет частенько бить ее батогом. Ее основательно подготовили ко всему, кроме того, что заявил ей Алеша, потому что никому на хуторе не приходило в голову, что ее муж откажется с ней спать.

Она принадлежала ему вся. Она без остатка отдавала ему все, что у нее было. Ее поразила мысль, что он может желать ее только два раза в неделю. Она тут же сделала вывод для себя, что она в чем-то провинилась перед мужем, поэтому он перестал желать ее вообще. Варя встречала его теперь еще ласковее, пытаясь загладить эту вину, которую она никак не могла вспомнить, но все было напрасно. Иногда Алексей, видя, как Варька кусает пухлые губы в раздумьях, чем бы ему еще угодить, звал ее к себе, но, обласкав, утешив, напоминал, что ей надо ждать до завтра.

А иногда, когда она пыталась что-то стыдливо пролепетать об этом, обнимая его, и особенно назойливо напрашивалась на это, он мог отказать ей в достаточно жесткой, категоричной форме, и Варька тогда абсолютно терялась с этим высоким красивым человеком.

Она не знала, как это объяснить ему. Ей было очень неудобно говорить об этом, хотя твердо она знала, что он не прав. Они могли беседовать о реологии и консолидационных процессах в грунте, но их отношения еще не вошли в ту стадию ровной, почти равнодушной друг к другу супружеской жизни, когда со спокойным цинизмом можно говорить все, что угодно. Она теперь стала чувствовать себя с ним в постели скованно, неловко, боясь, что он о ней подумает так же, как тогда вечером, когда он сказал ей это слово.

После визитов родственников и в ведении домашнего хозяйства у Варьки было выявлено множество изъянов. Алексей с маминых слов теперь искренне считал, что в чем-то помогать жене по дому — это самому готовить своими руками неприглядное будущее. А Варька была слишком горда, чтобы, выслушав один раз отказ, просить о помощи еще раз. Ее муж наивно полагал, что упрямо закушенная нижняя губа жены говорит о ее смирении.

В июне белили фасад их дома, и Варьке дважды пришлось мыть их единственное окно одной. Только сейчас она поняла, почему в народе беременных называли «тяжелыми» женщинами, а беременность — «тягостью». Это было невероятно тяжело, а Алексей лежал на диване с газетой, выполняя мамины наказы. И что было толку сердиться на свекровь, если всю его короткую любовь можно было притушить не от большого ума сказанным словом. А потом их соседки, тоже, наверно, раздраженные счастливым Варькиным видом, потребовали у Алексея, чтобы он заставил жену вымыть и подъезд в их очередь. До его женитьбы они ни разу не просили его об этом. Последнюю площадку Варька домывала в кромешной темноте, только потом сообразив, что, как часто она ни меняет воду, на кафельном полу остаются грязные подтеки, что соседки вовсе не мыли эти полы, а лишь подметали. Утром на нее неожиданно накинулась с криком одна из соседок за эти подтеки. Варька только хотела ей по-хуторски ответить, чтобы у дамочки раз и навсегда пропал интерес к чистоте в подъезде, как неожиданно муж резко велел ей замолчать. Довольной соседке он сказал, что Варька полы, конечно, сегодня же перемоет заново. И Варька пошла перемывать полы, а Алексей, как и в прошлый раз, остался пить пиво с зашедшим на огонек другом. Ничего поделать было нельзя, он не мог быть ни защитой, ни опорой, ни ей, ни будущему ребенку.

На кафедре в это время Алексея частенько стали отправлять от нее в командировки, а он как-то очень охотно соглашался ехать. Поэтому у них иногда срывались и те, выделенные им для нее, дни. Будущее материнство все сильнее забирало над Варей власть, и, постепенно, она совершенно потеряла интерес к их регулируемому сексу.

Ее муж тихо радовался тому, что никто на кафедре не знает, что его жена по ночам, раскачиваясь на табурете, подолгу беседует с кем-то, чье присутствие он стал явно ощущать, наблюдая за ней из-под одеяла, натянутого на голову. Она оживленно жестикулировала и бросала какие-то отрывистые фразы, не договаривая конца слов, смеялась ответам на них и грустила с кем-то, глядя в темноту за окном. Она все дальше уходила от него. Но Алексея радовало, что она стала такой спокойной, выдержанной в дневной жизни. Сквозившего в ее взгляде равнодушия он старался не замечать. Она вся повернулась от него к своему будущему ребенку.

Когда она приехала на кафедру оформлять академический отпуск, Герман с горечью отметил для себя, что Варвара понемногу превращается в обычную русскую бабу со злыми глазами, и от всей ее располневшей фигуры веет только безнадежностью. Именно тогда Герман твердо решил уехать на хрен из этой страны, где укатывают даже таких сивок, как Варька.

64. В прозе о жизни

Варя задумала вернуться домой. Оставаться с Алешей для нее не было никакого смысла. Она ему не нужна. Она потеряла интерес к кулинарии, подолгу теперь лежала одна и гладила свой живот.

Она поняла, что Алексей кое-что заметил ночью, когда они окончательно провожали с Исайкой своего третьего, который погружался в сон у них на глазах. Они просили его только о том, чтобы он непременно постарался сразу родиться как можно с более огромными глазами, и чтобы все у него было на месте — руки там, ноги, голова. Он из последних сил кивал им и таял, таял. К утру его не стало. Посмотрев на сгиб своего правого запястья, Варя увидела четкую черточку, обозначавшую будущую девочку. Ну, что же, бабы к миру родятся, говорила ее бабушка.

Формальным поводом для ее отъезда стало непредсказуемое поведение их соседей по коммунальной квартире. Кроме них в ней проживали еще две многочисленные пьющие семьи рабочих с соседнего комбината. Выйдя утром на кухню, Варя застала главу одной из них, голого по пояс, со щедро разрисованным наколками торсом. Он рылся в своих и соседских ящиках в поисках ножа, лихорадочно сравнивая размеры найденных с необходимыми ему. В конце концов, он удовлетворился огромным хлеборезом и, оттолкнув обмершую Варю в сторону, бросился в свою комнату, откуда тут же раздался бабий визг: «Режут! Па-а-ма-ги-те-е!». Варя, шатаясь, добрела до своей комнаты и без слов стала тыкать Алексею на соседскую каморку. Тот равнодушно махнул рукой: «Да они все время так! Тебя только немножко стеснялись. Ты-то чего так перепугалась? Я же тебя не режу!».

На следующий день она уехала домой. Алексей проводил Варю до ее города. Очевидно, до него стала доходить вся безвозвратность ее шага, он стал нежным и ласковым с ней по-прежнему, и Варя даже недолго жалела о своем отъезде. Но она видела, что была уже в тягость мужу, который стеснялся выходить с ней гулять по вечерам.

Дома все встало на свои места, они с мамой стали готовить все к родам. Папа и брат бегали в поисках кроватки и коляски. Брату удалось очень выгодно приобрести комплект младенческого приданного, и Варя с умилением рассматривала крошечные распашонки. Она никогда не думала, что маленькому человеку надо столько разных вещей. И только дома Варя вновь с грустью иногда думала, что ей так и не удалось создать для будущей малышки свой собственный дом. Ее поражала хрупкость незатейливого семейного счастья в окружении усталых, потерявших надежду людей. И с огорчением она понимала, что война за Алешкину любовь проиграна ею окончательно, потому что вести войну без правил она не могла.

Мама устроила ее к своей знакомой геникологине, которая протезировалась у нее со всей своей родней. Анализы Вари показали, что у нее сильная анемия. Заботясь о полноценном питании своего мужа, Варя как-то забывала поесть сама. Этот факт был обсужден на медицинском консилиуме всех маминых подружек, протезировавшихся у нее. Они пришли к выводу, что раз у Варьки есть штамп в паспорте, то на никакой муж ей теперь, кроме мамы, совершенно не нужен. Через месяц из своего города позвонила свекровь и поинтересовалась, когда Варя вернется к мужу. Она как раз хотела бы их навестить. Мама, которая всегда брала на себя самое сложное, с удовольствием ей объяснила, что у Вари теперь в паспорте есть отметка, с которой для нормального рождения малыша ей нужны только мама и папа Ткачевы. А от хороших мужей на седьмом месяце беременности не уезжают, а если и уезжают, то им тем более плевать на всяких там других родственников, которые, от нечего делать, шарахаются на речном трамвае туда-сюда.

Алексей, приезжая к Варе по выходным, поражался резкой перемене, произошедшей в ней. Она уклонялась от каких-либо разговоров с ним по существу об их общем будущем, отсылая его со всеми трудными вопросами к своей маме, которую он начинал ненавидеть. Он не понимал ее четкой казачьей ментальности. Раз, по ее соображениям, он отказался от нее, она вернулась в железную юрисдикцию своих родителей. Но и ее родителям, изливавшим на него на свадьбе свою признательность и уважение, он тоже был уже не нужен. Он был вреден для здоровья их дочери и ее будущего ребенка. К еде Ткачевы относились по-прежнему трепетно, а про Алексея они знали только то, что ему было плевать, кушала что-нибудь их беременная дочь или нет. Такое у них не прощалось. Варя была нежна с мужем, старалась его по вкуснее накормить, обстирать, давала ему ценные советы по науке, но и только. Она вся была погружена во внутреннюю подготовку к родам, он теперь только мешал ей.

В сентябре Варя, вопреки всем предсказаниям опытных акушерок, протезировавшихся у ее мамы и утверждавших, что родится мальчик, родила большую красивую девочку. Глазки у нее были преогромные! Обращенное к Варе светлое, будто роспись на большом фарфоровом яйце, личико излучало такую любовь, что сердце у молодой мамы растаяло. Ручки и ножки были там, где им полагалось, только с черными жесткими волосенками до плеч их третий немного подкачал. Но она знала, что эти волосики быстро вылезут, и девочка приобретет вполне цивильный вид. Ночью Варька прошептала сидевшему рядом Исайке, что, слава Богу, их третий догадался стереть с себя эти дикие татуировки. Они захохотали так, что лежавшие с ней в палате женщины вызвали постовую сестру.

Варина мама тут же заявила всем, что внучка — вылитая она сама в молодости. Алексей взял на кафедре отпуск и просидел его у кроватки красавицы-дочери. Он не понимал, как он мог жить раньше без нее. Вспоминая о том, как они с Варварой ходили куда-то раньше, он все время ловил себя на мысли, а где же при этом они оставляли дочь? Ему казалось, что она была всегда и всегда улыбалась ему неуверенной улыбкой младенца.

Родители Вари заявили, что никуда не отпустят ни дочь, ни внучку, которые принадлежат им безраздельно. Но что Варькин муж может переехать к ним, в силу того, что имеет определенное отношение к появлению внучки на свет. Места у них в большой, полногабаритной квартире достаточно для всех. Варе было все равно, она была поглощена уходом за маленькой. И, скрепя сердце, Алексей начал подготовку к переезду. К искреннему удивлению Вари, он расценил все происшедшее как ее тонкую, коварную игру.

(Продолжение следует)

Читать по теме:

• 1. О том, откуда берутся дети
• 2. О вассальской преданности и ночных горшках повелителей
• 3. Варька устраивает свою жизнь
• 4. Хотят ли русские войны?
• 5. Семья состоялась
• 6. Новые родственники
• 7. Опять садик, блин…
• 8. Табор уходит в небо
• 9. Здравствуй, школа!
• 10. У Варьки выросли титьки…
• 11. Рассказ бабушки о неоценимом вкладе двух друзей в борьбу пролетариата
• 12. О том, что кроме политической сознательности, мужикам и башка не помешает
• 13. Они сказали: «было — ваше, а стало — наше!»
• 14. О ртутных озерах и трубочках для коктейля
• 15. В родном гурту и говно по нутру
• 16. Из сочинения Варьки о Великой отечественной войне
• 17. Виктор Павлович, Витенька, Вик…
• 18. Слава богу, опять хутор
• 19. Варька становится чучелом огородным
• 20. «Останься живой!»
• 21. Вначале было слово…
• 22. Варьке все обрыдло
• 23. Педагогическая поэма
• 24. Лето кончилось
• 25. Еще раз про любовь
• 26. Весенняя лихорадка
• 27. Варьку признают вундеркиндом
• 28. Почтовый роман
• 29. А они не просто дураки, они опасные дураки…
• 30. Последняя драка и первое пиво
• 31. Весенний смотр
• 32. Любовь за компанию
• 33. Семейный досуг
• 34. Кое-что о чистописании
• 35. Соперница
• 36. Ракушка
• 37. Аморальные мысли
• 38. Варькино рабство
• 39. Наследники
• 40. Змея подколодная
• 41. В поисках утраченного
• 42. Холод вечности
• 43. Варькины университеты
• 44. Ночные забавы
• 45. Месть железника
• 46. О торговле живым товаром
• 47. Сарынь на кичку!
• 48. Все женятся, а Варька — нет…
• 49. Варька — инженер!
• 50. В ожидании взлета
• 51. Курс молодого бойца
• 52. Аспирантура
• 53. Восток — дело тонкое!
• 54. Дружба по графику
• 55. О том, чем они занимались несколько раньше
• 56. Национальный вопрос
• 57. Новая весна
• 58. Княгинюшка медовая
• 59. Планирен, планирен унд нох маль планирен!
• 60. Герман — как оазис русской демократии
• 61. Лето в городе
• 62. Большая охота
• 63. Варька — мужняя жена
• 64. В прозе о жизни
• 65. Сложное противостояние характеров
• 66. Несчастье
• 67. Она — не женщина, она — самодостаточная система!
• 68. Война и валенки
• 69. Щб умении умирать, страсти и жизненной силе
• 70. Дочки-матери
• 71. Яблоки
• 72. Эх, мать-перемать…
• 73. О страсти со страстью
• 74. Варьку зовет земля
• 75. Три диалога, наверное, о любви, хотя, конечно…
• 76. Последняя встреча
• 77. Про состояние легкого душевного подъеба
• 78. О том, куда можно попасть по пьяни
• 79. О кораблях в море
• 80. Рашид заходил…
• 81. Сашкины сны
• 82. Конец шараги
• 83. Поедем за море, мой брат!