Модное безумство. Часть I

Женщины такие жуткие материалистки. Нет-нет не подумайте, не в смысле философском.

Мате́рия (от лат.materia — вещество) — физическое субстанция в целом, в отличие от психического и духовного^[1]. В классическом значении всё вещественное, «телесное», имеющее массу, протяжённость, локализацию в пространстве, проявляющее корпускулярные свойства. В материалистической философской традиции категория «материя» обозначает субстанцию, обладающую статусом первоначала (объективной реальностью) по отношению к сознанию (субъективной реальности)^[2]: материя отражается нашими ощущениями, существуя независимо от них (объективно).

Наоборот, в данном смысле дамы, особенно младые, очень даже склонны к идеализму (всё стремятся к идеальным отношениям). Материалистки они из-за отношения к «тряпкам» (т.е. тряпичницы) испытывают трепетное отношение к материи, но уже омониму, который обозначает ткань.

Мы живем в материальном мире, но следуем законам идеальным, значит божеским. Сакраментальное «чего хочет женщина, того хочет Бог» при этой игре слов (о материи) приобретает любопытный смысл. Без материи невозможна мода, без моды немыслима женщина, определяющая всю прелесть этого материального мира.

А если взглянуть  (шутливо, конечно) на историю и законы её развития с этой материально/тряпичной точки зрения? Отчего бы и нет. С чего началась история самой моды?

История моды стара как мир. Как только человек понял, что ему нужно одеваться, хотя бы для того, чтобы не замерзнуть, он начал задумываться и об эстетике одежды. Ведь именно в одежде человек, как нигде, мог выразить свое видение мира, свои представления о красоте и эстетике.

История появления моды для западной цивилизации может быть отнесена к Римской эпохе. Римляне не только продолжают древнеегипетскую традицию посвящать разным божествам различные цвета одежды, но и привносят в цветовую палитру сословную окраску – благородный пурпур, к примеру, могли носить только патриции. Первым примером дресс-кода стала также римская тога – в сенат, суд и на стадион римляне могли появляться только в тогах. Тоги попроще изготавливались из шерсти или льна. Для создания более изысканных тканей использовались шелковые и даже золотые нити.

После величественного Рима костюмы раннего средневековья выглядят просто и даже бедно. На первое место опять выходит функциональность. Мужские и женские наряды отличаются преимущественно длинной рубахой. Красители используются нечасто. Одежду создают изо льна, конопли и даже крапивы (вспомните сказку Андерсена!) Ситуацию в корне меняют крестовые походы. Именно XI-XII века большинство исследователей связывают с историей возникновения моды, считают началом ее становления.

Крестовые походы разительно меняют европейское общество. Именно с этих времен берет свое начало история женской моды и женского костюма. Культ прекрасной дамы вводит в моду декольте, приталенные платья, ниспадающие до пола рукава – максимально женственный образ резко отмежевывается от брутального мужского. Вскоре в средневековой моде появляется еще одна тенденция, задержавшаяся на несколько веков. «Неудобная мода» – конусообразные головные уборы, достигавшие у высшей знати метровой длинны, загнутые носки туфель, которые приходилось подвязывать, неимоверно длинные шлейфы – это все было призвано подчеркнуть статус знати и ее исключительность.

По предложениям историков моды, в XV веке с развитием портновского искусства зарождается конструирование одежды, технология изготовления одежды начинает заметно усложняться. В XV веке в Западной Европе закладываются основы кроя, повлиявшие на изменение форм женской одежды.

В эпоху готики, вместе с возникновением короткой мужской одежды, совершается формирование новых форм женской длинной одежды, обширно распространяются разнообразные типы распашных нарядов. Но ключевое достижение портных той поры заключается в сотворении выкроек одежды, которая в точности подобает фигуре. До сих пор существует мнение, что готическую выкройку невозможно превзойти по точности.

Чтобы кроить, требуется большое количество ткани. Иначе «рука не поднимется» переводить драгоценную материю. Ещё поколение наших бабушек трепетно относились к каждому кусочку ткани, не выбрасывая их, с чего и появился нынче модный пэчворк, а старые лоскуты переводили на тряпочки для хозяйства и уборки. Так вот, рассмотрим историю ткачества. Непростой процесс, однако.

Наиболее древним, известным уже в период образования варварских государств в Европе, было изготовление льняных и шерстяных изделий. Льняную одежду носили, по свидетельству римского историка Тацита (I в. н. э.), германские женщины; из шерсти же, как и из шкур, германцы выделывали плащи. Древние обитатели британских островов —кельты — в V в. н. э. были хорошо знакомы с производством тканей из этих же волокнистых материалов. Но особенно славились искусством ткачества фризы — народ, населявший северную часть нынешней Голландии, и норманны (обитатели Скандинавии), изготовлявшие для своих кораблей хорошие парусные полотна.

Ткач-ремесленник являлся обычно и крестьянином-земледельцем, жившим на земле феодала в качестве крепостного или держателя надела. Прядением занимались преимущественно женщины. В усадьбах германского императора Карла Великого (XI в. н. э.) имелись специальные светелки, где многочисленные группы крепостных девушек изготовляли пряжу. Почти вся одежда, в которую одевались жители раннесредневекового поместья, изготовлялась внутри самого поместья. Работа на сбыт имела место отчасти только в некоторых крупных монастырских хозяйствах. Так, например, в IX в. сукновальщики и портные монастыря в г. Констанце и их изделия пользовались известностью далеко за пределами самого города. Другой монастырь—Райтенбахский—славился своими льняными тканями, ежегодно вывозившимися оттуда в Рим, что зафиксировано одним документом 1070 г.

Шерстоткацкое производство в южной Европе, после крушения Римской империя и резкого сокращения овцеводства в следующие века, пришло в упадок. Новым центром этого производства становятся районы, лежащие на побережье Северного моря. Уже в начале IX в. фризские сукна являются предметом подарка, отсылаемого Карлом Великим багдадскому халифу Гарун-аль-Рашиду. Эти ткани по своим качествам значительно превосходили грубые шерстяные материи, вырабатывавшиеся ремесленниками-крестьянами феодального поместья.

С конца XI в. в связи с оживлением торговых связей с Востоком, ростом денежных отношений, развитием городского ремесла и возникновением цеховой системы, текстильная промышленность становится самостоятельным фактором европейской экономики и значительно расширяет свои территориальные и количественные границы. Из фризских ремесленных производств вырастает постепенно знаменитое фландрское сукноделие. стимулируемое систематическим ввозом дешевой английской шерсти и достигающее в XIII—XIV вв. блестящего расцвета. Английской же сырьевой базе, отчасти дополняемой импортом испанской и североафриканской шерсти, обязана своим возрождением и итальянская суконная промышленность.

Центром фландрского шерстяного производства был г. Брюгге, где этим ремеслом занималось уже в начале XIV в. до 10 000 человек. Один из главных центров Ганзейского союза, имевший порт, соединенный каналом с морем, Брюгге являлся в XV в. сосредоточием всей европейской торговли сукном (Herbig. E. Die Betriebsart der Tuchindustrie Brugges im Mittelalter). Отсюда отправлялись ежегодно в знаменитые флорентийские красильни огромные партии неокрашенных материй. Среди других центров нидерландского сукноделия необходимо указать на Гент, Ипр, Утрехт. Высококачественные фландрские сукна уже в XIII в. экспортировались венецианскими, барселонскими и марсельскими купцами в Сирию, на рынках которой они успешно конкурировали с дамасскими тканями (Пиренн. Средневековые города Бельгии).

Основным пунктом южно-европейского суконного производства была Флоренция, где в XIV в. в шерстяной промышленности занято было 30 000 человек, изготовлявших 80 000 кусков сукна в год. Лучшие сорта сукон сбывались обычно флорентийскими купцами на Шампанских ярмарках (а с XIV в.— в Брюгге); здесь же ими закупалась английская шерсть и фландрские неокрашенные сукна. Флорентийская текстильная промышленность в XIV в. дает образец ранней капиталистической мануфактуры, выросшей на почве оживленной средиземноморской торговли. Флорентийские сукна экспортировались не только в европейские страны, но и в далекие Персию, Среднюю Азию, Китай, Египет и Сирию.

В связи со значительной дифференциацией труда, в текстильном производстве Флоренции каждая категория ремесленников была объединена в самостоятельный цех. Так, существовали цехи ткачей, сукновальщиков, красильщиков, стригальщиков шерсти. Группа чесальщиков шерсти — стоявших вне цеха малоквалифицированных рабочих — была самой многочисленной и играла крупную роль в общественной; жизни Флоренции. Знаменитое восстание «Чомпи» 1378 г. во Флоренции опиралось, главным образом, на чесальщиков шерсти, выступивших против экономического гнета крупной буржуазии и привилегии квалифицированных мастеров. Наряду с утвердившейся цеховой системой во флорентийской суконной промышленности очень рано стали складываться чисто капиталистические формы производства, при которых купец-организатор предприятия являлся только заказчиком и раздатчиком инструментов и сырья, материи же целиком изготовлялись на дому ремесленниками, быстро терявшими свою былую самостоятельность и целиком работавшими на своего хозяина. Разделение труда достигло при этом таких размеров, что сукно, прежде чем превратиться в готовый товар, должно было пройти через руки 20 ремесленников (Doren, A. Die florentiner Wollentuchindustrie vom 14 bis zum 16 Jahrhunder Stuttgart). В XV в. в итальянской текстильной промышленности возникают и первые централизованные мануфактуры, объединяющие наемных рабочих под крышей одной мастерской.

Полотняное производство сначала развивается в Нидерландах и западной Германии (Вестфалия), затем распространяется на среднегерманские районы (Гессен. Тюрингия, Саксония) и, наконец, наибольшего расцвета достигает в XIII—XIV вв. в Швабии, Ульме и Аугсбурге, т. е. в южно-немецких областях, экономически тесно связанных со средиземноморской торговлей итальянских городов-республик. Льноткацкая промышленность Аугсбурга породила в XV в. крупных капиталистов, среди которых наибольшую известность приобрел банкирский дом Фуггеров, игравший в начале следующего столетия крупнейшую роль в европейской политике.

Аугсбург через свои международные ярмарки ознакомил Европу впервые и с хлопчатобумажными тканями, вывозившимися из Малой Азии. В XIV в. аугсбургские ткачи производили некоторое количество смешанных материй, в которых основа была льняной, а уток — бумажным. В этом же веке употребление хлопка для тех же целей начинает практиковаться в текстильных ремеслах г. Милана (Италия).

Мусульманское завоевание Южной Европы принесло хлопковое производство в Испанию, Сицилию и Южную Италию в IX-X вв. Завоеватели – аль-андалусы — построили превосходную систему ирригации, подобную системам орошения в Сирии и Аравии (некоторые из этих каналов до сих пор текут под Палермо), которая позволила им превратить засушливые равнины в цветущий сад. «Оливки и пшеница всегда росли здесь. Арабы же стали выращивать еще шелковицу, гранаты, апельсины, лимоны, баклажаны, артишоки, тмин, кориандр, бананы, миндаль, хну, вайду, марену, шафран, сахарный тростник, хлопок, рис, инжир, виноград, персики, абрикосы и рис». Это была поистине сельскохозяйственная революция в средневековом мире.
Арабы также первым освоили производство хлопковых тканей на территории Европы. Так как хлопок производился внутри страны, он был достаточно дешев. Арабы первыми на Ближнем Востоке и Европе использовали хлопковые ткани для повседневной одежды. Конечно же, правители и очень богатые люди носили шелка, но остальное население (горожане и сельские жители) носило хлопковые одежды: белое или черное нижнее белье, кафтаны и робы, шали, вуали и тюрбаны. Хлопок использовался для погребальных одежд, постельного белья, скатертей, штор, полотенец и ковриков.

Торговля между Аль-Андалусией и Христианским Западом была вялой, по крайней мере, до конца XI в., когда испанские христиане и не начали активную коммерческую деятельность. Андалусские предметы роскоши были вездесущи в христианских королевствах. Документы из Астуро-Леонесского (Asturo-Leonese) королевства X века, возможно отражающие арабское влияние и вкусы, описывают экзотические ткани и убранство столов: yrake (иракский) хрусталь; огромное разнообразие туник с арабскими названиями (almexía, algupa, adorra, moffarrex, mutebag), скатерти и алтарные покрывала (almuzalla, fazale, barragán, mobatana). Эти ткани были подробно описаны: указывался цвет, качество, стиль, техника исполнения, которые, так или иначе, отражали разнообразные и сложные текстильные производства андалусских городов (например, различными словами описывалась узорная парча — alvexí, morgom; также как и разные стили вышивки -tiraz, hatani). К XIII в., импорт из Аль-Андалусии и всего исламского мира фигурировал в списке пошлин, так один из грузовых кораблей, идущий вверх по Эбро (Ebro) из Торосы транспортировал хлопок, сахар, кожу, медь, шелк, и различные красители и специи (бразильское дерево, индиго, природный лак, тмин и орегано).
Когда христиане отвоевали захваченный мусульманами юг Европы, они получили в качестве трофея хлопковое производство. Все от начальных производств до полностью оборудованных хлопковых мастерских (tiraz) стало собственностью победителей. К концу XII в. христианская Европа освоила секреты хлопковых тканей.
В Сицилию и Северную Италию хлопок импортировался, и вскоре долина реки По стала для европейского хлопкового производства тем же, чем являлась Фландрия для производства шерсти. В XIII в. знания о хлопке распространялись умелыми рабочими по итальянским городам и за пределы долины По. Производство и продажа хлопка были прибыльными, и поэтому города заманивали умелых мастеров, предлагая им инструменты, беспошлинные магазины, беспроцентные займы и права горожанина.
Объем производства легкого и мягкого хлопка для нижнего и постельного белья, летней одежды позволял конкурировать с грубым льном. Конечно, лен был более носким, но не обладал привлекательными визуальными и тактильными качествами хлопка. Качественный хлопок конкурировал с шерстью. Итальянские мастера никогда не производили роскошных тканей мусульманского мира (таких как набивные ткани, узорную парчу). Итальянский хлопок был предназначен для массового рынка.
Из него шили вуали, чепцы, носовые платки, кошели, бельё и женские подушечки, имитирующие беременность. Стеганый хлопок также использовался для изготовления набивных коротких дублетов, впервые появившихся в итальянской моде в XII в.
В Италии также из хлопка производилась такая ткань как фустиан. И хлопок-сырец и фустиан упоминаются в торговой описях из Генуи, начиная с XII в. Торговля фустианом контролировалась и дозволялась по определенным дням в определенных местах. Готовые товары должны были быть не только отмечены печатью местного контролера, но и различаться в зависимости от особой марки самого изготовителя, которые в свою очередь описывались в книгах гильдий. Несколько подобных печатей известны нам из контракта 1383 г. Согласно этому контракт Пьетро Танцио, миланский производитель, платил сто серебряных монет за право использовать печать Пьетро ди Преда (видимо торговца с хорошей репутацией) для маркировки тканей из хлопка. В этого время производили и выпускали различный текстиль из хлопка – белые и крашенные, а также пестротканые ткани.
На французской земле также встречаются упоминания фустиана («futaines») в средневековых документах. Это документы с ярмарок в Шампани. Эти ярмарки проводились между четырьмя городами — Труа, Провинсом (Provins), Бар-сюр-Аубе (Bar-sur-Aube), и Лагни (Lagny) – с XII по XIV вв. Купцы из Прованса и Италии встречались с торговцами с севера Франции, из Фландрии и Англии и обменивались товарами. Немецкие торговцы, которые имели собственные представительства и торговые дома в различных городах активно участвовали в этой торговле, также как покупатели из Испании и даже из Акры. Несмотря на то, что шерстяные и шелковые ткани составляли основной объем продаваемых товаров, есть упоминания и о фустиане.
После Черной Смерти (в начале XIV в.) южная Германия впервые начала массовое производство фустиана в Европе. Немецкие производители закупали хлопок-сырец в портах северной Италии. Ткани, производимые немецкими ткачами  были более низкого качества, чем итальянские. Но они выигрывали в цене и вскоре немецкий фустиан стал доминировать на рынке хлопковых тканей.
В тоже время нельзя забывать о восточных тканях, которые можно было найти на рынках Европы. Крестоносцы и пилигримы были только одной гранью европейского вторжения на Восток, другой его гранью были торговцы и предприниматели, чаще всего итальянцы. В этих коммерческих отношениях важной была и торговля хлопком. И хлопок и шелк доставляли морем из Бейрута. Европейцы также загружали суда в Акре, Лаодисии и Джаффе. Венецианские торговцы побывали в первой половине XIII в. в Дамаске. В 1207 г. Маригноли, посланник венецианского дожа, был принят принцем Халеба (Алеппо) сыном Саладина и получил от него разрешение на торговую деятельность. Важнейшими товарами для венецианцев были специи и хлопок (как сырье, так и ткани).

После падения Акры в 1291 г. был некоторый перерыв в торговле хлопком. Между тем не стоит забывать, что хлопок производился и в христианских странах – Армении, Кипре, Сицилии и Италии. Но спрос на сирийский хлопок все же остался, и европейские торговцы не уставали искать новые пути контакта с Востоком. Центром новых торговых маршрутов, связавших в XIII-XIV вв. Дамаск и Европу стали Армения и Кипр. Так в XIV в. флорентийские купцы отправились в путешествие на Кипр и в Армению, чтобы наладить торговые контакты.
В XV в. Венеция заключила торговый договор с султаном Египта и центром торговли хлопка стала Новая Акра (от Акры, основанной христианами, остались ишь руины, в которых предприимчивые итальянцы устроили склады своих товаров).
Мы видим, что на протяжении Средних Веков хлопок не только продавался, но и производился в Европе.

Шелковое производство долго не было известно феодальной Европе, не имевшей своей сырьевой базы. Культура шелковичных червей была занесена в Византию в VI в. н. э. Отсюда она попала в Сицилию и Южную Италию. В XIII—XIV вв. центрами итальянской шелковой промышленности становятся гг. Болонья, Лука, Генуя, Венеция. С конца XIII в. шелковое производство появляется во Франции.

В средние века торговля шерстью превратилась в серьезный бизнес и основной генератор формирования капитала. С ХIII века от этого зависела экономика стран Бенилюкса, Центральной Италии, к концу следующего столетия Италия стала преобладать, пока в XYI веке не переориентировалась на шелк. Развитие промышленности было основано на английском сырьевом экспорте шерсти. Основным конкурентом была Кастилия. А Британия в 1275 году вводит экспортные пошлины на шерсть.

О важности шерсти для развития английской экономики свидетельствует тот факт, что с XIY века председательствующий Палаты лордов сидел на » мешке с шерстью » — стуле, «фаршированном» шерстью.

На протяжении веков различные британские законы контролировали торговлю шерстью или требовали использовать шерсть даже в захоронениях. Контрабандистов в свое время наказывали отсечением руки. После эпохи реставрации тонкая английская шерсть начала конкурировать на международном рынке с шелком.

Фландрское  сукноделание возникло как артельное, города (Ипр, Брюгге и др.) — были городами коммун.
Торговцы, которые обеспечивали поставку шерсти из Англии и сбыт по Европе, — начали выкручивать руки  фландрским  суконным цехам. В конечном итоге создали аналогичные производства в Нидерландах, но уже на чисто капиталистической основе. Нанимая на поденную работу за гроши всевозможных нищих, и только относительно небольшое количество особо нужных мастеров работало на постоянной основе.

Средневековье любило яркие цвета. Религиозные мыслители, как, к примеру, святой Бернард, отвергавшие яркие краски на основании их «соблазнительности», подменяющей стремление к небесному суетными удовольствиями бренного мира — оставались в безнадёжном меньшинстве. Желание ярко и броско одеваться было неистребимо у всех классов общества, и сдерживалось исключительно соображениями денежного плана^[18].

Во времена раннего Средневековья известные в текстильном деле красители, как растительного, так и животного происхождения, не отличались стойкостью, и достаточно быстро линяли после стирки или выгорали на солнце, так что яркие цвета были в основном уделом богачей, которые могли себе позволить часто менять платье, в то время как подавляющая часть населения поневоле вынужденно предпочитала бурые, серые или коричневато-бежевые оттенки.

Однако, к XII веку в употребление постепенно стали входить более стойкие красители, проникавшие в самую глубину волокон, и вместе с тем спрос на окрашенные ткани резко пошёл вверх, возросла и требовательность к эстетической стороне применяемой цветовой палитры. Революция в общественном вкусе, пришедшаяся на это время, имела в своей основе сложный набор причин, в котором нашли своё отражение развитие самой технологии окрашивания, экономические, и даже этические соображения. Всё началось с того, что в это время была найдена рецептура получения стойкого небесно-голубого красителя, взамен мутного и не слишком привлекательного цвета, употреблявшегося ранее. Кроме того, если ранее для создания голубых и синих оттенков требовалось привозное и крайне дорогое индиго, около XII века в употребление пошло дешёвое местное сырьё, дающее вместе с тем прекрасный цветовой эффект^[20][21].

Голубую краску научились получать, собирая листья вайды, обильно растущей по берегам Соммы, Эско и Гаронны. Листья толкли в ступке, превращая в однородную кашицу, которую затем оставляли бродить, подсушивали, и получившийся порошок добавляли в красильный чан. Жёлтую краску получали из резеды или чистотела, шелуха ореха окрашивала ткань в коричнево-чёрный цвет. Красную краску получали из кошенили или червеца, её же добывали из моренового корня, розовый цвет давала древесина одного из видов цезальпинии, глубокий чёрный оттенок получали дважды погружая полотно в чан с голубой краской, и затем дополнительно окрашивая его красным^[19].

Окрашивание ткани, как последний этап её изготовления, было процессом долгим и достаточно сложным. Небелёное полотно само по себе имело бежевато-коричневый оттенок. Для дешёвого крестьянского платья оно могло продаваться и без дальнейшей обработки, но если речь шла о более дорогих его разновидностях, из мастерской ткача готовые отрезы поступали к красильщикам, относившимся, как и ткачи, к суконному цеху. Для того, чтобы добиться нужного оттенка, полотно вымачивали в чанах с красильной жидкостью, куда также добавляли квасцы, закреплявшие цвет на ткани^[19].

В конце XII века феодальная Европа, и, в частности, Франция оказалась в «мальтузианской ловушке»: более чем неторопливый прогресс в области техники, экстенсивное ведение хозяйства, основанное на эксплуатации всё новых и новых пространств, вкупе с перенаселением с необходимостью должны были закончиться кризисом. Наступление этого кризиса ускорила Столетняя война, в которой старая знать втянутых в конфликт стран — Англии и Франции, и в той или иной мере их европейских союзников, истребляла самоё себя. К военным лишениям добавился Великий Голод 1315—1317 годов, вызванный резким изменением климата, известным в литературе под названием «малого ледникового периода», а также эпидемия Чёрной Смерти, выкосившая едва ли не треть населения страны. Катастрофическое уменьшение количества рабочих рук, вызванное эпидемией, а также возросшее благосостояние оставшихся привели к резкому подорожанию ручного труда. Низшие классы, осознав свою силу, немедля попытались улучшить своё материальное положение и добиться определённых политических свобод, попытки государства сдержать эти новые тенденции посредством законов, запрещавших платить наёмным работникам больше, чем то было принято до эпидемии, а также попытки дворянства поднять налоги в своих владениях и усилить своё влияние в городах и деревнях, вернувшись, таким образом к старому порядку вещей, вылились в цепь народных восстаний, охвативших страну в последнее двадцатилетие XIV века. Окончательным результатом стал некий статус-кво, не принёсший удовлетворения ни одной стороне: налоги возросли, но недостаточно, чтобы вернуть пошатнувшийся материальный достаток высших классов, и в то же время властям пришлось отказаться от попыток регулировать заработную плату. В обществе властно заявляла о себе новая сила — купечество, разбогатевшие старейшины ремесленных цехов, городской патрициат. Престижность высокого рождения всё больше подменялась престижностью тугого кошелька, дворянскому классу нанесён был удар, от которого он уже не смог оправиться, и всё Позднее Средневековье превратилось для него, по выражению Флорана Вениеля, в эпоху его «медленной агонии». В обществе всё более распространялись морганатические браки, обедневшие дворяне женились «на деньгах», ещё более подрывая и без того пошатнувшийся престиж своего сословия. Иерархические границы размывались, попытки государства повлиять на моду, разрабатывая всё новые «законы о роскоши», запрещавшие низшим классам использование дорогих тканей, длинное платье, изысканные украшения, попросту игнорировались населением. Флорентиец Маттео Виллани жаловался^[1]:

Простонародье ныне требует для себя самых дорогих и изысканных блюд, их женщины и дети щеголяют пышными платьями, принадлежавшими ранее тем, кто навсегда покинул этот мир. (…) В нынешнее время женская прислуга, неопытная и необученная, и вместе с ней мальчишки-конюшие требуют для себя, по меньшей мере, 12 флоринов в год, а самые наглые и 18, и даже 24, то же касается нянек и мелких ремесленников, зарабатывающих на хлеб своими руками, которым подавай ныне втрое больше обычного, и так же работники на полях, коих следует теперь снабжать упряжкой быков и зерном для посева, и работать они желают исключительно на лучшей земле, забросив прочую.

К великому соблазну своих новых подданных английские лучники при Креси захватили огромное количество роскошного платья, в котором французы готовились праздновать победу, в результате чего, по словам хроникёра, «не стало более понятно, кто богат, а кто беден».

Но сильнее всего потрясения, вызванные войной, голодом и чумной эпидемией, отразились на мировоззрении людей того времени. Само понятие мирового порядка, раз и навсегда установленного, незыблемого и не подлежавшего никаким изменениям, словно идеально отлаженный механизм, оказалось подорвано раз и навсегда. Страх перед завтрашним днём, осознание хрупкости собственного существования при полной невозможности повлиять на происходящее, начавшись во времена эпидемии, породили ту лихорадочную погоню за удовольствиями, стремление перещеголять друг друга в роскоши и страсть к нарядам, которой И. Нол дал имя «эротической составляющей чумы». «Пляске смерти», во множестве изображавшейся в церквях, где скелеты, символы смерти, отплясывали вперемежку с принцами, прелатами, крестьянами, сопутствовали оргии на кладбищах, блеск и расточительство, жизнь по принципу «ешь, пей, люби, ибо завтра ты умрёшь».

Верхнее платье, бывшее ранее отличительной характеристикой, по которой отличались сословия и состояния, в XIV—XV веках всё больше превращалось в демонстрацию красоты тела — также нового понятия, вызывавшего бешенство моралистов, — и хвастовство роскошью и достатком. Платье, ранее призванное скрывать и затушёвывать линии тела, стало куда более открытым и даже вызывающим, человеческое и земное предпочиталось загробному блаженству. Европа готовилась к Возрождению.

Изменение идеологии ношения платья в начале XIV века

Сочинения моралистов того времени, бичевавших и высмеивавших новую моду, как ни парадоксально, сохранили до нашего времени наибольшее количество информации о ней. Как это обычно бывает, блюстителей нравственности приводило в ярость любое, самое незначительное изменение, любое новшество в деле ношения платья, свидетельствующее, без сомнения, о развращённости, забвении, уничтожении духовности и близости Страшного Суда. Когда в XII веке с Востока пришла мода на длинные, струящиеся одежды, исторически восходящие к арабскому и греческому платью, в них увидели опасное свидетельство изнеженности, «женственности» и порчи нравов, в конце Средневековья эти же старинные одеяния уже стали восприниматься в качестве единственно правильных, строгих и целомудренных, в противовес новоявленному короткому платью^[2].

На рубеже веков единая ранее человеческая масса принялась распадаться на отдельные «я». Желание выделиться из толпы, привлечь к себе внимание окружающих было столь велико, что к поясу принялись привязывать бубенчики, что вынуждало в свою очередь Св. Бернарда гневно вопрошать тогдашних модников: «Что за финтифлюшки на вас надеты? Это конская сбруя? Женское платье?» Недовольство клира никоим образом не могло остановить новые тенденции^[3].

Переворот в самой идеологии ношения платья в первые годы XIV века начали женщины. Впервые за много столетий у платья появилось декольте, на всеобщее обозрение выставлялась шея, плечи, верхняя часть груди. Как водится, это новое было хорошо забытым старым — подобным образом носили платье во времена Римской империи, в тевтонской одежде эта мода просуществовала до конца V века н. э., но конечно же, так далеко историческая память средневекового человека никогда не простиралась (231). Чтобы понять шок, вызванный этой модой, следует вспомнить, что женщина в понятиях средневековой морали считалась существом подчинённым, которое следовало держать в повиновении для её же пользы, чтобы предотвратить разгул дикарских инстинктов, унаследованных от праматери Евы. Женщина полагалась «аспидом, ехидной», шевалье де Латур-Ландри сравнивал её с пауком, умело оплетающим сетью сильный пол, чтобы таким образом вовлечь его в пучину плотского греха. Новая мода скандальным образом меняла сексуальные роли — из добычи женщина становилась охотником, соблазнительницей, недоступной, а потому особо желанной. Отрицать эротическую составляющую новой моды и вправду было бы затруднительно, платья начала XIV века, по-прежнему полностью драпируя фигуру от талии и ниже, получив отрезной лиф со шнуровкой или рядом пуговиц, плотно облегали грудь и руки, подчеркивая их форму, выставляя напоказ ранее скрытое^[4].

Моралисты без устали проклинали «нагую шею», которая притягивала мужские взгляды словно магнитом, обеспечивая незадачливым воздыхателям уютное местечко на адской сковородке — ничего не помогало^[4]. Раз возникнув, декольте стало неотъемлемой частью женского наряда вплоть до конца XIX века. Более того, вслед за женщинами от рук отбились и мужчины, начиная с 40-х годов XIV века мужской костюм вслед за женским обзавёлся отрезным лифом и спинным швом, позволявшим подчеркнуть каждую линию тела, а также длинным рядом пуговиц. Новый наряд был столь узким и тесным, что не надевался без посторонней помощи, вызывая насмешки и издевательства поклонников строгого образа жизни. Мишель Пентуэн с негодованием писал о новомодном платье «столь узком и тесном, что его не надеть без посторонней помощи, процесс же снимания такового наводит на мысль о ремесле живодера»^[5]. Дальше больше, мужской наряд стал катастрофически укорачиваться, вплоть до того, что в самом смелом варианте (т. н. «жакетте») едва лишь прикрывал бёдра, вызывая дополнительную волну возмущения тем, что «носящий таковое платье при любой попытке наклониться, дабы услужить своему сеньору, демонстрирует всем стоящим сзади свои брэ (трусы)»^[6]. С точки зрения той же морали, подобное «бесстыдство» низводило носящего подобное платье на уровень животного или дикаря. Но всё возмущение моралистов не могло остановить поступательный ход истории. В дальнейшем короткое платье то уходило в тень, то появлялось вновь, но окончательно не забывалось^[7].

Если историю женского декольте проследить затруднительно, то касательно мужской моды, с достаточной уверенностью можно сказать, что она зародилась в среде молодых дворян — оруженосцев и пажей. Вызвали её к жизни, по-видимому, чисто военные нужды, в длинном платье, надетом на или под защитное вооружение было трудно и неудобно сражаться, тем более что всё чаще древнюю стёганку стал заменять тяжёлый металлический доспех. В коротком платье также было проще прислуживать — стоит напомнить, что обязательный этап жизни молодого дворянина включал помощь господину в качестве пажа, оруженосца и «благородного слуги» — вплоть до выхода из юношеского возраста и посвящения в рыцари. Длинное и широкое платье было для исполнения подобных функций, конечно же, неудобно. Также следует заметить, что в самом обществе эта мода вызвала неоднозначную реакцию. Если церковь отвергла её немедля и сразу, вплоть до нынешнего времени сохранив длинные, струящиеся облачения, высшие дворяне определились в своём выборе не сразу. Если Иоанн II и Карл V Мудрый безоговорочно отдавали предпочтение старомодным длинным одеждам, молодой и деятельный Карл VI стал публично показываться в коротком платье, после чего новая мода утвердилась уже окончательно^[8].

Средневековая Бургундия в конце XIV- начале XV века имела едва ли не самый богатый и роскошный двор.  Его расцвет приходится на время правления Филиппа III прозванного Добрым (1419-1467 гг.) Правитель Бургундии собирал у себя лучших мастеров и ремесленников, прославленных художников  и ученых, знаменитых поэтов и музыкантов. При его дворе устраивались грандиозные празднества, рыцарские турниры состязания музыкантов и поэтов. Сложный и пышный церемониал бургундского двора в дальнейшем послужил основой для церемониала всех европейских дворов.  Филипп III являлся поклонником рыцарских идеалов и основателем ордена Золотого Руна (которая, и сейчас, считается одной из почетнейших наград).

Во время правления герцога Филиппа Доброго и его сына Карла Смелого богатство и вычурность дворцовой жизни достигли своего максимума. Все самое роскошное, экстравагантное и помпезное нашло свое место при бургундском дворе. Этот двор не только считался богатейшим в Европе, но и признавался законодателем мод.

Богатство этого герцогства основано на производстве тонкого сукна и шерстяного бархата. Ткани изготовляли из английской шерсти и окрашивали, добиваясь эффекта  перемены цвета на свету. Роскошными их делали многочисленные вышивки  украшения из золотых и серебряных нитей.  Блеск и пышность двора подчеркивало такое явление как «карнавал мод», означавшее бесконечное изменение формы кроя, вида и цветов одежды. Костюмы придворных поражали своей утонченностью, изысканностью и причудливостью форм.

Это была мода аристократии, именно поэтому, крой одежды стал принимать вычурные формы, дабы подчеркнуть статус и положение ее обладателей. Обычаи и законы тех лет требовали от высших сословий одеваться иначе, чем низшие. Яркие и необычные одежды только подчеркивали эту разницу.

Целесообразность, удобство, комфорт в одежде, все это в костюме бургундских модников отрицалось, все подчинялось желанию выказать пренебрежение к труду, как виду деятельности.

1450. Франция заканчивает Столетнюю войну, Англия — начинает войну Алой и Белой Розы. В Италии — эпоха Ренессанса: дамы говорят на древней латыни, возрождается просвещение.

1470. Изобрели книгопечатание: прежде всего печатают Библию, но скоро появятся и модные гравюры. Ренессанс охватил все страны Европы.

Герцогство Бургундия во второй трети XV века превосходило в политическом и культурном отношении ослабленную войной Францию. Княжеская династия Бургундии, присоединившая к своим владениям и Нидерланды, использовала свое сильное экономическое положение для развития всех искусств и ремесел. Бургундские герцоги обратили позднюю готику в утонченное и роскошное искусство.

Бургундская придворная одежда появилась при Филиппе III Добром (1396-1467) и его преемнике Карле Смелом (1433—1477).

Ее богатство, а также исполненная фантазии отделка вызывали восхищение знати во всей Европе, и в дальнейшем, до самого конца XV столетия, служили образцом для подражания и получили название «придворных бургундских мод». Иногда этот период в истории костюма называют также «карнавалом мод», потому что никогда народы Запада не одевались так дико и причудливо, как в период упадка Средних веков.

Едва только новая мода получила повсеместное распространение, как уже появляются первые законы об одежде («уставы о платье»), направленные на сдерживание страсти к моде и роскоши. Их целью было не только искоренение чрезмерной роскоши, но и, в особенности, сохранение различий в одежде между сословиями (высшей знатью, дворянами, бюргерами, ремесленниками и крестьянами).

Сегодня готическая одежда выглядит для нас гротескно, но она была созвучна с остроконечными крышами домов и с богатым орнаментом зданий той эпохи. Модная линия была удлиненная и величественная, как и готическая архитектура. Все в женской одежде было словно устремлено вверх, завершаясь высокой остроконечной шляпой. Острый нос обуви подчеркивал безупречность стиля. Для того, чтобы удерживать шляпу на голове, необходимо было сохранять равновесие, равномерно и спокойно двигаться. Подчеркнутая умеренность, сохранение достоинства в любом положении помогали женщине сохранять свой престиж. И во многих случаях ей это удавалось.

Дамы и мужчины украшают свои платья и пояса бубенчиками и бантиками; рукава этих платьев спускаются до полу; на голову надевают род монашеского клобука, конец которого свешивается до самых пят. Квинтэссенцией изящества считается все то, что является верхом нелепости, непрактичности и чудачества.

Влияние переходного времени сказывается на каждом шагу: люди неуравновешены, крайне возбуждены и стараются проявить свою индивидуальность во всем, начиная с пестрых тряпок. Постоянные чумные эпидемии вызывают то панический страх, то необузданную радость после освобождения от ужасной гостьи. Немудрено, что при таких условиях люди доходят до всевозможных крайностей и смешивают понятие «ново» и «красиво».

Автор одной из средневековых хроник периода Столетней войны между Англией и Францией так объяснил неудачи Франции в войне: «Бог послал эту напасть на нас за грехи наши потому, что тщеславие Франции было велико, и несообразность одежды и разного платья переходила из одной крайности в другую: одни носили платье, имевшее вид зубчатого лоскута, до того короткое, что если одетый в него нагибался, то стоявшие сзади могли видеть его панталоны и то, что ими прикрыто. И панталоны были так узки, что надевать их без посторонней помощи было невозможно. Другие одевались, как женщины, в длинные платья со множеством складок и в штаны, одна половина которых была не похожа на другую; рукава висели до земли, так что эти люди были похожи скорее на шутов, чем на честных людей, а потому и неудивительно, что за подобные безрассудства, превысившие всякую меру, Бог наказал нас бичом своим — королем Англии».

Отчасти это объясняется, конечно, тщеславием отдельных сословий. Каждый стремится превзойти остальных: низшие классы стараются уподобиться высшим, а те, в свою очередь, хотят добиться еще больших привилегий. Знатный рыцарь носит башмаки длиной в полметра, и ему подражает в этом простой горожанин, а рыцарь, желая оградить свои привилегии, еще более удлиняет носок своего башмака.

Такое соревнование, вызванное главным образом тщеславием, честолюбием и распущенностью, длится без конца. Поэтому немудрено, что, например, германский костюм этого времени, увешанный бубенчиками, впоследствии мог сделаться достоянием только шутов.

У всех тогдашних людей заметно одно основное стремление: сделать талию как можно тоньше. Это стремление было свойственно не только женщинам, но и мужчинам. Дамы старались достичь своего идеала с помощью особого покроя платья и шнуровки, которая стягивала не только верхнее и нижнее платье, но и рубашку, и мало чем отличалась от нынешнего корсета. Вследствие этого платье стало настолько узко в груди, что его нельзя было надевать через голову, и дамам пришлось отделить юбку от лифа и придать платью ту форму, которая существует до наших дней.

Особым отличительным признаком регламентированной строгим придворным этикетом бургундской моды являлось подчеркивание удлиненных и заостренных форм: края одежды выполнялись в виде зубцов; тонкая, высоко зашнурованная талия; устремленный вверх головной убор; обувь с узкими длинными носами; длинные шлейфы и развивающиеся покрывала, а у мужчин — шелковые драпировки на шляпах и плотно прилегающие чулки-штаны.

Если не считать придворного церемониала, для которого были предпочтительны в основном темные, приглушенные тона, одежда богатых горожан была роскошной, даже подчас эксцентричной. Носили дорогие узорчатые материи, затканные золотом, меховые оторочки и богатые украшения, среди которых встречались даже бубенцы и колокольчики.

МУЖСКОЙ КОСТЮМ ПЕРИОДА БУРГУНДСКИХ МОД

Мужской костюм периода бургундских мод создавался в кругу феодалов, и в нем подчеркивалось явное пренебрежение к труду: костюм был неудобным, то широким и длинным, то узким и коротким. Иногда верхняя одежда была настолько длинной, что полы ее волочились по земле, а вошедший в это время в моду жакет имел часто рукава с разрезами, в которые продевали руки, в результате чего сами рукава играли чисто декоративную роль и спускались вдоль фигуры.

Мужчины носили также короткую, плотно прилегающую подпоясанную куртку со стоячим воротником и надставленными полами, собранными в складки. Разрезы на рукавах позволяли видеть полотняную рубаху. Плечи, грудь и спина куртки были подбиты ватой. Особенно бросалась в глаза фантастическая головная повязка типа тюрбана из тонкой шелковой ткани. Пестрота тканей и отделка одежды бубенцами даже вызывала возмущение среди духовенства.

Мужчины начали с того, что укоротили свою длинную тунику до колен; затем эта туника становится все уже и, наконец, в нее не пролезает голова; тогда она разрезается спереди сверху донизу и превращается в камзол. Таким образом, начиная с половины XIV столетия, почти на каждом мужчине можно встретить узкий, короткий, застегнутый на все пуговицы камзол.

Сверх этого камзола и узких панталон, которые иногда переходят в чулки с кожаными подошвами, надевается обыкновенно какое-нибудь верхнее платье. Чаще всего — одежда с широкими рукавами или одними проймами, надевающаяся через голову — тапперт. Средневековые портные придают этой одежде самые причудливые формы и фантастический характер. Она делается то настолько просторной и длинной, что падает вниз на фигуру широкими складками, то такой короткой, что напоминает блузу. Иногда она обтягивает плечи и грудь, а у пояса расходится в виде колокола, иногда же кроится просто в виде рубашки и ниспадает отвесными параллельными складками.

Ворот, рукава и отделка тоже поражают разнообразием. В Германии и Нидерландах ворот расширяется спереди и сзади; итальянцы удлиняют его сзади, а англичане и французы окружают его высоким стоячим воротником, доходящим до самых ушей и подбородка.

Рукавам придают форму колоколов или крыльев, которые свешиваются до колен и закрывают часть спины. Но обыкновенно такие рукава висят сзади только в качестве украшения, а руки продеваются в особые проймы, находящиеся спереди. Если тапперт очень короток, его обшивают внизу узкой меховой опушкой, мохнатой шерстью или чем-нибудь в этом роде. Зимой он подбивается мехом весь, не исключая и рукавов.

В Бургундии во времена Филиппа Доброго тапперт доходил почти до колен и делался обыкновенно с открытым воротом и с боковым разрезом. Придворная знать шила тапперты из дорогих материй, преимущественно из красного бархата, и оторачивала их мехом. Кроме тапперта носили короткий, плотно прилегающий к телу камзол, затем род фуфайки, закрывавшей верхнюю часть тела и живот, и, наконец, короткий, узкий жакет, название которого произошло, вероятно, от имени Жак. Это — короткая распашная одежда, полы которой, расходились пышной юбочкой от узкой, стянутой поясом, талии. Жакет имел стоячий воротник, иногда был опушен мехом. Рукава у жакета бывали различные — и колоколообразные, и висячие, но чаще всего, имели вид пышного буфа у плеча и сильно сужались к кисти руки. Такие рукава назывались жиго. В рукавах часто делали разрез, в который можно было продеть руку. В этом случае сами рукава играли чисто декоративную роль и спускались вдоль фигуры. До середины XV века жакеты были неотрезными в талии.

Пожилые люди при выходе на улицу надевали кафтан, довольно узкую одежду, доходившую либо до колен, либо до середины икр. Кафтан обычно опоясывали.

К длинным одеждам относились упленд и роб. Упленд был настолько длинным, что полы его часто волочились по земле. Носили его и феодалы и бюргеры, которые иногда укорачивали упленд до середины икр. Упленд был распашной одеждой и обязательно опоясывался. Сверху, до талии, он мог застегиваться, но от талии до подола был распахнут. Часто он имел шалевидный воротник иногда меховой. Рукава сверху узкие, книзу сильно расширенные. Роб представлял собой накладную одежду со стоячим воротником и надрезом у ворота спереди или сзади. Спереди роб был узким, обычно опоясанным в талии. Иногда сзади был своеобразный шлейф («полотенце»), представлявший собой полотнище ткани, пришитое на спине под воротником. Рукава роба имели вверху вид буфа, а от локтя до кисти были узкими. Роб был одеждой средневековых щеголей.

В течение XV столетия тапперт превратился в особый плащ, доходивший до полу и напоминавший наш халат. Этот плащ был открыт спереди и свободно запахивался благодаря своей ширине; он делался обыкновенно с рукавами и широким отложным воротником и опоясывался шалью. Впоследствии этот плащ укоротился настолько, что доходил только до бедер.

Длинный плащ стали носить только пожилые люди, а молодежь предпочитала совершенно короткий, едва доходивший до бедер и не закрывавший даже мешочка для половых органов, пристегнутого к штанам спереди между ног, который как раз в это время стал входить в моду. Но так как в ту эпоху противоречие сказывалось решительно во всем, то неудивительно, что некоторые франты носили плащи, волочившиеся по полу. Эта нелепая мода была особенно распространена среди итальянских и французских щеголей, а в Германии, наоборот, плащ укорачивался с каждым днем, пока не уподобился воротнику.

Самым характерным головным убором, который носили все слои населения, был капюшон с оплечьем, часто украшенный бубенчиками и зубцами. Иногда капюшон пришивали к плащу. Если конец (шлык) капюшона был длинным, то его завязывали узлом. Кроме капюшона, носили шаперон, который к XV веку приобрел вид шляпы, так как его заранее драпировали и сшивали. В народе обычно носили чепец из ткани — бегуин. Иногда бегуин надевали и знатные люди, тогда поверх него носили шляпу. Шляпы были разнообразными, чаще всего суконные или фетровые колпаки в виде усеченного конуса, с полями и без полей. Щеголи носили иногда одновременно две шляпы — одну на голове, вторую за спиной.

Мужчины намного превзошли женщин в фантазии и разнообразии туалетов. Штаны и чулки еще продолжали существовать как одно целое в виде сквозных тесно прилегающих паголенков или штанов-чулок. Тугие штаны-чулки из сукна, холста или льна, вырезанные и выкроенные по ноге и крепленные по талии к исподнему нагруднику или особому поясу, плотно обтягивали ноги и бедро. Они часто составлялись из половин разных цветов. Так, одна нога могла быть одета в полосатую штанину, например красную и зеленую, а другая — быть целиком желтой.

«Красная половина джентльмена внушает мысль, что он наполовину поджарен или что он вместе с платьем был опален огнем св. Антония». В пьесе Филда «Женщина — это флюгер» один из действующих лиц восклицает: «Конечно, мои ноги отличаются одна от другой: ведь одна обошлась мне на 20 фунтов дороже».

Обувь была удлинена сверх всякой меры (ее французское название — poulaines — означает «нос корабля», нем. Schiffsschnabel). Чтобы облегчить ходьбу и сохранить обувь, носили деревянные башмаки — сабо с низкими каблуками, державшиеся на ремнях.

Обувь с длинными узкими носами упоминается еще до 972 г., но входит в моду только в XIV в.- сначала во Франции, затем в Бургундии; оттуда эта мода переходит в Германию, Англию и Шотландию. В продолжении почти всего XV в. такая обувь служила отличительным признаком знатности. Острые носы загибались кверху, а иногда удерживались в таком положении при помощи лент и цепочек. Деревянные подставные башмаки — сабо, защищавшие эту обувь от грязи немощеных улиц, чаще всего были высокими, с толстыми каблуками. Около 1480 г. в Германии эта мода исчезла, о чем сообщает хроника, тут же указывая на новую моду — широкие и просторные башмаки. Их носили и после 1500 г. на протяжении жизни целого поколения.

Отделкой и украшением костюма служили бубенчики, перстни, пояса, фибулы. К поясу подвешивали кожаный или парчовый кошель, на цепочке у пояса крепили кинжал, а на перевязь через плечо — охотничий рог. В это время принадлежностью костюма знати обычно были перчатки, но чаще перчатку надевали только на левую руку, а вторую держали в руке. Обе перчатки надевались во время охоты. При входе в церковь и во время танцев обе перчатки снимали и прятали за пояс

Даже Боккаччо, автор «Декамерона», которого трудно назвать моралистом, возмущался новой модой. По поводу остроконечной обуви он говорил, что это дьявольские когти для ловли запретных наслаждений. Какие именно соблазны скрывались в этой обуви для противоположного пола, мы, увы, никогда не узнаем, зато можем с уверенностью сказать, что ходить в них было мучительно.

ЖЕНСКИЙ КОСТЮМ ПЕРИОДА БУРГУНДСКИХ МОД

Вероятно, запреты, связанные с экстравагантностью моды, были вызваны не столько моральными соображениями, сколько желанием сохранить свои сословные признаки, ибо деньги часто затушевывали знатность происхождения. Так, если герцог мог позволить своей супруге иметь два парадных туалета, то жена антверпенского купца имела их целую дюжину. Свидетельство тому – визит супруги французского короля Филиппа Прекрасного в Нидерланды. После первого торжественного приема мадам воскликнула: «Я считала себя королевой, но вижу, что здесь собралось не меньше ста королев!»

Женский костюм периода «бургундских мод», так же как и мужской, отличался удлиненным силуэтом. Это впечатление достигалось сочетанием укороченного лифа, длинной неширокой юбки и высокого головного убора, причем неширокая юбка была спереди несколько укорочена, а сзади имела шлейф.

Женщины предпочитали короткие плащи. Длинный плащ носили только монахи, почтенные женщины и вдовы, а остальные дамы вместо длинного плаща в виде колокола начинают носить короткие тапперты и короткие плащи. Плащи становятся короче, а платья длиннее.

Французские придворные дамы XV века надевают одновременно три платья: котт, сюркотт и роб, причем платье роб было национальным костюмом. Оба верхних платья делаются обыкновенно с длинным шлейфом. Некоторые дамы ограничиваются двумя платьями, но меньше двух не носит никто.

Все три платья шьются из очень дорогой материи. Знать и придворные предпочитают золотую парчу и бархат. Ткани разрисовываются так называемым гранатовым узором. Этот узор существовал в нескольких видах и не выходил из моды в течение двух веков. Очевидно, он вел свое происхождение с Востока, и готика только наложила на него особый отпечаток. Основным мотивом этого узора является плод, напоминающий созревший или лопнувший гранат, облупившийся чертополох или ананас, украшенный наверху зубчатым венчиком, переходящим в стебли.

В готический период отличные ткани составляли главное достоинство одежды. Самые лучшие шерстяные ткани производились в Нидерландах. Во Фландрии изготовляли очень тонкое и очень легкое сукно, которое украшалось пурпуром и служило для королевских мантий. Из Италии вывозили шелк, бархат, парчу. Наивысшим достижением мастеров, работающих со льном, были фламандские кружева, такие воздушные и легкие, что что выглядели почти невесомыми. Позже с ними начали конкурировать венецианские кружева. Но готической женщине, жаждущей все более пышных нарядов, уже не хватало кружев и декоративных тканей. Она украшала платья золотым и серебряным бордюром, вышивала серебряными и золотыми нитками, нанизывала до 20 перстней на пальцы рук, а шею ее украшали тяжелые ожерелья из драгоценных камней.

Модным дополнением стал носовой платок, но не в сегодняшней своей функции. Его не засовывали в карман, а держали в руке, чтобы отгонять мух. Кончик носового платка обычно был украшен золотым сердечком. На поясе у модной женщины обычно висели гребешок, зеркальце и амулет. Висел также и позолоченный коготь сокола, который служил зубочисткой.

Как было сказано, существенной частью элегантного платья был шлейф. Его ввела в моду знаменитая красавица Агнесса Сорель. В XIV-XV веках он достиг рекордной длины. Чем больше разгорались споры и проповеди, тем больше он удлинялся. Длина шлейфа была строго регламентирована и зависела от положения женщины в обществе.

Так, королева имела право носить шлейф в 11 локтей (один локоть равен 45 см), герцогини, принцессы — в 8 локтей, и т.д. — до одного локтя.  Шлейф на церемониальной мантии достигал 5 метров.

На рыночной площади в городе Модене (Италия) был даже установлен специальный камень для измерения длины шлейфа. Возле него стоял страж с мечом, чтобы отсекать лишнюю часть шлейфа у самых ярых модниц города. Но дневной улов его был небольшой, ибо женщины умудрялись обходить площадь. Один епископ сказал: «Если бы женщине нужен был хвост, Господь создал бы ее с хвостом».

С таким шлейфом изображена Саломея на картине Джиотто «Пир Ирода». Впоследствии эти шлейфы достигают таких колоссальных размеров, что их приходится поддерживать пажам. Даже святые на картинах живописцев изображаются в платьях со шлейфами. При этом все художники стараются расположить шлейфы красивым веером, а немцы сосредоточивают все внимание на том, чтоб передать малейшие изгибы и извилины складок.

В воображении людей того времени понятие богатства и довольства тесно связывается с представлением о шлейфе, который волнами ложится вокруг ног. Поэтому шлейфы носят главным образом при дворах, и они появляются на сцену во всех торжественных случаях благодаря своей декоративности и своему символическому значению. Впоследствии шлейф выходит за пределы этих рамок и выносится на улицу. Нелепый обычай носить шлейфы на улицах в Германии входит в моду в XV веке и продолжает существовать, несмотря на строгое противодействие и предписания городских общин, которые тщетно борются с ним всевозможными мерами.

В таких одеждах у женщин была типичная осанка, плавно прогнутая линия тела в форме буквы S. В платье было множество шлиц и отверстий. Их закрывали обычно завязками, но очень часто и булавками, и безопасными иглами, в силу чего кавалеры жаловались, что к даме сердца подступиться труднее, чем к дикой розе.

Чем тоньше становилась талия, тем ниже опускалось декольте. Характерной формой декольте был треугольник. Часто платье имело треугольный вырез до пояса и спереди и сзади; спереди вырез прикрывали вставкой из другой ткани. Часто вырез платья обрамляли мехом, а иногда вдоль выреза пришивали воротник. Появление декольте в одежде было связано с протестом против учения церкви о греховности тела. Но тут Церкви было за что гневаться: декольте быстро достигло самого низкого предела, а случалось, было и ниже его. Так, например, Элеонора, фаворитка французского короля Шарля VIII, явилась на один из банкетов в честь его Величества просто-напросто с обнаженной грудью. Пример был заразителен и сразу же повлек за собой появление последовательниц Элеоноры, несмотря на то, что Церковь грозила отлучить бесстыдниц. При такой явной демонстрации бюст, естественно, нуждался в особенной заботе, и с этой целью появилось множество косметических рецептов.

В XV веке огромное значение приобрели головные уборы, в частности чепцы, а прическа, наоборот, утратила свое значение. Модным считалось открывать лоб и виски, а также затылок, чтобы показать красоту длинной шеи. Для этого волосы над лбом и затылком иногда подбривали, а брови выщипывали. Любимым головным убором знатных женщин был эннин. Высота его зависела от степени знатности. В таком головном уборе женщина при входе в помещение приседала. Модным считался «рогатый» чепец, форму которого создавала прическа с боковыми валиками, чепец в виде «двойной сахарной головы» или в виде «паруса». Высота его зависела от степени знатности. Это были одноконечные и двухконечные шляпы, к которым иногда добавляли вуаль. Эннин, прикрывая прическу, оставлял открытым большой лоб, величина которого создавалась искусственно сбритыми с его верхушки волосами. Чепцы достигали таких размеров, что дали повод очевидцу написать: «Рядом с дамами, одетыми в эннин, мы чувствовали себя жалкими кустиками в дубовом лесу».

Разнообразие чепцов было фантастичным, а масштабы удивительными. Их делали из полотна и прозрачной шелковой ткани, огромных размеров и скромной формы, из жесткой и мягкой ткани на каркасе, задрапированном искусно и сложно. Жены мастеровых и служанки закрывали головы покрывалами, которые они ловко набрасывали, располагая их самым живописным образом.

Церковь, естественно, раздражалась по этому поводу, заявляя, что нет более удобного жилища для злых духов, чем эти шляпы, и что женщины, которые их носят, сами рискуют превратиться в рогатых дьяволов, и что такие вещи уже случались. Монахи подстрекали парней, чтобы те бросали камни по шляпам женщин. В конечном счете они одержали частичную победу: высота остроконечной шляпы была ограничена до 50-60 см для обыкновенной женщины и до одного метра для знатной женщины.

Влияние позднеготической моды, доведенной бургундским двором до высшей степени, естественно, ощущалось в соседних странах, в первую очередь в Германии. Особенно охотно заимствовались элементы новых форм одежды в землях, лежавших в нижнем течении Рейна и на юго-западе.

На многочисленных гобеленах, картинах, стенных росписях, книжных миниатюрах постоянно встречаются детальные изображения модных элементов одежды и аксессуаров, в большинстве случаев обнаруживающие их бургундское происхождение. У женщин и девушек — это длинные рукава верхней одежды, конические, в виде крыльев, узкие рукава нижней одежды с воронкообразным раструбом, начинающимся на запястье и доходящим до основания пальцев; у мужчин — шелковая головная драпировка с зубчатыми краями или короткая одежда с подбивкой, со стоячим воротником и такими же разрезами на рукавах, как у женщин.

 

Использованы материалы:

• Сидоренко В.И. История стилей в искусстве и костюме 2004

• Людмила Кибалова, Ольга Гербенова, Милена Ламарова. ‘Иллюстрированная энциклопедия МОДЫ. Перевод на русский язык И.М.Ильинской и А.А.Лосевой

• Комиссаржевский Ф.П. История костюма

• Вольфганг Брун, Макс Тильке  «ИСТОРИЯ КОСТЮМА от древности до Нового времени»

• Киреева Е. В. История костюма, М., 1976
• Производство хлопковых тканей в Средние Века. Анастасия Рычагова
• Географическое размещение текстильной промышленности
•  ВикипедиЯ
• Бургундская мода
• ВРЕМЯ И МОДА » ОДЕЖДА СРЕДНЕВЕКОВЬЯ » Бургундская мода

Читать по теме:

• Модное безумство. Часть I
• Модное безумство. Часть II