Позови меня трижды. Часть XXIII

автор: Ирина Дедюхова 16.06.2020

Позови меня трижды…

15. ВОСЬМЕРКА БУБЕН

Мечты это, приятные сновидения. Ага. А как проснешься, да намечтаешься, так ждут тебя круговая ненависть да разговоры о деньгах. Поэтому восьмерка бубен раньше за неприличную карту почитали. Так как же почему? Мечтать следовало о Боге, с опаской и раскаянием, хотя… Ну, так считалось. А говорить о деньгах — избави Боже! Среди приличных людей — ни-ни!

* * *

В коммерческих магазинах, а главным образом, на рынке вдруг стало очень интересно бывать. Появились заграничные, невиданные товары, которые вынимали из огромных сумок сумрачные толстые тетки в тренировочных штанах с пузырями на коленках. Несокращенные женщины с Катиной работы полюбили ходить на рынок и глазеть на красочные иностранные наклейки. «Мечтать не вредно!» — говорили они, захватывая с собой и Катьку. Мечтать приходилось, продираясь сквозь плотную толпу зевак, настоящих покупателей было мало. Людской поток плавно перетекал из одного конца рынка в другой. По заплеванному семечками асфальту рядом с Катей мимо платяных вешалок и деревянных лотков медленно плыли торговки пирожками, молоденькие карманные воришки и гнусавые профессиональные нищие.

Полянский П Вещевой рынок. Шнурки

А Катя, разглядывая пушистые китайские кофточки с бусинками, все удивлялась, что прожила целую женскую жизнь без такой красоты. Денег у нее, конечно, на кофточку не было, но появилась ясная, осязаемая цель в жизни. И почему еще совсем недавно, когда работы было очень много, и им даже платили заработную плату, этого всего не было? А теперь работы становилось все меньше, а товаров — все больше, и в свете туманного грядущего красивые базарные одежки были, скорее, не стимулом, а искушением…

У одного из прилавков, где лежали связки женских трусов и бюстгалтеров, Катя заметила продавщицу, которая была ей смутно знакома. Она точно видела ее раньше у них в старом дворе, помнила ее стандартную короткую химию на протравленных до белизны волосенках. Но рассмотреть поближе ее Катя не могла, потому что даже в магазинах стеснялась подходить к этим прилавкам, и нижнее белье ей всегда покупала мама. По дороге с рынка она мучительно думала о той продавщице, а потом вспомнила давно сказанную жеманную фразу: «Валера, а подайте мне того салатика!». Это была Бобкина жена. Образ этой женщины вновь возник перед ее глазами: сигарета без фильтра в руке, агрессивный макияж, не скрывающий усталый взгляд много повидавшего человека. Интересно, какой же стала она сама, если Бобкина жена была всего на два года старше? И, если бы Катя была по внимательней, то за спиной жены она бы, конечно же, разглядела бы и суетливого Бобика в накинутой на плечи мутоновой женской шубке, которую он назойливо предлагал смеющейся моложавой татарке.

* * *

За основную работу им в институте практически ничего не платили, говоря, что раз институт оплачивает коммунальные услуги и не берет с работников за аренду помещений, то на хлеб себе проектировщики должны заработать сами. Вот они и работали направо и налево. Начальники других отделов бегали к ней с множеством шабашек. Мама, как всегда, выручала с Машкой. И иногда Кате совсем не удавалось повидать дочь в будни. Что-то, наверно, и было хорошее в жизни, но Катя почему-то тогда отмечала для себя только отдельные недостатки. Например, очень плохо стал ходить общественный транспорт, особенно, в вечернее время, а возвращаться пешком по городу вечером становилось все страшнее.

Автобус Дудин Александр Леонидович

Жизнь снова потекла мимо ее окон, она изменяла очертания знакомого с детства городка, появились новые вывески, новые магазины. Только ничего не менялась в ее жизни. Существование в институте, где все только и старались сделать вид, что ничего не произошло и ничего не происходит, стала ее тяготить. Дико было вдруг стать одной из «оставшихся в живых». Да-да, так их и называло руководство. Катя слышала, как новый начальник отдела сказал кому-то по телефону: «Я этот заказ не потяну, у меня всего пять человек в живых осталось!»

Машка пошла в первый класс, а Катя даже этого не заметила. В сентябре она еще дважды по привычке заходила за дочкой в садик. Это уже, наверно, что-то такое было у нее с головой.

И в один из мозглых осенних вечеров, когда душевный дискомфорт усугублялся природой, придя с работы, она застала мужа дома. По пути Катя встретила Машку из школы, но даже не в силах была воспринимать ее веселую болтовню. Машка сразу ринулась в туалет, а Катя прошла в комнату. Володя собирал вторую сумку своих вещей. Окинув комнату взглядом, Катя поняла, что он уже упаковал и серебряный кофейный сервиз, подаренный ее мамой на свадьбу, и позолоченные подсвечники из ее приданного, и фарфоровые фигурки, купленные ею по случаю еще в студенческие годы. На полу лежали тряпки, вываленные им из шкафов. Он отбирал только самые добротные вещи, еще не вышедшие из моды. Почему-то он отобрал и ее кожаную куртку и замшевые полусапожки. Проследив ее взгляд, Володя сказал вместо «здрасте»: «Это, Катя, я на свои деньги покупал!»

— Ты все собрал? Уже на совсем уходишь?

— Кать, насовсем из своей квартиры я уйти не могу. Не скрою, мне есть, где жить, выселить меня на улицу тебе не удастся.

— Да кто тебя выселяет-то, Вов?

Анжела Джерих

— Не надо! Жизнь у нас не сложилась, но не будем выяснять отношений. Когда я захочу, тогда и я вернусь. Но чтобы к моему приходу, а предупрежу за неделю, вас здесь не было. Всю мебель, которую я покупал, я отметил. Остальное можешь понемногу вывозить.

— Там Машка в туалете. Ты при ней, пожалуйста, не чуди, ладно? Ты забирай все, но уходи скорее, хорошо? Мне когда съезжать?

— Ладно, Катя, хорошо, что ты это так воспринимаешь, без скандалов. Ты живи пока здесь вместо охраны, квартира-то без сигнализации. Но, если я квартиранта найду, то извини — подвинься!

— Слушай, учебный год ведь идет. Не трепи Машке нервы хотя бы до лета, все-таки первый класс, ей втянуться надо, а я на алименты подавать не буду.

— Какие алименты? Ты докажи вначале, что она — моя дочь!

— Вова! Тише, прошу тебя! Деньги будут — отдам я тебе все, но при Маше тише пожалуйста! Уходи, вот еще слоники фарфоровые, ложки серебряные, я знаю, ты такие штучки любишь — бери, только уходи!

— Ах, какие мы гордые, а благородство — прямо из ушей прет! Учти еще вот что: только ты куда рыпнешься, я Машку у тебя судом отберу. Да-да, не смотри так на меня! У меня биография — не подкопаешься, и деньги на самых лучших адвокатов имеются. А доказать, что ты — личность аморальная, блядовитая и сдвинутая по фазе, мне будет не сложно. Протокольчик из дежурки и вашего институтского товарищеского суда у меня в надежном месте. Я уже проконсультировался, в течение двух лет, пока Машке девять не стукнет, я это тебе могу устроить. Достала ты меня, милая!

Слоники счастья — Юрий Красавин-Белопольский

Володя ушел, Катя сидела совсем тихо. Слышно было только тиканье настенных часов, гулом раздававшееся в ее пустой голове. Что, Машка в туалете заснула, что ли? Сколько раз говорила, чтобы не сидела долго. Опять старые журналы там рассматривает! Почему же все так плохо? Почему?

Маша, выйдя из туалета, недоуменно оглядела разгром, царивший в квартире.

— Мам, нас ограбили?

— Нет, у нас красть нечего.

— А почему все так разбросано?

— Я делаю уборку.

— А эти вещи?

— Собираю для бедных.

— А мы богатые, мама?

— А сейчас, доча, не поймешь. Кушать есть чего — и ладно.

Катя пошла на кухню и удивилась, что шмон, уcтроенный Володей, коснулся и ее. Из холодильника исчезли четыре банки тушенки, импортная мороженая курица, банка сгущенки и две пачки спагетти. Из ящиков муж забрал немецкий набор ножей, электрическую мясорубку, скушал оставленный Катей на вечер гуляш. Еще парочка таких набегов и ее скромный бюджет дрогнет под натиском комсомольского затейника.

Но потом дни шли за днями, а Володя как в воду канул. От него не было никаких вестей, очевидно, он внял ее просьбе и оставил их в покое до лета.

Мама восприняла уход зятя спокойно. Ушел и ушел, скатертью дорога, попутного ветра и перо в одно место. Хотелось как лучше, да вышло как всегда. Пилить дочь не стала, и так не сладко. Но, втайне от Кати, она теперь стала регулярно ходить в церковь. С грустным смехом она вспоминала, как Галина когда-то убеждала ее: «На пензию, Петровна, выйдешь, так ты в церкву ходи. Без Бога жизнь прожила — радуйся, легкая, значит, жизня была. Вот ты и ходи под закат, смерти легкой проси!» Валентине Петровне не приходило в голову просить чего-то легкого для себя, даже смерти. Просила, конечно, за Катю и Машу. Дочь казалась ей такой слабой, беспомощной, беззащитной. А времена-то волчьи настали, Господи…

Добрые люди рассказывали Кате, что ее муж, с которым она так и не удосужилась развестись, пошел в гору. В новом Восточном микрорайоне города он отгрохал шикарный элитный ночной клуб. Его постоянными клиентами были самые богатые и известные люди города. Словно в насмешку на ней, он снял несколько помещений у них в институте на втором этаже под магазины. На вывесках он не постеснялся огромными буквами писать свою фамилию. И все как-то узнали, что этот Карташов — ее муж. Поэтому через некоторое время с Катей перестали разговаривать практически все ее немногочисленные коллеги, откровенно считая ее гнидой, поскольку она на все их просьбы неизменно отвечала, что у нее нет денег.

Говорили, что Карташов создает и сеть ресторанов, хотя Катя не могла представить, для кого он это делает, поскольку у всех ее знакомых не всегда хватало денег и на домашнюю еду. В самые голодные вечера ей приходила в голову безумная мысль пойти и попросить у него что-нибудь из оставшейся от ресторанов еды, но она боялась, что он может подумать, что она решила рыпаться. Раньше перед сном она ежедневно поила болезненную дочь теплым молоком, но сейчас Катя старалась растянуть бутылку молока на два-три дня, подавая Маше на ночь чай с молоком. Ну и что? Раньше даже англичане были уверены, что чай без молока — яд, сто лет так и пили с молоком, не померли же.

Володя заходил за вещами еще несколько раз, а два раза даже давал деньги, немного, правда. Но Катя не могла отказаться даже от самых незначительных сумм. Он приходил и без нее, как будто что-то настойчиво искал. Она даже догадывалась что именно, но искал он напрасно. Цепочку с камнем и часики она надежно спрятала у мамы. Хотя ей уже было невмоготу без этих вещичек, с которыми она срослась душою. Только приложив к обнаженной груди золотой рубиновый кулончик, она еще чувствовала в себе слабое биение жизни.

В глубине души Катя очень страдала, что у Володи все получилось, а она никак не могла найти себя в новых экономических условиях. Совсем не знала, что делать. Еще Катя боялась сокращения и иногда даже плакала вечерами, чувствуя свою беспомощность. Больше работу ей никто не предлагал, да и почему-то становилось страшно что-то менять в жизни. Впереди она ждала только перемен к худшему.

Нежданными к ней вдруг вернулись сны, в которых в семи покрывалах, у семи подсвечников до утра танцевала обнаженная женщина… И она перестала бояться будущего. Она стало ей так же безразлично, как и настоящее. Плевать!

16. ПОД ПАЛЬМАМИ

По институтским отделам в то время уже стали ходить бывшие проектировщицы, работавшие теперь в швейной мастерской в подвальном этаже, с пакетами пододеяльников и простыней. С первого сокращения они успели настрочить множество постельных комплектов, и как при настоящем капитализме у них наступило даже некоторое перепроизводство продукции. Но по бывшим коллегам они бродили зря. Хотя многим из них совсем не мешало бы сменить бельишко, никто из них не мог полноценно поддержать коммерческую инициативу прежних товарок, хотя после недели таких хождений представители смежного производства значительно сбавили цену.

Графини с бельем не ходили. Все-таки свое сокращение они воспринимали достаточно болезненно. В мастерскую к ним она тоже еще ни разу после сокращения не заходила. Поэтому, когда Катя заглянула к ним как-то в обед и увидела две гладко причесанные головки, склоненные к швейным машинкам, они, конечно, очень обрадовались ей, разулыбались, раскраснелись.

— Катюша, здравствуй! Ну, как там наши пальмы поживают? Ты их хоть поливаешь, как обещала? Надо бы зайти, поглядеть на них, — с плохо скрытой горечью сказала Ксюша.

— Они теперь в столовой на первом этаже. У нас главный инженер еще один ресторан там открыл с варьете, ему они для интерьера понадобились. Он нам деньги за них заплатил! А не продали бы — так бы взял. Мы будем пить завтра после работы на эти деньги, вас тоже приглашаем. Ленка придет и Бибикус.

— Спасибо, что не забыли нас, — безапелляционно брякнула Натуся.

— Как работается, Катюша? — спросила ее Ксюша.

— Не жизнь это и не работа. Трясемся все, слухи опять разные о новых сокращениях ходят, о том, что всех, в конце концов, разгонят. Начальство придирается, но сейчас все терпим.

— Кать, мы придем, конечно, но на пироги у нас теперь денег нет. Нам тут тоже плохо платят. И знаешь, начальник наш на машины швейные и материал денег у кого-то из своих друзей занял, а отдавать не хочет. Сам прячется, приезжает только под вечер пьяный, все деньги у бухгалтерши забирает будто бы для отдачи долга, а к нам уже сюда два раза приезжали, его искали, дома он тоже не ночует. Натуся! Ты куда строчишь-то? Опять ведь брак будет! Бухгалтером у нас Лидия Семеновна из генпланового отдела, женщина очень ответственная. Она начальника все просила разобраться, пыталась деньги с пододеяльников ему на пропой не давать, а он ее прямо по лицу ударил и по всякому обозвал. Мы тут сидим все как на бочке с порохом. Думать даже боимся, чем тут все закончится! — загоревала Ксюша.

Горбунов Юрий Васильевич (род. 1933)

— Не переживайте, мы всю закуску сами купим, только приходите!

— А кто за водкой у вас пойдет? — озабоченно спросила Натуся.

— Бибикус.

— Ладно, это ничего, она в спиртном толк понимает. Водки я, Кать, хочу, душа просит. Только, чтобы сивухи поменьше.

— Само собой, Наталия Георгиевна.

* * *

На вечерний огонек, посвященный успешному расхищению социалистической собственности, в сметный отдел кроме графинь пришли почти все старые сокращенные работницы. Прибыла и Ленка в хорошо знакомой Кате каракулевой шубке. Она произвела впечатление, поскольку раньше этой шубки на ней никто ней не видел. Ленка беспрерывно курила, а под красивыми когда-то глазами залегли желтоватые круги. Работала она теперь не у них в ресторане, а в открывшемся в Доме политпросвещения казино. Женщин удивило, что Ленка была из них самая голодная, она торопливо уписывала всю еду, заботливо выкладываемую ей на бумажную тарелку. Катя сидела возле нее и с любопытством разглядывала синюю наколку на голом Ленкином плече.

— Кать, ты курсы-то бухгалтеров закончила, как мне советовала?

— Закончила… Да у нас и в институте это читали, но только один семестр. А что?

— В казино у нас бухгалтершу застрелили, место вакантное, могу посодействовать.

Катя вопросительно посмотрела на графинь, но графини, осовев от водки, сидели задумавшись о своем. Давать положительный ответ на такое предложение при графинях было неловко, и Катя даже на мгновение пожалела, что их позвала. Вот если бы она была сейчас одна, то в счет бесплатного отпуска, который у них давали всем желающим, можно было бы ненадолго выйти и узнать, наконец, все о вертепах разврата! А при графинях Катька, из соображений ложной скромности, начала осторожно привередничать.

Владимир Любаров

— А как я там должна одеваться? Мне не во что, Лен.

— Да там можешь вообще голой ходить.

— Лен, давай лучше я тебя научу бухгалтерии, там сложного ничего нет, принцип соединяющихся сосудов: сколько с кредита одного счета слилось, столько на дебете другого появилось.

— А сама?

— Да что-то мне страшновато в казино.

— Другие наоборот рвутся.

— Мне арендаторы иногда балансы подкидывают, бывший муж иногда немного денег дает, прожить можно, ты кушай, кушай.

— Муж ей немного дает! — презрительно хмыкнула Ленка. — Да у нас с мужика за вечер, знаешь, сколько взять можно?

— Сколько?

— Ты, Ленка, к Катерине клинья не подбивай, — неожиданно вступила в разговор встрепенувшаяся Наталия Георгиевна. — Ты ведь почему к Катерине липнешь, сама чувствуешь, что для тебя это уже нелепость, а Катька тебя на три годика постарше будет! Решила, что с ней вам вдвоем будет так ходить сподручнее. Нужны-то вы там кому! Попомните, девочки, мое слово: либо спалят это ваше казино, либо вас всех перестреляют! Еще бы нас с Ксюшей пригласила!

— А вы-то куда пойдете? У хозяина вашего, я слышала, дела аховые, — устало спросила Ленка.

— Нас, милая душа, никто теперь не возьмет. Спрос с нас невелик — ни титек, ни задницы! Мы уж нынче сами как-нибудь. Вы о нас не думайте, девочки, дальше пробивайтесь, мы вам не подмога. А по таким местам шататься заканчивайте! И ты, Катерина, хвост прижми! Иж, как глазенки загорелись! — как всегда прямолинейно крыла Натуся.

Ксюша подытожила культурную часть программы: «Девочки! Разговор у нас какой-то неприличный получился. Давайте выпьем за то, чтобы жизнь не подталкивала нас совершать вещи, которые так трудно обсуждать с подругами за столом! Будем приличными дамами, милые!»

Наталья Ершов

Хотя все были рады встрече, веселье не получилось. Даже Бибикус сидела непривычно тихая, она перестала красить волосы, и среди огненно-рыжих прядей, протравленных хной, торчали пегие седые волосенки. Водоснабжение и канализацию в институте сократили в первую очередь, но даже при переходе к рыночным отношениям народ не перестал справлять нужду. Катя подсела к Розалии Львовне и предложила выйти к ним на шабашки. Но Бибикус с грустью сказала ей, что она — отработанный пар. Нет, Бабай ее не оставил, но азеров здорово прижали в городе, разрешив им только торговать бананами. Простояв зиму за прилавком на свежем воздухе, Розалия Львовна обнаружила, что не помнит сортамента и даже не может читать простейшие чертежи, все отморозило в голове начисто.

Особняком сидела приглашенная Катей конструкторша Люда Владимирова. Ее сократили второй волной, когда она сидела в декретном отпуске с дочкой. На ее лицо было страшно смотреть. Она не ела, она просто сосредоточенно глядела на еду. Катя, все поняла и собрала ей два пакета пирожков, колбасы и сыра с собой. Только после этого Люда скушала бутерброд с килькой.

Люда приехала в их город по распределению, никого, кто бы сейчас мог ей помочь, у нее не было. Еще в социализме ей дали однокомнатную квартиру. В принципе, Люда бы продержалась одна с ребенком, если бы у нее был какой-то кусок хлеба. Она бы даже не рассчитывала на Алексея, ей, в принципе, нужен был ребенок, пора уже. Но вот так получилось все… Женщины старались не спрашивать друг друга о делах, и так было все ясно. Общество держалось только на шуточках над Ленкиной наколкой.

Разошлись все по домам до десяти вечера, не так, как раньше. Ничто уже не держало их вместе, странной силой разбрасывало по разным сторонам.

Мария Магдалена Ойстайзен

И.А.Дедюхова

<<<

Б.И.Пуришев — «Литература эпохи Возрождения. Идея универсального человека». Часть XVI

>>>

Пн	Вт	Ср	Чт	Пт	Сб	Вс
« Май				Июл »
1	2	3	4	5	6	7
8	9	10	11	12	13	14
15	16	17	18	19	20	21
22	23	24	25	26	27	28
29	30