Человек в футляре

Навсегда запомнила разговор в детстве, когда мама сказала, что любимые книги запоминаются особенным образом, зачастую раздражая поначалу. А после будет много книг, которые мы прочитаем для сведения или из интереса. Но только любимые книги будут постоянно приходить нам на помощь.

У нее была интересная теория на счет суждения о людях — по их любимым книгам, вернее, о распространенном приеме произвести впечатление,  «блеснуть начитанностью». Мне всегда нравилось, как мама обнаруживала, что человек просто хвастает, пытается выдать себя за другого при помощи книг «из списка по внеклассному чтению».

Она всегда очень тонко понимала, что на самом деле человек создавал себе футляр из книжек, думая,  что он уже «в домике», где его никто не достанет. Не всегда понимая, как много о нас говорит выбранное нами обрамление, это книжный футляр.

А еще меня всегда удивляло, почему многим людям откровенно не нравится рассказ Антона Павловича Чехова «Человек в футляре», написанный за два года до наступления ХХ века, в мае-июне 1898 года.

Серия «Маленькая трилогия» Чехова, состоит из трех рассказов: «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви», должна была быть гораздо больше, после рассказа «О любви» Антон Павлович  заболел туберкулезом. В записных книжках Чехова есть краткие упоминания о герое этого рассказа:

«Человек в футляре: все у него в футляре. Когда лежал в гробу, казалось, улыбался: нашел свой идеал»
А. П. Чехов

Неловко признаваться, но этот рассказ составил список моих наиболее любимых вещей. Наверно потому, что в детстве он стал впервые «осиленным» мною произведением из огромного наследия русской литературы. И после многие книжки так и не смогли его превзойти. Подобное признание всегда вызывает насмешки, будто людям должны нравиться неприменно те вещи, где повествуется о героях, на которых они хотели бы походить. А я иногда читаю то, что сегодня пишут и говорят, думая про себя, неужели они никогда не читали «Человека в футляре»?

В русском языке очень долго приживалась буква «ф». Все слова, начинающиеся на эту букву — имеют иностранное происхождение. А те слова, которые заканчиваются на нее, раньше заканчивались на букву «п»: «многоуважаемый шкап».

Какой «исконно-русский» синоним можно было бы взять вместо иностранного слова «футляр»? Может быть, «чехол»? Стоит произнести его, мы почувствуем затхлость, запах пыли. Чехол — стразу создает образ упакованной вещи, лежащей на чердаке. Возможно, ее упаковали, а после забыли.

«Футляр» — слово более инертное, оно не дает прямой ассоциации, в нем нет такого прямого значения, оно как будто не связано с конкретными обстоятельствами, можно сказать, что все автор выдумал от начала и до конца. И это весьма удобно. Поэтому с этим рассказом связано столько споров, кто же стал прототипом учителя гимназии Беликова, преподававшего детям греческий язык, который всем им так «в жизни пригодится»?

Точный прототип Беликова неизвестен. Некоторые современники (в том числе В. Г. Богораз и М. П. Чехов) считали, что прототипом «человека в футляре» стал инспектор таганрогской гимназии А. Ф. Дьяконов, другие же описывали черты характера Дьяконова, опровергающие мнение первых. Так, П. П. Филевский отмечал щедрость Дьяконова и писал: «Я же положительно утверждаю, что между „Человеком в футляре“ и А. Ф. Дьяконовым ничего общего нет и в этом произведении А. П. Чехова никакого местного колорита найти нельзя».
Ю.Соболев полагал, что вероятным прототипом чеховского героя мог стать известный публицист Меньшиков М. О., Чехов в одном из своих дневников писал о нём: «М. в сухую погоду ходит в калошах, носит зонтик, чтобы не погибнуть от солнечного удара, боится умываться холодной водой, жалуется на замирание сердца»
Впрочем, сходство между Меньшиковым и Беликовым можно отметить только внешнее. Сам же Чехов писал и о своём брате И. П. Чехове: «Он, то есть Иван, немножко поседел и по-прежнему покупает всё очень дешево и выгодно и даже в хорошую погоду берет с собой зонтик».

Из всех этих фактов (далеко не полных) обычно (с большим облегчением) делается вывод, будто образ учителя греческого языка Беликова является собирательным, то есть ни к кому персонально не относится. Теперь выражение «Человек в футляре» стало нарицательным в русском языке, означающее обязательно одинокого человека, который закрывается от всего мира, создавая вокруг себя оболочку, «футляр». То есть речь идет о людях, «одиноких по натуре, которые, как рак-отшельник или улитка, стараются уйти в свою скорлупу».

При этом многие забывают, что Беликов, не устававший повторять «Кабы чего не вышло», вовсе не сидел раком-отшельником в своем углу, он был достаточно агрессивен.  Он приставал ко всем окружающим с прописными истинами, ко всем примеривая прокрустово ложе «проверенных временем истин». Даже самое малое нарушение или отклонение от правил заставляли его волноваться. На педагогических советах он угнетал всех своей мнительностью и осторожностью. Своими вздохами и нытьем он давил на всех и все ему уступали, все его боялись. Чего стоит одна его странная привычка — ходить по квартирам учителей. Хорош «рак-отшельник»! Он бесцеремонно приходил в чужой дом, садился и молчал. Так он «поддерживал добрые отношения с товарищами».

Все запомнили лишь внешние приметы, полагая, что футляр — так уж заметен. Но футляр может и не выражаться в пальто, в галошах и зонтике в самую теплую погоду, он вполне может быть швейцарскими часами, фирменными платьями и костюмами, с которых не хочется срывать ярлычок.

Если Беликов имел футляры у зонтика,  у часов и у перочинного ножика, так это означает, насколько выше он ценил собственный ножик — в сравнении с «обычными людьми».

Мы считаем, будто человек в футляре должен обязательно совпасть с описание Антона Павловича, чтобы само его лицо было в чехле, чтобы он постоянно прятал его за воротником, а его непреодолимое стремление создать себе оболочку, за которой он бы спрятался от реальности, выражалость по-чеховски гротескно.

Но это может быть и человек с футляром из искусственно созданных примет… «звездности». И разве стремление «присосаться к трубе», «присосаться к бюджету» — не стремление укрыться от реальности? Футляр делает человека недосягаемым для ударов судьбы, но и его самого консервирует в футляре так, что со стороны это выглядит столь же дико, как калоши и зонтик в сухую погоду.

Человек в футляре может подписать в сегодняшних условиях Указ об установлении звания «Герой труда РФ», он может плавать с дельфинами в рабочее время о заботиться о журавлях-стерхах больше, чем о людях. Он создает движения в свою поддержку, т.к. его репутации необходим дополнительный футляр, а на конференциях этих движений мы видим странные выходки и новые попытки создать себе футляр.

Любая идеология, в русле которой люди делают дикие для нормального человека поступки — это тоже футляр, навсегда изолирующий человека от жизни, которая дается только раз. Если так хочется прожить ее в футляре, то стоило ли рождаться?..

Беликов вовсе не столь безобиден, как многие полагают. Его последний разговор с Коваленко о велосипедах заканчивается тем, что брат Вареньки, к женитьбе на которой Беликов примеряется и так и эдак, — спускает его с лестницы. Но ведь Беликов «поставил в известность» Коваленко, что ему придется на него донести директору гимназии… о велосипедах.

Поэтому не приходится сомневаться, сколько доносов он настрочил бы, дожив до «сталинских репрессий».  При этом ведь всем понятно, что такому человеку ничего не стоит поменять футляр.

Правда, у Чехова Беликов умер, так и не сменив своего футляра, хотя мог бы его несколько модернизировать. Ведь и семейная жизнь навязывалась ему доброхотами — в качестве новой раковинки рака-отшельника, в качестве нового футляра. Наверно, этот новый футляр, который большинство из нас считает счастьем и смыслом жизни, — был слишком велик для него, придавив его своей тяжестью.

А недавно мы обсуждали «смерть на Темзе» одного человека в футляре, который выбрал себе настолько замечательные чехлы, что оставалась лишь позавидовать. Он устранился от доставшейся нам реальности так, что все люди в футлярах потянулись за ним в Лондон, чтобы оттуда доказывать нам в «светских журналах», как они «хорошо устроились».

Потом даже получился небольшой скандал из-за того, что о «ярком талантливом человеке» сказать оказалось нечего. Многие из тех, кто был обязан Беликову нашего времени своих куда более скромным футлярчиком, попытались выдавить из себя «чувство благодарности». Но все это настолько напоминало описание похорон учителя греческого языка, что и позориться не стоило.

Теперь, когда он лежал в гробу, выражение у него было кроткое, приятное, даже веселое, точно он был рад, что наконец его положили в футляр, из которого он уже никогда не выйдет. Да, он достиг своего идеала!

[…]Признаюсь, хоронить таких людей, как Беликов, это большое удовольствие. Когда мы возвращались с кладбища, то у нас были скромные постные физиономии; никому не хотелось обнаружить этого чувства удовольствия, — чувства, похожего на то, какое мы испытывали давно-давно, еще в детстве, когда старшие уезжали из дому и мы бегали по саду час-другой, наслаждаясь полною свободой. Ах, свобода, свобода! Даже намек, даже слабая надежда на ее возможность дает душе крылья, не правда ли?

Вернулись мы с кладбища в добром расположении. Но прошло не больше недели, и жизнь потекла по-прежнему, такая же суровая, утомительная, бестолковая, жизнь, не запрещенная циркулярно, но и не разрешенная вполне; не стало лучше. И в самом деле, Беликова похоронили, а сколько еще таких человеков в футляре осталось, сколько их еще будет!

Ну, разве это не «точь в точь, как в жизни»? Только задумаешь, как же реагировать на смерть тех, кто бесстыдно создавал при тебе футляр себе-любимому за счет жизни других, «не запрещенной циркулярно, но и не разрешенной вполне», так сразу вспомнишь простосердечное признание: «Хоронить таких людей — это большое удовольствие!»

Не зря про Беликова рассказывают друг другу приятели-охотники, где ночью, на полной свободе от футляров условностей. Слушая вместе с ними этот рассказ, понимаешь, с каким удовольствием и облегчением мы будем хоронить тех, кто решил изолироваться об общества в богато украшенном футляре. Вряд ли понимая, что каждый футляр — лишь жалкий прообраз настоящего, окончательного футляра, из которого никто из них уже не выйдет.

Правда, охотников у Чехова не трое, а двое: высокий худой старик с длинными усами Иван Иваныч Чимша-Гималайский (ветеринарный врач, дворянин) и учитель гимназии Буркин. Но в таком узком кругу рассказы получаются еще более доверительными.

Ведь героям приходится немного посплетничать. Сказать, к примеру, что брат Вареньки Коваленко назвал Беликова — «глитай абож паук». Но и в приватном разговоре нельзя признаться в том, кто же нарисовал карикатуру на Беликова, где тот идет под руку с Варенькой, а и внизу надпись: «Влюблённый антропос». Иногда стоит уважать чей-то футляр, поэтому Буркин не скажет и в таком разговоре, кто же разослал эту карикатуру всем учителям и чиновникам. А ведь картинки раньше переводили через стекло, сканеров и ксероксов не было.

Мы слишком многое забыли, а ведь все могло быть иначе. Наверно, меньше надо читать людей в футлярах, смущенных серьезным тоном этой «охотничьей» истории, когда пара повзрослевших мальчишек вырвалось из своих футляров.

«Начатая с улыбкой на устах комическая история, — писал Измайлов о рассказе, — досказывается серьезным голосом, в котором слышится легкое дрожание. Самый фон картины становится сумрачным и торжественно-величавым»
А. А. Измайлов, «Биржевые ведомости». Критика смущало соединение комедийного карикатурного персонажа и серьезности взгляда Чехова, серьезности фона.

Н. Виленкин считал, что это противоречие связано с мастерством писателя. Даже Скабичевский, не питавшей «особой любви к Чехову» и считавший его безыдейным писателем, назвал Беликова «замечательным художественным откровением Чехова» и поставил образ «человека в футляре» в одну линию с Обломовым и Чичиковым.

В октябре 1898 года рассказ Чехова анализирует критик и публицист Богданович, который его высоко оценивает, замечает мастерство создания портрета Беликова. Богданович считает, что Беликов и есть сама общественная жизнь, «житейская тина», а потому критикует Чехова за безысходность финала и отсутствие надежды.

Тем не менее, несмотря на всеобщие положительные оценки, К. П. Медведский в реакционном журнале «Московские ведомости» высказал достаточно грубое мнение о рассказе и творчестве писателя в целом: «Рассказ бессодержателен, плох, но обойти его молчанием нельзя, потому что в нем с чрезвычайною ясностью раскрываются основные недостатки писателя, умеющего воспроизводить лишь внешние стороны житейских явлений».

Сегодня и всю литературу заполонили ничтожные люди в футляре, ведущие свои рассказы от первого лица, считая Буркина или Иван Иваныча Чимшу-Гималайского недостойными рассказчиками о себе-любимом. Уж эти два охотнитничка до смешных карикатур рассказали бы о нем самом совсем другую историю.  Хотя бы о том, как он решил создать себе футляр из литературы после того, как Антон Павлович и другие настоящие писатели сделали ее притягательной и желанной пищей духовной.

А сколько еще таких людей создают себе футляры из чужого труда, чужих надежд и мыслей, не желая довольствоваться осторожными высказываниями вроде «Волга впадает в Каспийской море» и «Брак — дело серьезное»?..

Нынче самыми притягательными футляры становятся футляры ученых из чужих степеней и званий, футляры государственных деятелей, футляры деятелей искусств из Большого театра… Но каждый футляр отмеряет только уровень удовольствия, с которым все люди без футляров со скромными постными физиономиями похоронят… по-настоящему счастливые, достигшие своего идеала, но абсолютно пустые футляры.