На мой взгляд (естественно, женский), полотно Рембрандта мрачновато, веет какой-то безотрадностью рухнувших надежд. Лишь в темном верхнем левом углу мы с трудом разглядим женское личико, на котором больше любопытства, чем умиления. Мужчины, взирающие на эту сцену, тоже больше поражаются, откуда вдруг у такого порядочного и благообразного отца — появился сын, совсем взрослый, потрепанный в жизненных бурях. Никогда его не было, и вдруг появился, да еще в неподобающем виде.
Никто здесь не утирает украдкой слезу, только бородатый мужчина, вроде бы, рад за воссоединившихся отца и сына, он даже немного растроган. Понятно, что все это наполнено глубокой символикой религиозной притчи, хотя… касается простых и понятных всем вещей — сын вернулся!
Сидящий мужчина вообще полон недоумения: стоило ли уходить, чтобы после возвращаться в таком виде? Сидел бы дома, слушался бы папу.
Это произведение лишь доказывает, насколько странным (отстраненным?) может быть взгляд мужчины… на самые простые вещи. Что ж это за «духовный подвиг» — простить и принять оступившегося сына, поддержать его в трудную минуту, дать передышку? В конце концов, не стоит забывать, что оборванным и несчастным к тебе пришел не посторонний человек, а сын, которого ты сам воспитывал и, прежде всего, собственным примером.
…На вебинаре по пьесе Александра Вампилова «Старший сын» тоже было высказано удивление, что ни разу отчего-то все, кто писал про эту пьесу — не вспомнили о библейской притче про блудного сына, а потому и постановка и игра актеров зачастую оставляют тягостное чувство… непопадания в образ.
Сегодня рассказы и ьесы Александра Вампилова изучаются в школе, что отрадно. Но раньше мы знакомились с культурным срезом эпох в наиболее важных аспектах бытия человеческого духа, несмотря на присутствовавшее идеологическое давление, а потому отлично знали это полотно Рембрандта.
Сегодня, на фоне разрушения образовательных основ — ученикам еще и навязывается религия. И что же в результате? По предложению Ирины Анатольевны просмотрела много «прогрессивных планов» уроков, где уже вместо «партийности в литературе» выступают цататы из Матфея. Но при этом не раскрывается чуть пьесы, именно нравственное ее содержание.
Учитель. В произведении можно найти фразы, близкие по смыслу христианским заповедям. Так, Евангелие от Матфея призывает: «Возлюби ближнего, как самого себя» (гл. 22:37 — 40).
А другой апостол — Иоанн — передает слова Христа следующим образом: «Заповедь новую даю вам: да любите друг друга»… (гл. 13:34).
Исходя из сравнения библейских изречений с высказываниями и поступками персонажей пьесы, стройте свои доказательства.
Замена цитат из Маркса и Энгельса — расхожими (а посему спекулятивными) цитатами из Евангелия — отчего-то не раскрывает абсолютно прямой аналогии с библейской притчей о блудном сыне, а потому не создает и культурной среды.
Обсуждая творчество Андрея Звягинцева, других режиссеров, надо отметить, что сам «феномен» этого успеха, вызвавшего столь неоднозначную оценку — стал ведь возможен только тогда, когда у всего общества оказались намеренно подрубленными корни с исконной культурной средой, чего не происходило и во временах достославной «партийности в литературе».
На вебинаре по пьесе Вампилова мы получили широкую ретроспективу постановок этой пьесы, в основном, по любительским записям, где было отчетливо слашно, как реагирует на действие зрительская аудитория. Поэтому хорошо чувствовалось, как драматургия Вампилова, образ отца, не слишком соответствующий каноническому образу библейского патриарха — постепенно берут верх над всеми.
Но в ряде случаев ощущалось, как при вполне достойной постановке, расширялась пропасть между сценой и залом, как распадался актерский ансамбль, так и не сложившись в семью.
Поэтому и для меня самыми интересными были замечания Ирины Анатольевны об изменении реакции зала на протяжении всего представления. Вроде и слова везде — одни и те же, сама пьеса хорошо известна зрители, с готовностью откликнувшемуся на встречу с единственным выдающимся драматургом советского времени… а получилось далеко не у всех, да и не всегда. Особенно царапал гротескный, клоунский образ Сарафанова-старшего, представленный в виде амплуа «комического старика».
В других спектаклях, где к Сарафанову отнеслись с сыновней любовью, в результате возникало чудо катарсиса и при бросающейся в глаза навязчивой манере режиссера — «погружать зрителя в эпоху». Зритнель страшно устал от «погружения в эпоху» в нашем реальном безвременье. Поэтому фотография Вампилова на заднике сцены выглядит зачастую совершенно неуместно, отвлекая от самого действия.
К тому же надо самому режиссеру иногда чувствовать время, а главное, обладать тактом и внутренней культурой, не превращая сцену в похоронную процессию возложения венков к пьедесталу… своему, конечно, не Вампилова.
Настоящие писатели и драматурги выпускают свои произведения вообще без имени автора, что им иногда дорого обходится. Они считают, что читатель или зритель должен любить само произведение, а не отвлекаться на личность автора.
А Вампилов издавался под псевдонимом «Санин» и тоже никогда не навязывался так, чтобы его портрет кладбищенским медальоном висел на заднике сцены, напоминая «Memento mori».
Но даже в таких условиях, когда поначалу молодые актеры не всегда могли покорить зал, включить зрителей в драматическое сотворчество, — к концу спектакля смех зала в большинстве постановок становился единым, человеческим и душевным. Хотя поначалу слышались нарастающее «закашливание», скрип сидений, каркающий раздражающий смех отдельных зрителей.
…В самой притче о блудном сыне тоже есть момент «А я? А Васенька? Интересно, ты еще считаешь нас своими детьми?»
Старший сын был в то время в поле. Под вечер идет он домой, слышит пенье и ликованье и подзывает слугу: «Что это значит?»
— Брат твой вернулся, и отец ваш велел забить теленка. Осердился старший брат и не хотел идти в дом. Узнал о том отец, выбежал вон, стал звать его в дом, но старший сын сказал отцу: «Сколько лет служу тебе, и во всем-то я был послушен, но ты ни разу даже козленка не дал мне зарезать, чтобы повеселиться с друзьями. А этот все промотал, и ты для него — теленка откормленного забил!»
— Сын мой! — ответил отец. — Ты всегда со мною, и все мое — твое. Но нужно радоваться и веселиться, потому что брат твой был мертв — и ожил, пропадал — и нашелся.
У на вебинарах «Книжной лавки» возникает аналогичное чувство возвращения: блуждала и нашлась, умирала и воскресла — для настоящей истории, настоящей культуры, настоящих человеческих ценностей.
Оно столь же сильное, какое испытываешь каждый раз, когда зрительский зал в общем катарсисе выдыхает счастливый смех на прямое обращение Сарафанова к зрителям: «Вы все мои дети!»
Если в советское время напрямую о библейских притчах говорить было не принято, то кто ж мешает сегодня сказать о них детям, раскрывая смысл произведений искусства, а не потворствуя нынешним церковникам, желающим проповедовать в школе, а не в церкви. В таком стремлении нет ничего от истинной духовности и культуры, нет и уважения к истинной вере. Нет и понимания нравственного смысла притчи о блудном сыне, когда отец не навязывается сыну, а терпиливо ждет, чтобы раскрыть ему любящие объятия.
Как видим, детям в школе и притча о блудном сыне занудно толкуется «в духе толерантности»: надо любить, надо уважать. И цитирующие Евангелие не понимают, что это ведь не цитаты из Карла Маркса. Здесь ведь одной неточной ссылкой можно раскрыть собственную безнравственную суть, продемонстрировать полнейшее непонимание, что для нормального человека любовь — это духовная потребность, а не усилие.
* * *
Наиболее удачливого из российских режиссеров коллеги и «узкие специалисты» обсуждали… достаточно непримиримо. Будто знали, что их мнение для него — ничего не значит, а потому особо не стеснялись — в духе «Рашки-говняшки», заданного камертоном Минкульта. В глаза бросалась ангажированность и конъюнктурная идея такого огульного обсуждения: «Дайте денег мне, я Рашку не считаю говняшкой!»
Затем (на всякий случай) — пошли намеки, что Звягинцев — «большой мастер», а после очередного этапного восхождения «Левиафана» к мировому признанию — коллеги начали льстиво припоминать прежние шедевры режиссера, чаще всего упоминая фильм «Елена», забывая, что перед ним был такой фильм «Возвращение».
Чтобы составить рецепт успеха режиссера у западных коллег, необходимо рассмотреть и этот «важный этап творческого становления».
А напоминать придется, поскольку ведь не только коллеги отчего-то не вспомнили об этом фильме. Счастливы те зрители, которые его вообще не видели и не слышали. Он не оставляет в душе ничего, кроме «плевка в душу».
Но это смачный, мастерский плевок! От него потом сложно отойти, поскольку в фильме играют дети, за которых начинаешь переживать… намного больше матери, явившейся причиной возникновения этой дикой ситуации, когда два ее мальчика оказываются в лодке с совершенно незнакомым им человеком… блудным отцом.
Фильм и начинается с перевернутой лодки, поэтому аллюзия с Вампиловым здесь полная. Александр Вампилов погиб за два дня до своего 35-летия, доплыв до берега в ледяной воде, чтобы знаками (сил уже не было) показать людям, что на перевернутой лодке из последних сил держится его товарищ, с которыми они поплыли собирать друзей на день рождения, а собрали… на тризну.
Для тех счастливцев, которые этого фильма не видели, — привожу синопсис фильма из Википедии.
Фильм открывается кадрами затонувшей лодки.
Воскресенье. Компания мальчишек прыгает с вышки в воду. Среди них двое братьев — Андрей и Иван. Все, кроме Ивана, прыгают. Он, не решаясь ни уйти, ни прыгнуть, остаётся сидеть на ней, и за ним приходит его взволнованная мать, которая уговаривает его уйти.
Понедельник. Иван приходит играть в футбол с теми ребятами, с которыми он был вчера, но те называют его трусом и козлом за то, что он не решился прыгнуть. Из-за этого между братьями завязывается драка, после которой Иван гонится за Андреем до самого дома. Там они жалуются друг на друга матери, но она говорит, чтобы они не кричали, так как спит их отец. Братья удивлены. Они заходят посмотреть на спящего отца, после чего Иван достаёт на чердаке семейную фотографию, по которой они убеждаются, что это действительно их отец. Семья садится за стол. За столом отец говорит сыновьям, что завтра поедет с ними в поход. В ночь перед выездом братья рассуждают о том, откуда взялся отец, и в разговоре выясняется, что мать говорила им, что их отец лётчик. Андрей предполагает, что он приехал к ним в отпуск. На вопрос о том, откуда взялся отец, мать не даёт Ивану ответа.
Вторник. Братья с отцом едут на его машине. Отец приучает Ивана называть его папой. Компания приезжает в город в поисках места, где можно поесть. Увидев, что кафе закрыто, отец посылает Андрея найти другое место. Не дождавшись Андрея, он с Иваном уезжает. Отец с Иваном находят его спустя три часа, тот, как выясняется, уже нашёл то, за чем его посылали. Отец отчитывает Андрея, и тот соглашается с его претензиями. Иван отказывается есть, но отец заставляет его. Когда все заканчивают есть, отец поручает Андрею рассчитаться, оставляя ему бумажник. Рассчитавшись, мальчишки выходят на улицу, где хулиганы отнимают у них бумажник. Андрей просит отца разделаться с хулиганами, но тот не особо торопится и уезжает на машине. Позже он приезжает с одним из хулиганов и отдаёт его на расправу сыновьям. Однако те не решаются бить обидчика. Отец спрашивает, зачем хулигану деньги, тот отвечает: «Жрать хотел», на что отец даёт ему немного денег и отпускает.
После этого он говорит сыновьям, что у него появились срочные дела, и ему нужно уезжать, рассказывая им, как добраться до дома. Обиженный решением отца, Иван иронизирует по поводу того, что в следующий раз они встретятся ещё лет через двенадцать. Мальчики садятся на автобус, обсуждая то, что отцу на них наплевать. Тут он стучит в окно автобуса и говорит им вылезать: он говорит, что у него есть трое суток, чтобы добраться до определённого места, и он готов отправиться туда с сыновьями. Компания делает остановку в лесу, где мальчики рыбачат. Иван не доверяет отцу и допускает возможность того, что он бандит.
Среда. Иван удит в одиночестве. Андрей приходит к нему, чтобы сказать, что они едут дальше. В машине Иван бормочет о том, что он мог порыбачить подольше. Раздражённый отец высаживает его из машины посреди дороги на мосту и говорит рыбачить, а сам уезжает. Иван долгое время стоит на мосту в одиночестве. Начинает идти дождь, Иван всё ещё один. Звучат гудки машины: отец с Андреем вернулись за ним. Разгневанный Иван спрашивает отца, зачем он приехал. На лесной дороге машина вязнет в грязи, отец велит сыновьям нарубить веток, чтобы по ним машина выехала. Во время рубки Иван предлагает Андрею сказать о том, что они не хотят ехать дальше, но тот отказывается. Андрей кладёт ветки под колёса, но отец недоволен тем, как тот это делает, и бьёт его. Через некоторое время машина благополучно выбирается.
Четверг. Берег озера. Отец говорит, что им предстоит переправиться на остров. Они чинят лодку, лежащую на берегу, отец устанавливает на неё мотор, добытый ранее, и они отплывают. Однако через какое-то время мотор глохнет, и отец велит мальчикам грести. Иван говорит, что больше не может грести, и предлагает делать это отцу, но тот игнорирует это. Они приплывают и отправляются спать. Перед сном Иван говорит, что убьёт отца, если тот тронет его ещё раз.
Пятница. Утром Иван берёт из палатки отца нож, и Андрей уговаривает Ивана его вернуть. Тот отказывается, говоря, что он всегда будет с ним. Отец предлагает сыновьям посмотреть остров. Прогуливаясь по нему, они приходят к вышке, с которой осматривают окрестности. Иван отказывается подниматься. Начинается дождь, все возвращаются в лагерь. Под деревянным домом отец вскоре выкапывает некий ящик и прячет его на лодке. Затем на ней же Иван с Андреем уплывают на рыбалку. Увидев это, отец говорит им вернуться через час. Те не возвращаются вовремя, и на берегу отец отчитывает их за опоздание и начинает бить Андрея. Иван достаёт нож и грозит убить отца, но потом бросает нож и убегает, залезая на вышку. Отец с Андреем бегут за ним. Иван закрывает люк на вершине вышки и угрожает тем, что спрыгнет. Отцу приходится лезть по внешней стене, но он срывается и падает на землю. Андрей констатирует, что отец мёртв. Мальчики оттаскивают его тело к лодке.
Суббота. Мальчики грузят тело на лодку и плывут обратно. Измождённые, они грузят вещи в машину, как вдруг Андрей, оглянувшись на лодку, кричит: «Папа!». Оказывается, что оставленная ими лодка уплыла и тонет вместе с телом. Мальчики садятся в машину и обнаруживают фотографию, похожую на фотографию с чердака, на которой отца уже нет. Показывается череда чёрно-белых фотографий, сделанных мальчиками в поездке.
Вы видите, возвращаться некуда и не к кому, сама суть библейской притчи извращена вывернута наизнанку. Но режиссеру этими картинами природы удается оставить «неизгладимый след», нестирающуюся и ничем не вытравливаемую ассоциацию.
Стоит вспомнить (из чисто человеческой потребности любить и быть любимым, из горечи по утраченному нами сегодня чувству родного очага и… Отчизны) притчу о блудном сыне, Сарафанова с его распахнутыми объятиями, Вампилова с его такой ранней гибелью в самом расцвете творческих сил — как тут же всплывает перевернутой лодкой «талантливая картинка» режиссера Звягинцева… чтобы все испортить.
Что и так с трудом сохраняешь в душе и без Звягинцева. Только Звягинцева здесь не хватает с его чисто коммерческим интересом к собсчтвенной «мировой славе на фоне Рашки-говняшки».
Все «рождаемые» им аллюзии и ассоциации — суть сатанинское искушение, которое и так сложно преодолевать в наше время воровского разгула. Но стоит лишь узнать о судьбе Александра Вампилова подробнее, так именно сатанинский характер искушения… уже ничем не преодолеть. Он же, ни с чем не считаясь, использует детей в своих «притчах». А даже библейская притча повествует о вполне взрослых людях, не о детях неразумных, которые стали причиной гибели отца, вдобавок исчезающего со снимка.
Простой прием, но в визуализации Звягинцева он ставляет… совершенно отвратительное чувство. Будто… попользовались тобой, да и кинули фальшивую бумажку. Это идет «прямой диалог» — с «духовным ценностями». Это не просто обманывают зрителя, а лишают саму его душу доверия.
В пьесе «Старший сын» душа сжимается от подобного обмана доверившегося человека, когда Сарафанов дарит Бусыгину единственную ценность в доме — серебряную табакерку.
Воздействие кинематографом… намного сильнее, чем в театре, когда зритель просто может отстраниться, в чем-то не поверив актерам. В кино зрителю намного сложнее выстрпоить «защиту». Поэтому… много лет российский зритель предпочитает не ходить на фильмы отечественного производства.
Но у Александра Вампилова в 1938 году, когда ему не было и года, расстреляли отца, учителя литературы, — осужденного по ложному доносу. От него осталась только черно-белая фотография, которая так же хранилась на чердаке, а мать одна поднимала четверых детей.
Отец Александра был такой же открытый дорверчивый человек, как Сарафанов, во всем видевший только хорошее. Он был бурятом по национальности, помешал доносителю в карьерных целях, поэтому тот оболгал отца, будто он выступает «за отделение Бурятии от Советского Союза».
О расстрелах тогда сообщать прямо было не принято, семья получила справку о ре6абилитации, спустя много лет, надеясь на возвращение отца. И, конечно, режиссер Звягинцев, родом из Новосибирска, не мог не знать короткой истории жизни Александра Вампилова, первые постановки пьес которого осуществлялись в Иркутске и Новосибирске — при невиданном аншлаге, когда в начале 70-х люди шли к театру от остановки общественного транспорта — с плакатами «Куплю билет на «Старшего сына».
Андрей Петрович Звягинцев родился 6 февраля 1964 года в Новосибирске. Его мать работала в школе учителем литературы и русского языка. Первые два месяца жизни Андрей провёл в селе Новомихайловка, где проходила практика его матери. Родители развелись, когда Андрею было пять лет.
В 1984 году Андрей Звягинцев окончил актёрский факультет Новосибирского театрального училища (мастерская Льва Белова). Начал работать в Новосибирском ТЮЗе, но вскоре его призвали в армию и он служил в качестве конферансье в Новосибирском военном ансамбле. В 1986 году уехал из Новосибирска в Москву поступать в ГИТИС, в котором окончил в 1990 году актёрский факультет (мастерская Евгения Лазарева).
Поэтому режиссер не может сказать, будто «совсем другое имел в виду». Ничего в «само не вскакивает» на ровном месте. Его заинтересованный критик, отклик которого я сейчас приведу целиком, чувствуется не понимает и не знает об этих «истоках творчества», но он тонко почувствовал, что в основе есть библейская притча, только вот ее смысл не улавливает, смысл-то уже извращен.
Алексей Дубинский10 ноября 2003. Движение героя и его сыновей по направлению к самим себе пролегает через окраинные дороги, маленькие города, проселки, леса — и трагическим образом заканчивается на пустынном острове. Обретение отца происходит через предельно жесткий драматический конфликт.
Вернувшийся папа стремится завоевать авторитет и любовь мальчиков через силу и даже жестокость, но мальчики не готовы к этому, они отказываются заполнять образовавшуюся двенадцатилетнюю лакуну в душе через унижения и побои. «А вдруг он нам никто, вдруг он преступник? Возьмет и зарежет нас ночью», — пугает брата недовольный Иван, более чем Андрей пытающийся противостоять суровому натиску пришельца. Невесть где бродивший отец возвращается слишком круто, уж очень рьяно берется за воспитание, считает насилие важным элементом воспитательного процесса и зачастую кажется человеком отталкивающим: отец, который бьет сына по лицу и заставляет бить другого, выбрасывает из машины на полпути и воспитывает голодом, — это выродок, а не отец.
Тем не менее, венецианский лауреат Андрей Звягинцев задает фильму иное, метафорическое измерение, с самого начала выстраивая холодный, свинцово-стальной пейзаж, от первых до последних кадров выдерживая грязно-голубой колор.
Это выгодно отличает Возвращение от менее удачного Коктебеля — если в первом фильме отточенное, «сделанное» изображение является неотъемлемой частью задуманного, то во втором бездушная красота кадра существует сама по себе, только потому, что режиссерам хотелось «сделать красиво».
В то же время, Возвращение портят диалоги; чрезмерное количество текста вообще способно уничтожить любую экранную символику. Даже когда мальчики остаются один на один и ведут задушевные братские разговоры, камера остается предельно бесстрастной, а режиссер гонит из кадра жизненный ток, заменяя его отвлеченным аллегоризмом. Но тут что-нибудь одно: либо задушевность живых, теплых отношений братьев, либо притчевая обобщенность.
Куда лучше было бы, сократи режиссер весь текст до минимума, оставивь он его на уровне простых, даже отрывочных и, может, мало что проясняющих фраз, вместо тех громоздких литературных предложений, которыми изъясняются маленькие герои. А вместо этого бы заставил нас еще больше смотреть, чем слушать (ремарка в сторону — звуковая дорожка была просто отвратительной, она резала ухо; может, мне просто довелось увидеть не лучшую копию фильма?) . Достоинства фильма для кого-то в полной мере способны искупить все его недостатки — и наоборот.
К сожалению, жанр притчи вещь не только сложная, очень хрупкая, но и крайне привлекательная для многих дебютантов. Невозможно исчерпать все жанровые тонкости притчи одним лишь взмахом, а чтобы быть шедевром, помимо всего прочего, нужно достойно выдерживать нелегкие сравнения с другими шедеврами. Если вспомнить двух прочих российских обладателей венецианского золота, то Иваново детство Андрея Тарковского оставляет опус Звягинцева далеко за собой, и михалковская Урга тоже кажется фильмом несравненно более талантливым.
Здесь бы самому критику задуматься, чем же так «резала ухо» звуковая дорожка фильма? Может, сатанинской ложью? Отчего ж это вдруг в начале ХХI века от режиссера начали жалобно просить сократить весь текст на русском — до минимума? Может, потому что сказать нечего, а ложь уже превысила все, что может выдержать человеческая душа?
Может быть, надо по Минкульту издать распоряжение снимать только немое кино, потому что заврались до полной утраты нравственных ориентиров?..
Венеция-2003
- лучший дебют — Андрей Звягинцев
- Золотой лев — Андрей Звягинцев
- приз им. Луиджи Де Лаурентиса — Андрей Звягинцев, Дмитрий Лесневский
- SIGNIS Award — Андрей Звягинцев
- приз им. Серджио Трасатти — Андрей Звягинцев
Сезар-2004
- лучший иностранный фильм — Андрей Звягинцев (номинация)
European Film Award-2003
- Европейское открытие года — Андрей Звягинцев
Золотой глобус-2004
- лучший иноязычный фильм (номинация)
Ника-2004
- лучший оператор — Михаил Кричман
- лучший фильм
- лучший режиссер — Андрей Звягинцев (номинация)
- открытие года — Андрей Звягинцев (номинация)
Русская гильдия критиков-2003
- лучший оператор — Михаил Кричман
- лучший дебют — Андрей Звягинцев
- лучший фильм
Тессалоники-2003
ФИПРЕССИ — Андрей Звягинцев
…Из всех полотен с возвращением блудного сына к родному очагу, любящему отцу, к жизни и свету, мне больше всего нравятся незатейливые сельские сюжеты, где первой в оборванце узнает хозяина собачка, а женщины смахивают слезу умиления.
Фильм открывается кадрами затонувшей лодки…
Продолжение следует…
2 комментария
Значит, вначале великий Звягинцев отрезал нам всем дорогу домой, проторенную Вампиловым. Блестяще, Аделаида!
Блестящий анализ, дорогая Аделаида.
Между прочим, насколько я помню, у «Возвращения» было продолжение в реальной жизни. Один из мальчиков, игравших братьев, через год УТОНУЛ в том самом озере.