В связи с начавшимся обсуждением феномена национальной советской литературы, хотелось бы напомнить о замечательной дилогии Леонида Соловьёва «Повесть о Ходже Насреддине». В неё входят две книги: «Возмутитель спокойствия» и «Очарованный принц».
Я перечитывала их в разном возрасте, начиная со школьного, и каждый раз написанное захватывало и радовало меня красивым слогом, тонким юмором, верой в справедливость и доброту.
Ходжа Насреддин — фольклорный персонаж мусульманского Востока, герой сказок и анекдотов. Он вроде Робин Гуда только с юмором: ловко обманывает богачей и старается помогать бедным, непременно с цветистыми восточными легендами с глубоким смыслом. Путешествует на ослике. Никогда не унывает, остроумно разговаривает со всяким, не делая сословных различий, а при этом подкупает всякого тем, что может посмеяться и над собой.
Эфенди Насреддин – одна из ключевых фигур Великого Шелкового Пути, который невозможно себе представить без сказок у вечернего костра. Хотя само создание его образа отчего-то принято приписывать дервишам в расхожих выражениях о «состоянии ума».
Насреддин является классическим персонажем, придуманным дервишами для фиксации ситуаций, в которых определенные состояния ума проявляются более отчетливо.
Дилогия Леонида Соловьёва «Повесть о Ходже Насреддине», состоящая из двух романов «Возмутитель спокойствия» и «Очарованный принц», переведена на десятки языков мира и, по всей видимости, является наиболее выдающимся литературным произведением, посвящённым Ходже Насреддину. Есть книги – глоток чистого воздуха, но эта вся наполнена маем, цветущими абрикосами и искренним смехом… что очень далеко от биографических реалий жизни самого автора.
Кстати, 2008 год ЮНЕСКО объявила годом Ходжи Насреддина. Повсюду к этому событию воздвигали памятники этому литературному герою: эфенди и его неизменному спутнику ослику. Сложно представить кого-то кроме Ходжи Насреддина, кто мог бы выглядеть уместно в такой композиции.
Встретила в сети обложку, очень похожую на то издание, что я читала когда-то в детстве.
У настоящей книги, которая захватывает тебя целиком, редко интересуешься автором, особенно, в детстве. У настоящей книги нет «образа автора» или «лирического героя», если созданы полноценные художественные образы, живущие и вне книги, отдельно от автора, который их создал.
И надо отметить, что Ходжа Насреддин сегодня имеет множество памятников, необычайно популярен и известен всем, даже не читавшим дилогию Леонида Соловьева, — именно по художественному литературному образу, который упрочил фольклорный собирательный образ до конкретной визуализации и практической осязаемости многими поколениями читателей.
Фольклорный образ — это несколько другое, это… ну, как «зайка серенький», как мраморная глыба, еще не ставшая прекрасным произведением искусства. Вполне возможно, что это разноцветная искрометная россыпь драгоценных камней, еще не прошедших огранку и обрамление.
Фольклорный образ — это, прежде всего, образ самого народа, создавшего его. Ходжа Насреддин – не выдумка Леонида Соловьева. Это любимый герой тюркских народов. Циклы коротких анекдотов о Насреддине появились еще в XIII веке. Его считают своим арабы и турки, азербайджанцы и узбеки, уйгуры и персы, чеченцы и туркмены и многие другие народы Великого Шелкового Пути.
А вот художественный литературный образ требует создания захватывающей истории (хотя бы элементарно связной, поясняю для всяких «современных писателей»), тонкого знания среды повествования, человеческой природы, полного растворения автора в своих персонажах…
Все это требует волшебства работы эстетической триады автор-образ-читатель, когда читатель не только любит героя, ассоциируется с ним, но и узнает себя в нем… хотя речь в произведении идет о других временах, странах… совершенно иных условиях.
Но мы-то и читаем книги, чтобы прожить еще одну жизнь, чтобы сделать свою жизнь богаче. И книга при этом для нас не путеводитель (как слишком буквально иной раз понимают эту тягу издатели), не иллюстрированный учебник истории или географии, а… захватывающая сага.
Вот и вернулись к сюжету произведения, создать который «современные писатели» отчего-то сил не имеют, как ни пыжатся. И уж тем более они неспособны превзойти фольклорную основу.
В советской литературе, наряду с поддерживаемой национальной литературой, существовал и такой феномен… как Леонид Васильевич Соловьёв. Помнится, каким шоком для меня было узнать, что эта книга написана не древним автором, жившим когда-то в Бухаре… а почти современным нам писателем.
Леонид Васильевич Соловьёв (1906—1962) — советский писатель, сценарист, известный как автор дилогии о Ходже Насреддине. Родился 6 (19) августа 1906 в городе Триполи (Ливан) в семье помощника инспектора северо-сирийских школ Императорского Православного Палестинского общества. В 1909 году семья вернулась в Россию, родители преподавали в школах Самарской губернии.
Работая в 1920-х годах специальным корреспондентом газеты «Правда Востока», Леонид Соловьёв увлёкся собиранием среднеазиатского фольклора. Сначала он отправлял записанные им легенды и сказания в различные издания, но постепенно разрозненный материал начал оформляться в роман. Главным его героем стал Ходжа Насреддин. Приступая к работе, Соловьёв отметил: «Какая широта открылась передо мной! <…> Всё, что я любил в ней (Средней Азии), — вливалось в мою тему: и быт, и фольклор, и природа».
С самого начала Соловьёв понимал, что в одной книге весь собранный материал не уместится, а потому готовил читателей к появлению второй. Он даже указал об этом в финале «Возмутителя спокойствия»: «Этими словами мы закончим в нашем повествовании последнюю главу, которая могла бы служить началом для новой книги».
Если по крупицам собрать факты биографии самого автора, пытаясь для себя создать его образ, то придется отдать должное гуманистическим традициям настоящей русской литературы.
Вообще даже придется признать, что дилогия возникла вовсе не благодаря советскому периоду а вопреки, в качестве той самой связи времен, которая никогда не прерывалась в русской литературе, несмотря на разного рода смены общественных формаций, государственные перевороты и гуманитарные катастрофы.
Леонид Соловьев занял свое место в русской литературе, создав художественный образ полулегендарного народного мудрецае, жившего в XIII столетии; основу этой книги и составляют около 300 забавных происшествий из жизни Ходжи Насреддина, дошедших до нашего времени.
Образ Насреддина в книге Соловьёва сохранил традиционную смесь плутовства и благородства, направленного на защиту угнетённых, мудрости и любви к приключениям; причём во второй части книги сильно ослаблена фантастически-развлекательная сторона. В свободно обработанных автором эпизодах из жизни Насреддина сохранён стиль, присущий восточной литературе с её образностью и эффектной выразительностью.
Леонид Васильевич Соловьев родился 19 августа 1906 года в городе Триполи на восточном берегу Средиземного моря (ныне государство Ливан) в семье инспектора русско-арабских школ. В 1909 году семья переехала в Россию, а с 1920 года поселилась в Коканде. Любовь родителей к путешествиям, их глубокая привязанность к Востоку, интерес к его языкам, фольклору, жизни народов, нравам, обычаям и уважение национальных обрядов передалось Соловьеву.
Альбомы с видами восточных городов, книги и вещицы, непосредственно связанные с Востоком, – этот маленький домашний музей завораживал. В семье буквально царил дух Востока. Будущего писателя окружала атмосфера народных песен, поэтических легенд и восточных сказок, навсегда вошедших в сердце Л. Соловьева и так украсивших впоследствии его «Повесть о Ходже Насреддине».
В 1921 году семья, спасаясь от голода в Поволжье, переселилась в Коканд. В 1922 году юноша закончил школу, проучился два курса механического техникума, некоторое время работал железнодорожным ремонтником, много ездил по Туркестану, собирал и глубоко изучал среднеазиатский фольклор.
Первые литературные опыты Соловьева относятся к началу 20-х годов. Соловьев долгое время работал корреспондентом в газете «Правда Востока», часто бывал в кишлаках и кочевьях, накопил богатый жизненный и фольклорный материал.
В 1923 году Леонид Соловьёв начал печататься в газете «Туркестанская правда» (с 1924 года — «Правда Востока»). В 1927 году рассказ Соловьёва «На Сыр-Дарьинском берегу» получил вторую премию журнала «Мир приключений». Перед этим рассказ отвергли в Ташкенте, и как пишет сам автор, «вполне для себя неожиданно получил вторую премию». До 1930 года Соловьев работал специальным корреспондентом «Правда Востока».
Поверив в свой литературный талант, Соловьёв приехал в Москву (1930 год) и поступил на литературно-сценарный факультет Института кинематографии, который закончил в 1932 году.
«Среднеазиатские» впечатления и переживания Л. Соловьева определили впоследствии не только его человеческую, но и писательскую судьбу. Первый очерк Л. Соловьева появился в газете «Туркестанская правда» (в дальнейшем «Правда Востока») в 1923 году. В этой газете в 20-е годы публикуются очерки «По Фергане», «Кишлачные зарисовки», «По кишлакам», ряд статей, корреспонденции по различным вопросам общественной и хозяйственной жизни Средней Азии.
Работая спецкором газеты «Правда Востока», изъездив «вдоль и поперек» всю Среднюю Азию, Леонид Соловьев попутно собирает и издает в 20–30-е годы среднеазиатский фольклор в журнале «Красная новь», сборнике «Литературный Узбекистан», альманахе «Советская страна» и др. Его по праву можно назвать одним их первых собирателей фольклора народов Средней Азии. Без сомнения, в те годы состоялось «знакомство» Л. Соловьева с народным героем Ходжой Насреддином, еще тогда зародился в писателе глубокий интерес к герою и впоследствии заставил его вернуться к этой теме.
Неудивительно, что биография Леонида Соловьева нисколько не популяризируется и в наше время. А уж самые интересные моменты детства, особенно то, что этот человек сам родился не посредственно на Великом Шелковом Пути — тем более.
Следует отметить, что нехотя и сквозь зубы само это наименование Великого Шелкового пути, колыбели человеческой цивилизации, утвердилось в сознании современного человека лишь в самом конце ХIХ века.
Благодаря вебинарам Книжной лавки, мы сумели восстановить… даже не связь времен, а саму справедливость, определившись с верхом и низом, белым и черным, нравственным и безнравственным. Каково, например, узнать, что до государственных переворотов 1917 года на Ближнем Востоке без бесстыжих воров, лгунов и невежд из нынешнего Россотрудничества существовала сеть русских школ, где арабские дети с удовольствием учили русский язык?..
В то время без всякого «пролетарского интернационализма» не существовало той наглой колонизации, начавшейся с вынужденным уходом России после Октябрьского переворота с Ближнего Востока, но до возникновения государства Израиль не существовало лагерей террористов. Вещи-то, как выясняется, простые и обыденные, а для этого ведь стоит поднять истинный образ автора главного героя Великого Шелкового Пути…
Все члены этой семьи настолько погружены в исконные ценности русской нации, что переезжают в Среднюю Азию, не в состоянии сойти с Великого Шелкового Пути, воспринимая свою жизнь этим удивительным восточным путешествием.
То есть… с приходом советской власти вовсе не возникает никаких новых культурных ценностей. Напротив, восстановление СССР почти в прежнем виде Российской империи — это вынужденная мера, поскольку иначе навязаться с «марксизмом-ленинизмом» на шею великой многонациональной нации невозможно. А «править»-то удобнее именно так, как сейчас, раздробившись на удобные для грабежа страны и населения местечки, поскольку вся Россия, уже навсегда включающая и Среднюю Азию, «в башке не помещается» (с. сами знаете кого).
Образ Ходжи Насреддина, ставший родным для всего многонационального советского народа, — лучшее тому подтверждение… хотя ущербными некультурными людьми, ничего не понимающими в литературе, воспринимается в качестве такой же советской пропаганды, какой во многом была национальная литература советского периода.
Там ведь и шаблон был вполне стойкий, где сюжет включал повествование о «трудном пути в революцию» как бы наиболее прогрессивных слоев населения… из тех, что ничего не представляют, ничего не имеют (в первую очередь… за душой, поэтому весьма склонны к разным наносным идейкам), построить жизнь могут лишь в условиях государственного переворота.
В 1931 году Л. Соловьев приехал в Москву и поступил учиться в Государственный институт кинематографии на литературно-сценарный факультет, «захватив» с собой многообразные впечатления о Средней Азии и Насреддине. «Среднеазиатское» буквально вросло в душу Л. Соловьева. К этому времени относится замечание писателя о том, что для него забыть Среднюю Азию означает все равно, что расстаться бесследно со своей юностью. Это признание в любви Узбекистану определяет не только замысел дилогии о Насреддине, но и все творчество Л. Соловьева.
До начала 40-х Соловьев жил обычной жизнью профессионального московского литератора: проза, киносценарии, опыты в драматургии, которые сам писатель считал неудачными: «Пришлось драматургию отставить – это не для меня», – пишет он в своей автобиографии. Но вот воспоминания перебродили и успокоились, он написал своего «Возмутителя спокойствия», которого напечатали в 1940 году.
Рассказывая об истории создания «Повести о Ходже Насреддине» Л. Соловьев указывал на одну из главных причин, побудивших его к написанию этого произведения: ему хотелось из большого количества разрозненных анекдотов создать цельный и полнокровный образ народного героя. Но для начала важно было найти такого героя, который бы помог постичь сам дух Востока.
И когда, наконец, была найдена тема Насреддина, Соловьев написал: «Какая широта открылась передо мной… все, что я любил в ней (Средней Азии), – вливалось в мою тему: и быт, и фольклор, и природа».
Собранные анекдоты, сказания и легенды не вошли целиком в первую книгу о Насреддине, и Соловьев начал сразу же готовится ко второй книге. Но война помешала этим планам. В годы Великой Отечественной войны Соловьев служил военным корреспондентом газеты «Красный флот» на Черном море, печатал фронтовые рассказы и очерки, среди которых «Черноморец», «Иван Никулин – русский матрос», «Севастопольский камень». Был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени и медалями.
Давайте, разберемся, что же произошло?.. Поскольку происходит обыкновенное чудо, которое всегда происходит с рождением настоящего литературного образа, когда настоящая литература находит своего преданного читателя.
Обратим внимание (и на вебинаре это отмечено настоящим писателей Ириной Дедюховой особо), что поиски героя шли у Леонида Соловьева достаточно мучительно. Это были именно творческие поиски, не «социальный заказ» или «социалочка», как принято выражаться нынче.
Эти поиски свидетельствуют о многом. Они нам интересны, в первую очередь, потому, что с 30-х годов ХХ столетия весь мир имеет дело именно с образом, созданным Соловьевым, а вовсе не реальной или легендарной личности, жившей в ХIII веке. Хотя…
Откуда же взялся этот острослов и мудрец? Жил ли в самом деле или придуман народом?
Изданы книги, доказывающие, что Насреддин – лицо историческое: турок, сын имама Абдуллы из деревни Хорто, араб, ученый Мохаммед Несреддин или азербайджанец Насиреддин Туей. А персы утверждают, что Насреддин – их подданный. Выходки и изречения Насреддина вошли в персидский язык и стали пословицами. Вот, например, в Персии, когда кто-нибудь срывает гнев на невинном, вспоминают «привязанную козу Насреддина». У Ходжи – так гласит легенда – было две козы. Одна из них убежала, но Ходжа начал бить ту, что была привязана, говоря, что и она поступила бы так же, как и первая, а значит, и ее нужно наказать. А в некоторых странах даже показывают могилу Насреддина. Например, такая могила есть в Малой Азии в городе Акшехире. На могильной плите даже высечен год – 386 год хиджры (мусульманского летоисчисления), то есть 993 г. н. э.
В Акшехире Ходжа Насреддин окружен ореолом святости, создан своеобразный культ этого героя. Когда кто-нибудь справляет свадьбу, идут на могилу и приглашают Насреддина, иначе брак будет несчастливым. Решетка вокруг его могилы увязана тряпочками от лихорадки. Считается, что повязавший тряпицу на могиле обязательно поправится, а если человек страдает болезнью глаз, то ему рекомендуют прикладывать к глазам землю с могилы Насреддина.
Среди народов Малой Азии ходила легенда, что существует мавзолей Насреддина. Этот мавзолей стоит на четырех столбах, кругом все открыто, а на дверях висят два больших деревянных замка, и всякий, кто проходит мимо, – невольно улыбнется. Рассказывают также, что когда войско одного из мятежных военачальников двигалось в Малую Азию, чтобы захватить власть, то солдаты, глядя на мавзолей Насреддина, не могли идти дальше – они заливались смехом.
Были у Ходжи Леонида Соловьева и реальные прототипы. Таков Каминэ, туркменский поэт, живший во второй половине XVIII – начале XIX века. Его творчество представляет собой весьма своеобразное явление не только в истории восточной, но и мировой поэзии. Тонкий лирик, насмешник и острослов, мудрец и озорник – он становится обобщенным нарицательным типом, упоминаемым в одном ряду с легендарным Ходжой Насреддином. Причем остроумные ответы Каминэ со временем стали частью фольклора, и мы можем услышать их уже из уст Насреддина. Например, поэта не раз спрашивали, где он хранит мешок со своими шутками и меткими словечками, и Каминэ отвечал, что «вам придется украсть мою шубу. Все дело в ней. Под каждой заплатой – острота». Здесь можно провести параллель с ответом Ходжи Насреддина по поводу насмешек над его халатом, в котором дыр гораздо больше, чем звезд на небе, а вата торчит в разные стороны, как на хлопковом поле.
Но все же филологи и историки склонны считать, что Ходжа Насреддин – собирательный фольклорный образ, а анекдоты о нем по большей части родились в народной среде, и народы эти – разные. Об этом нам говорит и само имя – Ходжа Насреддин. «Насра Ходжа» по-алански означает «мастер смеха и хорошего настроения» у всех тюркских народов от Китая до Балкан. «Ходжа» (или «молла», как называют Насреддина некоторые народы), кроме того, означает «учитель». И третье значение имени: «хаджж» (паломник) – так называют человека, совершившего паломничество в Мекку.
Объединение рассказов или анекдотов вокруг одного героя типично для любой фольклорной традиции. У всех народов с незапамятных времен существовал литературный герой – дурачок и простофиля, который тем не менее из всех передряг выходит победителем. Вспомним хотя бы нашего Иванушку-дурачка. Интересно, что первоначально в анекдотах Ходжа предстает перед нами именно дурачком, а не острословом и мудрецом, которого мы встречаем на страницах повести Л. Соловьева. Например, очень популярен был анекдот о том, как Ходжа потерял осла. Поиски Ходжа сопровождал горячими молитвами, в которых благодарил Аллаха. Его спросили, за что он возносит Аллаху такие горячие благодарности, ведь осел еще не найден, на это Ходжа ответил: «Я благодарю его, что я не сидел на осле, а то ведь и я бы пропал».
Но со временем Ходжа приобретает привычные для нас черты – мудрость, остроумие. В XVII веке о Ходже говорит знаменитый турецкий путешественник Эвлия-челеби. Он расточает высокие похвалы его уму и заявляет, что о Насреддине ходят «сотни тысяч» анекдотов. Но, конечно, это одно из преувеличений, столь часто встречающихся у восточных путешественников. Эвлия-челеби упоминает, что посетил могилу Ходжи в Акшехине. Это было своего рода паломничество, возможность выказать глубокое уважение любимому литературному герою.
Первые анекдоты о Насреддине были записаны в Турции в XVI веке. Писатель и поэт Ламии составил сборник анекдотов, куда он включил не только то, что вычитал из арабских и персидских сборников, но и то, что слышал, путешествуя по Турции. В этом сборнике Ходже Насреддину отведено четыре анекдота. Ламии отзывается о Ходже очень почтительно: «Старец благословленный, муж учености и здравого рассудка».
В XVIII веке анекдоты о Ходже Насреддине были собраны в специальном сборнике, которому было дано торжественное название «Похвальные деяния и словеса». Весь материал был разделен на главы: простой народ, государи, жена, сын, осел и т. д. А первые печатные издания анекдотов появились в 1837 году в Стамбуле.
Образ Ходжи полюбился народу и постепенно стал вытеснять других литературных героев, превращаясь в любимца всего восточного мира. Ходжа стал героем многих анекдотов и легенд, которые до этого рассказывались о других персонажах. В цикле анекдотов о Ходже встречаются истории, заимствованные даже из «Декамерона» Боккаччо. Так постепенно Насреддин стал всеобщим символом шутовства и остроумия. Народ сам создал его образ, написал биографию.
Сегодня анекдоты о Ходже Насреддине все так же популярны на Востоке. А Леониду Соловьеву мы обязаны тем, что Насреддин сделался и остается любимцем уже нескольких поколений русских читателей.
После дилогии Соловьева это уже не турецкий, узбекский, казахский… или любой другой национальный герой, это исконный образ русской литературы, ставший всеобщим, получивший второе и настоящее рождение.
Искать его «истоки» вне творческих поисков автора в 30-х годах ХХ века будет лишь человек, не знающий разницы между литературой и фольклором.
Что же произошло в русской литературе (не советской, а обычной русской литературе!) с фольклорным персонажем, много веков сопровождавших путников на Великом Шелковом пути? Да, именно в тот момент, когда «бурно расцветавшая» национальная литература пыталась обособить путь своих народ в революцию, а не к единому пути с Россией.
Как и у Джанни Родари, У Леонида Соловьева не без традиционного угнетаемого пролетариата. Но, это не режет глаз, просто такой мир. В котором кстати, взяточники-чиновники и абсолютно бездарные и беспомощные правители удивительно напоминают «наших» власть имущих.
Книга – несколько сотен граммов лекарства от суицидальных порывов на все времена. Потому что вместо попыток убедить, что у тебя есть причины Соловьев просто рассказывает, какой это кайф – жить. Как много пронзительного счастья в том, чтобы любить, путешествовать, заниматься интересными делами, дружить, ввязываться в авантюры и из них выпутываться. Не существует проблем – есть только приключения!
Это обычно дается такой «анализ образа» Ходжи Насреддина даже сегодня, хотя уж «интересы пролетариата» давно канули в Лету. Конечно, это приводится без нравственного осмысления происходящего, собственной жизни. Такое же осмыслить трудно. А вот разделаться с жизнью писателя Соловьева, оживившего фольклорный образ средневекового Востока… это намного проще.
Обратим внимание, что «анализ произведенья» подается с… позиций пресловутого Чиполлино Джанни Родари, хоть он здесь напрямую и не называется. Ну, как тут не вспомнить Ирину Анатольевну Дедюхову, утверждавшую, что и нынешние литературные критики в России все оценивают по совковой привычке с позиций сказки Родари про Чиполлино…
Как видим, Ходжа Насреддин не стал исключением. Хорошо хоть, что при этом не смогли солгать на счет необычайной любви к жизни, которая пронизывает этот образ.
Создание этого образа Соловьевым происходит в тот момент, когда посредниками между русской нацией и всем миром вдруг становятся партийные начетчики. Ну, как сегодня это Россотрудничество, не имеющее даже легитимных основ (не говоря о государственном интересе, о цивилизованных основах, при личиях и внутренней культуре) для распоряжения зарубежной российской собственностью.
Можно даже выделить этот общий прием для всех государственных переворотов, когда между всем миром и нами вдруг вылезает толпа посредников-паразитов, ничего за душой не имеющая. Тут всегда и возникает гуманитарная катастрофа.
А путь человека — это ведь тоже… сродни Великому пути всего человечества. Это уникальная жизнь, это великое путешествие. И тут приходит, как и много веков назад, ко всем уставшим путникам с шуткой и прибауткой Ходжа Насреддин, чтобы поддержать разочарованных и разуверившимся, внушить бодрость духа и вернуть веру в себя.
И если рассматривать этот образ именно так, то без всяких там «родимых пятен социализма» становится понятно, что автору в тех условиях должно было здорово достаться от всех посредников. Ведь в качестве настоящего друга каждому путнику он вернул в мощном великолепии настоящего художественного образа Ходжу Насреддина, чей образ и на фольклорной основе пережил века.
Уже после войны Соловьев вернулся к «Очарованному принцу» – второй части дилогии о Ходже Насреддине, но это произошло при весьма трагических обстоятельствах.
После войны, в сентябре 1946 года Соловьева арестовали. Десять месяцев он пробыл в предварительном заключении и был вынужден признать липовое обвинение «замысел террористического акта против главы государства». Писателя отправили в лагерь Дубравлаг в Мордовии. По воспоминаниям одного из заключенных, Соловьева хотели отправить дальше по этапу на Колыму, но он написал начальнику лагеря письмо и обещал, что, если его оставят здесь, он возьмется за вторую книгу о Ходже Насреддине. Видимо, любовь лагерного начальства к Ходже была так велика, что Соловьева было приказано оставить.
«Очарованный принц» был написан в лагере. Бумагу присылали родители, которые жили тогда в Ставрополе, и сестры. Соловьев работал ночным сторожем в цехе, где сушили древесину, потом – ночным банщиком, поэтому мог сосредоточиться на книге. Наконец в 1950 году повесть была закончена и послана начальству. Несколько лет о судьбе рукописи ничего не было слышно. Вдруг в середине 1953 года Соловьева перевели в Омск, а затем в июне 1954 года признали невиновным и выпустили на свободу. Книга понравилась!
Это опять-таки пишут люди, которые вряд ли чувствуют литературу по-настоящему. Они не понимают, что создание образа читатель завершает в эстетической триаде лишь в том случае, если предложенный автором образ помогает выстоять, не согнуться перед жизненными обстоятельствами.
Да, «прописка в литературе» (как говорила И.А. Дедюхова, когда ее травили под сатанинскими предлогами наши «борцы с терроризмом» так осуждающие «ужосы сталинизма») — непременно будет. И мне кажется, она происходит чисто литературными методами и подчеркнуто литературно, чтобы… проверить жизнеспособность созданных литературных образов.
Как Дедюхову вытаскивали не столько читатели, сколько созданные ею литературные образы, которые многим помогли пережить развал страны, всю эту царящую несправедливость, гуманитарную куатастрофу, уничтожение жизни практически всех нормальных людей, которые хотели бы работать на благо всего общества… а не просто грабить страну и сограждан, чтоб спустить все в унитаз… в точности так же это происходит и с Соловьевым.
Образ Ходжи Насреддина и самого Леонида Соловьева вытягивает из ужасной ситуации, созданной теми посредниками, у которых Маргарита, летая на помеле, громит уютные квартирки при русской литературе! Нечего врать про сталина-берию, пора говорить правду о литературных подонках и прихлебаях! Это они (для своей пользы) вечно «борются с терроризмом» и готовы оболгать любого, кто, по ихз мнению, представляет малейшую опасность для их никчемной шкуры.
В сентябре 1946 года Соловьёва арестовали по обвинению в «подготовке террористического акта» и десять месяцев держали в предварительном заключении. В качестве основания для ареста следствие предъявило показания ранее арестованной в 1944 году «антисоветской группы писателей» — С. А. Бондарина, Л. Н. Улина и А. Г. Гехта, которые признали наличие у знакомого им Л. В. Соловьёва «террористических настроений» против Сталина.
Приговор Особого совещания НКВД от 9 июня 1947 года гласил: «За антисоветскую агитацию и террористические высказывания заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на десять лет». Позднее Юрий Нагибин вспоминал об этом времени: «Огромный, добрый, наивный, вечно воодушевлённый Леонид Соловьёв угодил в лагерь…».
Отправили писателя в Дубровлаг (Мордовия), где в виде исключения ему разрешили в свободное от работы время заниматься литературным творчеством. Родителям и сестре Зинаиде он писал в мае 1948 года, что присылать ему ничего не надо, кроме бумаги: «Я должен быть дервишем — ничего лишнего… Вот куда, оказывается, надо мне спасаться, чтобы хорошо работать — в лагерь!.. Никаких соблазнов, и жизнь, располагающая к мудрости. Сам иногда улыбаюсь этому». Повесть «Очарованный принц», вторая часть «Повести о Ходже Насреддине», была написана в лагере, на основе сценария к фильму «Похождения Насреддина», и закончена к концу 1950 года. «Очарованный принц» сильно отличается от первой книги, он написан в ином — философском, сдержанно-грустном стиле.
После смерти Сталина (1953 год) родственники через влиятельного писателя и депутата А. А. Фадеева ходатайствовали о смягчении участи Соловьёва. Вышел он на свободу по амнистии в июне 1954 года, проведя в лагерях восемь лет.
Поселился он в Ленинграде. Друзья помогли ему опубликовать в «Лениздате» всю дилогию «Повесть о Ходже Насреддине» (обе книги, 1956 год). Книга имела огромный успех. На «Ленфильме» писатель подрабатывал написанием и доработкой сценариев.
…и в завершение соберем в баночку цветную пыль оставшихся воспоминаний о русском писателе, родившемся на Великом Шелковом Пути, создавшем образ Ходжи Насреддина, который приходил на помощь всем путникам, отставшим от своего каравана… который в конечном счете спас и своего создателя.
Вот как описывает первые дни Соловьева в Москве писатель Ю.К. Олеша: «13 июля, встретил вернувшегося из ссылки Леонида Соловьева. Высокий, старый, (…) Прилично одет. О жизни «там» говорит, что ему не было плохо не потому, что он был поставлен в какие-нибудь особые условия, а потому, что внутри, как он говорит, он не был в ссылке. «Я принял это как возмездие за преступление, которое я совершил против одной женщины, моей первой, и (как он выразился) настоящей жены»…».
Леонид Соловьев был женат трижды, первой его женой была Елизавета Беляева. Они поженились еще в юности, в Канибадаме, и скоро развелись. Почему он считал себя виновным перед этой женщиной – так и осталось его тайной. Неудачным оказался и второй брак Соловьева. Его вторая жена – Тамара Седых после освобождения из лагеря, не захотела видеть Леонида Васильевича и даже все его письма вернула нераспечатанными.
Вернувшись из лагеря, Соловьев переехал жить в Ленинград. Женился на Марии Кудымовской, учительнице русского языка. На первых порах его поддержал фронтовой поэт Михаил Дудин и многочисленные поклонники Ходжи Насреддина. Писать Соловьев не решался. Но вскоре жизнь наладилась. Был издан «Очарованный принц». Успех книги был огромный. Причем книга была признана не только в России, но и заграницей. Ходжу называли «остроумным мусульманским Робин Гудом».
В последние годы своей жизни Соловьев работал для кино. Написал автобиографию, назвав ее «Книга юности». Умер Леонид Васильевич Соловьев 9 апреля 1962 года, после долгой болезни и похоронен в Ленинграде (Санкт-Петербурге) в Автово, на Красненьком кладбище.
Похоронен на Красненьком кладбище, дорожка «Нарвская».
К столетнему юбилею писателя (2006 год) был снят документальный фильм «Возмутитель спокойствия. Леонид Соловьёв» (сценарист Б. Т. Добродеев, режиссёр И. И. Твердовский). (Википедия)
2 комментария
Спасибо, хорошая статья, жизнеутверждающая, как у персонажа: «У Ходжи спросили: «Когда несут покойника, то где следует находиться — впереди или позади гроба?» — «Только не внутри, — сказал Ходжа, — а там, где хотите, все равно».
Но почему-то никто не задумывается, почему Насретдин ездил не на коне, а на осле? Почему он не араб, не турок, не узбек, не персиянин, не казах, даже если эти народы и претендуют на Насретдина? ПОтому, что Ходжа Насретдин — суфий — каббалист — т.е. еврей — не-иудей, отвергающий мелочные требования религий и иудаизма, и мусульманства. А ездил он на осле потому, что именно евреям было запрещено ездить на конях. ХОджа может пить вино, хотя ислам запрещает это. Слово Ходжа \ הודיה / ходия // hodja — «прославляющий Господа Бога», а Наср-эт-дин — якобы «светоч веры» — נצר את דין — хранитель суда (справедливости). Осёл символизирует грубую материю — חמור / хамор, а сам Ходжа — Дух Божий.