Тут в течении что-то около года наблюдала страстное желание своего ребенка увидеть новый фильм «Тюльпанная лихорадка». Его планировали снять ещё с 2004 года (если верить Вики), но по каким-то причинам (говорят, что из-за изменения английского налогового законодательства) этот процесс затянулся надолго, причем настолько, что трейлеры были готовы года с прошлого, а вышел он только на днях.
Что можно сказать — молодцы англичане. Если они прорабатывают страну и эпоху, то делают это методично и практически планово. В 2003 был снят замечательный фильм с обожаемым Колином Фёртом «Девушка с жемчужной серёжкой». Поэтому очевидно имеющуюся наработанную материальную базу рационально было бы использовать в новом фильме, как английские кинематографисты привычно поступают, экранизируя романы Джейн Остин и Диккенса с Агатой Кристи до кучи. Начало 19-го века, его вторая треть и первая треть 20-го ими проработаны изумительно.
Вот и век 17-ый в Нидерландах для англичан не чужой. Там и династия от революции пряталась, оттуда и короли потом пришли на трон туманного Альбиона. Свои люди — связи давние. Вот только непонятно, что так долго тянули с фильмом. Тема же чудная и актуальная, последние лет десять точно. Ведь из одного финансового кризиса в другой вляпываемся, причем …мировой. Голливуд на эту тему столько уже наснимал. Единственное — что на современном материале, поэтому суховато получается. А тут же (я про Нидерланды 17-го века) такая красотища — костюмы, декорации, живописцы… Любо дорого!
Тут сразу же вспоминаешь про роман Александра Дюма-отца «Черный тюльпан» и его экранизацию с Аленом Делоном. Помню в детстве смотрела. Только вот сюжета не помню ни фильма, ни книги. Цветок помню, башню помню, Делона-красавца помню, а в чем дело было — забыла. Надолго запомнилось лишь одно, что в Нидерландах создали первую финансовую пирамиду. И о механизме её функционирования какие-то детали озвучивались, …кажется.
Особенно это знание стало актуальным, когда МММ на экране телевизора в 90-х нарисовалось и сразу стало понятным, что Дюма не читали …очень и очень многие. А из немногих, кто читал, те решили своим знанием попользоваться вот таким неприглядным образом — сляпать новую финансовую пирамиду. Блин! И нового-то фильма никто на эту тему не снял тогда, а про Делона распевали лишь: «Ален Делон не пьет одеколон». И нехорошие мысли закрадываются — не специально ли эту вирусную песенку запустили, чтобы отвернуть от старых фильмов с ним, дабы никто не освежил ту старую историю с тюльпанами? А что? Это ж песня 1984 года, как раз накануне перестройки, которая неожиданно затянулась лет на пять.
«Взгляд с экрана», или «Ален Делон» — пятая песня альбома «Разлука» группы «Nautilus Pompilius». Написана Вячеславом Бутусовымна слова Ильи Кормильцева.
Текст является вольным переводом песни «Robert De Niro’s Waiting» группы «Bananarama»[источник не указан 66 дней], исполненной в феврале 1984 и занимавшей долгое время 4 строчку в UK Singles Chart. Также песня вошла в студийный альбом «Князь тишины» (третья песня) и в концертные записи «Подъём» и «Ни Кому Ни Кабельность» (часть 1). Песня стала одной из визитных карточек группы «Наутилус Помпилиус». В 1988 году на эту композицию был представлен клип, который представлял собой нарезку из съемок группы в студии и фрагментов из фильма Алексея Балабанова «Раньше было другое время»[2].
Впервые композиция прозвучала на квартире у Виктора Комарова:
В кругу друзей Слава неожиданно заявил, что хочет подарить Илье на день рождения новую песню. До дня рождения оставалось ещё месяца три, но это были детали. Тогда впервые и выяснилось, что «Ален Делон не пьёт одеколон». Услышав песню в исполнении Бутусова, Кормильцев жутко взбодрился и выскочил на балкон, где у Пифы (Комарова) жил манекен по имени Фёдор… Недолго думая, Илья схватил Фёдора в охапку и сбросил с третьего этажа. Бродивший поблизости народ был ошарашен невиданным в здешних краях зрелищем. На их глазах из окна, прямиком в небо, вылетал почти натуральный человек. Тут же Пифа, Бутусов и Кормильцев с хохотом выскочили на улицу и с причитаниями «Осторожно, осторожно! Ногами за дверь не зацепись!» утащили Фёдора в подъезд.— Леонид Порохня
Тут, конечно, много чего выплывает …, но это уже разобрано И.А.Дедюховой в теме с Шизорванкой Д.Быкова про наезд на юных девушек. Как видим «ноги» растут издавна, слишком характерный почерк определенных …служб …
Читать по теме:
Вы считаете, что я утрирую по поводу Наутилуса и Ален Делона? А мне кажется, что нет. И в этом меня все более убеждает вот такое свидетельство, например:
Фокус был в том, что Илья написал «лёгкий» текстик про глупенькую девочку из многоэтажных кварталов, единственным утешением для которой посреди фантасмагории пролетарского бытия стала фотография на стене.
Ален Делон, Ален Делон
Не пьет тройной одеколон…Именно «Тройной». И все-таки насторожился, услышав тяжелую, полную мрака и безысходности песню на свои, по замыслу издевательские стишки. Но […] спорить не стал, стерпел даже исчезновение целого слова «тройной», которое Слава петь отказался наотрез.
— Леонид Порохня
Чудный такой приемчик, практически «косвенная адресация». Это когда характеризуя «целевую аудиторию» дискредитируешь её гипотетического кумира. Почему такой «наезд» на Алена Делона? А потому, что как раз в 1984 году прошел с огромным успехом повтор «Черного тюльпана» 1963 года. Да, там в фильме ничего нет про тюльпанную лихорадку (только одно название с книгой А.Дюма). Как оказывается нет особых подробностей про неё и в одноименном романе А.Дюма, но там были ссылки на неё. Вот от романа (повторяю) мне запомнилось только, как на основе цен на луковицы была выстроена финансовая пирамида. И это очень здорово запомнилось. Прям, клише и шаблон. И с таким удивлением сейчас ознакомилась и с кратким содержанием романа, и с сюжетом фильма. Может, действительно, притягиваю за уши этот образный ряд? Может. Но для меня ассоциативная связь тюльпаны и пирамида (финансовая, вестимо) очень жесткая. Наверное, в школе на уроках истории вдолбили, а Дюма и Делон лишь напомнили…
Это я все к чему? Пусть тюльпаны и пирамида связывались в голове у немногих, но у экономистов это давным давно шаблон и клише.
Благодаря работам Гарбера, Голдгар и других исследователей, критическое отношение к текстам Бекмана и Маккея возобладало в исторической науке и постепенно проникло в экономическую литературу, но пока не вытеснило маккевскую легенду из профессионального языка. Тюльпаномания по-прежнему упоминается и как символ экономического кризиса, и как пример «заблуждений и безумств толпы», в том числе — финансистами высшего ранга. (ВикипедиЯ)
Да с Дюма и Делоном — это, может, …»слишком тонко». Но на нашей недавней памяти и сейчас непосредственно видно, как классно работает художественный образ, препятствуя продвижению одиозных (в имеющемся исполнении) идей (прости, господи) «монархизма». В кавычках потому, что это — всем очевидная клоунада. Поэтому, так молниеносно у всех обозревателей сработала ассоциация с Неуловимыми «Корона Российской империи». Спасибо папе-Кеосаяну, все до сих пор по поводу Маши и Гоши ржут в голос.
Претенденты на Российский престол
Куплеты шансонетки
Короче, это была попытка привести некоторую систему доказательств, которая обосновала бы тезис о важности значимости и влиянии ряда художественных образов на реальную жизнь. То есть, определенные штампы и шаблоны вполне себе действенно работают в качестве предохранительных систем в обществе. …Коряво, похоже, сформулировано, но, надеюсь, что в общих чертах понятно …и общеизвестно.
Так вот об этой самой тюльпанной лихорадке, которая давно в профессиональных кругах клише и штамп, но вполне себе внятный. Поэтому, немного информации из Вики, где тюльпаномания разложена по полочкам. Вытащу несколько, наиболее заинтересовавших моментов.
В середине XVI века тюльпан, культивировавшийся до того в Иране и в Османской империи, проник в Западную Европу.
К концу века его выращивали во всей центральной и северной Европе — от Флоренции и Болоньи на юге до Англии и южных областей Швеции на севере. Наилучшие условия для этой культуры сложились в бассейнеРейна: на востоке Франции, на северо-западе Германии и в Нидерландах; особенно хорошо подошли тюльпанам лёгкие приморские почвы Северной Голландии — чересполосица песчаных дюн и торфяников между Лейденом и Харлемом.
Для просвещённого европейца редкий тюльпан был сродни произведению искусства; он занимал уникальную нишу, будучи одновременно и даром природы (лат.naturalia), и делом рук человека (artificialia). Круг ценителей тюльпанов и круг покровителей искусства во многом пересекались; одни и те же заказчики приобретали у одних и тех же посредников картины великих мастеров, античные статуи и редкие луковицы. Из 21 участника первого тюльпанового аукциона, о котором сохранились подробные записи (1625 год), только пятеро занимались тюльпанами профессионально, зато 14 покупателей были известны как собиратели картин. По мнению искусствоведа Джона Монтиаса, это объясняется как местом тюльпана в культуре XVII века, так и высокой степенью риска, общей для рынков тюльпанов и картин. (ВикипедиЯ)
То есть, это такой уникальный объект вложения денег (луковицы тюльпанов), обладающих эстетической ценностью (сами цветы), достаточно удобные в хранении и транспортировке (в виде луковиц). Уникальный и компактный товар, как предмет роскоши, обладающий произвольной стоимостью, зависящей лишь от прихоти покупателя, которой можно управлять искусственно созданной модой, например, то есть общественным мнением.
Первые признаки тюльпаномании проявились в 1633 году в Западной Фрисландии, вдали от тюльпановых ферм Харлема и больших денег Амстердама. Летом 1633 года, писал хронист Теодор Велиус, цены на тюльпаны выросли настолько, что один из жителей города Хорн обменял свой каменный дом на три луковицы; вслед за тем местный фермер обменял на луковицы своё хозяйство. Стоимость недвижимости в каждой сделке составляла не менее пятисот гульденов. Ранее, голландцы покупали луковицы за деньги; в 1633 году деньгами стали сами луковицы. Возможно, писал экономист Эрл Томпсон, рынок был разогрет внешним спросом: с гибелью в апреле 1632 года Иоганна Тилли в германских землях наступило временное затишье, и германские аристократы начали вновь закупать у голландцев предметы роскоши. Возможно, по мнению историка Саймона Шемы, ажиотаж разогрели садовники-селекционеры, выпустившие в 1634 году на рынок особенно много новинок. Цены на прежних фаворитов рынка снизились, а с ними снизился и порог вхождения в рынок для новых участников. Количество участников торгов быстро росло, и в течение двух лет в тюльпановом бизнесе произошли качественные изменения. (ВикипедиЯ)
Как видим для расширения рынка к нему стали привлекать «непрофессионалов» и втягивать в игру «мелких вкладчиков».
Важнейшим нововведением 1634—1635 годов был переход от сделок купли-продажи наличного товара к фьючерсной торговле. В условиях Нидерландов тюльпаны цветут в апреле-мае; в начале лета отцветшая луковица закладывает луковицы нового поколения и умирает. Молодые луковицы выкапывают в середине лета и сажают на новое место поздней осенью. Покупатель может приобрести молодые луковицы с июля по октябрь; выкапывать и пересаживать уже укоренившиеся луковицы нельзя. Чтобы обойти наложенные природой ограничения, осенью 1634 года голландские садовники начали торговать луковицами в земле — с обязательством передать выкопанные луковицы покупателю в следующее лето. В следующий сезон, осенью 1635 года, голландцы перешли от сделок с луковицами к сделкам с контрактами на луковицы. Спекулянты перепродавали друг другу расписки на поставку одних и тех же луковиц; по выражению современника, «торговцы продавали луковицы, которые им не принадлежали, покупателям, у которых не было ни денег, ни желания выращивать тюльпаны». В условиях постоянного роста цен каждая сделка приносила продавцу расписки немалую бумажную прибыль. Реализовать эти прибыли можно было следующим летом при условии, что перепроданная луковица выживет и не переродится, и что все участники цепи сделок выполнят свои обязательства. Отказ хотя бы одного участника от сделки обрушивал всю цепочку. Обеспечением сделок обычно служило нотариальное заверение и поручительствоуважаемых граждан (нидерл.borgen); часто продавцы брали с покупателей задаток — иногда денежный, иногда в натуре. Главной же защитой от невыполнения сделки служила, в первую очередь, деловая этика «семей», обстановка нетерпимости к мошенничеству.
Голландцы назвали такие спекуляции морским термином windhandel, «торговлей воздухом». Фьючерсы, сами по себе, были голландцам хорошо знакомы: фьючерсные закупки рыбы и зерна известны с середины XVI века. В начале XVII века фьючерсы на продукты сельского хозяйства и колониальные товары прочно вошли в практику Амстердамской биржи, но всегда оставались уделом немногих крупнейших игроков. В 1609—1610 годы авантюрист Исаак ле Мэр предпринял попытку обрушить фьючерсными сделками курс акций Ост-Индской компании. После провала аферы ле Мэра государство объявило не обеспеченные наличными акциями сделки вне закона, а затем неодократно продлевало запрет особыми указами. Неизвестно, распространялся ли этот запрет на торговлю живыми растениями, но вплоть до весны 1637 года государство в неё не вмешивалось. (ВикипедиЯ)
Получается, что все основные механизмы биржевой торговли уже были созданы и отработаны. Поэтому, все последствия тоже были известны, но почему-то (?) «этот запрет на торговлю живыми растениями» не распространялся. Интересно даже почему? Или, наоборот, не интересно, потому как, всем все понятно.
В декабре 1634 года анналы зафиксировали другое нововведение — переход от торговли целыми луковицами к торговле асами (нидерл.aas, мн. ч. azen; 1 ас = около 0,05 г) — условными единицами веса луковиц. Поначалу цветоводы использовали ценообразование в асах, чтобы зафиксировать выгоду от годового прироста луковицы (известен случай, когда ценная луковица за сезон увеличивались пятикратно, с 81 до 416 асов). К осени 1635 года практически все сделки были привязаны к весу луковицы в асах, а затем условная единица начала самостоятельную жизнь. Появились сделки «на тысячу асов» мелкой детки, сделки с долями луковицы, выраженными в асах и тому подобные производные инструменты. Иногда тюльпановые контракты были, по существу, страховыми сделками, иногда прикрытием обычных пари (например, в сентябре 1635 года два профессиональных цветовода заключили сделку на продажу луковицы ценой в 850 гульденов с отсрочкой платежа на шесть месяцев, при условии, что за это время голландское войско сумеет отбить у испанцев крепость Шекеншанц.
Летом 1636 года старую систему торговли через цветоводов и респектабельных любителей дополнили «народные» торги, привлёкшие к спекуляциям новых участников (их число, как следует из «Бесед», также было невелико). В Харлеме, Лейдене и примерно десятке других городов были устроены «коллегии» (нидерл.collegien) — клубы местных тюльпаноманов; их стихийно сложившаяся организация пародировала устройство Амстердамской биржи. Вероятно, первые коллегии действовали под крышей приходских церквей; затем тюльпаноманы прочно обосновались в трактирах и тавернах, а в пригородах Харлема и в борделях. Торги требовали места, поэтому коллегии базировались лишь в крупнейших, многолюдных заведениях вроде амстердамской «Меннонитской женитьбы» или харлемской «Золотой виноградины» (нидерл.De Gulde Druyf). Коллегии собирались два-три раза в неделю. В начале тюльпаномании каждая «сессия» занимала час-другой, зимой 1636—1637 годов коллегии заседали почти круглосуточно. Богатые любители в коллегиях появлялись редко; основу публики составляла местная беднота, стремившаяся приобщиться к якобы доходной игре в компании опытных спекулянтов. Редкие, дорогие луковицы были им не по карману — в коллегиях торговали в основном заурядными, недорогими сортами (нидерл.vodderij, буквально мусор). Именно вокруг них в зиму 1636—1637 годов развернулся ничем не обоснованный ажиотаж, который по мнению Питера Гарбера, Майкла Дэша и других авторов и был настоящей «манией». Торги велись по образцу «биржевых» аукционов; по итогам каждой сделки покупатели платили продавцу символические «деньги на вино» (нидерл.wijnkoopsgeld, не более трёх гульденов), а продавцы, бывало, выплачивали покупателям «премию», сумма которой и была предметом торгов. Все действия в коллегиях сопровождались обильными возлияниями, «безумство толпы» (по Маккею) в действительности было следствием постоянного опьянения тюльпаноманов. Никто не интересовался ни платёжеспособностью покупателей, ни способностью продавцов поставить товар: здесь велась открытая, ничем не обеспеченная и никем не регулируемая «торговля воздухом».
Тюльпаномания в узком смысле началась в первую неделю ноября 1636 года и завершилась крахом в первую неделю февраля 1637 года. В течение двух предшествующих лет, с 1634 года по конец октября 1636 года, цены на луковицы росли равномерно: например, один ас сорта ‘Gouda’ в декабре 1634 года стоил 1,35 гульдена, в зиму 1635—1636 годов 2,1 гульдена, а в мае 1636 года подорожал до 3,75 гульденов. По расчётам экономиста Эрла Томпсона, индекс цен за два года вырос почти втрое — с 22 до 61. (ВикипедиЯ)
Теперь понятно, почему до тех пор пока не лопнул пузырь мусорных и ипотечных облигаций в 2008, запустивший экономический мировой кризис, фильм как-то не снимался. После чего по теме стал творить Голливуд: «Уолл-cтрит: Деньги не спят» 2010 г.; «Предел риска» 2011 г.; «Игра на понижение» 2015 г.
Но там слишком много профессиональных моментов, мало понятных непосвященному зрителю. Драматургия процесса уже слишком скрыта и не столь зрелищна.
В первых числах ноября 1636 года цены упали в семь раз. По мнению Томпсона, рынок отреагировал обвалом на известия о битве при Виттштоке: с возвращением боевых действий и крестьянских восстаний в Тюрингию и западногерманские княжества голландцы потеряли доходный рынок сбыта. Немецкие аристократы срочно распродавали свои ещё не укоренившиеся луковицы, предложение редких тюльпанов в Голландии неожиданно выросло. Новый, низкий уровень цен на реальные луковицы зафиксировал фундаментальные изменения рынка; последовавший за тем бурный рост цен на необеспеченные тюльпановые контракты был порождением чисто спекулятивной игры. Начинающие спекулянты, перепродававшие друг другу контракты, рассчитывали получить прибыль от роста цен; цветоводы и богатые любители, владевшие реальными луковицами и знавшие их реальную цену, рассчитывали заработать если не на продаже луковиц, то на отступных с незадачливых покупателей. По Томпсону, цепочки фьючерсных контрактов превратились в не связанные друг с другом опционы. Ставка отступных по таким опционам не была установлена законодательно, и покупатели тюльпановых опционов полагали, что они ничем не рискуют. Рост цен на контракты уже ничто не сдерживало.
В середине ноября цены вновь взлетели. К 25 ноября они превысили октябрьский максимум, в декабре выросли вдвое. К Рождеству индекс цен почти в 18 раз превысил ноябрьский минимум и продолжал расти в течение всего января 1637 года. Бывало, что одна и та же луковица за «торговую сессию» перепродавалась десять раз, и каждая сделка приносила продавцу немалую бумажную прибыль. Только в Голландии, по оценке Майка Дэша, в торгах участвовали не менее трёх тысяч человек, а во всех Соединённых Провинциях — не менее пяти тысяч; местные коллегии спекулянтов появились в Утрехте, Гронингене и в городах севера Франции. Редкие сорта и их имитации-парагоны вздорожали настолько, что оказались недосягаемы для большинства тюльпаноманов, — тогда коллегии сосредоточились на торговле «мусорными» сортами. Фунт недорогого, распространённого сорта Switser, стоивший осенью 60 гульденов, а в декабре 125 гульденов, к началу февраля подорожал до 1500 гульденов. На рынке сложилась странная и нетерпимая ситуация: сделки с реальными, растущими в земле, луковицами, проводились по установившимся в начале ноября низким ценам, а в коллегиях спекулянты перепродавали друг другу необеспеченные контракты в двадцать раз дороже. В обществе, напуганном эпидемией чумы, воцарилась уверенность в том, что пузырь вот-вот лопнет; количество оптимистичных покупателей пошло на убыль. Первыми забили тревогу харлемские тюльпаноманы: во вторник 3 февраля в харлемской коллегии провалился очередной аукцион по продаже «мусорных» луковиц. Лишь один из участников торгов согласился на покупку, по ценам на 15—35 % ниже цен предыдущих торгов. Спекулянты растерялись, и в следующий день, 4 февраля, торговля в Харлеме прекратилась полностью. Распространение страшной новости по стране заняло несколько дней, поэтому 4 февраля торги продолжились в Гааге, 5 февраля в Алкмаре, 6 февраля в Амстердаме.
Венцом тюльпаномании стал аукцион, проведённый 5 февраля в Алкмаре, всего в двадцати милях от Харлема. На торги была выставлена коллекция луковиц, собранная умершим весной 1636 года Воутером Винкелем — местным трактирщиком, цветоводом-любителем и чрезвычайно успешным спекулянтом. В июле 1636 года семеро детей покойного, помещённые в сиротский приют, сумели тайно выкопать драгоценные луковицы. В декабре эти луковицы, тщательно взвешенные и описанные под присмотром опекунского совета, были высажены в землю и дожидались в ней новых хозяев; в отличие от чисто спекулятивных сделок с расписками-опционами, на алкмарском аукционе продавали живой, наличный товар. Широко разрекламированные торги привлекли десятки самых опытных и богатых ценителей; не дожидаясь открытия торгов, один из них купил у сирот тюльпанов на 21 тысячу гульденов, в том числе единственную луковицу «Адмирала Энкхузена» за 5200 гульденов. На самом аукционе цены достигали 4200 гульденов за луковицу, а всего сироты выручили более 90 тысяч гульденов, что в 2010-е годы эквивалентно примерно 6 миллионам фунтов стерлингов. Итоги торгов, немедленно растиражированные в печатном памфлете, ошеломили знатоков; сенсацией стала не абсолютная сумма, но зафиксированный на торгах рост цен. Редчайший «Адмирал Лифкенс», летом стоивший 6 гульденов за ас, ушёл с молотка по цене более 17 гульденов, цены на менее ценные сорта за тот же период выросли в три раза. Через два дня после алкмарского аукциона рынки всех городов Голландии обвалились окончательно и бесповоротно; своих денег сироты так и не увидели.(ВикипедиЯ)
Говорят, что эта биржевая игра не отразилась существенно на экономике страны, поскольку «отрасль» (как мы видим виртуальная) была незначительной частью, доля реальной экономики была намного выше. Но происшедшее повлияло на общественные отношения. Вестимо, разрушающе …и можно добавить — разлагающе.
Двадцатикратное падение цен в феврале 1637 года поставило покупателей тюльпановых контрактов на грань разорения. Платить продавцам они не хотели, а часто и не могли, но просто отказ от исполнения обязательств в тогдашних Нидерландах с их «семьями», общинами и цехами был невозможен. Неисполнение обязательства граничило с преступлением, банкротство навсегда делало голландца изгоем.
…
Регенты Амстердама решили, что контракты остаются в силе, а цветоводы и тюльпаноманы сохраняют право на судебное разбирательство; Харлем, Алкмар и все остальные города Нидерландов объявили тюльпановые контракты недействительными.
Простое решение, заставившее кредиторов и должников разбираться друг с другом в частном порядке, усугубило кризис доверия и навсегда разрушило доверительную атмосферу голландских общин. Конфликты, вытолкнутые из правовой сферы на уровень семейных споров, тлели ещё несколько лет: кредиторы преследовали должников, а должники отказывались платить и более не считали такой отказ чем-то чрезвычайным. (ВикипедиЯ)
kinopoisk.ru
Исходя из имеющегося вышеизложенного материала напрашивается и проблематика создаваемого художественного произведения, тем более сюжет романа Деборы Моггак , положенного в основу фильма, вполне соответствует требуемой концепции.
Юная сирота София (Алисия Викандер) выходит замуж за пожилого купца Корнелиуса (Кристоф Вальц), страстно желающего продолжения рода. … Софии приходится терпеливо выполнять свой супружеский долг. Однажды Корнелиус решил заказать семейный портрет и впустил в свой дом, как выяснилось, себе на беду, молодого художника (Дэйн ДеХаан). Молодые полюбили друг друга и решили сбежать. Осталось только заработать денег на самой дорогой луковице. (Источник)
То есть, всепоглощающая страсть героев должна происходить на фоне тюльпанной лихорадки, то есть биржевой игры, сопровождаемой пьянством и развратом, разрушая жизни родных и близких, порождая недоверие и отчужденность.
И, самое интересное, что многое из требуемого в фильме есть: биржевые сцены, проститутки — продающиеся и торгующие на бирже, пьянство, воровство и сцены измены главной героини. Только вот непонятно, в чем дело — то ли проблемы монтажа, то ли недоработка режиссера (?), но эти вещи при просмотре плохо параллелятся. Они существуют отдельно, как-то сами по себе. А должен быть сплав, а не механическое соединение, чтобы выявить порочность и греховность происходящего, неизбежно приводящего к краху. Дабы предостеречь зрителя, закрепить художественный шаблон в качестве маячка на неприятие происходящего. Да, кто ж даст такое сделать в «мире чистогана» (как раньше говорили при соввласти)?
Там же в фильме ещё и хеппи энд замутили. Вдруг в какой-то момент (непонятно с чего?) все вдруг пережили внутренний катарсис, переосмыслили, практически переродились, раскаялись, всем все простили и обрели, кто счастливую семейную жизнь, кто душевный покой. Прям, можно так поиграть в дьявольские игры без особых потерь и отделаться легким испугом?… А уж зрителя-то как эта история научит? Или я впадаю в морализаторство? …Возможно. Возможно и можно оставить подобный сюжетный ход с благополучным исходом, но он должен быть тогда отыгран гораздо более достоверно с гораздо большим числом испытаний (или их гораздо большей напряженностью), чтобы зритель поверил в тот самый обозначенный катарсис.
Короче, дали б в руки мне… — все бы переделала или сказала как. Точнее, я уже все сказала…
С чего это я тут так раззоряюсь? Подумаешь, очередная костюмная мелодрама? Тем более, не за наши деньги. Хотя, И.А.Дедюхова вполне себе успешно доказывает, что взрыв творческой активности «там» обеспечен «нашими» деньгами. Но, похоже, «они» их отдавать не хотят (что понятно), поэтому вот такое и сочиняют: что мол можно оставаться человеком, играя на бирже, обирая других и паразитируя на чужих жизнях. Типа, это не грех — это деловая сметка. Хотя, в любой конфессии азартные игры греховны, поскольку пробуждают низменные человеческие страсти, которые надо уметь обуздывать, а не потакать им… Ой, опять морализаторствую…
А надо предупреждать зрителя на ярких художественных образах и чужом реальном опыте, к чему все это ведет. Ведь, смотрите на этот пример с тюльпанами, когда описывают в Вики технологию их выращивания, появление новых луковичек, вырастить может каждый, имеется общество с высокой степенью доверия … Какие ассоциации с нынешней реальностью возникают? Не буду томить. У меня — с биткоинами! Прям вижу! …А дальше по накатанной схеме! Только под них будут грести не деньги, а материальные активы…
Я думала, что я такая умная… Ага! Всё «украдено» до нас. Ассоциации слишком очевидны, особенно для профи. Поэтому:
Например, бывший председатель центрального банка Нидерландов Нут Веллинк[en], выступая с осуждением криптовалют в 2013 году, сказал, что «биткойны хуже тюльпаномании. Тогда, по крайней мере, вы получали за свои деньги тюльпаны…» (ВикипедиЯ)
Читать по теме:
1 comment
Не наговаривайте на себя Наташа. ОТЛИЧНЫЙ РАЗБОР!!!!