«Театральные ладушки 2001»
фестиваль театров, в которых играют дети, в Глазове 1-6 мая 2001 года
В мае этого года я впервые приехала в Глазов. Это такой город у нас в Удмуртии. Я-то живу в Ижевске, и тащиться в Глазов мне раньше было как-то не с руки. Да и в этот раз надо было дома сидеть. Поехала я, дура старая, увлеченная горячими посулами режиссера и руководителя Ижевского театра-студии «Птица» Светланы Шанской. Она мне пообещала, что как только деятели искусств увидят живую Ирину Дедюхову, то есть меня, так сразу упадут на колени и зарыдают. Я, конечно, смущенно полагала, что она немного преувеличила, но что она окажется до такой степени неправой, честно говоря, не ожидала. А она мне все песни пела про то, что театрам ставить нынче нечего, а ей за меня еще руки целовать будут! И клюнула я на эту удочку, хотя девушка я уже взросленькая, и твердо знаю одно: хороший драматург — это мертвый драматург. С ним во всех смыслах удобнее работать.
Драматургом я стала неожиданно для себя тоже благодаря Светочке Шанской. Вообще-то я так сильно не пью, но тут портвейн был хороший, поэтому после второго стакана я решила — а ни фига! Сама-то Светка-змея не пьет, поэтому она, в отличие от меня, контролировала ситуацию. Пила я, как помню вначале, в библиотеке Некрасова, а потом пошла куда-то в народ уже в качестве драматурга.
И собрались мы ехать на этот фестиваль в Глазов, а денег никто нам не дает. Тогда мы несколько спектаклей «Звезды над Иссык-Кулем» по моей пьесе за деньги дали, причем собирали не по чирику, как стоят все местные театры, а по три червончика. И народ ломился к нам, а у нас он плакал даже без портвейна, смеялся до слез, и что характерно — деньги платил!
Город Глазов Удмуртия
Чистенький городок Глазов и наши фестивальные гиды, активисты местного театрального движения, по началу совершенно очаровали меня. Мы приехали окрыленные, в сущности, только за гран-при, но разместили нас в каком-то интернате для умалишенных c вонючим туалетом без задвижки, причем за 150 рублей в день с человека. За деньги я могу жить только в лучших условиях, чем живу дома. Ведь в то время, когда я по трущобам в Глазове отиралась, квартплата-то мне все равно в Ижевске тикала. За те же деньги в Томске, например, участников детских фестивалей расселяют в нормальных цивилизованных условиях. Хуже принимают только в … Москве. При этом, конечно, столичные коллективы в Глазове жили куда в более сносных условиях за стандартную для всех оплату.
Оргкомитет фестиваля стремился расширить географию и число участников, но, не проведя планомерной подготовительной работы, перегрузил расписание слабыми работами. Выдержать график с четырьмя спектаклями в день было не под силу и взрослому человеку, не говоря уже о главных участниках «Театральных ладушек» — детях. Если и далее не будет строгого предварительного отбора, то фестиваль стремительно растеряет остатки имиджа и интерес широкой публики. Пока же он произвел впечатление провинциальных задворок уже даже в том, что в программу было вставлено слишком много местных глазовских спектаклей сомнительного уровня. Это вообще выглядело по-деревенски уютно: один пролез, а за ним — вся деревня поперла.
Поставили наши «Звезды» на пятый фестивальный день. И мы очень пожалели, что приехали к открытию, а не прямо к спектаклю. Ни уму, ни сердцу не стало тепло от того, что мы увидели. Открылся фестиваль спектаклем театра студии из Москвы Дали по пьесе Гольдони «Брак по-голландски». Смотреть на большой сцене устаревшую, никому не нужную комедию дель-арте чрезвычайно скучно. И как началась эта скука смертная, как покатилась! И я от скуки отупела до такой степени, что меня уже даже не удивили глазовские сборные концерты, также вставленные в программу фестиваля. Я до сих пор не могу понять, и где это я побывала: на фестивале театров, где играют дети, или на выездном конкурсе «Утренняя звезда»? В качестве подарка фестивалю это было бы, наверно, кстати, создало бы атмосферу праздника, но непонятно как можно совместно оценивать драматический спектакль и прекрасный эстрадный концерт детишек, собранных из разных эстрадных коллективов. Вряд ли жюри было достаточно профессионально для оценки эстрадных шоу с недраматическим, открытым пением. Мне показалось, что само жюри чувствовало себя в такой ситуации довольно нелепо. Мучительно подбирая аргументы, один из членов жюри отметил, что шоу «Мы играем в Битлз» очень полезно, оно помогает детям изучать английский язык. Вспоминаются чудные телевизионные беседы Лотмана, который доказывал, что настоящее искусство, с точки зрения бытовой пригодности, абсолютно бесполезно. Если оно для чего-то нужно хотя бы узкому кругу людей, то это уже не искусство, это лишь средство достижения цели. Нет, эстрада — это, конечно, тоже искусство, но оценить ее по критериям драмы невозможно.
Вообще о сельской самодеятельности и провинциальной саморощенной драматургии плохо говорить нельзя, культурные люди убогих не бьют. На этом фестивале у меня сложилось твердое мнение, что некоторые драматурги и режиссеры занимаются детским театральным творчеством только потому, что взрослые сложившиеся актеры просто пошлют их в пешее эротическое путешествие, а детишки постесняются. Но организаторами-то фестиваля были, в основном, мужчины, которые просто обязаны были с большим вкусом составить программу. Нет, мужчину без вкуса я не воспринимаю как вид.
Хотя спектакли были. Запомнился театр-студия На Набережной (Москва) со спектаклями «Шут» по пьесе Ю. Вяземского и «Гранд Каньон» по повести Г. Свортаута «Благослови детей и зверей». В этих спектаклях присутствовали и крепкая режиссерская работа (режиссер — артист театра и кино Ф. Сухов), и очень нехилый актерский уровень, но в обоих случаях театр подвел выбранный драматический материал. Не, я не себя предлагаю. Мне вообще сегодня некогда. Но, на мой взгляд, в театре имеются чудные типажи для шекспировских комедий, и их время (возраст, батенька!) может запросто уйти на ерунду. Да и сам Сухов, с его неудержимым романтизмом, более соответствует мироощущению той эпохи. Романтизм режиссера всегда заметен по раздражающе затянутым мизансценам.
И напоследок я этому Сухову скажу! Вы на кой хрен, голубчик, мальчиков на девочек поменяли? Повесть Г. Свортаута Благослови детей и зверей — редкое правдивое произведение в мировой литературе, которое описывает, как мальчики 12-14 лет становятся мужчинами, делают свой выбор, повесть помогает сделать аналогичный выбор мужчине. 
Мы ведь живем плохо, потому что наши мужчины не приучены к ответственности, к необходимости делать трудный выбор. Ведь каковы мужчины, такова и страна. Мужчина Сухов полагает, что кому-то в цивилизованной стране придет в голову называть девушек пасявками и дарить им ночные горшки, он заблуждается. Даже Макаренко, воспитанный еще в цивилизованной стране, писал в стране, к тому времени уже утратившей зачатки цивилизации, что нельзя допускать по отношению к девочкам некоторых вещей, которые прекрасно проходят с мальчишками. У девушки свой выбор и свое очень ограниченное время, за которое она должна успеть сделать в четыре раза больше, чем любой мужчина. Сам Сухов — великолепный мужчина неопределенного возраста с имиджем вечного мальчугана, но ни одной женщине это, к сожалению, не дано. В результате получился вовсе не Гранд Каньон, а обычный летний российский лагерь труда и отдыха, а рядом — не бизоны для отстрела, а, к примеру, бродячие собачки и какой-нибудь наш типичный бизнес. Но в этом случае мы уже смотрим чернуху, не так ли? Так вот это чернуха и есть.
О чернухе вообще хочу сказать следующее. Чернуха — это когда у главного героя пасявка-драматург не оставляет никакого выбора, кроме как, к слову, добыть где-то (интересно только где?) автомат, забраться на крышу и палить в белый свет, как в копеечку, поскольку — «Я больше никому не верю!»
kinopoisk.ru
Причем самой этой драматургине на терзания девочки и зрителей глубоко насрать, живет она себе полной жизнью, материальных затруднений не испытывает, то есть с жиру бесится. Все у нее на тарелочке с голубой каемочкой, по звоночку папы-классика, она трудности только по видаку и телевизору видала, поэтому она даже не представляет, как кто-то там может преодолевать жизненные трудности без автоматического оружия. На фестиваль пришло поздравление от такой вот драматургини — Ксении Драгунской. Она была уверена, что кто-то всерьез воспринимает в провинции, где жизнь такая, какая уж есть, ее отстойные жирные пьесы. Не, эта тетка не классик, ей лечится надо, на ночь не кушать хотя бы.
Фестиваль показал, что вот кто классик для детского театра, так это шведка Линдгрен. Спектакль театра-студии ТиМ (Барнаул) «Через голову кувырк» про неувядающую Пеппи — длинный чулок произвел впечатление добротной, органичной работы.
И Нина Садур — классик. Театр-школа им. А. Калягина (Вятские Поляны) со спектаклем «Колыбель уходящему веку» по ее новеллам явно не промахнулся. И хотя козу во втором отделении они могли бы искать минут на двадцать меньше, но выходы роскошного фольклорного коллектива там были такие, что слов нет. Такой интеллектуальный оргазм я в последний раз испытывала, только перечитывая Мобби Дика. Ну, там это было вообще! Одна волна — раз! Другая — два-с! И, главное, до конца не понимаешь, кто же тебя имеет: Ахав на одной ноге, каннибал с наколками или все-таки Мелвилл? А потом доходит! Это же я с китом переспала! Класс! О чем это я? А! Об этом, о таком… фестивале, короче.
Два спектакля показала арт-студия «Yes!» (Санкт-Петербург). Один был, вроде, очень даже ничего — «Время одуванчиков» по рассказам Бредбери. Это означает, что Бредбери — тоже классик. Но тогда Марина Цветаева — не классик, потому что их спектакль «Марина» — просто неприличен. Мальчики и девочки в костюмах от ча-ча-ча ходят с глупыми лицами, нараспев читают дикими голосами стихи, обременительные для их возраста, раздевают там еще кое-кого и немножко лижут. Нет, я думаю, что все же Марина Цветаева — классик, просто женщина-режиссер этой студии плохо вписывается в климактерический период. Вот видите, господин Сухов, к каким творческим результатам приводит нивелирование половых различий!
Вот, в сущности, и все. Была там, правда, еще какая-то несчастная «Гроза» Островского в исполнении Театра Охочих комедиантов (Москва), ничего по ее поводу плохого сказать не могу — уснула. Те же Дали в завершение фестиваля дали «Эй, кто-нибудь!» Сарояна, но я тогда тоже спала.
А сейчас — о себе любимой. Ох, и испинали меня! Но это понятно. Я ж сама эти «Звезды над Иссык-Кулем» написала и прекрасно знала, за что меня бьют. Свои пьесы я для кого попало не пишу, нет у меня такой привычки, человек я занятой. А для театра Птица и лично для талантливейшей Светочки Шанской, для ее чудесных ребятишек — всегда, пожалуйста! Они мне даже гонорар авторский платят — шоколадом и ирисками, от сердца отрывают, но так еще вкуснее получается. И написала я для них не то, чтобы шедевр, но, в некотором смысле, нетленку, И поставили они этот развеселый бардак с песнями и танцами за полтора месяца, хотя все Светочкины юные актеры работают и учатся. Это они так ударно трудятся в своем театре, настолько преданы искусству. Светлана Шанская — явление даже не республиканского масштаба, а ее уникальный театр это наше достояние, на мой взгляд, гораздо большее, чем автомат Калашникова. То, что сделал этот коллектив из моей пьесы достойно удивления. Спектакль живой, он захватывает сразу и не отпускает несколько дней, спросите любого, кто его видел. Но так, как с этими детьми поступили в Глазове, просто не укладывается в голове!
Я вообще калач тертый, на хлеб я зарабатываю вовсе не драматургией, поэтому меня все эти юродивые мало волнуют. Но нельзя приглашать на детский фестиваль в жюри тетенек климактерического возраста и дяденек с хроническим разлитием желчи. Дяденьки с вечера пьют, а днем на спектакль прийти не могут, но зато на обсуждении спектакля с заумным видом и назидательным тоном имеют наглость рассказывать анекдоты про еврея и сметану. Я — потомственная донская казачка! И за такие, с позволения сказать, обсуждения за мои же деньги и в ухо дать могу!
А тетеньки по климактерическим приливам и волнам шарахаются так, что начинаешь думать, что нашему народу надо гормоны вместо хлорки в питьевую воду подмешивать.
Ну, вот сами судите. Представьте полный зал, который ждет начала спектакля, несколько раз зрители принимаются хлопать, все ждут членов жюри. А жюри не приходит, оно без предупреждения и оповещения отправляется на другой спектакль, оказывается, в знак протеста. Потому что наша ижевская пятая колонна на ночной попойке заранее поведала им о нашем хулиганском спектакле, об аншлагах и успехе. Вывод — надо ставить выскочек на место.
В неполном составе жюри является только на второй спектакль. Весь зал и юные артисты за кулисами вновь напряженно ждут начала, а члены жюри с непроницаемыми лицами мнутся у входа, не решаясь войти. В конце концов, с недовольным видом они прутся в зал, где их с трудом размещают на оставшихся местах.
Дети играют, как никогда, все мобилизованы. И если из-за смятого начала в первом спектакле можно было заметить неточности, заминки, то во втором спектакле уже все чистенько, драматическое действие здесь уже на какой-то иной высоте. Как этого удалось достичь Шанской за два часа репетиций между спектаклями, для меня загадка до сих пор. Зрители, заплатившие за вход, напряженно следят за их игрой. В зале — дети из других коллективов, которые уже видели первый спектакль, они пришли во второй раз с друзьями. Даже осветитель посадил в будку каких-то девушек. Но зал необыкновенно тяжелый, контакта не возникает, потому что развязно ведут себя руководители делегаций, прогибаясь перед жюри, попискивая вслух: «Кошмар! Это уж вообще!». С первого спектакля не ушел никто, хотя он в подметки не годился второму, а тут с грохотом дверей удаляется несколько детских режиссеров. А на сцене героически продолжают играть дети, они выходят и прямо в зал, к зрителям. Я бы так не смогла.
Тетеньки из жюри на весь зал в изнеможении стонут: «Ужас! Кошмар! Чернуха!» После спектакля одна из таких нервных дам — членов жюри демонстративно выкидывает программку и истерически кричит про тот же самый кошмар прямо на публике и перед раскланивающимися детьми. Те гадости, которые наговорили на ночной разборке спектакля мне и Светлане Шанской, были хотя бы не при детях. Даже то, что спектакль прошел с большим успехом в Ижевске, поставили не в заслугу режиссеру, а … в вину. Мол, каждый может написать кассовую комедию, а вот дерьмо, которое глядеть невозможно, — это надо еще постараться! А про «Капустное танго» сказали, что там совершенно очевидно разыгрывается сцена криминального аборта, прибавив такие гинекологические термины, что даже я их, клянусь, не знала. Хотя я — строитель, кандидат технических наук, двух детей родила еще в советских родильных домах, а это было что-то!
СЦЕНА «ДОМА У ВОВЫ»Мама Вовы в том же халате, что и мама Венеры, но в косметической маске.
МАМА Вовочка, опять Вячеслав Валентинович звонил, дядя Славик.
ВОВА (Вначале говорит с матерью со злым сарказмом) Дядя Славик!
МАМА Да, Славик звонил. Он опять на тебя жаловался, сказал, что ты — нехороший мальчик.
ВОВА Так и сказал, что я — ниха-а-роший мальчик?
МАМА Так и сказал. Он вчера вечером договорился о такой важной встрече для твоего будущего, ну, важной очень, я, правда, не очень в этом понимаю, но раз Славик сказал… А ты почему-то не пошел…
ВОВА Важная встреча в одиннадцать вечера дома у дяди Славы.
МАМА Да, как раз в это время к нему должен был прийти какой-то важный человек.
ВОВА Мама. Мама, ты только не обижайся, ты у меня очень хорошая. Но ты бы хоть телевизор посмотрела, как-то просветлела бы умом, что ли. Может быть, наконец-то вдруг бы поняла, что за важные дяди по частным квартирам в одиннадцать вечера деловые рауты устраивают.
МАМА Вовик! Ты что, про вампиров намекаешь, что ли? А?
ВОВА Мама, какие у нас в городе вампиры? У нас шпаны-то стоящей нет! Ты этого Славу откуда знаешь, мам?
МАМА Ну-у, мы-ы-ы…
ВОВА Мам, давай так. Я уже взрослый.
МАМА Да.
ВОВА Я уже все понимаю.
МАМА Да?
ВОВА Мам, давай ты сосредоточишься сейчас и все мне расскажешь.
МАМА Что?
ВОВА Кто мой отец, кто такой дядя Слава. Мне это очень нужно. Для моего будущего, наконец!
МАМА Ну-у-у-у…
ВОВА Так, давай, ты будешь отвечать только да или нет.
МАМА Давай.
ВОВА Дядя Слава — мой отец?
МАМА Не-е-ет! Ну, что ты! Как только тебе могло такое в голову прийти! Дядя Слава! Ха-ха! Вова! Как ты мог подумать!
ВОВА Слушай, мама. Я ведь уже знаю, откуда дети берутся и…
МАМА Да-а-а?
ВОВА Мама! Я твердо знаю, что ты нашла меня не в капусте, потому что ты мама, даже не догадываешься, где и как эта капуста растет. И чтобы в дальнейшем я мог (и для тебя моя дорогая мама) рубить эту самую капусту или не рубить, мне надо знать все про твое безоблачное прошлое! Понимаешь, мама, истории про капитанов дальнего плавания, космонавтов, альпинистов, героев Афганистана меня уже не прикалывают. И я должен знать, почему дядя Слава помог тебе устроить меня на бюджетное отделение юридического, почему он требует меня к себе в одиннадцать ночи, почему…я устал! Я не хочу быть ниха-а-рошим мальчиком и очень боюсь стать хорошим. Я каждый день иду как по веревке, протянутой над пропастью…
МАМА Вовочка!
ВОВА Мама! Майонез Кальве! Давай, мамуля, сосредоточься, сконцентрируйся и, главное, в сторону не виляй. Пришла пора, мама.
МАМА Ты так считаешь?
ВОВА Я в этом уверен!
МАМА П-Понимаешь, я когда в институт не поступила, я тогда секретаршей в деканат устроилась.
ВОВА Умный шаг, одобряю.
МАМА А Славик был тогда комсоргом на юридическом факультете.
ВОВА Ну, конечно! Теперь многое сходится! Дальше, мама.
МАМА А с ним все время капитан из госбезопасности приходил беседовать в деканат, без свидетелей.
ВОВА Ты ничего не путаешь?
МАМА Нет, Вова, я честно. А капитан этот Славу в предбаннике деканатском дожидался возле меня, ну-у-у, а там где ущипнет, где и погладит, шоколадку подарит иногда. А шоколада тогда в магазинах совсем не было, а я шоколад тогда очень любила… Сейчас смотреть на него не могу.
ВОВА Смелее, мама, не увлекайся. Он что, этот капитан, стал моим отцом?
МАМА Ну-у-у… Я не уверена, что именно он. Я не знаю-ю-у…(плачет) Не помню я уже-е…
ВОВА Не расстраивайся, мама. Плевать на них всех. (Обнимает мать и гладит ее по голове) У нас все будет хорошо, успокойся.
МАМА Правда?
ВОВА Да. Давай продолжим с того места, когда я поступал и не добрал одного балла.
МАМА Тут Чечня всякая опять началась. Я со страху тогда смелости набралась и пошла в деканат. Я ведь там долго работала, когда ты родился, я уже так и поступать в институт не стала, мне некогда было очень. А в деканате меня попросили заплатить взнос в фонд развития вуза. А этот взнос такой большой был, я таких денег даже и не видела. Сразу. А там визитки лежали от конторы Славика для мальчиков с вашего факультета, для подработки. И я пошла по этой визитке, я по фамилии поняла, что это — он. И он тогда тебя устроил.
ВОВА Подлец.
МАМА Нет, он хороший. Он сказал, что теперь о будущем твоем позаботится, что мне теперь не надо думать ни о чем. Я так устала об этом думать (последнюю фразу произносит сквозь слезы).
ВОВА Да ты чего, мама? Ты и не думай. Главное, не думай! Ты, главное, трубку телефонную не бери и не думай!
МАМА Спасибо, Вова!
ВОВА На здоровье, мама!
Мама уходит в слезах. Вова трет глаза, которые защипало, на сцену выходит Шпынь во фраке, протягивает фрак Вове, который натягивает его при нас на футболку, и объявляет Танго капустных мальчиков. Все участники спектакля поют и танцуют, причем женская половина — поголовно на 5-6 месяце беременности из-за воздушных шариков под платьем.
ТАНГО КАПУСТНЫХ МАЛЬЧИКОВ
Не знаю я, кто был тогда с ней рядом,
Но не бывает дыма без огня.
И как-то раз среди капустных грядок
В семнадцать лет она нашла меня.Припев:
Танго, капустное танго.
Чтоб им пусто было танго
Твое и мое!
Танго, капустное танго.
Чтоб им пусто было танго,
Это наше танго!Ты, мама, хороша еще собою!
Но нет сапог и денег больше нет…
Мам, погоди, я все отдам с лихвою,
Но только не твои семнадцать лет.Пусть Бог грехи им больше не отпустит!
Пусть будет меньше разных подлецов!
Чтоб не бродили дурочки в капусте,
А папы знали сыновей в лицо.
На следующий день с детьми не здороваются их друзья из некоторых театров по требованию своих руководителей, но украдкой подбегают и шепчут: «Это классно, ребята!» Ай-я-яй, взрослые дяди и тети! Ведь это был не ваш праздник!
Победили, как и следовало ожидать, эстрадные шоу про Али-бабу и восемь разбойников (сорок у них на сцену не влезало), про «Летите, голуби, летите!» по Дунаевскому. А на банкете эти же дамы вдруг бросятся к Шанской руки целовать, выскажут массу комплиментов, поздравят с очередной творческой победой, униженно уговаривая приехать еще раз. Нет, каждая женщина, даже не член жюри, обязана заблаговременно подготовиться к менопаузе. Ведь сейчас такое обилие гормональных препаратов! Шараханья от публичных истерик до пьяных восторгов очень тяжело наблюдать со стороны, особенно они неуместны на детском фестивале.
Впрочем, от кого вы это вынуждены выслушивать? От Ирины Дедюховой, которой только ленивый на плешь не плюнул? Которая бродила по Глазову пять дней толком немытая, доказывая всем, что она — драматург и еще слишком хороша, чтобы жить в интернате для умалишенных? В общем, когда я уехала, то весь Глазов, наверно, вздохнул с облегчением.
Но знаете, что это было на самом деле? Вот они все эти театроведы и критики стонали, что театру нужен новый виток, нужны новые сюжетные пьесы на современном материале, нужны новые подходы в постановке, стонали-стонали и достонались. О! Они прекрасно все поняли, не сомневайтесь! Они поняли, что театр и драматургия действительно ускоренным маршем идут к новому витку, но совсем не в ту сторону, куда они раньше пялились. А в ту сторону убогоньких не пускают, там они все безработными будут. Потому что новая драматургия и новый театр отличаются от советских аналогов, на которых они взросли, искренностью, исповедальностью, любовью к человеку.
