В День Памяти 22 июня в «Книжной лавке» вебинар по творчеству Веры Пановой — Вера Панова «Спутники» .
Продублируем материалы к вебинару, являющиеся абсолютно выверенными в нравственных критериях.
Вера Фёдоровна Панова (1905—1973) — русская советская писательница. Лауреат трёх Сталинских премий (1947, 1948, 1950).
Вера Фёдоровна Панова родилась 7 (20) марта 1905 года в Ростове-на-Дону. Когда дочери шёл шестой год, отец её, Фёдор Иванович, утонул в Дону. Семья осталась без средств к существованию. Матери пришлось пойти на службу конторщицей. В бедности и нужде прошли детские годы писательницы. Она хорошо узнала жизнь городской окраины, трудовой быт простых людей. Впечатления детства были противоречивы. Рядом с пёстрыми картинами праздничного Ростова Панова с юных лет запомнила будни скудной провинциальной жизни. Она застала ещё, пусть на исходе, старую Россию, Октябрьская революция и гражданская война потрясли весь уклад жизни. Ростов испытал на себе все превратности бурного времени. Власти в городе несколько раз менялись, и только в начале 1920 года под ударами Первой Конной армии Ростов окончательно стал советским.
В семнадцать лет Панова поступила работать в редакцию ростовской газеты «Трудовой Дон». Журналистика на долгие годы становится её основной и любимой профессией. Первые шаги Пановой в газете очень напоминали начало журналистской карьеры Севастьянова, описанной позднее в «Сентиментальном романе» (1958), книге во многом автобиографической, построенной на соединении художественного вымысла и реальных фактов собственной жизни.
В 1926—1927 годах Панова вела регулярный отдел фельетона в газете «Советский Юг». Из номера в номер появлялись в газете короткие, остроумные, точно бьющие в цель статьи и заметки, подписанные псевдонимом Вера Вельтман. Преследуя бюрократов, волокитчиков, самодуров, подхалимов, самодовольных мещан, она умела находить характерные, точные штрихи, разом схватывающие натуру.
Панова принимала близкое участие в детских изданиях Ростова — газете «Ленинские внучата», в журналах «Костёр» и «Горн». Собственно, здесь, на ниве детской литературы, она предприняла первые робкие попытки перейти к беллетристике, к художественной обработке жизненного материала. Благодаря этому пристальному интересу, живым наблюдениям, копившимся в течение десятилетий, могли возникнуть лучшие страницы её зрелой прозы, посвященной подросткам и детям.
После убийства С. М. Кирова (1 декабря 1934 года) её второй муж, специальный корреспондент газеты «Комсомольская правда» в Ростове Борис Вахтин, был арестован по обвинению в принадлежности к «ленинградской оппозиции», приговорен к 10 годам лагеря и направлен в СЛОН, где и погиб. В 1937 году Панова навсегда покинула Ростов. Вместе с детьми и матерью она несколько лет жила на Украине в селе Шишаки Полтавской области. Отсюда выезжала в Ленинград и Москву в поисках литературной славы. Перед войной две её пьесы — «Илья Косогор» (1939) и «В старой Москве» (1940) были отмечены премиями на республиканском и всесоюзном конкурсах драматургов.
Отечественная война застала Панову в городе Пушкине, захваченном в сентябре 1941 года немецкими войсками. Немцы погнали её вместе с другими жителями в Эстонию, однако ей удалось бежать вместе с дочерью и, преодолев многие сотни километров по захваченной врагом земле, достигнуть зимой 1941 года села Шишаки на Полтавщине, где оставалась её семья — две бабушки с малолетними сыновьями. После освобождения Украины в конце 1943 года Панова переехала на Урал, в Молотов. Здесь она работала в редакции местной газеты и на радио.
Выделим эту часть биографии Веры Пановой по Википедии, которая привела ее к теме «поезда милосердия», с которой она навсегда останется в истории страны..
Ве́ра Фёдоровна Пано́ва (7 (20 марта) 1905, Ростов-на-Дону — 3 марта 1973, Ленинград) — русская советская писательница и драматург. Лауреат трёх Сталинских премий (1947, 1948, 1950).
Дочь банковского служащего. Её отец происходил из ростовской купеческой семьи Грибановых. Он принадлежал к купеческому сословию, но в начале XX века разорился и зарабатывал на хлеб ведением счетов в городском банке. Когда девочке исполнилось пять лет, глава семейства утонул при невыясненных обстоятельствах, матери пришлось одной растить детей. Жалование служащей конторы едва хватало на жизнь семьи, небольшой помощью была пенсия, которую платил вдовам банк.
В 1915 году Вера поступила в частную гимназию С. Я. Любимовой. Вера успела окончить только четыре класса гимназии, которую пришлось бросить после захвата Ростова красными. Стала заниматься самообразованием.
Чтобы помогать семье Вера стала зарабатывать репетиторством. Позже дальние знакомые предложили ей попробовать писать короткие статьи и устроили её в редакцию газеты «Трудовой Дон». В газете Пановой поставили условие: взять псевдоним, и она остановилась на фамилии Вельтман.
В 1925 году Панова вышла замуж за молодого поэта Арсения Старосельского; в браке, который продлился три года, родилась дочь Наташа.
В 1929 году вышла замуж за журналиста Бориса Вахтина.
В декабре 1934 года, после убийства С. М. Кирова, Бориса Вахтина обвинили в троцкизме и уволили из газеты «Молот». Позже из газеты «Ленинские внучата» исключили и Панову. В ночь на 12 февраля 1935 года после проведенного в доме обыска Вахтин был арестован. Опасаясь собственного ареста, Вера с детьми и матерью спешно покинула город, перебравшись к родственникам мужа в село Шишаки Полтавской области. Произведения Бориса Вахтина и Веры Вельтман (Пановой) были целиком изъяты из общих фондов ростовских библиотек согласно приказу Ростовского Облкрайлита № 2 за 1941 год.
С ослаблением террора после расстрела Ежова, продолжавшая прятаться в полтавском селе Вера решила рискнуть вернуться к писательской работе. В харьковской газете она обратила внимание на объявление о конкурсе на лучшую пьесу для колхозного театра. Вера написала пропагандистскую пьесу «Илья Косогор» и получила за неё на конкурсе первую премию (1939). К Всероссийскому конкурсу 1940 года написала пьесу «Старая Москва» (опубликована под названием «В старой Москве»), за которую Панова вновь получила премию, разделив её с авторами двух других пьес. «Старую Москву» захотели одновременно ставить два театра в Москве и Ленинграде. Имя Пановой попало в поле зрения литературного начальства, пригласившего её поработать для столичных театров. Однако как жене «врага народа» ей было запрещено жить в столицах. Потому знакомые помогли перебраться Вере с дочерью в город Пушкин (бывшее Царское Село) под Ленинградом.
Начавшаяся летом 1941 года война с Германией застала Панову с дочерью в Пушкине, и до прихода немцев эвакуироваться она не успела. С тяжкими бедствиями вместе с дочерью смогла выехать в Шишаки к сыновьям. В конце 1943 года ей удалось из Полтавской области перебраться в Пермь. По заданию редакции два месяца провела в качестве корреспондента на санитарном поезде[1][2].
Получила известность в послевоенные годы как официально признанная писательница. На собрании литераторов, где подвергся травле Борис Пастернак за публикацию романа «Доктор Живаго», выступила с речью, осуждающей поэта как провокатора.
В 1960-х годах литературным секретарём Пановой в Ленинграде был живший с ней в одном доме Сергей Довлатов, который неоднократно с симпатией упоминает её в своих произведениях. С экранизации повести Пановой «Серёжа» началась режиссёрская карьера Г. Н. Данелии, причём молодого выпускника режиссёрских курсов Панова предпочла опытным постановщикам с «Ленфильма»[3].
Во время уголовного преследования И. А. Бродского муж и сын Пановой были среди его основных защитников.
Умерла 3 марта 1973 года в Ленинграде. Похоронена на кладбище в Комарово под Ленинградом[4].
Мы выделяем, конечно, «жизненные испытания, выпавшие на долю», поражаясь некоторым деталям… как, например, можно в годы войны ради спасения детей совершить такой рискованный марш-бросок?..
А вот идущие по нашим следам «литературо-еды» примечают совсем иное! Там главное, что в «литературные секретари» к Вере Пановой пристроился Довлатов. То есть, бить баклуши и прикрываться именем. Но и негативно влиять на одного из сыновей, которого столь героически спасла Вера Панова прямо из жерла войны.
Во время уголовного преследования И. А. Бродского муж и сын Пановой были среди его основных защитников.
«Положительным моментом творчества» отмечается, что сам Довлатов никогда не критиковал… в лицо свою благодетельницу. Однако отметим, что ни Бродский, ни сам Довлатов никогда и не написали ничего близкого повести «Спутники».
О «первой писательнице страны» из Нахичевани, секретарем которой был Довлатов
ВЕРА ПАНОВА — В ПРОЕКТЕ «ГРАЖДАНИН РОСТОВА-НА-ДОНУ».автор Ольга Майдельман
кадр из к/ф «Сережа» по повести В. Пановой.
21 февраля 2022 г.
В этом году банку «Центр-инвест» исполняется 30 лет. Обычно подарки дарят юбилярам, но в данном случае «Нация» и «Центр-инвест» сообща придумали подарок родному городу — проект «Гражданин Ростова-на-Дону». Мы расскажем истории 30 наших земляков, которые много сделали для города, прославили его не только в пределах России, но и за рубежом.
В рамках проекта уже опубликованы 14 очерков, среди них, например, истории об авторе главного гола отечественного футбола Викторе Понедельнике, о создательнице французского журнала Elle Элен Гордон-Лазарефф, о великом актере Александре Кайдановском.Сегодняшняя наша героиня — писательница Вера Панова, человек удивительной, крайне непростой судьбы.
Жизнь известной советской писательницы, лауреата трех Сталинских премий, но при этом жены врага народа, и сама похожа на роман: здесь есть драма, любовь до гроба, нищета и богатство, позор и признание, — хоть кино снимай. По ее сочинениям и снято 14 фильмов, но автобиографию так и не экранизировали.
В ее воспоминаниях город на Дону начала ХХ века (Панова родилась в 1905-м) рисуется как живой:
«Весь день под окнами раздавались выкрики:
— Вы-шан! Вы-шан! — Это с двумя корзинами на коромысле кричали в летний день бабы, продававшие вишни, их руки выше локтя были в вишневом соку.
— Угольков, уголько-о-ов! — кричал с воза мужик, торговавший древесным углем. Печи у нас топили углем каменным, древесный шел для самовара, покупали его много.
— Бубликаф! Бубликаф! — кричала бубличница.
— Стары вещи покупать! Стары вещи покупать! — скупщик старья.
— Кваску! Кваску!»Кстати, ни вишен, ни винограда, которыми всегда был полон южный город, детям особо не давали: тогда считалось, что фрукты могут испортить желудок. И это при том, что Вера с семьей жила в Нахичевани, полной изобильных садов.
Домик Пановых стоял на 1-й Георгиевской улице. Имя улице дали по названию храма, церковь св. Георгия была «там, где выгон и мусорная свалка и где весной бывает ярмарка с каруселью», — писала она в своей автобиографии «Мое и только мое» (сейчас это улица писателя Закруткина).
Домик бедный, хотя отец Веры был потомком богатого и авторитетного купца Ильи Грибанова, владельца лучшего мебельного магазина в Ростове и нескольких доходных домов, один из них был даже нарисован на старинных тарелках. Увы, после смерти почтенного старика Грибанова наследство было развеяно его взбалмошной дочкой Сашенькой. И именно тарелки из лучшего в Ростове посудного магазина Великанова и должны были спасти положение: сыну барышни-транжирки прочили в жены богатую невесту, дочь Великанова.
Однако Федор Панов оказался романтиком и женился по любви — на дочке бедной учительницы музыки, «скромной гимназисточке в коричневом платьице», они снимали комнату в доходном доме дедушки. Сам он окончил в Москве Академию коммерческих наук, знал три языка, а работать устроился скромным бухгалтером в ростовский банк. Великановы попали в семью только в виде тарелок, Вера их запомнила.
Кстати, имя Вера ей дал отец — в честь любимой жены. «Отец говорил, что сколько бы у него ни было дочерей, он всех назовет этим именем». «Верой» он назвал и свою яхту, которую построил сам. Парусный спорт обожал: отец Пановой с друзьями открыл на Дону первый яхт-клуб (сначала на Гниловской, а затем «против 39 линии»). Но именно там и произошла его трагическая гибель. Прямо на глазах жены.
В солнечное 28 мая (это 1910 год) на реке резко сменилась погода: порыв сильного ветра перевернул яхту «Вера» с пассажирами. Было это ерундой, ловкий Панов иногда сам устраивал такие спектакли перед сидевшей на клубной террасе женой: «нарочно опрокидывал яхту и, спасаясь от «кораблекрушения», приплывал к пристани. Плавал он отлично, сердце было безупречное».
К опрокинутой яхте подплыли на лодке и вытащили всех. Кроме капитана. Это было немыслимо! Больной старик и не умеющий плавать паренек как-то выплыли, а суперпрофи Панов — исчез. Тело его нашли на следующий день. Причина смерти — разрыв сердца.
«Существовало, впрочем, и другое объяснение, — пишет Панова. — Когда отец учился в академии, к нему на подмосковной даче подошла цыганка, попросила «посеребрить ручку» и нагадала, что, когда ему будет 30 лет, он в день своих именин утонет. Он утонул, когда ему было 30 лет, в день своих именин». «Да, господа, завтра я должен утонуть», — полушутя, объявил за ужином. В жутковатое пророчество никто не верил. Нахичевань-на-Дону, нач. XX века.
Мать Веры, в 30 лет ставшая вдовой, поседела за одну ночь. Убитая горем, с двумя маленькими детьми (Вере 5 лет, брату Ленечке только годик) она поступает на работу — конторщицей в аптекарскую фирму «Лемме и К», торгующую пилюлями и духами. Родня мужа, с самого начала недовольная его выбором, осиротевшую семью по-прежнему в свой круг не принимает. «Я всегда чувствовала, что мы выделены в отдельную группу, что мы — второй сорт», — вспоминала Вера Федоровна.
Такое же ощущение было у нее, «тихой мещанской девочки», и в частной гимназии, на которую с трудом наскребла денег мама, и куда она поступила в 10 лет после домашнего обучения. Но зато — два языка, арифметика, чистописание (на всю жизнь сохранился у нее четкий каллиграфический почерк). Появились тяга к стихам (однажды поразила учительницу, выучив до середины пушкинскую «Полтаву») и первые сочинения. Уже тогда она мечтала стать писательницей, «никем другим, только писательницей».
Проучилась она всего два года и позже в анкетах писала «самообразование»: рано научившись читать «как-то сама», она не расставалась с книгами ни за едой, ни в кровати, и была человеком обширной эрудиции. Но дело было в другом: настал переломный 1917 год. После Первой мировой надвинулась революция, Гражданская война, голод.
«На ужин чаще всего был ломтик черного хлеба, смазанный горчицей». Как-то в аптеке матери вместо денег выдали «феноменальное количество пузырьков с валерьяновыми каплями». 12-летняя Вера вдруг стала главной добытчицей: она сумела продать на толкучке вещи из бабушкиного сундука. И эти вещи, и весь тогдашний быт всплывут потом в романе «Времена года» (в 1961-м его экранизировал Анатолий Эфрос).
Вообще, Ростов появлялся у Пановой почти во всех произведениях. Особый город, у которого даже язык был свой: «Подбрось печку и поставь воду на голову» — по-русски это бредовая бессмыслица, а по-ростовски означало: «Добавь угля в печку и согрей воду для мытья головы».
Да и ее «Сентиментальный роман» почти весь сложен из бурных событий юности и людей, которые окружали Панову в Ростове: в 16 лет она, по протекции приятеля-журналиста, устроилась в газету «Трудовой Дон» и стала газетчицей, подрабатывая в четырех изданиях сразу. Подписывалась Верой Вельтман — по совету того же приятеля («Пановы — бездарная фамилия. Возьми что-нибудь звучное. Смотри, Дина Сквольская подписывается: «Метеор»).
Именно корреспонденции и фельетоны сделали ее стиль. Писатель Дмитрий Быков в своем эссе о Пановой говорит о ее «чисто журналистской способности в немногих словах дать многое, обеспечить репортерский эффект присутствия». И действительно, в ее прозе нет описательных длиннот и романтического флера — только то, что «вдавилось в сердце».
1920-е годы для Веры Пановой — это и бесшабашная веселая юность, и шумная редакция, и постоянные компании дома, и вечера в писательских клубах, где первые главы из романа «Разгром» молодежи читал сам Фадеев.
Пишущих людей в Ростове 20-х годов так много, что возникают союзы: местное отделение РАПП (Российской ассоциации пролетарских писателей) или вот, повеселее и понахальнее, — ГМГ, «Группа молодых гениев». За одного из таких гениев, поэта Арсения Старосельского, она и выскочила замуж. Свадьбы играть было не очень принято, но молодых так хорошо приняли в семье Арсения, что друзья решили повторить успех, и теперь уже другой гений (в шутку) представил Веру как жену своим родителям. И снова накрыли стол и поздравляли молодых. «Они не знали, что мы прежде всего идиоты, а потом молодые».Вера Панова (крайняя справа) и Арсений Старосельский (стоит рядом с ней) с коллегами по ростовской газете «Молодой рабочий», 1920-е годы.
Но 20-е — это еще и первые страшные удары личной жизни. Внезапно заболевает ее первенец, годовалая дочка Наташа. «За одни сутки ребенок, еще накануне розовый и налитой, как яблочко, превратился в скелетик». Не помогает ничего. В какой-то момент ей говорят, что надо срочно сменить климат, но прямо сейчас, сегодня, понимаете? И она без промедления в тот же вечер уезжает с синеющей на глазах, еле теплой малышкой в Кисловодск. На водах чудом сразу же находится столичный доктор, дает нужные капли, а к ним строгое указание: не кормить три дня.
Стойко слушать, как кричит от голода твой умирающий ребенок — чего стоило 22-летней Вере прожить эти три дня ужаса? Но проявилась сила воли. «Я железно выдержала характер и в тот день, и в два последующих». Наташа поправилась. А через год едва не умерла сама Панова: вовремя не вырезали аппендицит. Осложнения были так серьезны, что, отчаявшись, она сказала профессору: «Николай Алексеевич, ну зачем меня еще мучить, ведь я все равно умираю».
«Но ведь я обязан сделать все, что от меня зависит, правда?» — ответил он. И провел уникальную операцию, вошедшую в историю хирургии. Профессор этот был Николай Богораз, легендарная личность. Оперируя Веру, он уже был инвалидом — без обеих ног. Когда-то сорвался с подножки и попал под колеса трамвая. «Его доставили в клинику его имени. Он распорядился, чтобы ноги были немедленно ампутированы, и сам руководил операцией, лежа под ножом».
Первым в больничную палату к Вере пришел не муж, а друг мужа, журналист Боря Вахтин, Боря Длинный, Бувочка… «Самое лучезарное видение моей жизни». Как и многие молодые браки, ее брак со Старосельским треснул довольно быстро, за три года.
Арсений «изображал из себя железного коммуниста», принуждал Веру читать «Капитал» Маркса, часами декламировал Маяковского и страшно презирал все мещанское: все цвета (кроме ярко-красного), все ласковые слова и даже имя дочки — Наташа — тоже было мещанским. «Я раздражалась против него все больше».
Арсений Старосельский, первый муж Веры Пановой
Боря Вахтин, журналист из Ленинграда, не был красавцем: оттопыренные уши, косящие глаза, но «комната светлела, когда в нее входил этот очень высокий человек с парадоксальной смесью скандинавских и монгольских черт лица». Когда Вера ложилась на операцию, Борис вдруг вместо обычного «товарищ Панова» сказал ей дрогнувшим голосом: «Деточка моя». «Никогда Арсений не говорил мне таких слов. Он бы, наверное, счел их мещанскими».
Они поженились. Вере 24 года, Борису 31. Это была самая сильная любовь в ее жизни. Уже постарев, она писала: «Если впоследствии мне пришлось заплатить за эту любовь величайшим горем, то было за что платить!» В браке с Вахтиным Вера родила двух сыновей, в 1930-м — Борю, в 32-м — Юру. Жили счастливо, радуясь друг другу. Приходя с работы, Борис ложился на диван, сажал на себя всех троих детей и рассказывал им сказки…
Сказки эта продолжались ровно до декабря 1934 года, когда оглушительным телефонным звонком их оборвала новость: «Кирова убили!»
Вахтин стал одним из первых в кровавом «Кировском потоке». Журналиста «Молота» обвинили в троцкизме, исключили из партии и уволили из газеты. Он не пал духом, устроился подручным слесаря на «Ростсельмаш», но в тот же вечер за ним пришли. «Весь этот день меня, кроме ощущения железного ошейника на горле, не покидало ощущение ледяного холода — я набрала полные туфли снега, когда бежала к воротам вслед за Борисом и теми, кто его уводил». Веру, как жену врага народа, уволили тоже.
«Она всю жизнь шла по грани между адскими и райскими чудесами — всегда одинаково недостоверными; странно, сколько нереального было в жизни этого упорнейшего реалиста», — пишет Быков.
Одним из чудес было разрешение на свидание с мужем, которому дали 10 лет лагеря на Соловках. Это было большой редкостью, но как-то так случилось, что «перст судьбы отметил мое заявление в ворохе других». Она тут же, на последние деньги, рванула в далекую Кемь: увидеть милые косящие глаза, услышать родной голос и «такая невинная радость — досыта накормить любимого человека». Кормила жареной картошкой, раздобыла даже мясо, Борис говорил, что не надеялся никогда уже поесть такой еды.
Это свидание было последним в их жизни. В том же году Бориса расстреляли. «В моей памяти он всегда жив и идет мне навстречу по Богатяновскому, и его волосы сияют на солнце нежным золотом, и порой мне кажется, что когда-то я его еще увижу таким…» По Богатяновскому — потому что в доме номер 80 была их квартирка (потом этот переулок станет Кировским). Борис Вахтин, второй муж Веры Пановой.
Борис Вахтин, второй муж Веры Пановой
В 1937-м новая беда: у одного из сыновей такой же тяжелый аппендицит, как у матери, такое же осложнение, и снова надо сменить климат. На два года Панова с тремя детьми переезжает в село на Полтавщине, где они когда-то бывали с мужем. У села немного гоголевское название Шишаки.
Именно там — днем в леваде, ночью на скамье с крохотной свечкой — она начала сочинять пьесу «Илья Косогор», подражая Горькому (из харьковской газеты узнала про конкурс с премией для репертуара колхозного театра). На победу особо не надеялась.
Но хотя «Косогор» и считается исторически первой пьесой Пановой, выбраться из нищеты будущей звезде советской литературы помог сценарий, заказанный… для столичной елки Нового, 1940-го, года. 4000 рублей, невиданная сумма! Сценарий был написан за двое бессонных суток. В то время Вера, оставив детей в селе, отправилась на заработки (ну и за голубой мечтой стать писательницей). На птичьих правах жила то в Ленинграде, то в Москве — иногда даже как домработница. «Я готова была хоть к черту в зубы, лишь бы укрепиться в жизни».
Сказочно разбогатев, в Шишаки она привезла пять чемоданов еды и одежды — детям и маме. А через полгода пришло письмо, что «Илье Косогору» присуждена первая премия — 7000 рублей! Это при том, что денег на перепечатку пьесы у нее не было, на конкурс она послала исписанную общую тетрадь. Благо, почерк у нее был великолепный.
Признана была и ее вторая пьеса — «Старая Москва», которую она писала, совершенно Москвы не зная, по путеводителю начала века. «Старую Москву» решили ставить сразу два театра: Моссовет в столице (пьесу выбрал сам знаменитый Юрий Завадский) и ленинградская Александринка.
И был «чарующе любезный Завадский», и аплодисменты на читках, и радость репетиций, предвкушение, «как в этих креслах будут сидеть зрители, как будет сиять эта люстра, будут произноситься те слова, которые я сочинила». Она счастлива, синяя птица в руке. Но премию за «Старую Москву» она получит после войны.
Маятник ХХ века уже качнулся влево. Наступило 22 июня 1941 года. Грохот канонады, разбитый снарядом рояль, смерти кругом (однажды ей пришлось голыми руками вытаскивать железный осколок из живота прохожего, раненного на ее глазах), страх за дочь, которая рядом (Панова в этот момент находится под Ленинградом), и еще больший страх неизвестности за маму и сыновей, оставшихся в Шишаках.
«Проснуться утром, вспомнить: в городе немцы, чужие, враги, всесильные над тобой, и деваться тебе некуда, и негде искать защиты». Каждый день испытывал на прочность, на силу воли. «Она такая маленькая была, с аккуратной прической, — вспоминал писатель Валерий Попов, — но от нее какая-то сила шла. Чувствовалось, что в ней есть ядро».
Полуголодная жизнь в оккупации (по утрам искали убитых лошадей и, вымочив мясо в марганцовке, варили суп из конины), затем гонения: она с дочкой и старушкой-соседкой идут пешком, потом задыхаясь, едут в набитом товарном, болеют, снова идут. «Нереально мрачным война делает самый обыкновенный пейзаж. Казалось бы, что может быть инфернального в дачной изгороди из желтых палок? А вот поди ж ты, истинно адское зрелище, оказывается».
Фильтрационный пункт, устроенный немцами в синагоге в Нарве, где Вера с 16-летней дочкой на полу жили беженцами, но где несчастные, завшивленные люди хором красиво пели «Вдоль по улице метелица метет…», станет потом основой для ее известной пьесы «Метелица». И на театральной премьере в 1960-х она будет отчаянно ждать, что кто-то из тех, кто пел, сидит сейчас в этом зале.
Очередное чудо: из Нарвы они, совсем бессильные, сумели добраться до Шишаков. Полторы тысячи километров в зиму по эстонской, русской, украинской земле, кишащей немцами. Почти без еды, пешком, иногда в ледяном вагоне, где она однажды поняла, что засыпает навсегда и заставила себя жить. Где не просто забыла о таких вещах, как «скатерть, вилка, мирный свет висячей лампы, а перестала верить, что они есть на свете», «только факты остались в памяти, один другого страшнее». Но в селе, хотя оно тоже было оккупировано, чудесным образом все были живы, семья соединилась.
Кадр из сериала «Спутники» по книге В. Пановой, 2015 год, реж. И. Шурховецкий.
В 1944-м она ухватилась за работу обычного рабкора, выехав в Пермь: вызов сделал бывший муж. Однажды по заданию редакции 4 месяца провела в санитарном поезде. Результатом стала повесть, которая затем переросла в одну из самых ее известных вещей — «Спутники». Дмитрий Быков говорит, что этот роман Пановой очень отличался от прочих — «неуловимым изяществом, при всей трудноприложимости этого слова к военной литературе».
Весной 1945 года Панова писала своей наставнице и другу, писательнице Александре Брунштейн: «Я закончила две первые главы. Дуся моя дорогая! Мне они нравятся. Это очень нагло писать так? Но, по-моему, просто бестактно подсовывать людям то, что самой не нравится, правда? У меня звенит в серединке, когда я это пишу. Я себя не узнаю в этой вещи. У меня новый голос. Я позволяю себе все, что хочу. А хочу я ужасно многого! Я резвлюсь, как жеребенок на лугу, — что мне и не приставало бы: пять дней назад мне исполнилось, слава богу, 40 лет».
Могла ли вдова расстрелянного троцкиста подумать о том, что за этот роман ее наградят в 1947 году Сталинской премией, да еще и первой степени? Премия была высшей государственной наградой СССР, выше некуда. Первая степень кроме почета давала денег — 100 000 рублей, важную красную «корочку» и бесплатный проезд.
Сталинских премий Вера Федоровна получит еще две: в 1948-м за роман «Кружилиха», в 1950-м за повесть «Ясный берег». «Кружилиха» рассказывала истории людей, попавших на оборонный завод в конце войны. «Ясный берег» — о жизни колхоза уже после войны.В 40 лет Вера Федоровна стала, как и мечтала, профессиональным литератором. Вообще за свои 67 лет Панова написала 6 романов и 6 повестей, 12 пьес, 10 сценариев, не всегда удачных, иногда идею заслоняла идеология. Но, как это иногда бывает, самым большим ее произведением стала маленькая детская повесть «Сережа», оставшаяся без официальных наград. Даже язвительная писательница Татьяна Толстая (уже в наши времена) назвала ее «одним из шедевров русской литературы».
Первым «Сережу» в 1955 году напечатал в своем «Новом мире» Константин Симонов. Прочитав повесть, восторженно откликнулся Корней Чуковский, книгу которого «От двух до пяти» Панова обожала, и сама собирала неологизмы своих детей.
«Вы написали классическую книгу, которая рано или поздно создаст Вам всемирное имя, — писал он. — Не сомневаюсь, что ее переведут на все языки, дело не только в том, что впервые в истории русской литературы центральным героем поставлен шестилетний ребенок, но и в том, что сама эта повесть классически стройна, гармонична, выдержана во всех своих — очень строгих! — (подлинно классических) пропорциях. Это-то и восхищает меня больше всего — дивная соразмерность частей, подчиненность всех образов и красок единому целому, та самая, что чарует нас в пушкинской и чеховской прозе». Вера Панова, вторая половина 1940-х годов.
«Сережа» стал и первой экранизацией текста Пановой. В 1960-м за него взялись молодые (на 15 лет младше автора) Георгий Данелия и Игорь Таланкин. Позже Данелия снимет такие шедевры, как «Я шагаю по Москве», «Мимино», «Афоня», «Осенний марафон», «Кин-дза-дза», но «Несколько историй из жизни очень маленького мальчика» (это подзаголовок повести) стали первой его режиссерской картиной.В своих мемуарах «Безбилетный пассажир» Данелия вспоминает: «Думали полночи и придумали новый режиссерский ход — снимать фильм глазами мальчика, то есть в ракурсе снизу». Это был гениальный ход! Он определил всю искренность интонации этой замечательной картины, сегодня растащенной на цитаты («Дядя Петя, ты дурак?» оттуда).
Еще Данелия с Таланкиным решили брать на роль по-настоящему маленького мальчика, а не школьника, озвученного потом голосом актрисы, как делали все. Они отсняли тысячи проб тысяч белобрысых (как книжный Сережа) мальчишек, а в итоге нашли «темненького» Борю Бархатова пяти с половиной лет, который поразил их серьезной декламацией некрасовских стихов. Волосы пришлось высветлить.
Самой трудной оказалась сцена со слезами — Сережа узнает, что родители не берут его в Холмогоры. Заплакать суровый Боря никак не мог. Тогда Таланкин (как нянечка в детском саду) пригрозил: «Вот закроем тебя в студии на ночь и уйдем!» Боря в ужасе разрыдался, Данелия дал отмашку «Мотор!» и велел Боре говорить текст. Боря сыграл, а потом с лицом, залитым слезами, крикнул: «Таланкин, ваша фамилия от слова «талант», а вы не режиссер, а какой-то жук навозный!»
Актеры Сергей Бондарчук и Боря Бархатов, кадр из фильма «Сережа», 1960 год, реж. Г. Данелия.
На Международном кинофестивале в Карловых Варах советскому черно-белому фильму дали Гран-при — увесистый хрустальный глобус. Но главным было признание своих: великие режиссеры Михаил Ромм, Григорий Козинцев были в восторге от удачного дебюта. Понравился фильм и Пановой.
А вот экранизация ее рассказа «Мальчик и девочка» «оттепельного» 1966 года пролежала на полке целых 50 лет. Историю о курортном романе подростков режиссер Юлий Файт снял без нравоучения, и каким-то партийным боссам это не понравилось. «Уже был назначен день премьеры, и я, проезжая по Москве, видел огромные красивые афиши, — вспоминал Николай Бурляев, сыгравший главную роль. — А потом — в день премьеры! — объявили, что она отменяется».
Однако же еще восемь своих экранизаций Панова увидела на экране, и делали их мастера: Анатолий Эфрос, Владимир Венгеров, Татьяна Лиознова. И премьеры в театрах были, и люстра сияла, и люди хлопали сочиненным ею словам. «Первая вне всякого сравнения писательница Советского Союза», — говорил о ней Чуковский.
В 1950-х Вера Федоровна наконец перестала думать о деньгах и своем угле: у нее появилась роскошная квартира на набережной Мойки в Ленинграде, хорошие гонорары и даже муж — Давид Дар, писатель-фантаст, похожий на сказочного гнома с трубкой во рту, о котором Бродский говорил, что «писательское дарование заслонялось гениальностью его личности». Появился и свой стол, о котором она мечтала многие годы: «Спутников», например, писала на подоконнике, и колени больно упирались в стену.
Правда пропало здоровье. Еще в молодости у нее бывали обмороки, дикие мигрени, одышка, «я понимала, что необходимо бросить курить, но не хватало воли». Курила она всю жизнь крепкие папиросы. Терзала Веру Федоровну и ошибка, которую она не могла себе простить: в 1958 году Панова присоединилась к травле Бориса Пастернака (за роман «Доктор Живаго») — поэта, которого на самом деле очень ценила и стихи его сделала позже эпиграфом к своей книге мемуаров. Наверное, испугалась за семью. Это была ее единственная слабость.
А вот супруг ее, Давид Яковлевич, выдавал прямо-таки ошеломительные реплики. В заметках у Довлатова есть такая сцена: поздравить Панову с днем рождения пришли известные советские писатели, начальство. «Что-то у нас душно», — сказала Панова. «Да обычный советский воздух», — тут же заметил Дар. Давид Дар, третий муж Веры Пановой.
Давид Дар, третий муж Веры Пановой.
Сергей Довлатов некоторое время работал у Веры Пановой литературным секретарем, они очень сдружились, и Панова частый герой его фирменных зарисовок. Вот одна из них, из сборника «Ремесло»: «К Пановой зашел ее лечащий врач — Савелий Дембо. Она сказала мужу: — Надо, чтобы Дембо выслушал заодно и тебя.
— Зачем, — отмахнулся Давид Яковлевич, — чего ради? С таким же успехом и я могу его выслушать.
Вера Федоровна миролюбиво предложила: — Ну, так и выслушайте друг друга».Помощь Довлатова понадобилась, когда с писательницей случилось то, чего она всегда боялась: Панова стала беспомощной. В автобиографии она напишет: «Я, Панова Вера Федоровна, родилась 20 марта 1905 года в Ростове-на-Дону, умерла 20 июня 1968 года, когда меня поразил инсульт, лишивший меня возможности ходить и владеть левой рукой».
При этом работать она не перестала, взялась за исторические романы. Писала своему ростовскому другу, Вениамину Жаку: «По совету врача почти ежедневно работаю — пишу. Говорят, это даже содействует восстановлению. Я начала набрасывать что-то вроде воспоминаний… Писать мне трудно, я словно вторично переживаю всякую горестную минуту».
И обязательная приписка: «Поклон всем общим знакомым и городу Ростову-на-Дону вместе с Нахичеванью». Покинув Ростов, она еще долго скучала по нему: «до слез хотелось туда, к югу, к акациям, которые скоро зацветут».Сергей Довлатов, 1960-е годы.
Так вот, интересно, что Довлатов, ядовито саркастичный в отношении даже друзей, ни единого плохого слова в своих записках не сказал о Пановой, хотя накоротке характеризовал ее новому секретарю как «вздорную тетку», которая «пьет, увы, только кагор и, увы, только на Пасху».
Но в «Соло на ундервуде» о ней есть такой пассаж: «Беседовали мы с Пановой.
— Конечно, — говорю, — я против антисемитизма. Но ключевые должности в российском государстве имеют право занимать русские люди.
— Это и есть антисемитизм, — сказала Панова. — То, что вы говорите, это и есть антисемитизм. Ключевые должности в российском государстве имеют право занимать ДОСТОЙНЫЕ люди».Автобиографию, завершенную прямо перед смертью в 1973 году, она закончила одним очень важным для нее случаем из 50-х. Шофер такси узнал знаменитость и спросил, не за эту ли книгу («Времена года» лежали в машине) она получила премию. «Нет, — сказала я, — за другие.
— Ну, это напрасно, — сказал он. — Я других ваших книг не читал, а за эту обязательно дал бы вам премию.
— Почему же?
— Потому что интересная, — ответил он, — это раз. А два то, что правду пишете. Не смотрите, какой он там начальник, а пишете то, что есть и что я тоже знаю. И вот по этим двум причинам я бы и дал вам премию, будь моя воля.
И верите, друзья: со всех шпилей и куполов звонко и певуче хлынуло на Ленинград солнце при этих словах…. И все эти чудеса произошли оттого, что незнакомый мне человек, читатель моей трудно написанной книги, своей волей присудил мне за эту книгу премию. И премия была выдана так простодушно, искренне и весело, не на заседании — а в крошечной кабине такси, насквозь пронизанной весенними лучами, как вязальными спицами».
Без упоминания про «антисемитизм», конечно, никак не обошлось. Впрочем, как и про «обычный советский воздух». Отдельно отметим дифирамбы сегодняшнего «иноагента» Димы Быкова, поскольку к творчеству Веры Пановой он вдруг проявил интерес после того как выявился плагиат «Мисы Сыскина», который обирал Веру Панову, завоевывая все литературные премии, пока, наконец, это не достало наследников писательницы (см. ПОТОКИ ЭНЕРГИИ. ЧАСТЬ III). Но он так и не понял, что вместе с прозой Веры Пановой русский язык делает качественный рывок, который остался так и не переосмысленным ни Бродским, ни Довлатовым. Он-то восхищается повестью «Спутники», которая писалась «в качестве методички».
И тут… нельзя не вставить одного замечания нашего Классика по поводу приведенной иллюстрированной биографии Веры Пановой.
BRIEF Кстати, русский интеллигент, в плане понимания всяческих причин и истоков, это особо тяжёлый случай. Поскольку сам тип сформирован реформой Петра, то в нём прошивка: если на Западе так — то это истина. Потом появились разного типа интеллигенты-почвенники, которые обнаружив в себе эту прошивку стали бороться с ней чистым отрицанием — если на западе так — у нас должно быть этак. @DmitTar
Ирина Дедюхова Да кончайте вы врать на историю! Даже в противостоянии Смоленска и Новгорода до сих пор не разобрались, что стало вообще-то становлением исполнительной ветви власти Рюриковичей, которые были отнюдь не «династией», а профессиональным сообществом.
Но кто бл*дь в реформах Петра будет искать «интеллигенцию» или что-то выслушивать от «интеллигенции», которая до сих пор не доперла, что Петр во всех преобразованиях (прежде всего в армии!) опирался на изгойские ветви Рюриковичей. Да, которые уже докатились там… до первобытного состояния. Тем не менее! Именно при Петре служилое дворянство равняется по гражданским правам со столбовым.
Ведь даже вывода никакого не сделали, почему у нас сатирик в бандане, решивший про Рюриковичей темку оседлать, помер от прионки в мозгах.
Какая вам в жопу «интеллихенция», если вылезли нормативное пространство курочить под высеры тех, кому логарифмы в жизни не понадобились? Если совести не хватает переосмыслить достигнутые «экономические показатели»?
Ну, от кого вы это слышите? Я и сама «старалась не думать» о факте, который мне почти ежедневно родная мама напоминала. Что типа она по паспорту моложе, чем в действительности! Поэтому я должна понимать и все такое. Делать скидку и брать на себя больше. Поскольку… она на самом деле родилась в бухте Нельма во Владивостоке, где была огромная очередь из желающих поменять паспорта на всяких там бобиков подзаборных и «красных партизан», чтобы… не выехать, а вернуться обратно!
Так что… надо всей местечковой «интеллехенции» все же задуматься, перед кем они тут решили своими познаньями трясти, будучи не способными усвоить даже закон Гука.
Вам уже был выставлен критерий вашей «интеллихентности» — роман ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА СНОВ! И то, какие меры вы предприняли, вовсе не свидетельствуют, будто вы что-то понимаете в истории, литературе или… Великом и могучем.
Но! Не стоит себя относить к «интеллихентам» именно потому, что я моментально оказалась в начале нулевых в той же вороньей слободке, которая «прибрала к рукам» Веру Панову.
Не кажется ли вам странным, что, спустя многие годы, и после ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦЫ СНОВ, я вдруг оказываюсь среди тех же «защитников Бгодского»?
Там произошло совсем не «интеллихентное», я оттуда сбежала. Потому что писать там не могла! Но… частичка моей антиматерии уже прошла. Это их определение! Вера Панова ведь с третьим мужем тоже ничего внятного не написала.
Помните интервью с придыханием и приседаниями Собчак перед ничтожеством Эткиндом? Он в Италию выехал, оплевав меня в качестве «кухарки». Потому что я люблю кушать то, что приготовила сама. У них там домработницы были, готовили плохо. Их всегда пырило от факта, что они живут, как барыньки, а русские женщины им прислуживают. Но.. какие «баре», такое и прислужничество. А я пожрать раньше любила… качественно.
Кстати, даже в Италию этот Эткинд поехал, потому, что это я вообще-то хотела итальяшку себе завести, чтоб он мне макарошки варил с пением «О соня мио».
Да, я не Вера Панова, на санитарном поезде в войну не ездила. Мне хватила мамы, которая вспоминала про платьица эвакуированных девочек-полячек из военного детства.
Зато и после моих ужинов (а представьте себе, эта «интеллихенция», чтоб типа меня унизить, мне еще вместо какого завалящего букетика дарила пучок зелени… рассказывая потом на английском, как Веру Панову унижали, считая, будто я по-англицки не кумекаю) на них русле антиматерии накатывало… всякое-разное. Без моей жрачки мы бы никогда не узнали эту трогательную историю про смерть возле кастрюли с котлетами сами знаете кого.
Странно даже… неужели до сих пор думают, будто я не просеку всей этой истории с МиМ? И всей этой тяги к «классике» на фоне повальной питерской некрофилии?
Да давно уж. Начиная со смешной истории, как первый муж Веры Пановой писал доносы на второго мужа, как они это дело потом ловко свалили на Сталина.
Пошли в жопу со своей «интеллихенцией». Жрать вначале научитесь пристойно.
Совсем недавно биография писательницы ознаменовалась и эпизодом откровенного плагиата со стороны Михаила Шишкина, который сделал это, будучи абсолютно уверенным, что его отмывание денежных средств путем фиктивного получения денежных премий от наших потомственных «борцов с антисемитизмом» — это очень нужно людям, а вот творчество Веры Пановой столь же ненужное, как и «обычный советский воздух», всеми забытое напрочь.
Правда, подается нынче это в русле «она пришла к богу под самый конец». Будто сама биография не выявляет огромную помощь и поддержку свыше.
Потерявшая слух и зрение писатель Вера Панова перед смертью пришла к Богу
31 МАЯ 2023 г.
Вера Панова
Весной исполнилось полвека со дня смерти писательницы Веры Пановой. Когда-то она была в тренде. В послевоенные 40-е умудрилась получить три Сталинские премии. Сегодня ее имя незаслуженно забыто. Разве что, может, кто-то вспомнит экранизацию Данелией ее «Сережи». А вот современные авторы Панову как раз таки активно перечитывают.
В 2005 году у Михаила Шишкина вышел роман «Венерин волос», очень благостно принятый критикой. Книгу осыпали всеми возможными наградами, отдельно отмечали прекрасный язык сочинения. Какой же случился скандал, когда один поэт случайно обнаружил в романе обширную, на несколько страниц, выдержку из Пановой. Популярный писатель снял шкуркой и забыл закавычить несколько страниц из автобиографического текста Пановой «Мое и только мое».
В ответ на обвинения Шишкин отвечал, что сделал все специально, обнаружив нужные ему описания «в бескрайних залежах мемуарного мусора». Что тут ответить, кроме фирменного Сережиного:
— Дядя Петя, ты дурак?
Интересно, что за десять лет до случая с Шишкиным имя Веры Федоровны так же всплыло в связи с другим эмигрантским автором. В 90-е на волне популярности Довлатова выяснилось, что он трудился у Пановой секретарем. В свое время писательница из жалости пригрела хорошего мальчика, а потом Довлатов даже посвятил Пановой несколько анекдотов. Впрочем, беззлобных, что даже удивительно.
Вот, например: «Явились к Пановой гости на день рождения. Крупные чиновники Союза писателей. Начальство. Панова, обращаясь к мужу, сказала: «Мне кажется, у нас душно». «Обыкновенный советский воздух, дорогая!»Вечером, навязывая жене кислородную подушку, он твердил: «Дыши, моя рыбка! Скоро у большевиков весь кислород иссякнет. Будет кругом один углерод».
Три мужа
Панова родилась в 1905 году в Ростове-на-Дону. О том, что станет писательницей, знала еще с детства. Но из-за революции успела окончить только два класса. Укрепившиеся в городе большевики предложили девочке работать в газете «Трудовой Дон». 15-летняя Вера писала очерки и заметки, подписывая материалы фамилией Вельтман. Она гордилась своим журналистским прошлым и, будучи уже знаменитой, любила повторять про себя: «Я — старая журналистская волчица».Панова обладала острым аналитическим умом и при этом — женской приметливостью в деталях. А память у нее была феноменальной. Так, в конце жизни она с мельчайшими подробностями воспроизвела приметы своего детства в той самой повести «Мое и только мое».
Она вышла замуж за ответственного секретаря газеты, родилась дочь Наташа, а потом случилась беда, и Вера заболела. Будучи уверенным, что жена не выживет, муж так и не навестил ее. Единственный, кто пришел в палату к умирающей, был корреспонден «Комсомолки» Борис Вахтин. Он и стал ее вторым мужем. У них родились два сына, но счастье оказалось недолгим. Мужа посадили и расстреляли на полигоне в Коммунарке.
С тремя детьми на руках Вера, как жена врага народа, подалась в бега.
Литературная карьера случилась внезапно. Перед началом войны, когда расстреляли наркома внутренних дел Ежова и репрессии поутихли, Панова решила поучаствовать в литературном конкурсе на лучшую пьесу для колхозного театра. К ее удивлению, пьеса «Илья Косогор» заняла первое место, и она получила солидные 7 тыс. руб. Окрыленная успехом, приняла участие в следующем, уже всесоюзном конкурсе с пьесой «Старая Москва». И снова успех: за ее работу чуть не подрались худрук театра Моссовета Юрий Завадский и худрук Пушкинского театра Леонид Вивьен.
Панову вызвали в столицу. Она вернулась в журналистику. В годы войны для подготовки репортажа совершила несколько рейсов на военно-санитарном поезде. Итогом поездок стала повесть «Спутники», удостоенная Сталинской премии первой степени.
Во время работы над повестью она познакомилась со своим третьим мужем, поэтом Давидом Рывкиным, больше известным под псевдонимом Давид Дар. Про них даже ходила эпиграмма: «Хорошо быть Даром — // получаешь даром // каждый год по новой// повести Пановой».
Рига. Режиссер Игорь Масленников (в центре), артисты Виталий Соломин (слева) и Василий Ливанов на съемках телефильма «Шерлок Холмс и доктор Ватсон»
Старуха в черной накидке
К творчеству Пановой обращались разные режиссеры. Это и Татьяна Лиознова, снявшая фильмы «Евдокия» и «Рано утром», и Анатолий Эфрос (фильм «Високосный год» по роману «Времена года»), и Владимир Венгеров («Рабочий поселок» по одноименной повести)… Три года назад показали сериал «Спутники» от режиссера Ивана Шурховецкого, где главные роли играют Нелли Уварова и Сергей Угрюмов. Несмотря на активное сопротивление родственников Пановой, которые сочли работу неудачной, сериал получил довольно высокий рейтинг на «Кинопоиске».Интересные воспоминания о Пановой оставил Игорь Масленников. Оказывается, Панова относилась к фильмам по своим книгам очень скептически и даже от «Сережи» поначалу не пришла в восторг. И тем не менее к Масленникову обратилась сама, предложив режиссеру экранизировать «Сентиментальный роман», лучшее свое произведение, как сама считала.
Постановщик пришел в гости к писательнице, испытывая страшное неудобство: он ничего не читал у Пановой, если не считать «Кружилиху», да и ту лет сто назад. А о памятной встрече написал так:— В просторном кресле передо мной сидит разбитая параличом старуха, полуслепая и полуглухая, с затрудненной речью, с четками в руках, в кружевной черной накидке и с крестом на груди. Разговаривает трудно, глухо… пьет, неловко вытираясь бумажными салфетками и бросая их под стол.
Панова тяжело переживала свое состояние. Во время празднования дней рождений просила гостей вспоминать, какой худенькой и хорошей девочкой она была.— Как тростиночка! Как веточка! Как спичечка! — упражнялись гости.
После встречи режиссера придавило тяжестью увиденного. Пановой было всего 68, но уже пять лет она была плоха. Особенно больно было видеть, как, разбитая параличом, она пыталась прихорошиться перед гостем и непослушной рукой подкрашивала губы…Умудрилась подписать режиссеру книгу, на которой уже стоял автограф для ее внучки…
От предложенной работы Масленников не отказался. По его словам, начав читать «Сентиментальный роман», оторваться уже не мог. Он вычитал в книге очень неожиданную и даже крамольную мысль о том, что активные строители коммунизма — всего лишь не видевшие любви люди, достойные жалости и сожаления.
Вместе с Верой Федоровной они написали заявку. Панова подписала ее, а на следующий день умерла от инсульта. Отпевали писательницу в Никольском соборе, там, где ранее отпевали Анну Ахматову…
Табличка на крест
Дурной каламбур, но все семейство Веры, включая саму Панову, подводила именно вера.Когда-то ее отец, безумно влюбленный в свою жену, тоже Веру, поклялся, что будет называть этим именем всех своих дочерей, сколько бы их ни было. На свет успела появиться только одна девочка. А потом у отца появилась любимая яхта «Вера». Он отмечал на яхте тридцатилетие, но «Вера» перевернулась и именинник погиб. В каком-то смысле Панову тоже подвела вера.
Как рассказывал Масленников, забвение писательницы носило не случайный характер. Дело в том, что в конце дней она пришла к вере. Начала писать религиозные эссе и даже завещала соборовать себя в церкви. Из-за этого отношение властей к ней радикально поменялось. Все некрологи были сухи, а газеты умудрились напечатать возле скупого текста даже не портрет Веры Федоровны, а фото латышской народной писательницы Анны Саксе, еще здравствовавшей в ту пору и похожей по комплекции на Панову.
И все-таки встречи с Масленниковым Панова искала не зря. Перед похоронами обнаружилось, что ей забыли сделать табличку на крест. Поскольку режиссер очень хорошо рисовал, то табличку он сделал сам во время отпевания. Сам же написал сценарий за Панову и снял фильм «Сентиментальный роман» про пылкого коммуниста-газетчика Шуру, который внезапно очутился в любовном треугольнике с двумя девушками — Зоей большой и Зоей маленькой, которых сыграли Елена Проклова и Елена Коренева.
Что-то только не «Миса Сыскин», ни «Дима Быков» к богу так и не пришли. Отметим, что скандал с плагиатом из Веры Пановой случился почти через десять лет упорно навязываемой, никем не прочитанной книжки Михаила Шишкина, хотя Ирина Анатольевна говорила это с момента принятия этого «произведения» на конкурс.
Тем не менее, широкому кругу читателей именно этот скандал вернул таки творчество выдающегося писателя. Напомним, что скандал разразился только в 2014 году. Поэтому на следующий год наши «сериальщики» кинулись переснимать «Спутники». Наверно, также решив, будто все предыдущие киновоплощения этой повести все уже забыли. Но повесть «Спутники» (которую неграмотный «Дима Быков» именует «романом»), занимает особое место не только в творчестве Веры Пановой, и у ее верных читателей.
«Спутники», или Братья и сёстры милосердия Веры Пановой
8 мая 2020Небольшая повесть, написанная в первом послевоенном 1946 году, — итог нескольких месяцев, проведённых в санитарном поезде…
Человеком, написавшим эту повесть, была Вера Фёдоровна Панова – журналистка пермской газеты, до этого попробовавшая себя только в драматургии и небольшом прозаическом произведении.
В её жизни были смерть отца, нужда и ранние поиски хлеба насущного, тяга к журналистике, работа с маститыми Александром Фадеевым и Николаем Погодиным, смерть репрессированного мужа, оккупация и три Сталинские премии. Первая из которых – за повесть «Спутники».
… Они оказались спутниками на той дороге, которую указала им самая страшная война, – комиссар Иван Данилов, начальник санитарного поезда доктор Белов, хирургическая медсестра Юлия Дмитриевна, санитарка Лена, прибившаяся к поезду девочка-подросток Васька и все те, кто выполнял подвиг милосердия в лишившемся милосердия мире. Те, кто запасался лекарствами, стирал постельное бельё, готовил еду для раненых и бегал на перрон купить им малины. Те, кто кидал уголь в топку паровоза, налаживал электричество, устанавливал радиоточку в перевязочной, кормил поросят и кур в приспособленном вагоне.
Обычные люди со своими привязанностями и слабостями – люди, которых та самая страшная война превратила в подвижников, заставила явить лучшие стороны и задвинуть подальше, пусть на время, трусость, эгоизм, подлость. Да-да, и подлость тоже. В повести, которую Корней Чуковский в письме к Пановой, назвал классичной, классической, противостоят друг другу добро и зло, противостоят в больших и маленьких конфликтах, из которых главнейший – конфликт Жизни и Смерти, утраченного мира и самой страшной войны. Но есть ещё подспудный, тлеющий конфликт комиссара Данилова и доктора Супругова.
Данилов – нравственный стержень повести, камертон, настраивающий всех, кто его окружает.
«… что можно фронтовому человеку, – говорит он, – то нам нельзя. Мы должны быть ангелы. Херувимы и серафимы, да. Мы – братья и сестры милосердия».
Он не лукавит. Он в самом деле так живёт, этот глубоко порядочный, жадный до новых знаний, умеющий выполнять задания и решать проблемы человек. Данилов требует от спутников полной самоотдачи, и они ему верят, потому что он делает именно то, что говорит.Его моральный противник – доктор Супругов, бывший «ухогорлонос» и коллекционер изящных вещиц, осторожный, как чеховский «человек в футляре», потихоньку умаляющий дела Данилова, этакий крошка Цахес, с каждой главой повести становящийся всё гаже. Но даже этот тихий подлец, в котором, не переставая, воет «обезумевший зверь» самосохранения, оказывается способным ходить по городу под обстрелом и перевязывать раненых.
Супругов – отрицательный полюс «Спутников». Но писательница – наперекор ему – населила своё произведение замечательными героями.
Одна из самых пронзительных сцен повести – врачебный обход доктора Белова после получения им известия о смерти жены и дочери. Едва ли не парой-тройкой предложений Вера Панова сумела описать, как убитый горем старый человек снова превращается в собранного врача, потому что жизнь тормошит его стонами раненых, вопросами подчинённых, строчками диагнозов. Этот подвижнический труд спасает доктора. Как и надежда увидеть сына, который воюет.
Ещё один замечательный персонаж повести – медсестра Юлия Дмитриевна, непривлекательная внешне старая дева, но потрясающий профессионал, человек долга и чести. Не познавшая женского счастья, она живёт работой, а свои материнские чувства в свойственной ей суховатой манере направляет на поездного «приёмыша», девочку с мальчишеским именем Васька.
Вера Панова по очереди освещает каждого героя ярким прожектором, они вспыхивают – и уступают место другим. Они становятся живыми под авторским пером, их много, второстепенных и эпизодических, они лечат и страдают от ран, теряют близких и получают награды. Их начинаешь воспринимать почти как родных…
Повесть была дважды экранизирована. В 1965 году вышла снятая на киностудии «Ленфильм» картина «Поезд милосердия». Но она не так известна, как четырёхсерийный телефильм «На всю оставшуюся жизнь…», поставленный знаменитым в будущем театральным режиссёром Петром Фоменко и показанный в 1975 году. Этот телесериал помнят в том числе и по прекрасной, глубоко трогающей душу песне, строчка из которой дала название всему фильму. Текст писали режиссёр Пётр Фоменко и сценарист Борис Вахтин, сын Веры Пановой, музыку сочинил замечательный композитор Вениамин Баснер.
…Итак, война застала писательницу в Пушкине (Царское Село). По оккупированной территории, преодолев огромное расстояние, по большей части пешком, Вера Панова идет в село Шишаки, Полтавской области, где остались ее сыновья и мать. После освобождения Украины от фашистов, Вера Панова переезжает в Пермь, продолжив журналистскую деятельность.
В Перми группе журналистам предлагают командировку с санитарным поездом. Согласилась на нее лишь Панова. Совершив несколько поездок, используя собственные заметки, она пишет повесть «Спутники» — одно из самых пронзительных произведений о войне.
В декабре 1944 года по заданию редакции газеты Вера Панова совершила за 2 месяца четыре рейса в «образцовом» военно-санитарном поезде № 312 к местам боёв за ранеными, после чего опубликовала повесть «Спутники» (1946; Сталинская премия, 1947), принесшую писательнице широкое читательское признание.
Приведем учебный фильм 1942 года «Военная медицина на Западном фронте», отметив, что в этот период еще нет антибиотиков, поэтому столь важны все санитарные методики и навыки, описываемые Верой Пановой.
Перед читателем предстают будни санитарного поезда, который с 1941-го по 1945-й вывозил раненых с фронта в тыловые госпитали. Будни абсолютно непохожих людей: молчаливого интеллигента Белова, эгоистичного Супругова, отважной Лены Огородниковой, профессионально холодной Юлии Дмитриевны, доброй Фаины и многих других. Каждый со своей судьбой, своими горестями, слабостями и жизненными принципами. Поезд и долг перед Родиной сделали их спутниками на дорогах войны.
Читать повесть Веры Пановой «Спутники»
«Спутники» дважды экранизировались, это любимые всеми фильмы «Поезд милосердия» Искандера Хамраева и «На всю оставшуюся жизнь» Петра Фоменко.
«Поезд милосердия» — советский чёрно-белый фильм, поставленный на киностудии «Ленфильм» в 1964 году режиссёром Искандером Хамраевым. Первая экранизация повести Веры Пановой «Спутники».
Премьера фильма в СССР состоялась 22 февраля 1965 года.
«На всю оставшуюся жизнь» — телевизионный художественный фильм 1975 года, вторая экранизация повести Веры Пановой «Спутники».
Этот фильм, выпущенный к 30-летней годовщине Победы, представляет собой ремейк фильма «Поезд милосердия» (1965 год). В нём 4 серии, повествующие о фронтовом санитарном поезде, который называют «поездом милосердия». Четыре года он безустанно спасает раненых с фронта. Тонкая режиссёрская работа Петра Фоменко и хорошее воплощение актёрами ярких и точных образов медиков и пациентов воссоздают все страшные ощущения кровавой войны, которая стараниями врачей и медсестёр стала милосердной для солдат.
Вера Панова. Спутники. Страницы повести читает Анатолий Папанов (1975)
Новейшая вариация на тему «Спутников» Веры Пановой. Это не лучший военно-санитарный поезд, это какой-то «бордель на колесах».ч.1
14 сентября 2020 г.
8 сентября 2020 по телеканалу «Победа» началась демонстрация современного российского сериала «Спутники» по одноименной повести Веры Пановой. Режиссер сериала Иван Шурховецкий, автор сценария Наталья Назарова. Фильм начал сниматься еще в 2014 г. и, вероятно, готовился к демонстрации в 2015 г. на 70-ти летие Победы в Великой Отечественной войне.
Следует отметить, что это не первая экранизация знаменитого произведения Веры Пановой. До этого их было уже две, и обе они выходили к юбилейным датам. Фильм «Поезд милосердия», режиссера Искандера Хамраева, сценарий к нему написала сама Вера Панова, вышел в 1965 г. к 20-ти летию Победы, а 4-х серийный телефильм «На всю оставшуюся жизнь…» режиссера Петра Фоменко, по сценарию самого Фоменко и сына Веры Пановой Бориса Вахтина, вышел в 1975 г. к 30-ти летию Победы.
Но вот с сериалом «Спутники» вышла заминка. Фильм, уже готовый к показу в 2015, вышел на экран только через 5 лет. И показан был по не самому центральному телеканалу «Победа». Какие причины вызвали такую задержку в показе фильма — в прессе пока не освещено. Можно только предполагать. Мое личное предположение — будь я на месте родных и наследников Веры Пановой, то, если бы не имелось возможности запретить выход фильма, просто запретил бы упоминать в титрах имя писательницы и название ее произведения.
Вроде бы в основном все очень точно по тексту романа, но вместе с тем авторы фильма внесли свои дополнения, сместили акценты в изображении главных героев, в результате получилось «формально верно, а по существу издевательство». Предполагаю, что те, кто читал повесть и особенно смотрел выдающийся, один из самых пронзительных фильмов о Великой Отечественной войне «На всю оставшуюся жизнь…», и попытается посмотреть этот новодел «Спутники», очень даже, мягко говоря, удивятся.
Удивятся подбору актеров, удивятся их интерпретации образов героев, которых они играют, удивятся, куда авторы фильма завели сюжет. И долго будут гадать — зачем это было сделано. А удивляться будут потому, что есть с чем сравнивать. И никакие ссылки на то, что это «новое» прочтение классического произведения, «новый» взгляд на героев и события в данном случае, что называется, не прокатят. Хотя, это мое личное мнение.
Во что же авторы фильма превратили простой и ясный рассказ о военно- санитарном поезде № 321, который с 1941 по 1945 г. вывозил раненных с фронта в тыловые госпитали, о » братьях и сестрах милосердия», служивших в этом поезде, которые за четыре года превратились в настоящую семью. О душе этого поезда, комиссаре Иване Егорыче Данилове; о начальнике поезда, ленинградском интеллигенте, пожилом враче Николае Евгеньевиче Белове; выдающейся операционной сестре Юлии Дмитриевне; кудрявой и жизнерадостной старшей медсестре Фаине Васильевне; странном, себе на уме докторе Супругове; учительнице физкультуры, пошедшей простой санитаркой, Лене Огородниковой; украинской девчонке Васке Буренке; трудяге с золотыми, хоть и пьющем, а кто не пьет, машинисте Кравцове и многих других. О героических и трагических судьбах раненных, за жизнь которых борются медики поезда. О короткой любви и всегда неожиданной смерти.
И вот это светлое, чистое, трагическое и героическое произведение о «великом и святом времени» авторы нового сериала превратили в какой-то пошлый фарс. Наверное, им показалось, что простое повествование о буднях санитарного поезда на протяжении 8 серий наскучит современному зрителю, поэтому надо для оживляжа добавить сексуально озабоченную, на грани низкой социальной ответственности, героиню; кровавых энкведешников; стукача-карьериста, который к тому же насильник, вор и мародер; старого врача-либерала, обличающего проклятый советский тоталитаризм и т.п. Вначале этот поезд напоминает «бордель на колесах», а потом вся эизнь в нем превращается в какой-то ад.
Так как имеется три экранизации повести Веры Пановой, то для начала сравним исполнителей главных ролей.
Иван Егорович Данилов, 38 лет, из крестьян, образование низшее, но всю жизнь учился самостоятельно и на курсах повышения квалификации. В результате на начало войны работал в Вологде управляющим республиканским трестом молочных совхозов. В первый же день войны пошел на фронт добровольцем, хотя мог получить бронь. Назначен комиссаром военно-санитарного поезда, который сам и должен с нуля сформировать. И он это сделал. Настоящий советский человек и коммунист…. Читать далее
От Классика:
Ирина Дедюхова
Тут посмотрела, как все дружненько начали визжать на тему «в окопах атеистов не бывает». Вплоть до Никитки Михалкова… (после чего ему остается только подарить бляху от ремня… «гот мит унс»)
Одновременно посмотрела, как извратили повесть «Спутники» в сериале 2015 г., который решились показать только в 2020 г.
Попытаюсь объяснить чисто на биологии.
Связь с богом у каждого — не в окопах! Она на небольшой прослойке нейронов непосредственно возле ствола головного мозга. Поэтому все дырки по деменции и формируются, прежде всего, у ствола. Это, собственно, утрата связи не только с сущим, но и с собственной жизнью, памятью и душой, совестью, индивидуальностью… всем прочим. Потому что именно ствол — как антенна этой индивидуальной связи.
На страничке вебинара по Вере Пановой мы выставили учебный фильм спасения раненых 1942 г. И сразу отметили, что там принцип главный — «каждая рана уже инфицирована», а антибиотиков еще нет! И какие методы борьбы с инфекциями, вывода из шокового состояния, сортировки и проч.
В литературе Вера Панова очень важна именно потому, что первой переходит на новый русский язык, формирующийся в ходе второго этапа индустриализации. Так ее и на этом поезде отправили «написать методичку». Но и поезд уже формируется по заранее подготовленным инструкциям. Этого нынешнее быдло не отмечает.
Уже говорила, что при повальном «атеизме в окопах» в госпитали были призваны все бабки-знахарки. Лично я в 60-е обучалась у крепкой бабки (ефрейтор санитарной службы в ВОВ), останавливавшей плевральные и печоночные кровотечения. А потому что на хуторах было иначе не выжить, когда на 70 км в округе вообще ничего тогда не было. И это вполне себе апробированные методики, не нынешняя фуйня, как биополе сигареткой мерить.
Но! Уже говорила, что эти методики… сходны с некрофильскими практиками, это… как мертвая вода! А вот дальше надо было переходить к живой воде, чтобы обратно все заработало.
А в живой воде все опирается на то, насколько сильна индивидуальная связь с богом и не в окопах, а прямо в голове, куда нынче какая только сатанинская блЯдь не лезет со своими высерами! Им логарифмы в жизни не пригодились, так они полезут в душу срать и обворовывать.
В принципе, живая вода и подавалась мною в романах и сказках. Многие спаслись. Но…нынче дырок полно и у молодежи.
И когда вместо литературы и кино — моссадовская фуйня… вы бы поменьше верещали про связь с богом. У вас на этом месте вместо меня — очень большая дырка. Как раз там, где все должно кипеть живым словом.
Кстати, за ним ко мне лезут регулярно! Но… видишь в отражении большую дырку и… разводишь руками. Каждый ведь сам знает, когда отказывался от этой связи. Это был его личный выбор, его надо уважать.
Но это не означает, что я не встану на пути такого такого, как только взад полезет. Нет…уж. Ебитесь дальше сами. С дыркой!
1 серия
2 серия
3 серия
4 серия
5 серия
6 серия
7 серия
8 серия
Произведения Веры Пановой в «Книжной лавке»
- Вера Панова «Сережа»
- Вера Панова «Спутники»
- Вера Панова «Проводы белых ночей»
- Вера Панова «Сколько лет, сколько зим!»
- Вера Панова «Евдокия»
- Вера Панова «Сентиментальный роман»
