Музыка в камне: Жан Нувель. Часть III

В январе 2015 года, пока мы были заняты массовыми мероприятиями, устроенными нам «под елочку» в декабре 2014 г. ЦБ РФ, в архитектурном мире произошел грандиозный скандал.

Жан Нувель саботировал открытие  концертного зала Парижской филармонии, потребовав убрать его имя из любых упоминаний об этом проекте. По его мнению во время строительства было переделано и упрощено по крайней мере 26 элементов здания.

Сразу отметим, что никто  из наших архитекторов ничего бы не «саботировал», узнав, что на открытие прибудут первые лица государства с массой приглашенных гостей, а они окажутся в центре всеобщего внимания. Такое, конечно, мог устроить только Жан Нувель.

Изменения, по его мнению, касались входного променада, фойе, фасадов и акустической системы главного зала. В комментарии порталу Dezeen, Нувель заявил, что «в концертном зале так и не проводились тесты акустики, из-за отставания по графику на многие технические требования были закрыты глаза, несмотря на многочисленные предупреждения с начала 2013 года.»

Надо отметить, что все это время Нувель давал многочисленные интервью, где отмечал этот проект главным и знаковым для себя. Филармония — самый амбициозный и среди мировых музыкальных архитектурных проектов: большой концертный зал, пять репетиционных, 10 комнат для индивидуальных занятий музыкантов, образовательный центр, библиотека, выставочный зал, конференц-холл и два ресторана.

Ateliers Jean Nouvel выиграло конкурс на проектирование концертного зала в 2007 году, предложив проект с наклонной кровлей, открытой для посетителей филармонии. Сам концертный зал, душа проекта, внешне отдаленно напоминает человеческое ухо, то есть сама конструкция зала представляет собой необычную… почти биологическую  акустическую систему.

Пьера Булез

Экспериментальный филармонический зал был мечтой композитора и дирижера Пьера Булеза, отметившего в марте 2015 года свое 90‑летие. Новый музыкальный многофункциональный комплекс оркестру Булеза пообещал профинансировать еще в 2000 году премьер-министр Лионель Жоспен.

В 2005‑м резиденция Orchestre de Paris (концертный зал Pleyel) закрылась на реконструкцию, а в 2007 году был проведен архитектурный конкурс, в котором и победил Нувель.

В  2015‑м Булез радовался долгожданному открытию Philharmonie de Paris, а Нувель открывал для публики новые значения того, что называется импровизацией, только не в джазе, а в архитектурном проекте.

Нувель напомнил, что Филармония задумывалась не просто как гигантский концертный многофункциональный комплекс, а как первая структура Le Grand Pari (s), пригорода Парижа, в реализации которого команда Нувеля продолжает участвовать.

Жан Нувель: «Речь идет о строительстве экологичного района».

В 2011 г. Жан Нувель представил проект экологичного комплекса на острове Сеген, который находится недалеко от Парижа. Строительство должно было начаться в 2012 году на месте бывшего завода автомобильного гиганта Renault. Проект предусматривает возведение пяти башен высотой более 100 метров, галереи искусства и другие объекты, о которых рассказывалось раньше.

Завод Renault в юго-западном пригороде Парижа Булонь-Бийанкур пустовал с 1992 года. Затем бетонная конструкция была снесена до основания по решению миллионера Франсуа Пино, который намеревался построить на этом месте музей современного искусства. Однако его планам не суждено было осуществиться. В июле 2009 года Жану Нувелю было поручено разработать проект застройки острова Сеген.

Плодом работы Нувеля, а также ландшафтного дизайнера Мишеля Девиня и специалиста по освещению Яна Керсале станет полностью преображенный остров, который из заброшенного участка земли превратится в процветающий уголок, утопающий в садах. По словам Нувеля, проект отвечает всем требованиям экологичного строительства.

С противоположными берегами Сены остров Сеген должен быть соединен четырьмя надежными мостами. Общая площадь, отведенная под застройку, составляет 300 тыс. м².

Здесь будут возведены инновационный кинотеатр от компании Europalace Pathé, институт цифровых технологий, отель высотой 120 м, четыре офисных здания высотой 100 м с террасами, консерватория, концертные залы на несколько тысяч мест. Планируется построить здание «Куб» (Le Cube) для центра изобразительного искусства, где разместятся произведения фонда Картье.

Площадь выставочных залов составит примерно 20 тыс. м². Будет создан уникальный крытый сад, прозрачная крыша которого будет отводиться в теплое время года. Всего зеленые насаждения займут 5 гектаров. Кроме того, планируется построить множество магазинов и ресторанов.

Строительные работы будут продолжаться до 2023 года. Это должно стать таким направлением создания совершенно уникального образа жизни: динамичного, насыщенного интеллектуальными переживаниями и художественными впечатлениями… Очевидно, Нувель творил всю эту красоту, полагая, что меняет не только мир вокруг, но и людей… внутри.

Однако на самом грандиозном проекте этой мощной комплексной застройки Нувель сталкивается со старым, как мир, человеческим стяжательством, отлично пережившим все революции и общественные формации.

Крупномасштабные модели филармонического зала

Первоначальное открытие объекта планировалось в 2012 году с бюджетом строительства 200 млн. Евро. Однако, целый ряд технических проблем повлек за собой перенос сроков и увеличение сметы почти в два раза — до 387 млн. Евро, в чем многие винили именно Жана Нувеля. И с этим следует разобраться.

Жана Нувеля подловили именно на том, в чем он был менее всего силен — в инженерном оснащении зала и финансировании проекта. Но подловили весьма интересным способом… именуемым обычно в России с 90-х — «развели как лоха».

Тут мы видим известный приемчик наших дней по распилу средств строящегося объекта. Надо ж при этом вспомнить дорогостоящий новострой Большого театра, о котором ряд ведущих архитекторов заявили, что на такие средства можно было построить десяток подобных новоделов, списав средства на «реконструкцию».

Нувель напомнил обществу о том, что реализацию общественного проекта поручили частной некоммерческой ассоциации, которая никогда не была государственным учреждением, хотя финансируют проект мэрия Парижа, республика и область Иль-де-Франс. Знакомый почерк, правда?

Главное, что у этой «фирмы-однодневки», да еще и с декларированными сугубо «некоммерческими» целями, не было ни одного человека, кто имел бы опыт реализации уникальных масштабных проектов. Но раз ничего подобного в мире не строилось раньше, так народ должен подобраться… какого раньше близко к стройке не подпускали.

В некоммерческой структуре, конечно, собраны те самые «неравнодушные граждане», которыми бюджетные воры любят прикрываться и у нас. Однако следует заметить попутно и одно обстоятельство, которым юристы-экономисты любят прикрывать свое участие в любом проекте в качестве прокладки. У нас всех строителей загнали в СРО, «саморегулируемые организации», где они должны вначале накормить досыта всяких юристов-экономистов, очень неравнодушных к чужому карману. А при этом ссылались на зарубежную практику, мол, дескать за рубежом все строители работают только через местечковые СРО.  Как видим, ничего подобного.

Строительство зала

Вначале эта некоммерческая ассоциация решила скрыть реальные затраты на строительство, поскольку ж цели у них некоммерческие, люди погружены в высокие думы про искусство и все такое. Зачем же публику лишний раз нервировать? Самого Нувеля начали систематически оттирать от авторского надзора, он же не такой… альтруистический, ясно, что парижское НКО обо всем позаботится намного лучше.

Затем из-за промедлений в этой ассоциации строительные работы растянулись на 24 месяца вместо 15… Хотя все эти промедления… вещь по-человечески объяснимая. Тут наступил глобальный финансовый кризис, можно было денежки на счетах прокрутить. Все ведь исключительно для искусства!

Затем эта некоммерческая ассоциация принимает одностороннее решение в выборе строительных фирм и субподрядчиков. У Нувеля, пытавшегося возразить, что он работает с известными фирмами, которые имеют опыт подобного строительства, поинтересовались… ну, этим самым, о чем сам архитектор, входящий в десятку ведущей мировой архитектурной элиты, вслух заявить не может.

А кому-то непонятно, что ему сказали об откатах, которые типа он раньше со строителей вымогал?.. Смешно, но Нувель, который, казалось бы, знает ответ на множество вопросов по организации пространственной среды, по архитектуре будущего… оказался абсолютно беспомощным в этом высоко интеллектуальном общении с откровенным уголовным быдлом. Несовременно понимаемая им честь и, гипертрофированно развившаяся с мировой известностью, щепетильность не позволили ему вывалить финансовую изнанку реализации проекта с этими «некоммерческими» руководителями.

Кроме того, не вникавший ранее в технические и финансовые вопросы, Нувель, попросту оказался не способным доказать, что имеет дело… сами понимаете с кем. Как говорится, приятно иметь дело с культурными людьми.

У самого Нувеля кризисный 2008 год ознаменовался присуждением Притцкеровской премии за «смелый поиск новых идей и стремление расширить границы архитектуры, бросая вызов общепринятым нормам». Он продолжает оставаться верным самому себе, и каждый из проектов декларирует его принцип: «отразить новизну нашей эпохи, выраженную в переосмыслении исторических ценностей».

Все рецензии и поздравления в этот момент в отношении Нувеля полны цветистыми эпитетами, от которых может закружиться голова у кого угодно. Его величают великий архитектор великой страны… Только от этого может закружиться голова у кого угодно. Он делает «черную серию» черно-белых фотографий в профиль… и его тут же с готовностью объявляют Сфинксом…

Другие уверяли, что из-за привычки брить голову Нувель похож на джина из бутылки, и, похоже, в случае с филармонией — «джина выпустили на волю». Нувеля описывали как total black, смаковали его необычную для француза привычку говорить «почти размеренно», глаза — «черные, как спелые сливы, смотрящие точно не в наш трехмерный мир»… и тому подобное. А «временами он и правда напоминает Сфинкса».

Короче, уболтали неглупого мужика, тот решил, будто может без финансовых документов, к которым его, естественно, никто не допустил в этой замечательной «некоммерческой ассоциации», — победить юристов-экономистов… в суде. Что было с его стороны чистым донкихотством.

Он не заметил, как все обсуждение свелось от сути финансовых операций — в его любимое русло. В суде обсуждали лишь его гениальные концепции объемно-планировочных решений.

Обвести вокруг пальца его оказалось несложно, ведь в самый разгар кризиса 2008 года, когда повсюду идут скандалы в банковской сфере, с ведущими топ-менеджерами, публика может отдохнуть лишь… на интервью с Жаном Нувелем. Он оказывается в своей стихии, ему есть что сказать миру… и понеслось!

Из любого утюга архитектор, не улыбаясь, докладывает: “Я работаю над ситуациями частными, специфическими, маргинальными. Эти маленькие точки будут служить существенными знаками времени. Специфическими посланиями нашей эпохи…”

Все телевизоры страны транслировали наиболее важные для великого архитектора мысли. Телевизионные Жаны Нувели с выражением повторяли одно и то же в пятый, шестой, десятый раз… “О дематериализации и виртуальной реальности… о современности… об изменениях и мутациях…” Возможно, он даже считал, будто так может «подготовить общественное мнение»?..

Повсюду проходили его архитектурные выставки с использованием самых современных технологий… на тысячу сто квадратных метров – ни планов, ни макетов, только компьютерные перспективы и фотографии в темных залах. Простое пространство на шестом этаже Центра Помпиду было похоже на пещеру архитектурного мага, а ее посещение – на религиозное шествие. Филистерам, интересующимся, как в том или ином здании будет решена входная группа, куда смотрят комнаты и как развяжутся уровни, предлагалось пройти в компьютерный зал – и там, мышкой, «накопать себе ответов».

В этот момент у Нувеля брали интервью и российские журналисты. Нам то, как всегда, было не до великих прорывов в архитектуре, мы тогда пытались удержаться на краю пропасти, а весь наш рынок, уж после загона СРО — запросто сдавался вначале туркам, затем людям с уголовным прошлым во главе тучи мигрантов… Неудивительно, что на вопрос, почему он еще не строит особняки в Барвихе, Нувель лишь поморщился.

– Возможно, в России таких архитектурных выставок еще не делают. Но здесь [в цивилизованном мире — прим. автора] меня и так знают. Я сказал этой выставкой то, что хотел сказать.

К России у Жана Нувеля на нашем фоне интереса не возникало. Возможно, из-за суровых климатических условий, когда вертикальное озеленение не имеет смысла, а сплошное остекление чревато многими проблемами в отопительный сезон. Он, как видим, больше предпочитает строить в местах, где на первом месте кондиционирование, а не отопление.

Но у нас фыркали на него, будто Нувель до чертиков жаден. Мол, когда его приглашали поучаствовать в конкурсе на реконструкцию Мариинского театра, он бегло поинтересовался премиальным фондом и немедленно отказался: мол, завален работой, не до конкурсов. Предложили бы построить что-то определенное – построил бы, а так, мол, «что зря ломаться»?

Да, так и писали, что Нувель… «ломается». Такое вот отношение к таланту нынче в России в целом. Но насчет «жадности» Нувеля следует все же уточнить. Дело в том, что архитекторам у нас предлагается поначалу участвовать в конкурсах… где давно разворован премиальный фонд. К конкурсам вообще допускаются лишь те сговорчивые архитекторы, которые не проявляют и малейшего интереса к премиальному фонду.

Они должны понимать, что основной «некоммерческий» распил начнется на самом строительстве, когда они получат свое… за этот-самый, «авторский надзор». Чтоб поменьше пищали про отступления от проекта.

Вспомним отрывок из разбиравшегося уже в «Ежедневном пророке» в статье Дела и тела. Часть II интервью с Владимиром Ресиным. Здесь как раз описывается механизм проведения «архитектурных конкурсов».

Да, такой характерный питерский стиль, точнее сказать, стиль питерского десанта. Здесь и пересмотр технического задания непременно задним числом, и участие маловразумительных «практически иностранных специалистов», совершенно не известных у себя на родине. Разумеется, оценка проектов по высокопрофессиональному принципу «красивый-некрасивый», «нам понравился».

Ланфранко Чирилло

— Вы раньше говорили, что вам хотелось бы, чтобы в конкурсе победил отечественный проект.

— Мое мнение не так уж важно: я вам скажу, что среди этих четырех проектов один вообще такой, я бы сказал, не моего времени. Очень современный.

— О каком проекте идет речь?

— Работа архитектора Владимира Плоткина, «ТПО Резерв».​

— Главной неожиданностью конкурса стало то, что Владимир Колосницын, который не вошел в число лауреатов в первый раз, сейчас занял первое место. Чем вы можете это объяснить?

— Колосницын — хороший архитектор, с опытом, давно строит. Между прочим, при обсуждении многие депутаты обратили внимание на проект Колосницына, он им понравился.

— Считается, что к таким проектам стоит привлекать молодых архитекторов. У вас же участники, скажем так, люди в возрасте.

Владимир Колосницын

— Ланфранко Чирилло молодой — я не знаю, сколько ему лет, но молодой: 50 с небольшим, по мне так еще мальчишка. Все, кто хотел, приняли участие: и молодые были, и среднего возраста. Я думаю, что нельзя к проектам с этой точки зрения подходить: бывают гении в 16 лет, бывают гении в 70 лет.

— Я правильно понимаю, что сам по себе архитектурный конкурс не предполагает оплаты архитекторам?

— Все сделано на безвозмездной основе.

— Даже для тех, кто выиграет?

— Ничего. Люди принимали участие без всяких материальных вознаграждений. Но, когда парламентский центр будет построен, нас с вами никто не вспомнит, а автора этого здания и через сотни лет вспомнят.

— Строительство парламентского центра должно обойтись в круглую сумму: раньше говорили про $1,5 млрд.

— Сумма пока не меняется.

— В число инвесторов, готовых взять на себя строительство, входит группа БИН, так? Не могли бы рассказать о схеме финансирования строительства?

— Женщине нужно девять месяцев на то, чтобы родить ребенка. Хоть десять женщин рядом поставь, процесс не ускоришь. А вы просите меня описать ребенка раньше, чем роды произойдут. Сейчас это только концепция.

— Есть информация, что инвестор недоволен компенсацией, которую ему предлагают в обмен на строительство парламентского центра.

— Нет. Это слухи, которые не имеют под собой никакого основания.

— Говорилось о том, что инвестор сначала должен построить новое здание, передать его на баланс Управления делами президента, и только потом ему передадут старое здание Госдумы.

Владимир Плоткин

 

— Да, у нас есть определенные договоренности, которыми занимаются рабочие группы. Есть вопросы, которые снимаются. Никто никому на блюдечке ничего не подносит, но и в сторону никто не ушел.

— Вы сказали, что возникают разные вопросы с инвестором, которые вы обсуждаете?

— Много вопросов от начала и до конца. Цена — всегда же кто-то хочет взять больше, кто-то хочет дать меньше. Надо находить серединку, которая всех устроит.

— Серединка уже найдена или нет? Контракт уже заключен?

— Нет. К нему не приступали. Сейчас только прорабатываются условия, надо сделать весь хребет этого будущего контракта. Главная сложность в том, что меняется ситуация.

— Она может влиять на мнение инвестора и мнение депутатов, правильно я понимаю?

— Это на всех влияет. Если доллар будет стоить, я гадаю, 100–120 руб., переговоры будут совсем другими.

— Вы имеете в виду, что инвестору этот курс будет не выгоден?

— Да.

— Планируется, что инвестор сдаст парламентский центр под ключ или построит только коробку?

— Под ключ со всем оснащением.

— Инвестор готов строить под ключ?

— Других разговоров быть не может.

Дела и тела. Часть II

Ресин прямо пишет, что все архитектурные конкурсы у нас… что-то вроде парада-алле в борделе. Нечто вроде собеседования с продавцами в торговой сети, кастинг артистов кордебалета…Все, что угодно, но не нормальный конкурс, в котором может участвовать солидное архитектурное ателье, где всем сотрудникам не задерживают заработную плату до светлого будущего, «когда деньги будут».

У нас архитектурный конкурс — это когда «инвестор» выбирает себе архитектора в качестве партнера по отмыванию этого самого. Там не столько «концепции обсуждаются», сколько выясняется, кто из архитекторов наиболее «надежный партнер».

Видно, что все представленные архитекторы — чистые «альтруисты». Особенно умиляет, конечно, выдающийся «альтруизм» самого Владимира Ресина, не говоря уж о неком «инвесторе»… Сюда только не хватал поместить французского сфинкса и джина в одном флаконе. Для общей колоритности процесса.

Жан Нувель – великий архитектор, просто огромный. Сто восемьдесят три – ростом, девяносто с лишним – весом. Сам он считает лишними килограммов десять. Не из пижонства носит черный. “Просто не мешало бы похудеть, не розовое же надевать”, – раздраженно говорит он корреспонденту AD. Тем более что все его черное подписано не кем-нибудь, а Ямамото – его приятелем и приятелем его приятеля по черному Вима Вендерса.

Нувель напрасно стесняется, он и в розовом смотрелся бы неплохо. В светлой летней толпе на Венецианской биеннале он выделялся не черным пиджаком с засученными рукавами (единственная уступка тридцатиградусной жаре), а своей привычной звездной повадкой. Звезд на биеннале хватало. Сами собой поворачивались телекамеры в сторону монументальной иранки Захи Хадид. Тучного Холляйна провожали от павильона к павильону, точно Державина перед благословением. Но Жан Нувель был самым звездатым, с самым гордым взглядом и самым львиным шагом – так что никто не удивился “Золотому льву”, который он увез из Венеции, сопровождаемый униженными благодарностями.

Жан Нувель и сам знает это свое свойство привлекать взгляды и не всегда ему радуется. Стоит архитектору пойти потолкаться среди модных фриков в ночном клубе Les Bains Douches, наутро об этом знает весь Париж. Когда ему говорят, что его видели в “душевых”, Нувель идет в наступление – работаешь как вол, поесть некогда. Только ночью в клубе и перехватишь кусок-другой.

Свое внимание и время Нувель тщательно дозирует, собеседников выбирает осторожно. О кино – с Вендерсом, о философии – с Бодрийяром (они вместе издали книгу диалогов). Для журналистов он – скала неприступная. На вопросы корреспондента AD у него готовы стандартные ответы. На что потратил первый гонорар? На дело потратил, на обустройство бюро. Почему не только строит дома, но и занимается дизайном, делает мебель например? Зачем ему это – работы не хватает? Хватает, спасибо, но иногда мебель нужна именно для тех зданий, которые он строит. А дома бы у себя поставил что-нибудь из им спроектированного? Да кое-что и стоит, например обеденный стол Less от Unifor. Он предпочитает вещи, которые подходят, а не именные, которые сделал он сам. Да и вообще на вещи вокруг себя не обращает особого внимания. И вообще ему пора к Бодрийяру.

…Между архитектурным методом Нувеля и его коллег огромная разница в самом понятии ремесла. Такая же, как разница в кино между кинопленкой и цифрой, между рукотворными ухищрениями Хичкока и компьютерной мощью Спилберга.

Нувель уверен, что механика дома в любом случае будет решена. Черную работу (которую некоторые ретрограды упорно считают основой архитектуры) за него сделают другие, благо он командует настоящей архитектурной фабрикой. Из его мастерской выходят гигантские скульптуры из металла и стекла, в которых заодно уж можно и ходить.

Но никто не заменит его ни в момент “до”, когда решается, как здание будет выглядеть, ни “после”, когда он объясняет публике, почему это правильно. Его вещи заметны, как и он сам. Он все может объяснить: надо – скажет о прозрачности и невесомости, не надо – частным случаем станут непрозрачность и весомость. И его архитекторы, его инженеры и его инвесторы благодарны ему. Никто лучше Нувеля не может прославить то, что они для него делают.

…Нувеля во Франции считают национальным гением. Во-первых, потому, что он настоящий француз, а не лимитчик. Во-вторых, как и подобает французскому интеллектуалу, он любит французскую философию и то и дело цитирует Башляра, Фуко, Вирильо, участвует в профсоюзном движении и издает книги своих диалогов. К тому же фантастически выглядит: плотный, крепкий, сверкает бритым черепом, как Фантомас, и, кивая внушительным носом, говорит как пишет. У него внешность бондовского злодея. Любой его жест полон значительности, даже мобильник он извлекает из кармана, словно оскаровский конверт, и, глядя поверх голов, говорит что-то очень важное. Наверное, чтобы не забыли купить молока.

Интервью с Жаном Нувелем

А на этом фоне Нувеля все настойчивее оттесняли от его главного детища. По мере укрепления позиций менеджера проекта (в виде никому ранее неизвестной «некоммерческой ассоциации») полномочия архитектора уменьшались, пока в 2013 году он «…не был убран. К перерасходу бюджета, которого можно было избежать, привели отсутствие доверия и уважения», как поясняет Нувель.

И за его словами кроется смутное сомнение, очень понятное для всех нас. Его имя было использовано в качестве ширмы… финансовой стороны проекта. В этих условиях Нувель, уверенный, что общественное мнение на его стороне, подает в суд… не имея на руках никаких доказательств. А некоммерческая конторка вообще при этом ни перед кем не отчитывается, не только перед ним. Согласитесь, удобно… прямо как в Сколково! Контора некоммерческая, а все ее расходы — коммерческая тайна.

Судебный процесс, который, как надеялся архитектор, «разведет» его имя преждевременно представленным публике зданием, был проигран. Казалось, что ответ о загадочной метаморфозе увеличения бюджета со 120 до 387 миллионов евро есть только… у Нувеля, который неустанно рассказывал о техническом новаторстве и архитектурных концепциях.

В прессе комментировали процесс таким образом: «Дабы положить конец всем шептаниям, Нувель в некотором смысле стал Трибуном.» Дальше там шли разъяснения по поводу французских революционных традиций, защищающих демократические свободы на баррикадах, не сдавающих свои позиции и убеждения… и все в таком русле.

В июне 2014 года Нувель сделал новое заявление для прессы и профессионального сообщества, которое не разъяснило финансовую сторону проекта. Возникало впечатление, будто «Нувель что-то темнит». Хорошо хоть, что из сфинкса и трибуна он при таком «шептании» не стал обычным экстремистом.

«Для нас настало время учиться на данном конфликте клиента и менеджера проекта. Это необходимо для существования нашей демократии, будущего наших профессий, уважения прав архитекторов и роли архитектуры в нашем обществе. Через несколько дней Парижская филармония закроет свои двери для проведения работ, о которых я ничего не знаю. Чего они будут касаться? Какова будет их стоимость? Как они будут профинансированы? Общественный проект заслуживает полной прозрачности. Что ж, я несколько лет находился в конфронтации с полной непрозрачностью решений клиента, и, я считаю, важно и полезно спросить самих себя: почему? Кто сегодня знает реальную стоимость Филармонии?..»

Далее Нувель предложил «убить» общее убеждение, что перерасход средств налогоплательщиков — вина именно Нувеля. Будь на его месте любой другой архитектор, сумма осталась бы той же.

«Самое время, чтобы архитектору этого зала были поручены работы по завершению проекта, которых заслуживает Филармония, чтобы она стала наконец тем объектом, которым я хотел ее сделать: спокойным, безмятежным, сияющим ночью, а днем отражающим листья Парка де ла Виллетт и автомобили, текущие вдоль бульвара périphérique»,  — пожалуй, ни к одному из проектов Нувель не относился с таким трепетом и нежностью, как к Филармонии, которая хоть и сорвала овации на открытии, но приоткрыла занавес немного раньше положенного срока, показав изнанку проекта.

Здание Парижской филармонии

«Philharmonie de Paris должным образом не закончена? Хорошо, тогда давайте закончим ее вместе»,  — весной Нувель попросил доверенных лиц привлечь в спор посредника, чтобы в общих интересах ему было позволено до конца проконтролировать и довести до завершения все работы, однако, по словам архитектора, его запрос так и остался без внимания по сей день.

«Этот конфликт — очевидно, прелюдия к недопустимой ситуации: правительство теряет власть над управлением своими же проектами, это крах закона ююля 1895 года об управлении общественными проектами (the MOP Law) и неизбежная перспектива погрязнуть в недостатках государственно-частного партнерства, которое так часто критикуют».

Несмотря на собственную депрессивную оценку с проектом Филармонии: «Париж и Франция пока не получили концертный зал, которого мы заслуживаем», — ни один музыкант и зритель не осмелились подвергнуть критике собственно сам проект, который на 200 % отвечает обещанной мечте Булеза об экспериментальном зале.

Оркестровая яма размещена в центре асимметричного пространства, таким образом, расстояние с любого кресла до музыкантов составляет не более 32 метров. Необычный стереофонический эффект звука, отражающегося от стен, возникает из-за рельефных деревянных панелей, которыми отделан зал. Фасад здания сформирован из 200 тысяч плиток, сделанных по семи шаблонам разного цвета и формы.

Архитектурная концепция Нувеля и в несовершенном виде работала против него. Он слишком поздно спохватился, поняв, как мало знает о загадочной для него финансовой стороне проекта, в удорожании которой обвинили его, хотя он не контроливал не только счета, подрядчиков, качество работ, но и соответствие проекту.

Вообще, конечно, «лоховская разводка» и заключалась в обвинении того, кто уже сделал свое дело. Ассоциация принимала подряд при завершенном проекте. Если она не смогла уложиться в смету, не поставив архитектора в известность о введенных изменениях, то это ответственность подрядчика, а не архитектора.

Leeum-музей, Корея	«Агбар» в Барселоне

Несмотря на то, что Нувеля постигла неудача с главным проектом своей жизни (как он считает),  его имя уже вписано в анналы современной архитектуры в концепции «поэзия будущего». Со средины 90-х он оставляет наиболее значимые следы в историко-архитектурной среде всех европейских столиц.

Не стала исключением и Прага. Одним из районов, в которые динамичной архитектуре хай-тек удалось вписаться чрезвычайно органично, стал Смихов – некогда грязный, дымный промышленный район, заполненный обветшалыми фабричными постройками.

С конца 1990-х годов Смихов стал активно разрабатываться как новый деловой центр Праги. Бесспорной доминантой небольшой площади на Анделе (по одноименной станции метро) стал торгово-офисный центр «Золотой Ангел», созданный по проекту Жана Нувеля в 1994-2000 годах.

Идея создания столь необычной постройки отсылает к фильму Вима Вендерса «Небо над Берлином», где ангелы предстают не в привычном рембрандтовском исполнении, а чрезвычайно современны.

«Золотой Ангел» в форме крыла ангела состоит из нескольких блоков зданий, причем главная заслуга проекта заключается в том, что Нувелю удалось создать скорее единое пространство, нежели систему зданий.

Во всю угловую часть здания из стекла и металла размещено изображение вендерсовского ангела из литой фольги, выполненное из кусочков разного размера. Каждый квадратный метр графики состоит из 80 тысяч точек, вкупе изображение составляют 150 миллионов кусочков.

То, что форма здания напоминает крыло ангела можно, однако, понять лишь с высоты птичьего полета. Каждая отдельная часть постройки отвечают требованиям современного многофункционального здания – на первом этаже находятся магазины, на остальных – офисные помещения, венчает здание открытая терраса.

Пластика формы «ангелова крыла» подчеркивается волнообразно начертанными на фасаде изречениями известных писателей о красоте и величии Праги. Таким образом, современные технологии встречаются с поэзией на фасаде здания.

Символ Золотого ангела важный символ культурной жизни Праги, преемственности ее истории. Существует исторический дом «У Золотого ангела» — это огромное барочное здание, где в XVIII-XIX веках размещалась популярная гостиница с собственной пивоварней. Гостиница со знаменитым домовым знаком пользовалась огромной популярностью среди королевских особ и аристократов, являясь в то же время гордостью Праги. В этом доме во время посещения Праги жил Моцарт в 1787 году. В ХХ веке даже была издана книга с подписями знаменитых посетителей.

Сегодня на доме находится копия домового знака с золотым ангелом, а оригинал помещен в Городском музее. Домовой знак представляет собой сидящего гения с крыльями, правой рукой поднимающего лавровый венок. В левой руке он держит рог изобилия, откуда высыпаются яблоки и виноград. Данный символ наполнен эзотерическим содержанием. В 1860 году здание отреставрировали.

А деловой центр — «всего лишь» крылышко этого Золотого ангела. Он становится настоящим символом современной Праги.

В столице Бельгии Нувель реконструирует целый комплекс зданий, формирующих столичный железнодорожный вокзал MIDI в Брюсселе. К платформам обращен корпус со слегка выгнутым трапецивидным фасадом, облицованным зеркальными панелями. Полученный в результате гигантский экран непрерывно показывает современный вариант «кино» братьев Люмьер о прибивающем поезде. К городу же обращен одноэтажный корпус, представляющий собой 550 метров торговых витрин, над которыми высится башня с офисами и конференц-залом.

Вокзал Brussels Midi (также известный как Gare du Midi или Zuidstation) – самый загруженный в Брюсселе; это южная станция города. Здесь, помимо междугородних поездов, метро и трамваев, располагаются платформы скоростных поездов операторов Eurostar и Thalys, чьи билетные кассы расположены на вокзале. Сам комплекс очень современный, тут имеется фудкорт, различные кафе и заведения шоколатье.

В июле 2011 года Жан Нувель обнародовал предварительный дизайн проекта железнодорожного вокзала Midi в Брюсселе, это обязательная процедура знакомства (и учета) властей с общественным мнением. Нувель решил, что вокзал Midi будет состоять из целого комплекса зданий. Самым эффектным после постройки выглядит дизайн корпуса, который выходит фасадом на железнодорожные платформы. Его внушительный трапециевидный объем, слегка наклоненный в сторону зоны прибытия поездов, планируется облицевать зеркальными панелями, в которых будут отражаться прибывающие и убывающие поезда, превращая фасад в подобие огромного киноэкрана.

«Новым дыханием в архитектуре» был назван проект Национального музея в Катаре (National Museum of Qatar), представленный Жаном Нувелем в 2010 году на общественное обсуждение.  Музей, площадью 430 тысяч кв. м.,  будет состоять из взаимосвязанных между собой помещений, различных размеров и конфигураций. В плане они образуют круг с огромным внутренним двором.

Каждое строение — это стальная конструкция, «одетая» в железобетон и стекло. Новое здание построят вокруг уже существующего музея — дворца Fariq Аль Salatah, построенного в 1975 году. Бетонные стены музея выкрасят в песочный цвет, полы в помещениях будут из полированного гранита цвета песка.

В музее соберут исторические экспонаты, рассказывающие о древних городах в пустыне и культуре кочевых племен, населявших страну. Жан Нувель назвал свой новый проект современным караван-сараем,  где пустыня встречается с морем.

Музей окружат ландшафтным парком, воссоздающим пейзаж катарской пустыни.  Озеленение будет представлено местной растительностью с низким уровнем потребления воды. В парке высадят дикие травы, гранатовые деревья, финиковые пальмы и создадут искусственные песчаные дюны.

Одним из новейших проектов Нувеля стало здания Китайского национального музея искусств в Пекине (его экспозицию можно посмотреть здесь). Его сложный контур подчинен линиям традиционной китайской каллиграфии. Музей представляет собой гигантский объект с зеркальными и матовыми участками стен. Особенно эффектно учреждение будет выглядеть в сочетании с окружающими ландшафтами, а именно растениями, которые отразятся в его стенах.

Для декорирования фасадов музея Нувель выбрал резные каменные панели, стекло и металл, а в интерьере предусмотрел красный вестибюль во всю длину здания. В открытом пентхаусе архитектор расположил зимний сад и ресторан. В музее также предусмотрена вертикальная «шахта» с мягким освещением для экспозиции графических работ.

Фасад небоскреба «Кёльнтурмс» в Кёльне, 2001

Какой бы проект ни создавал Жан Нувель, он делает это, руководствуясь только собственным видением будущего здания. Сверкающие разноцветным стеклом небоскребы, музеи, вокзалы и другие объекты архитектора трудно отнести к какому бы то ни было стилю – все каноны он задает себе сам. Нувеля называют творцом «критической архитектуры», которая отсекает все стандарты, шаблоны. Его проекты изменили облик нескольких регионов Франции, дополнили городские пейзажи Испании, Японии, Рио, Абу Даби и стали недостающим звеном архитектуры современности.

Жан Нувель считается разносторонним архитектором и умеет объединить цвета, материалы и поверхности как никто другой. Он — один из известнейших архитекторов Франции и работает над своими проектами по всей Европе, а также в Азии, Северной и Южной Америке. Его стиль отличает не только цельность архитектурных решений, но и то, как каждое здание идеально вписывается в окружающий ландшафт.

«Каждый раз я пытаюсь найти то, что я называю недостающим звеном в пазле, нужное здание на нужном месте».

В 2011 году публике был представлен проект здания Института генетических болезней фонда Imagine, разработанный Жаном Нувелем и Бернаром Валеро.  Напоминающее стеклянный корабль сооружение впоследствии было возведено на территории госпиталя Неккер в Париже.

Институт генетических болезней Imagine больницы Неккер расположен в историческом центре города, на бульваре Монпарнас. Он входит в комплекс больницы Неккер. Его новое здание соединяет в себе кабинеты, где принимают юных пациентов специалисты (институт предназначен для медицинской помощи детям), и исследовательские лаборатории. Основанный здесь еще в 1778 Мадам Неккер, женой министра финансов Людовика ХVI, знаменитый госпиталь заслужил международное признание во многих отраслях медицины, в частности, в биомедицинских исследованиях. Строительство нового института должно было упрочить и продолжить эту славную традицию.

Ядром архитектурной композиции Жана Нувеля стал просторный атриум, залитый естественный светом, вокруг которого спланированы помещения общей площадью 19 тыс. м2. Сквозь прозрачные фасады исследователи и посетители смогут любоваться парком, окружающим здание, а с балконов лабораторий — садом во внутреннем дворе института. Архитекторы предложили альтернативу типичному больничному корпусу – огромному зданию с бесконечными коридорами, где все подчинено соображениям прагматизма. О функциональности они тоже, конечно, не забыли, но постарались создать более живой, интересный и гостеприимный образ, чем у среднестатистического госпиталя.

Жан Нувель, более всего известный своими проектами театров и музеев, часто изобретает необычные фасадные решения. В новой постройке остекление фасада высотой 27 метров будет выполнено из панелей травленого стекла. Эта своеобразная «стеклянная мозаика», напоминающая код ДНК, символически проиллюстрирует назначение института — изучение и борьбу с генетическими заболеваниями.

Фасады покрыты узором, вдохновленным структурой клеток: его разработали в Atelier Hiroshi Maeda. По мнению авторов проекта, он придает зданию «поэтическое измерение». В интерьере центральное место занимает наполненный солнечным светом атриум с садом на первом этаже. Галереи вокруг него обеспечивают удобную связь между ярусами смотровых кабинетов и лабораторий. Также предусмотрены удобные зоны для случайных встреч и общения сотрудников, которые должны повышать продуктивность их работы. На самом верху расположен конференц-зал с панорамным видом Парижа, а на кровле устроена терраса.

Помимо исследовательских лабораторий, где изучаются проблемы генетики и наследственности, Институт включает в себя большую клинику с кабинетами для приема пациентов, центр биологических ресурсов, одиннадцать специализированных отделений редких болезней, центр биостатистики и конференц-зал на верхнем этаже. По завершении строительства в 2013 в стенах учреждения работают более 400 ученых, медиков, инженеров.

Общий бюджет составил около 60 млн. евро. «Авторы проекта создали эффектную архитектурную концепцию, предполагающую активное взаимодействие между разными командами ученых», — комментируют представители фонда Imagine.

В 2012 году Жан Нувель совместно с архитектурной студией «Ribas&Ribas» построили на Ибице элитный жилой комплекс под названием «Life Marina Ibiza». Он расположен в престижном районе по соседству с крупным причалом для яхт. Комплекс формируют два здания, практически противоположных по концепции и настроению. При этом оба используют мотивы местной архитектуры и максимально вписаны в окружающую среду.

В создании образа так же принимали участие специалист по вертикальному озеленению Патрик Блан, мастер по свету Ян Керсале и художник Алан Бони.

Корпус «Las Boas de Ibiza» своими органическими формами напоминает скалу. К морю постройка открыта амфитеатром разноцветных, волнообразных террас, с которых открывается фантастический вид на остров и старый город — максимально яркое, праздничное решение. Задний фасад, напротив, белый и имеет острые, рубленные грани. Внутри расположены 179 квартир индивидуальной планировки, площадью от 80 до 300 м2 (1-5 спален). Благодаря большим балконам их интерьер предельно открыт солнцу, воде и окружающему веселью, но специальные шторы помогут при желании скрыть все происходящее внутри.

В центре комплекса имеется внутренний дворик. Этот элемент позаимствован у мавританской традиции Андалузии. Наружный вид комплекса довольно прост и как бы скрывает от посторонних глаз динамичную и яркую жизнь, кипящую внутри.

Неотъемлемой частью архитектурного оформления комплекса является различного рода растительность. На одной из его сторон расположился целый гигантский вертикальный сад. С наступлением сумерек внутренний дворик «patio» преображается в световую инсталляцию, кубический по форме, он превращается в калейдоскоп цветных огней, создающий ощущение безмятежности и покоя.

Комплекс расположен прямо напротив морской гавани Marina de Ibiza и отеля Hotel Pacha; всего в нескольких шагах от городка Ибица-таун и роскошной пристани Marina Botafoch; на одинаковом удалении от клуба Blue Marlin и таких клубов, как Cipriani, Pacha и Lio (три самых знаменитых клуба на Ибице и, пожалуй, во всем мире).

Архитектура Нувеля — это новый образ жизни и новый образ окружающего мира. Тем не менее, именно ему принадлежат наиболее современные и, пожалуй, интеллектуальные музейные площадки мира.

Во Франции Нувель возводит Галло-романский музей в городе Периго.

Периго́р (фр. Périgord) — исторический и культурный регион на юго-западе Франции, известный своей кухней, мягким климатом и богатым историческим наследием. Перигор получил своё название от кельтского племени петрокориев (Petrocorii или Petragorici), чья столица стала городом Перигё.

В средневековье на этой территории находилось графство Перигорское. За контроль над графством, расположенном на границе между Францией и английскими владениями в Аквитании, велись кровопролитные войны, пока в 1607 году оно не было окончательно присоединено к Франции королем Генрихом IV вместе с другими владениями королевства Наварра.

Поселение на этом месте появилось в эпоху римского завоевания Галлии; римляне образовали на равнинном участке берега Иля поселение Весуна; сейчас на этом месте находится южный район города. Это поселение стало древнеримским центром племени петрокориев. Город Перигё родился в 1240 году при слиянии поселений «Ситэ» (древняя Весуна) и «Пюи-Сен-Фрон». Перигё и далее оставался столицей провинции Перигор, бывшей частью Аквитании, а впоследствии стал префектурой департамента Дордонь. В 1813 году в состав Перигё включили соседнюю коммуну Сен-Мартен.

Музей, выстроенный Нувелем, прикрывает стеклянным павильоном раскопки, включает наиболее ценные находки времен Древнего Рима.

Стеклянный павильон органично вписывает всю музейную экспозицию в древние руины, укрепляя и усиливая бесценные архитектурные останки. При этом само здание из-за абсолютной прозрачности (призрачности?) будто невидимо, как бы и не существует вовсе. Строго говоря, это всего лишь защитная конструкция, не имеющая выраженного собственного архитектурного облика, не концентрирующая внимание на себе, позволяющая сосредоточиться на архитектуре прошлого.

В туристических буклетах вы столкнетесь с брюзжанием, что, мол, и без этого павильона в Перигё множество исторических и культурных достопримечательностей. Например, бронзовые гуси, поскольку там готовят замечательный паштет из гусиной печенки, есть еще музей трюфелей и прочих рациональных и практических вещей. А вот посещение этого стеклянного павильона еще и стоит 5.5 евро.

Читаешь такое… и понимаешь, какую целину поднимает Нувель…

В заключение предоставим слово самому Нувелю. Луизианский манифест 2005 года замечательно передает его творческое кредо.

Здесь лишь остается пояснить, что Нувель назвал свой манифест в честь одного интересного музея, созданного в пригороде Копенгагена. Музей Современного Искусства «Луизиана» расположен в окрестностях города Оресунда. Он окружен уникальным парком скульптур, который органично сочетается с природой и прекрасным видом на море.

В музее собрана одна из самых больших коллекций современного искусства – более 3 тыс. экспонатов. Большая часть экспонатов относится к послевоенному периоду. Здесь собраны полотна и скульптуры Пикассо, Дюбюффе, Роберта Раушенберга, Ива Кляйна, Мориса Луиса, Энди Уорхола и других мэтров современного искусства.

Каждый год музей организовывает 4-6 временных выставок, которые не ограничиваются демонстрацией работ знаменитых классиков. Здесь можно увидеть современную фотографию и архитектуру, работы дизайнеров и многое другое.

Интересна история происхождения названия музей, которое напоминает скорее США, а не Данию. Дело в том, что музей был основан коммерсантом и меценатом К.В. Енсеном, который бал трижды женат, и всех его жен звали одинаково – Луиза. В память о своих женах Евсен и назвал виллу, в которой сейчас расположен музей, «Луизианой».

ЖАН НУВЕЛЬ — ЛУИЗИАНСКИЙ МАНИФЕСТ