Позови меня трижды…
7. БОНЖУР, МАДАМ! ПАРДОН, МЕСЬЕ!
Зинаида Серебрякова Карточный домик 1919
Нас, детей, с этой игры и начинали к картам приучать. Садились все, бывало, в кружок, за столом после чая. Карты раздавали всем поровну. Смотреть в них нужды не было. Каждый брал из своей стопочки одну в раскрытом виде и приветствовал ее. Ага. Очень весело было. На семерки наш папенька так забавно хрюкал! На шестерку мы все пищали мышкой, восьмерки были лягушками, полагалось квакать. Королю отдавали честь, а даме говорили так тихонько, с придыханием: «Бонжу-у-ур, мадам!» Туза выкидываешь, надо по нему успеть хлопнуть ладошкой раньше брата. Валет, конечно, и был месье. Как перепутаешь что, так и сидишь со всеми открытыми картами в обнимку. Но взрослые этого не допускали, папа с мамой нарочно сами все путали. Папа хрюкал на короля, а мамочка квакала на даму. Как мы смеялись! Как смеялись!
Папа маму Неточкой называл. Мне вот даже дико представить, что папа мог когда-нибудь выпить водки и поставить своей Неточке синяк под глаз. Немыслимое дело! А маменька папу всегда по имени-отчеству, на «Вы». Как это было уважительно!
Что эти нынешние папы о любви-то знают? Ага. Знает твой папа, как же! А что же твоя мама меня погадать на него просила? Да ко мне половина мам из нашего дома за этим приходит! Что б вот этим папам самим не сказать что-то хорошее своим Неточкам, чтобы Неточки по чужим старухам не шастали? Так нет, гадости говорить они быстро выучиваются, а вот настоящие слова… Не знают они слов на каждый день. Вот я даже не помню, чтобы мои папа с мамой ссорились. Но ведь они же ссорились? Как без этого? Но там все равно были другие слова… Да-а, какие слова были! А под эти нынешние слова ссориться-то бессмысленно, как услышать друг друга под такие слова?
Видишь ли, сказать один раз про любовь тогда, когда особенно хочешь, чтобы тебе поверили, это у всякого получится. Но вашим папам почему-то не под силу каждый день проводить с женщиной так, чтобы она не кричала на весь подъезд, как Дуся Терехова, про охренелую сволочь. Чтобы хоть детей лишний раз не пугала. Что? Мамы сейчас такие? Та-ак. Карты обратно в стол складываем и топаем в подъезд. Раз мамы сейчас такие, то и ты, как будущая мама, такая же. Как не будущая мама? Ты про восьмое марта слыхала по радио? Вот! Там всех мам настоящих и будущих поздравляют, поскольку папы восьмого марта поголовно бухие и лыка не вяжут. Ну-у… Лыко такое бывает… Не про лыко речь! Сейчас пойдем в подъезд, и ты крикнешь: «Сволочь ты, Терех!» Как будущая мама.
Я-то? Не-е, я кричать такое не стану. Я вообще не мама, и никогда ею больше не буду. Чо я такое орать-то возьмусь? Такое вообще папе надо кричать, с кем деток наделала, жизнь прожила. Но раз такое само по себе уже в маме присутствует, раз мамы просто такие нынче пошли, то попробовать-то и смолоду можно, а? Ради восьмого марта и трудящихся женщин всех стран? Не получится? А знаешь, почему? Ты уверена, что у тебя будет такой папа для твоих деток, от которого ты услышишь самые лучшие, самые заветные слова… Ну-ну! Жди! Только от кого этому папе тем словам было научиться-то? Сам по себе придумает? Так на это у них ни души, ни придумки не хватит… На день-два, кто же спорит? А на каждый день… Бонжур, мадам! Пардон, месье!
8. ДЕСЯТКА ЧЕРВЕЙ
Девятка червей — это, касатка, любовь. Неожиданная любовь. И вот с этой девяткой треф читалось раньше очень красиво — «Любимая отдаст свое сердце!» Как объявление на столбе. Ветер рвет листочек, залитый слезами дождя, но кто решиться взять такую ношу, как чье-то сердце? Сколько вас тут сидело под столом, я таких что-то не приметила.
Да, это мольба, просьба о любви. Напрасная просьба. В каждой просьбе привкус тления. Но как удержаться и не попросить? И когда слова твоей молитвы живому богу уносит ветер, ты уже видишь зарево конца. Бедное сердце, держись, сколько сможешь. В любви нет жалости, ибо стрелы ее — стрелы огненные. Не проси, никто не откликнется и не поймет, что ты просишь не ради себя, а только лишь для того, чтобы сохранить, не расплескать затухающий огонек на ветру. Одна, совсем одна. И как только погаснет твой огонек, так сердце твое погрузится во тьму отчаяния… Чем же ему успокоиться, бедному сердцу?
* * *
По окончании месячного отпуска за свой счет, Катю вызвали в институт. Втайне она лелеяла надежду, что ей дадут хоть какую-то работу, чтобы под благовидным предлогом она смогла немедленно покинуть фирму Валеры. Она чувствовала, что непрерывные подсчеты каждого его финансового шага не объединять их, а лишь сеют холод и недоверие.
Но вызвали ее в институт с одной маленькой просьбой — написать заявление по собственному желанию. Заведующая отделом кадров с нескрываемой завистью сказала, что немногие у них из института сумели устроиться так, как Екатерина. Это же надо! Одновременно иметь мужа Карташа и любовника — самого Валета!..
* * *
ИРЕН ШЕРИ [IRENE SHERI (ИРИНА ВИШНЕВСКАЯ)
Дожидаясь Валерия с очередного «культурного мероприятия», Катя доставала карты и горестно спрашивала саму себя: «Валерочка, любишь ли ты меня? Скажи! Ну, что тебе, жалко, да?»
Как же ей нужны были эти слова! Как ей надо было, чтобы он позвал ее! Ведь тогда бы все было не напрасно и ей не надо было бы делать то, на что она никак не могла решиться… Всем многолетним одиночеством, давившей душу невыносимой горечью, она выпрашивала эти слова, допытывалась и в минуты близости. Изголодавшееся сердце устало ждать. Оно ждало, пока были силы. И ее настойчивый шепот тянул Валерия из блаженной истомы после длинного, длинного дня. Ему хотелось просто уснуть на ее плече, а она, выворачиваясь, с новой силой кидалась к нему с ласками и глупыми вопросами. И что-то внутри восставало против ее настойчивости, что-то не позволяло ему окончательно поддаться мягкой неге ее тела. Что-то мешало до конца слиться с ней, назвав ее всеми именами, которые звучали в нем, придумать ей новые и сказать о любви. Это означало бы отказаться от слишком многого в наступившей для него жизни. Для этого нужно было бы и кое-что признать из того, о чем Валерий предпочитал не вспоминать в постели с Катей.
Нет, не удержалась Катерина. Она знала, знала, что нельзя даже намеком выдать, показать Валерию степень своей теперешней зависимости от его слов, улыбки. Но слабость женского сердца выдала ее с головой. Ей хотелось ласкать его, прижимаясь всем телом, шептать безумные слова, понятные только им двоим. Ей хотелось возместить все, в чем до нее обделила его судьба. И она в наивности своей полагала, что весь мир вокруг должен был перемениться, озаренный светом и смыслом ее неожиданно проснувшейся любви. Горькой, как полынь, любви.
Indra Grušaitė
Жадная страсть в Валерии уступала место снисходительности, а потом и привычке. Она была в его безраздельной власти, но кто мог научить его пользоваться этой страшной, отчаянной властью над прилепившейся к нему душой? Он до сих пор считал Катьку той милой девочкой, вышедшей когда-то в начале зимы к ним во двор в белых как снег валенках. Сколько лет прошло с тех пор, но в отношении к ней он так и не повзрослел. Он давно, очень давно забыл, что именно она поменяла его судьбу, помогла в самых его первых шагах на воле. И он так и не понял, что теперь имеет дело уже со зрелой женщиной, не с наивной девочкой, придавленной условностями девичьего этикета и комплексами. По мужской привычке он считал, что всему, чего он достиг в жизни, он обязан только себе, и по той же самой привычке Валерий спокойно занес Катю в список своих мужских побед, как только она, со стоном раскинулась перед ним в своей беззащитной наготе.
Конечно, Катя и раньше была немного со странностями. Ну, не в этом смысле. Просто, для нее и раньше-то было гораздо проще почитать «Справочник бухгалтера-аудитора» и «Финансовую газету», чем, к примеру, что-то из любовной лирики Александра Сергеевича Пушкина. А если влюбленная женщина целыми днями подсчитывает выручку своего любимого, узнает о нем все новые подробности, открывает для себя все новые грани характера, качаясь на цыпочках в нише возле вентиляционного отверстия, то считать она уже не перестанет и в постели с милым. Обычная женщина, ничего особенного. Поэтому и ей было нестерпимо больно, когда в ней начала умирать страсть. Счет оказался не в ее пользу. А этого не простит ни одна женщина. И тот, кто сказал: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей», был мужчиной. Никчемным мужчиной.
Пламень страсти угасал. Оставалась одна тоска и горечь. Как хотелось Кате задержать в себе это блаженное состояние, как хотелось любить, любить, ни о чем не задумываясь, но Валерий ни чем ей не помог.
И ничего он так и не понял, ничего не почувствовал, когда она вдруг перестала его умолять, просить рассказать ей ночную сказочку о любви. Лишь легкое беспокойство шевельнулось в его душе, когда он, войдя на кухню, увидел в темном проеме окна стоявшую к нему спиной Катю, а она даже не повернулась на звук его шагов.
— Кать, у тебя все в порядке? — спросил тогда он.
— В порядке, — обычным тоном ответила она. — Суп и котлеты в холодильнике. Разогреть?
— Нет, я на работе поел, — сразу успокоившись, сказал Валерий.
— Понятно, — так же спокойно протянула Катя, так и не повернувшись к нему.
Но с этой ее успокоенностью, отрешенностью пришло и что-то другое, что неясно беспокоило Валерия. Она больше не отвечала с готовностью всем телом, когда он брал ее, и в руках ее уже не было той сладкой дрожи, которая и его, ответной волной пронизывала желанием. Но и тогда он не понял, что из их отношений навсегда ушла страсть. Рядом с ним лежала равнодушная, уставшая за день женщина. Добрая женщина, умевшая приготовить борщ и выстирать рубашку, делавшая все с сосредоточенным серьезным выражением, участливо осведомлявшаяся о самочувствии. Но он уже не мог обмануться, потому что теперешняя, спокойная Катька слишком сильно отличалась от той, которой еще недавно он не мог насытиться. Припоминая все, стараясь не пропустить момента, где же он упустил эту бабу, а в глубине души неясно ощущал, что где-то Катьку он упустил, его сознание все время натыкалось на эти дурацкие, не высказанные им слова, на эти ее просьбы. И этого он решительно не мог принять. Он живет с ней, ложится с ней в койку, делает это так, как она хочет, а она мордочку из-за каких-то слов воротит? Нет, этого он решительно принять не мог.
В постели он стал настойчивее, изобретательнее, он вдруг начал использовать весь свой арсенал многочисленных приемов, почерпнутых за времена доступной любви на дальних трассах. Даже то, что раньше почему-то при ней не решался продемонстрировать. Но это не разжигало Катьку, как разжигало всех до нее.
Он чувствовал, как ее пугает его внезапно проснувшаяся сексуальность, но давал этому объяснение на свой лад. Он понял, утвердился окончательно, что у нее кто-то есть, кроме него. И простить этого Валерий Катьке никак не мог. Сердце сжимало холодной рукой, но, растравляя себя, он все вспоминал и вспоминал, как они голодали после смерти отца. Как Валентина Петровна с барского плеча совала матери красненький червонец за то, что мать, выстоявшая две смены, вымыла ночью за нее окна в подъезде в ее очередь. И теперь он с жадностью бросался к ложившейся рядом с ним Катьке, но уже не любил, а насиловал ее за все, что ему пришлось увидеть в жизни худого.
Indra Grušaitė
Но именно этим он уже не мог ни обидеть, ни растоптать женщину, имевшую до него большой опыт по части того, как оставаться одной в постели с мужчиной. Валерий и представить не мог, как далека сейчас от него Катя. Да и какой бы мужчина вообразил, что женщина, с которой он только что был близок, которая прижимается к нему теплой спиной под одним одеялом, спокойно продумывает все сводки финансовой отчетности, мысленно ищет лазейки в законодательстве о малых предприятиях, перебирает всевозможные варианты, чтобы полной мерой воздать ему за любовь и ласку. Попутно, сонно потянувшись гибким телом, эта женщина не забывает помянуть перед сном и другого своего старинного приятеля. И, отдаваясь спокойным грезам с чувством выполненного долга, она, словно в сошедшемся пасьянсе, сводит личный дебет с кредитом из амазонских жаб, нищенских расходных ордеров и долгих, долгих лет пустого ожидания валета червонной масти…
9. НА ГРАФСКИХ РАЗВАЛИНАХ
Однажды за чаем Рая озабоченно сказала Тане и Кате: «Не могу нормальных баб в Кузькины киоски на выезд подобрать. Далековато, а номенклатура товара там большая, там котелком соображать надо. Покупатели злятся, когда продавец долго возится. Не знаю, кого искать. Все считают, что раз киоски далеко, то и воровать можно! А там самая высокая ставка! Я бы и премию за реализацию назначила помимо Кузьмы! Вот испакостился народ! За деньги уже работать не хочет!»
Катя тут же ей сказала, что найдет ей людей. И Райка, намазывая ей на булку взбитые сливки, ответила ей, что кого она приведет, того в те киоски и посадят. У Кати давно болела душа о неприкаянных Ленке и Люде. Бибикус уже вместе с Бабаем контролировали несколько фруктовых лотков, и на открытом воздухе Розалия Львовна сама уже не стояла. Но как бы хорошо помочь девчонкам! В этот момент зазвонил телефон, Таня взяла трубку и с удивлением передала ее Кате: «Кать, это тебя!»
Звонили графини. Несколько раз она их видела торгующими семечками на кольце, но не остановилась поговорить ни разу. Как они узнали ее телефон? Но вспомнила, что оставила этот телефон, на всякий случай, на старой работе, значит, графини уже успели позвонить и туда.
Графини дрожащими голосами бурно радовались за нее, желали ей счастья, удачи, и Катя поняла, что они уже выпили. Твердо, назвав их по имени-отчеству, она приказала им явиться завтра с утра в офис для оформления на работу в качестве киоскеров. Только положив трубку, она почему-то с тревогой вспомнила тот вечер, когда они пропивали их пальмы. Что-то там было очень важным…дежа вю…
Теперь, после смены в Кузькином киоске, графини иногда звонили ей засвидетельствовать свое почтение. Танька при этом кричала: «Кать, к телефону! Бомжихи твои звонят!» Торговать в ларек Натуся и Ксюша ходили вместе. Воровать они, конечно, не воровали, но часто после смены надирались теперь сладенькими дешевыми спиртовыми настойками. Катя с огорчением слушала их бессвязные ласковые голоса по телефону. После выпивки их теперь все время тянуло кому-нибудь позвонить. Они сообщали какие-то нелепости про инкассаторов, которых долго ждали на ветру, про мальчишек из «крыши», которые их прозвали «кошелками», про ящики, которые им надо срочно сжигать на пустыре, про то, что они справляются только вдвоем, потому что никак не успевают пересчитывать деньги и скручивать их в пачки. Катя поняла, что графини допились до белой горячки, и решила проверить их как-нибудь перед работой после ночной смены.
Валере она сказала, что уходит пораньше проводить Машу в школу. Он сонно промычал что-то невнятное в ответ. Естественно, она не собиралась рассказывать ему про спивающихся подруг, которых сама же навязала в его фирму.
Кузькины киоски стояли почти на выезде из города. Сюда редко наведывались санитарные и налоговые инспектора, полагая, что взять с этих киосков нечего. Но Кузьма не был дураком, разместив свой бизнес в таком месте. Основная выручка поступала здесь ночью, когда в киосках заправлялись горючим КАМАЗы дальнобойщиков и бандитские джипы. Невдалеке стояли и шесть высотных общежитий нефтяников, у которых всегда хватало на водку.
От хозяйственного двора общаг с огромными мусорными мульдами тянуло свежей гарью, видно, общежитские ребятишки подожгли мусор с вечера.
В киоске, обклеенном неприличными фотками, ее встретила улыбающаяся Ксюша в телогрейке и перчатках с обрезанными пальцами. По утрам было еще довольно холодно, печка работала плохо. Ксюша обматывала пачки денег газетными полосками бесплатных приложений о продаже жилья и ловко закрепляла их твердым клеем. Она сказала, что прошедшая ночь была довольно спокойная, никто из стриженых ежиком малолеток за данью не приезжал, а к утру, когда начинают работать разные там фискальные органы, у них уже все готово.
Катя обессилено присела на один из стульев, привинченных к полу, с тайником под сиденьем, из которого Ксения Леонидовна уже вынула всю ночную выручку. Потом в киоск протиснулась Наталия Георгиевна с обветренным лицом, утирая руки от въевшейся копоти. Она действительно жгла какие-то ящики из-под спиртного возле мусорных мульд на пустыре за киоском. Графини предложили выпить вместе с ними, пока не приехали инкассаторы за деньгами. Ни одна из сигаретных пачек в киоске не имела характерной голубой акцизной наклейки. Женщины наперебой стали уверять, что у них все шито-крыто, что ничего Катьке не грозит, пусть не боиться, они все сделают как надо, что никто ничего от них не узнает, что с накладными у них полный порядок!
На фанерном столике, накрытом выцветшей клеенкой с прожженными сигаретным пеплом дырками, лежала месячная выручка двух Кузькиных киосков, которую он показывал только по черной кассе. Кате не составило труда выяснить, какой оборот прошел через руки Ксюши с криво подстриженными ногтями за последние две недели. Графини помнили каждую мелочь, даже полное сближение с народом у трамвайного кольца не вытравило в них острой памяти профессиональных сметчиц.
Ждать «инкассаторов» Катя не стала, и так было ясно почти все. Она вышла из киоска, ветер ударил ей в лицо. Ей было страшно за двух провожавших ее женщин. К остановке она шла медленно, с тягостным предчувствием приближающейся беды. От бессилия она чуть не разрыдалась посреди улицы. Так бывает в кошмарном сне, когда вдруг обнаруживаешь себя балансирующей на краю бездонной пропасти.
* * *
Катя молча смотрела перед собой. Она даже не слушала Татьяну, старавшуюся как-то вывести ее из явного ступора, в котором бывшая сопля явилась на работу. Рая, раскладывавшая варенье и булочки к чаю, с удивлением отмечала про себя, что начинает испытывать к Кате что-то вроде страха. Таня совершенно запугала ее рассуждениями, что они все дождутся от Кати чего-то ужасного. А Катя, тяжко задумавшись, вспоминала давнюю сцену, подсмотренную ею когда-то, совсем случайно, в окно школьного гардероба. Кузька опасливо шарит по карманам заношенных драповых пальтишек с цигейковыми воротниками. Она тогда еще подумала, что Кузьку кто-то из ребят попросил принести что-нибудь из их карманов, все равно Кузька прогуливает географию! И никогда потом ей почему-то не приходило в голову, что и мамины янтарные бусы, пропали далеко не случайно. Терех все помойки и закоулки прочесал в поисках этих бус. И много еще чего пропадало бесследно по мелочи. А случайно ли за банковский кредит били одного Бобку и грабили только его квартиру? Катя решила это выяснить немедленно. Если ее подозрения оправдаются, необходимо немедленно выяснить юридическую принадлежность фирмы. При недавней сдаче баланса с подтверждением юридических данных в налоговую инспекцию отправился Кузьма. И даже Терех уклонялся от ее прямого вопроса о том, кто же является учредителем фирмы, в которой она восстанавливала бухгалтерский учет.
— Ты когда, Раиса, сменишь эту кофту, на локтях драную? И ведь баба ты еще молодая, сама шьешь даже, вкус, говоришь, есть, а своим видом только фирму позоришь! Меня мелкий опт с Северного рынка вчера спросил про тебя, мол, кто такая тут шастает? А я ему говорю — уборщица! — выговаривала Татьяна Райке.
— А мне, Танюш, ведь не как тебе, хороводиться не с кем! У меня муж пока не объелся груш.
— А вот поостереглась бы зарекаться, правда, Кать? Того и гляди, твой начнет с Кузькиным табором разъезжать!
— Не, Кузька просто к нам приходит. Я им всегда говорю: «Лучше дома посидите! Здесь и соленья свои и закуска! А в ресторанах — ни покушать, ни на диване полежать! Только деньги дерут!» Слава Богу, квартира сейчас позволяет… Мы, Кать, все-таки из халупы той съехали, хотя сейчас такой ремонт делать надо… Нет, дома оно дешевле и спокойнее!
Раньше бы Катя и слова бы не вставила в Райкину трепотню о проблемах с ремонтом новой квартиры. Плевать ей раньше было на все. Но сейчас она молча взяла калькулятор и тихонько принялась производить расчеты, время от времени, задавая наводящие вопросы: «Сколько раз в неделю вас Кузьма посещает? Водку-то, какую пьете? Огурчики — свои, говоришь? А сельдь — иваси? Рубахи грязные стираешь? А постельное белье в прачечную сдаешь? Они на кухне сидят? А в большой комнате на скатерку накрываешь? И почем нынче одноразовые скатерти? Прямо на ковер наблевал?!» Полученная сумма ошарашила даже Татьяну. Потрясенная Рая вслух тут же перевела деньги по курсу в газовые акции и облигации Сбербанка.
— Чо же делать-то? Пашешь ведь, как сволочь! А этот присосался клещом…
— Слушай, Рая, а почему вышибалы тогда Кузькину квартиру не ломанули? Он ведь кредит-то на себя, говоришь, брал? — невинным тоном вернулась Катя к давешнему повествованию Раисы о том, как вся техника возненавидела ее Бобика.
Льдин Петр — Работа «Вор»
— Дык ведь он прятался, а у нас дети — не спрячешься. Он тогда все-таки помог, грех обижаться! Я тогда на него все бумаги и доверенность у нотариуса оформила, почти на все имущество… По той доверенности и вышли на нас… А чо спрашивашь-то?
— А когда киоски жгли, Кузька в котором сидел? — вдруг спросила побледневшая Татьяна, понимающе переглянувшись с Катей.
— Да в том, который у твоего старого дома стоял. Тебе Терех-то что, не сказал? Он же от Кузьки тогда к тебе посрать зашел. Кузька ту продавщицу заменял. Ну, помнишь, Тань, ее раньше всех вместо Наины приняли. Она полгода назад уволилась. А вопрос-то в чем, Тань? А ты чо молчишь, Катя?
— Ничего, Рая, ничего особенного. Просто не будь дурой, выстави-ка ты этого подлеца из дому. От греха подальше, — откусывая булочку, спокойно сказала Катя.
— Тань, ты чо? Кать, ты сразу говори! Ты что…
Видно у Раи с головой было в норме, потому что она медленно осела на стул, лицо ее жалко искривилось и покрылось мелкими красными пятнами. Она не заплакала, а только устало сказала: «Он же потом приходил, кушал у нас… У меня младший до сих пор после тех ночей во сне орет и писается, в летний лагерь послать парня не могу…»
Лучше бы Райка заревела, баба она была горячая, поэтому Таня и Катя, уже пожалев о сказанном, с растущей тревогой ждали ее реакции. Едва Катя успела закрыть дверь, как на Райку нашло. Она вскочила со стула, схватила его за спинку, занесла над головой и заорала: «Убъю, суку!» Танька навалилась на нее сзади, а Катя отбирала стул из безвольно опускающихся под истерическими рыданиями Райкиных рук. Танька обхватила Райку и, прижимая ее к себе, покачивая, шептала: «Тихо, Рая, тихо-тихо, тихонько Раечка… и домой отсюда, быстро-быстро!»
Собрав сумку бессильно воющей Раисы, Татьяна раздраженно сказала Кате: «Посиди тут на телефоне за меня, пока твой не подъехал. Я Раису хоть до остановки доведу. Никого сейчас не найти до дома ее отвезти!»
Катя только утвердительно кивнула. Она заметила, что на столе Татьяна оставила ключи от кабинета Валерия. На окнах там были металлические жалюзи, дверь в приемной стояла бронированная, так что кабинет был, по сути, довольно вместительным сейфом. Ключ от него Татьяна не доверяла ни Кате, ни Тереху, не говоря уж, о всех прочих. Даже полы мыла по указанию Валеры только сама. Катя осторожно открыла дверь в комнату, где еще ни разу не была без Валерия. Там, в итальянской выдвижной тумбе стола она нашла, наконец, уставные документы. Учредителем фирмы, за честь и процветание которой она ударно сражалась полтора квартала, являлась гражданка РФ Наина Фанильевна Кондратьева.
Рядом лежали пустые бланки и чистые листы с подписью Наины. Так вот на какие денежки Наина, отправив Егора пожить лето в Тереховской деревне, уехала на бархатный сезон в Анталию! Ничего-ничего! Катя, совершенно машинально, почти мимо дум тяжких, прихватив несколько необходимых бланков и чистых листов, подписанных коварной разлучницей, спокойно вышла из кабинета, аккуратно щелкнув импортным замком. Ключи она вернула на стол, бланки надежно спрятала в сумочку и, скромно присев на крайний стул для посетителей, спокойно стала ждать Татьяну.
Wlodzimierz Kuklinski
- Часть 1.
- 1. Что было
- 2. В подполье
- 3. Сам-четверг
- 4. Десятка пик
- 5. Десятка треф
- 6. Ленорман
- 7. Семерка треф
- 8. Девятка пик
- 9. Король червей
- 10. Девятка треф
- 11. Пиковая дама
- 12. Шестерка пик
- 13. Дама треф
- 14. Трефовый валет
- 15. С песней по жизни
- 16. Ночной разговор
- 17. Дальняя дорога
- 18. Туз бубен
- 19. О разведении слонов в Белоруссии
- 20. Танцы-шманцы
- 21. Ягодок — полный кузовок!
- 22. Пиковый интерес
- Часть 2. Что будет
- 1. ИГРА МАСТЕЙ
2. ДАМА БУБЕН - 3. БУБНОВЫЙ ВАЛЕТ
- 4. КАЗЕННЫЙ ДОМ
- 5. ДУЭТ
- 6. ВОСЬМЕРКА ПИК
- 7. СЕМЕРКА ЧЕРВЕЙ
- 8. СЕМЕРКА БУБЕН
- 9. МАМИНЫ ЗАБОТЫ
- 10. КОРОЛЬ ПИК
- 11. ПЯТЬ КНИГ С ПРЕДИСЛОВИЕМ
- 12. ПУСТЫЕ ХЛОПОТЫ
- 13. ДЕЖА ВЮ
- 14. ОРУЖЕНОСЦЫ
- 15. ВОСЬМЕРКА БУБЕН
- 16. ПОД ПАЛЬМАМИ
- 17. ДЕСЯТКА БУБЕН
- 18. МАРЬЯЖНЫЙ ИНТЕРЕС
- 19. ГОРИ-ГОРИ ЯСНО!
- 20. ШЕСТЕРКА ЧЕРВЕЙ
- 21. МАШЕНЬКА
- 22. БУБНОВАЯ ДЕВЯТКА
- Часть 3. Чем сердце успокоится
- 1. ПЕЧАЛЬ И РАДОСТЬ
- 2. БИЗНЕС С ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ЛИЦОМ
- 3. ЧЕРВОННЫЙ ТУЗ
- 4. КАТЬКИНЫ КАНИКУЛЫ
- 5. ДЕРЕВНЯ! СЕЛЬПО!
- 6. ОСОБЕННОСТИ УЧЕТА ДЕНЕЖНЫХ СРЕДСТВ
- 7. БОНЖУР, МАДАМ! ПАРДОН, МЕСЬЕ!
- 8. ДЕСЯТКА ЧЕРВЕЙ
- 9. НА ГРАФСКИХ РАЗВАЛИНАХ
