Ирина Анатольевна: И тут я ему однозначно сказала, что все литературные кружки и объединения появились из бытующего среди разных народов обычая, который на разных языках звучит как «доедалово«.
Аделаида: Как? Да клянусь вам, что огурчики и грибочки — изначально предназначались в жертву искусству! И у вас, гляжу, выставлены на стол блюда — ни с какого краю неподъеденные.
Ирина Анатольевна: Все верно! Но ведь и вы, дорогая, готовите с большим запасом на Новогоднюю ночь. Признайтесь! Лично я и половину заготовленного впрок не успеваю на стол выставить!
Был такой тяжелый момент в начале 90-х, когда приготовила все тик в тик, так наутро потом все обиделись, когда пришли с визитами «доедать, что осталось». На всю жизнь запомнила! Мне тогда хорошо объяснили, что при любых общественных формациях, несмотря на то, что нам устраивают очередные клоуны на всеобщем обозрении, — исконные традиции должны соблюдаться неукоснительно.
От запредельного позора и унижения меня тогда спасли баранье рагу и котлеты по-киевски в сухарной панировке, а гости пришли в себя от «демократического преобразования» моих взглядов на домоводство — только на допивалове. У меня тогда хороший коньяк оставался… А на хороший непаленый коньяк не действуют никакие «демократические преобразования».
Аделаида: Так ведь нас в этих демократических образованьях только и принуждали к тому, чтоб перестать гостей принимать и жить на широкую ногу, как раньше-то наши бабушки говорили. Стоит лишь открыть «Домоводство» издания 1952 года или «Книгу о вкусной и здоровой пище», чтобы сразу понять, как воспринималась достойная, полная нравственного смысла жизнь «своим домом». А нынче… тьфу, да и только! Какие-то канапе на зубочистках, ведь ломать себя приходится, ей-богу… Бывало, начинаешь ставить овощи варить на салаты, а вся эта нынешняя жлобская демократия в тебе нашептывает, мол, отвари только на своей семейство, чтоб только самим поесть разок!
Ирина Анатольевна: А ведь все эти демократические нашептывания от лукавого! Были мы империей, так уж и деваться-то некуда! Имперский стиль пропитывает все наше искусство, по-научному он именуется «ампир». А к ампиру фастфуды или канапе на зубочистках… не лепятся. Потому на каждое празднество надо готовить и доедалово, и допивалово! Не нами это заповедано, идет испокон веков. И лишь самые дикие, неспособные к освоению общечеловеческих ценностей народы — не оставляют доедалово и допивалово на якобы случайных путников.
Аделаида: Подумалось, что раньше ведь и праздники даже по диетам располагались удобно. Идет пост, но впрок готовишься к разговению. Потом тебе в календарике указывают, что можно уже холодец ставить, но есть его пока нельзя… После Нового года, когда надо уже мысленно готовиться к штурму Рождества (чай, православные мы!), — возникал душевный способ избавиться от доедалова, оставшегося с прошлого года. Народ шел с мешками и песнями колядовать. А ведь какие хоры на колядки собирались, там же такой фольклор, что от восторга иной раз готова была половину погреба разнести.
Натали: А я, дамы, все больше склоняюсь к теории Ирины Анатольевны! Сейчас вспоминаю, что и раньше придерживалась народных обычаев чисто интуитивно. Никто мне напрямую не говорил, что салаты надо сразу по трем креманкам раскладывать, а что-то такое будто в воздухе носилось…
Ирина Анатольевна: И уж коли свои замешкаются (а слово-то не зря имеет схожий корень со словом «мешок»), то посторонних мешков в округе оказывается полным-полнешенько! И все поют и ликуют! Вот это я понимаю, праздник!
Натали: И что это получается? Значит, у нас вся жизнь в искусстве — из доедалово и допивалово?
Ирина Анатольевна: Живем нынче среди жлобов, среди серости и ничтожества, потому и самой сути культурного обмена не улавливаем. Представить, что люди готовились к праздникам, готовя «пир на весь мир» — от широты душевной, уже и представить себе не можем. Вспомните, разве к нам Анна хоть раз с пустыми руками подкатывала — без сала и горилки? Или из нас кто-то с пустыми руками к столу подсаживался? Да и все наши посиделки проходили под девизом «Доесть, что с юбилея осталось». Но если угощение на самом празднестве — это самоцель, то в доедалово оно превращается в необходимый аккомпанемент.
Натали: Но как-то сразу сложно представить, что и оперный кружок «Могучая кучка» изначально возник из необходимости поколядовать на Рождество.
Ирина Анатольевна: А как вы себе это представляете? Прибегает один к другому с горящими глазами и сообщает, что хочет создать новую русскую классическую оперу, чтоб потом было нынешним жлобам из чего по полтора часа резать за ненадобностью? Не смешите меня! Вспомните эти бесподобные увертюры! Ведь там сама музыка проникнута высокой ностальгией по исконно русскому доедалову и допивалову! А эти половецкие пляски… «Хованщина»…
Натали: Да, на счет «Хованщины» соглашусь, там такое допивалово, что просто дух захватывает!
Ирина Анатольевна: И все проникнуто любовью к Родине! А такую любовь, согласитесь, можно испытать лишь только в запредельном допивалове.
Аделаида: Простите, а как же тогда общество художников-передвижников?..
Ирина Анатольевна: Аделаида, сами продолжите свою мысль без меня! Двигаться по российским просторам с художественными выставками… ну?.. И для какой конечной цели-то? Тут и продолжать нечего, тут надо осознать, как возникшее на мощном исконном русском доедалове воодушевление наполнило весь ХХ век высоким художественным смыслом. Да если уж вспомнить, то и весь этот французский импрессионизм возник из скудного допивалова на Монмартре! А ведь русский реализм ХIХ века без фаршированной бараньей ляжки не поднимешь! Вспомните наши исторические полотна! Разве такое на одном абсенте начирикаешь? Там и молочным поросенком с хреном не обойдешься.
Натали: Не стану с вами спорить, Ирина Анатольевна, мне всегда была интересна ваша точка зрения. Если на нее встать, то сразу видишь такое… Я лучше попытаюсь понять и проникнуться.
Ирина Анатольевна: Это совершенно правильно, Натали! Не надо со мной спорить, потому что после всегда выясняется, что именно моя точка зрения оказывается бесспорной. А ваша смородиновая наливочка, Аделаида, это что-то… вроде полотен прерафаэлитов. Красиво, тонко, чувственно, с явной провокацией к классике, но не столь монументально. Как пишут в рецах — «камерное восприятие».
Аделаида: А вы заметили, как любят именно смородиновые наливки делать приторными? А я их делаю с вишневым листом и цветками мяты! А все отчего-то считают, будто раз наливка смородиновая, то и лист в ней должен быть только смородиновый!
Ирина Анатольевна: Так вот откуда эта терпкость и послевкусие свежести! Аделаида, у вас в наливках проявляется тонкий поэтический вкус. И тут ничего не поделаешь, превзойти вас в этом жанре никак не удается. Я ж больше склонна к эпическому жанру, к крупной монументальной форме. Максимум, что в этом плане могу наваять — первачок с корицей и лимоном.
Натали: Да мы тут хряпнули вашей крупной монументальной формы… так после только перед Новым годом опомнились, Ирина Анатольевна!
Ирина Анатольевна: А мягко шло, согласитесь, Натали!
Натали: Да, вначале мягко, потом уже не помню… Смутно только, как в тумане. Это когда вы Цицерона цитировали.
Аделаида: А я еще помню Плутарха, Светония и какого-то Тита….
Ирина Анатольевна: Вот ведь умели мужики выпить и закусить! Эх, какая ж все-таки из них культура при этом так перла! А когда за стол начинают из «демократических» соображений всякое быдло присаживать, которое начинает сыпать похабными анекдотами, пихаться булками и соображать, как бы все с общего стола одному себе затырить — вот тут и начинается… наше нынешнее «процветание». Все эти писательские союзы, чтоб без проблем самим жрать втихомолку, ни с кем не делиться… А как вспомнишь, как они на пирожки с говядиной слетелись… Нельзя ж до такой-то степени перед дамами позориться.
Натали: И все же мне кажется, Ирина Анатольевна, что если ваша теория о доедалове, как о двигателе мировой культуры походит к обществу литературному обществу «Синий чулок», то как же при этом мог возникнуть феномен русского реалистического романа?
Ирина Анатольевна: А я вам расскажу! Итак, напомним всем, кто пришел к нам на доедалово, что примерно в 1750-х годах в Лондоне группа образованных дам, именовавших себя «синими чулками», объединилась для проведения литературных посиделок. Свое забавное название общество получило по милости подъедавшегося у дам посредственного литератора и ботаника-любителя Бенджамина Стиллингфлита (англ. Benjamin Stillingfleet) (1702—1771), который по бедности (или чтобы досадить хозяйкам салона) носил обычные синие хлопчатобумажные чулки вместо модных в то время черных шелковых.
Аделаида: Некоторые мужчины придают любому дамскому кружку дополнительный вес, вселяют уверенность. Думаю, никто бы не стал особо приглядываться к его носкам, если бы он постоянно не лез со своими балладами с переводными сюжетами, при чтении которых окружающим ничего не оставалось, как только рассматривать его носки.
Натали: Но, полагаю, скептическое отношение к «синим чулкам» было вызвано как раз отказом от общих застолий. А ведь прежде, чем предложить гостям пищу духовную, необходимо принять их по-человечески.
Ирина Анатольевна: Все подчеркивают мысль, что, мол, дамы приглашали не «идиотов». Мол, в обществе «идиотов» эти дамы попросту бы заскучали, поскольку сами были весьма образованными особами. Обычно приводят в пример миссис Элизабет Картер, которая самостоятельно изучила восемь иностранных языков и по праву считалась экспертом по греческой культуре. Но не стоит сбрасывать со счетов, что легкое презрительное отношение к этим дамским посиделкам было вызвано синими носками их гостя, а не гостьи. И здесь… есть какая-то простая отгадка произошедшей перемены в отношении к этим дамам… Что-то-то такое, простое… Но оно все время ускользает… Такая недоговоренность — из разряда тех, что культурные люди вслух не произносят.
Натали: А мне лично интересно, был ли Бенджамин Стиллингфлит идиотом? Нет, скорее, он был весьма расчетливым жлобом, решившим именно в дамском кружке делать себе литературную карьеру.
Аделаида: А жлобов вообще всегда тянет к кружкам и чужому доедалову, вовсе не для них предназначенному. Стоит лишь вспомнить описанный в «Мастере и Маргарите» писательский ресторан «У Грибоедова».
Ирина Анатольевна: Вы абсолютно правы, Аделаида! Но лишь в отношении наших жлобов отечественного разлива. И само искусство можно рассматривать — как доедалово и допивалово тех замечательных посиделок, описанных еще в «Застольных беседах» Плутарха. Доедалово и допивалово — уже не требуют той доли напряжения, необходимости следования традициям и обычаям… Это расслабленное время дружеской пирушки и самого непринужденного общения. И, конечно, доедалова и допивалова!
Если на званном ужине или обеде особо не забалуешь, то при доедалове и допивалове можно пренебречь строгим этикетом, все выставляется сразу и вперемешку… Однако?..
Натали: Как я люблю это ваше «однако», Ирина Анатольевна! И что же было «однако» в Элизабет Монтегю (2 октября 1718 — 25 августа 1800)? Позвольте, я попробую догадаться сама, пользуясь «открытыми источниками» по вашему фирменному рецепту… Итак, обычно эту даму представляют… боже! Ее представляют в качестве «английского социального реформатора, покровительницы искусств, владелицы салона, литературного критика и писательницы, одной из создательниц и лидера общества «Синий чулок»»… Однако! При том, что мы не знаем ни ее критических статей, ни романов…
Родилась в Йорке. Её родители происходили из богатых семей с сильными связями с британским пэрством и интеллектуальной средой Англии того времени. Она вышла замуж за Эдварда Монтегю, богатого человека с высокими доходами, став тем самым одной из самых богатых женщин своей эпохи, а её дом стал центром интеллектуального общества Лондона второй половины XVIII века. Она использовала своё богатство (став наследницей значительного состояния и поместий мужа, умершего в 1775 году) для поддержки развития английской и шотландской литературы, строительства монастыря (в 1781 году) и помощи бедным.
Аделаида: Однако дама решила регулировать литературный процесс, а вот в качестве доедалова и допивалова была крайне скупа, оправдывая скоромность приемов — «помощью бедным». На знаменитом полотне Анжелики Кауфман «Парнас» — все дамы из кружка «Синий чулок» изображены музами… Однако и здесь поражает мрачное небо, нерадостные выражения лиц, почти спартанская обстановка и… непередаваемая скука подобного «интеллектуального досуга».
Ирина Анатольевна: Однако ведь и с самим Бенджамином Стиллингфлитом не все так просто, да и отношение к нашим предшественницам-интеллектуалкам не изменилось бы столь кардинальным образом, не маячь за ними на заднем плане некоторой недосказанности… В виде мрачного полога пурпурного отлива. Давайте-ка, перечитаем каноническое пояснение про «синий чулок» еще раз!
Выражение родилось в Англии 1760-х годах в салоне писательницы Элизабет Монтегю (1718—1800). По одной из версий, самым активным и видным членом этого кружка был учёный-ботаник, писатель и переводчик Бенджамин Стиллингфлит, который всегда носил синие шерстяные чулки вместо предписанных этикетом черных шелковых. Когда он пропускал заседание кружка, там говорили: «Мы не можем жить без синих чулок, сегодня беседа идёт плохо — нет синих чулок!» Таким образом, прозвище «синий чулок» первым получил мужчина, а сам кружок стали иронически называть «Обществом синего чулка». Позднее «синим чулком» стали называть женщин, которые интересовались литературой и наукой, пренебрегая домом и семьёй.
Натали: А в других источниках утверждается, что как раз скептический и пренебрежительный смысл выражению «синий чулок» был придан во Франции в XVII веке. В Париже, как и повсюду, тоже существовали салоны, в которых заметную роль играли женщины. Именно женщины — основной контингент любителей оперы, балета и литературы. Но во Франции перед выражением «синий чулок» возник собственный термин «учёные женщины» (фр. femmes savantes) — по названию комедии Мольера «Учёные женщины». Одно дело назвать так комедию… с подтекстом, а вот для выражения в обиходе оно не слишком подходило, поскольку в это время во Франции стали появляться действительно «ученые женщины». Вспомним лишь, что знаменитая Мария Склодовская-Кюри смогла реализовать свой научный дар именно во Франции.
Ирина Анатольевна: Поэтому выражение «ученые женщины», которое, как поясняли литературные энциклопедии, «высмеивало светских лжеученых педантов», было неточным. И вдруг очень кстати пришлось выражение «синий чулок», прибывшее к тому же из Англии, которая воспринималась из Франции с должной долей скепсиса.
Аделаида: Смотрите, нашла у Гюстава Флобера, которого сложно заподозрить в неуважительном отношении к дамам. Ведь он говорил: «Мадам Бовари — это я!» Вот что он пишел о выражении «синий чулок»: «Это презрительный термин для обозначения женщины, интересующейся вопросами интеллектуального порядка. В подтверждение цитируйте Мольера!»
Натали: Не может быть!
Аделаида: Да сами прочтите, дорогая Натали! Думаю, он понятия не имел, скольким жлобам развяжет языки, наивно полагая, будто перед нападками на дам — те все же прочтут Мольера. Как же! Добавлю, что авторитет Флобера был настолько велик, что член английского «Общества синих чулок» Анна Мор в иронической поэме «Bas-bleu, или беседа» утверждает, будто французское название (фр. bas-bleu) родилось в результате буквального перевода каким-то иностранцем английского bluestocking.
Натали: Как и следовало ожидать, в Россию выражение попало из Франции и тут же стало нарицательным обозначением для стриженых дам из кружков «демократического толка». Поэт П. А. Вяземский писал:
Женщины, синие чулочницы, или красные чулочницы, или женщины политические, парламентарные, департаментские — какие-то выродки, перестающие быть женщиной и неспособные быть мужчиною.
Ирина Анатольевна: Раз уж вспомнили Петра Вяземского, надо вспомнить и его знаменитую эпиграмму «Два разговора в Книжной лавке», в честь которой и назван ресурс, где реализуется сейчас проект «Литературного обозрения» — «У всех на устах».
«Чем занимается теперь Гизо российской?» —
«Да, верно, тем же всё: какой-нибудь подпиской
На книгу новую, которую — бог даст —
Когда-нибудь и он напишет да издаст!»«Пусть говорят, что он сплетатель скучных врак,
Но публики никто, как он, не занимает!»-
«Как, публики? Бог весть, кто вкус ее узнает?
У публики — вот это так!»1832
Аделаида: Странные метаморфозы произошли с обществом «Синий чулок» в самой Англии на рубеже ХVIII и ХIХ веков. Ханна Мор перенесла традицию этого женского движения в следующее столетие, описав его прелести в поэме «Синий чулок». Начав как автор трагедий, Мор в дальнейшем пришла к социальным исследованиям, занялась положением лондонской бедноты… очевидно, не без спекуляций, как это водится. Поэтому можно понять раздражение Петра Вяземского, обнаружившего позднее, что и наши отечественные дамы не чужды «демократическим» спекуляциям на социальных язвах, доходя в своих обличениях до мер самого крайнего толка.
Что же касается Ханны Мор, то за четыре года она выпустила серию памфлетов, которые разошлись тиражом более двух миллионов экземпляров. По ее же инициативе в 1799 году было основано Общество религиозных трактатов, занимавшееся распространением соответствующей литературы… Ну, стоит лишь пожать плечами по данному поводу. Распространение Слова Божьего среди лондонского дна… это все же позитивнее, нежели последующие «хождения в народ» и раскидывание подрывных прокламаций.
Натали: Последней представительницей «синих чулков» считается Мэри Монктон, принявшая впоследствии титул графини Корк. Эта низенькая и грубоватая толстушка в ярких, аляповатых туалетах была близкой подругой знаменитой актрисы Сары Сиддонс и содержала исключительно популярный светский салон. В молодости среди ее гостей числились Рейнольде, Берк и Хорас Уолпол.
В более поздние годы ее посещали принц-регент, Байрон, Скотт, стареющий Пиль и восходящая звезда политического небосклона Дизраэли. С годами эксцентричность Мэри Монктон лишь возрастала, у нее развилась клептомания, и заботливые друзья специально оставляли в холле столовое серебро, чтобы несчастная леди могла припрятать вилки и ножи в своей муфте.
Ирина Анатольевна: Печально, но факт! Интересное начинание, желание реализовать свои дарования… закончились банальной клептоманией. Итак, почему же в начале XIX столетия «синими чулками» еще называли образованную женщину с литературными наклонностями и широкими взглядами, а в дальнейшем это понятие настолько обесценилось, что приобрело ярко выраженную негативную окраску?.. Почему воплощением «синего чулка» стала малопривлекательная особа с явно ущемленным чувством юмора, этакая женщина-педант?.. Ведь само общество получило это название из-за мужчины в синих носках!
Натали: Конечный результат оказался прямо противоположным исходному образу. Это очень и очень странно…
Ирина Анатольевна: Полагаю, что ничего странного здесь и нет. Как ни хотелось дамам стать кем-то вроде античных муз, но и картина Анжелики Кауфман, как уже отметила Аделаида, выдает их с головой. Они захотели определять весь литературный процесс в качестве истеблишмента «просвещенной публики». И уж если что-то пригребается не по праву, так оно и сказывается весьма многозначительным образом.
С чего пошло определение «Ученые женщины» у Мольера? С описания женщин, забросивших домашнее хозяйство ради демонстрации собственного «интеллекта». По Мольеру, это женщины, которые пренебрегают своими главными обязанностями хранительниц домашнего очага — ради «ученых» занятий. Если бы восемь языков осваивались под огурчики и корейку собственного засола, то и вопросов никаких не возникло! Но думаю, что и нищенские синие носки Бенджамин Стиллингфлит надевал с глубоким смыслом. Мол, какие еще носки надевать, если идешь, не рассчитывая на щедрое доедалово и допивалово?
Потому и через весь ХIХ век становится настоящим расцветом большой русской прозы. Есть званные обеды, а есть салоны, где доедалово и допивалово торжествовало и в альбомах, оставивших нам массу шуток, карикатур и эпиграмм. Правда, были и у нас последовательницы «Синих чулков», но на российский манер. Если Бенджамин Стиллингфлит стал принадлежностью дамского салона, то ведь у нас «в ожидании революции» в качестве домашних мопсов жили Некрасов, Чернышевский… да и многие другие.
Натали: Наверно, французское определение «альфонс» было бы более уместно.
Ирина Анатольевна: Не в нашем случае! В нашей литературе «альфонсов» не было, у нас бы озлобленные Васисуалии Лоханкины, местные Наполеончики, третировавшие «Обитателей села Степанчикова», считавшие, будто им и так все должны. Вспомните, сколько отвратительных мгновений от «встречи с родной литературой» оставили эти «демократические деятели» потомкам!
Аделаида: О! Я как вспомню эти четыре сна Веры Павловны, так страстно желаю разобраться с той дамой, которая Чернышевского нам на шею откармливала…
Натали: Да, я как такое вспомню, понимаю, что это были не альфонсы, а именно осатаневшие дамские мопсы.
Ирина Анатольевна: Но основное гадство произошло, когда в самом начале ХХ века решили собрать писательский съезд, дабы учредить некий «писательский союз». Можно сказать, на этом самом месте и закончился золотой век большой русской прозы. Было много публикаций с некими наставлениями этому съезду… поскольку все понимали, что если соберется чертва уйма писателей, они сразу начнут бабло вымогать. Даже в 1910 году было такое подозрение.
За объективным общественным значением литературной работы теряется субъективное, индивидуальное отношение к ней самого автора. Если бы кому-либо вздумалось объединить всю пишущую братию на почве чисто профессиональных, т. е., главным образом материальных интересов, он потерпел бы полную неудачу.
Материальное обеспечение для литератора — вопрос первостепенной важности, но не он поглощает мысль писателей, когда они собираются для обсуждения своих нужд. То главное, что волнует и тревожит их умы, — это возможность работать, высказываться, как подсказывает совесть и убеждение, писать не под диктовку третьих лиц, а исключительно согласно своему пониманию общественной пользы и вреда.
Но как раз такая свобода литературной работы наталкивается поминутно на то, что у нас называется деликатно «правовым положением». Правовое положение — это воздух, которым принуждена дышать наша литература. Приспособился — тебе же лучше, не приспособился — погибай.
Понятно, что вопрос о правовом положении печати является на съезде писателей самым кардинальным, первым из первых вопросов. Понятно, что его ставят выше вопросов о взаимопомощи, о товарищеских судах, о писательской этике и т. п. Тем более, что все эти экономические и этические вопросы сами в значительной мере обусловливаются правовым положением и разрешаются с разрешением вопроса об этом положении.
Но правовое положение изъято из круга обсуждения съезда. О чем же другом можно теперь говорить на этом съезде серьезно?
В. В. Воровский «Наше слово», 5 февраля 1910 г.
Натали: Будто написано в наши дни… Только в наши дни никто такого не напишет. Они сейчас умеют лишь коллективные письма писать с требованием упразднить Конституцию. Сказывается длительное доедалово и допивалово на почве «партийности в литературе».
Аделаида: Да… Интересно сказано о товарищеских судах и писательской этике… Это бы раньше напомнить тем, кто заявлял, что без мата русская литература не пишется, что сейчас публике требуется «жесткое порно» и т.д.
Ирина Анатольевна: Но заканчивается, как правило, «милой» клептоманией, о которой все знают, все в курсе, но предпочитают оставить серебряную ложку, а от дома не отказывать. Но если в отношении эксцентричной леди Мэри Монктон, славившейся своим безошибочным поэтическим вкусом, которому доверяло большинство современников, то в нашем печальном случае… после множества обществ «синих носков» с государственным регулированием допивалова и доедалова — возникает феномен совершенного циничного наглого вора, считающего все достояние Рунета — чуть ли не личной «интеллектуальной собственностью».
Натали: Вы, конечно, прежде всего, имеете в виду «писателя» Михаила Шишкина, «феномен» которого возник не только на почве клептомании, но и на необходимости удобной фигуры «лауреата», где требовалось «распилить» премиальный фонд.
Ирина Анатольевна: Конечно, я имею в виду, что полное ничтожество нынче стало удобным подавать отчего-то непременно в качестве «писателя». Иной раз ни одного романа за человеком не числится (а раньше гражданин без полноценного романа в русской литературе именовался просто «литератор», Антон Павлович Чехов считался «литератор и драматург»), ни одного образа не создал (кроме себя-любимого), но уж «писатель»! С помощью «литературных конкурсов» и разного рода «писательских союзов» — это стало пропихивать намного удобнее.
Аделаида: Но ведь всегда стоит вопрос о том, что читать-то стало совершенно нечего!
Ирина Анатольевна: Да это люди, сами не прочитавшие ни одной книги, потому уверенные до опасной степени маразма, будто читается все, что не начирикается, а вдобавок не отметится «лауреатством»! Михаила Шишкина неоднократно ловили «на кармане». Но когда он начал таскать куски из Веры Пановой, тоже опубликованной в Интернете, где, как Михаил уверен с наивностью олигофрена, «все общее», — в отношении него возникла некоторая оторопь даже у тех, кто для своей пользы готов выдать за «современную литературу» любую байду.
Потом он вдруг начал делать «демократические» заявления. Но здесь возникает вопрос не только к Шишкину, но и к другим «оппозиционным» писателям вроде Акунина и Улицкой: если вы писатели, то где ваша публицистика на эту тему? Почему вы только короткими потяфкиваниями обходитесь? Если вас все так непосредственно волнует и берет за живое, то где роман про «узников Болотной»? Где романы про Навального и Немцова? Ведь за большие деньги усиленно навязываются всем в качестве писателей! Так где актуальная публицистика и действительно современные романы? В Караганде?
Натали: Меня тоже удивляет это обстоятельство! Вот вас увлекла история, возникшая в прошлом году в качестве «допивалова и доедалова» с нападением на Сергея Филина… Мало того, что шла невероятная, незабываемая публицистика, но ведь потом вас развернуло и на роман! И там пошли такие пласты… там и античность побоку, а на свет был извлечен какой-то совершенно древний пласт, объясняющий сам смысл искусства…
Аделаида: А я помню, что этот роман создавался без каких-либо «финансовых вливаний», без «писательских союзов», не просто при какой-то «поддержке государства», а под давлением всей мощи государственных структур… На это же смотреть было страшно, а после все встало на свои места.
Натали: Наши официальные писатели все отчего-то мненья свои не обосновывают, а наспех высказываются в интервью, в подпорках «наводящих вопросов». Не могу забыть, как в конце прошлого года мы немного испортили презентацию очередной порции нравоучений от клептомана Михаила Шишкина на Радио Свобода.
• В четверг 28 ноября весь день в дискуссиях во время мероприятий Швейцарии выступает живущий там известный критическим взглядом на нынешнюю власть РФ писатель Михаил Шишкин. Оппонентом ему мог бы стать в полдень прокремлевский публицист Виталий Третьяков. В 16 о современной экономике расскажет Александр Аузан.
Non/fiction: движение к политике…Примечательно, что самым заметным мероприятием в первый же день Non/fiction оказалась презентация книги «Городские движения России в 2009 году»
Что-то эта книжечка более походила на донос. Не могу привести в качестве доедалова нашу замечательную дискуссию о Михаиле Шишкине на страничке Михаила Соколова, главного представителя современных течений «синие носки».
Ирина Дедюхова Михаил Шишкин известен не только «критическим взглядом», но неумением создать сюжет и позорным плагиатом. А само то, что Миса Сыскин чем-то известен — ставит массу вопросов к устроителям литературных конкурсов в России. Впрочем, вопросов именно в России привычных и банальных.
Михаил Соколов Не надо здесь клеветать и хамить. Предупреждение.
Ирина Дедюхова Именно, чтобы не «клеветать» вам и дана ссылка! А чтобы не «хамить», не стоило для начала обворовывать русского прозаика и ЖЕНЩИНУ (!!!) Веру Панову. Это не говоря о свободном «цитировании» архивных писем от себя лично.
Михаил Соколов Ваше мнение о «дебильном» Прусте многое объясняет. Еще раз выступите так — будет бан. А то у меня много заявок от желающих вежливо общаться.
Наталья Иванова Порядочные люди после выявления фактов откровенного плагиата подобных компилятивных «авторов», как писателей не позиционируют и к «порядочным» не причисляют.
И, право, это глупо всякий раз , когда нет контраргументов и возразить нечем, пытаться обвинить оппонента в «хамстве».
Обсудим простой факт — Шишкин плагиатор. У вас есть, что на это ответить?Михаил Соколов Это не факт, а мнение.
Наталья Иванова Аргументируйте.
Михаил Соколов Мнение это мне не интересно. Тем более, что форма его высказывания — оскорбительна. Вас тоже в бан отправить?
Наталья Иванова Ну, может вам и законы Ньютона не интересны, а может, даже кажутся оскорбительными, особенно в части противодействия? Но, как вы и сами знаете, они действуют, несмотря на ваше мнение.
Михаил Соколов Вы намек не поняли?
Наталья Иванова А бан? Что бан? Это вы теряете источник информации.
Михаил Соколов Будет -1 или 2 — а в очереди 800 запросов.
Наталья Иванова Вы не отличаете аудиторию от источника информации?
Или это тоже хамство с моей стороны, что вы элементарными категориями не оперируете?Михаил Соколов Беседа завершена.
Ирина Анатольевна: Ну, завершена и завершена, да? Как говорится, побеседовали… Можно подумать, с ним такое уж удовольствие общаться задаром. Но дальше-то, заметим, у самого господина Соколова вдруг вскрывается назревший чирей… с нашим честным доедаловом и допиваловом!
Михаил Соколов Иногда я бываю добрый, даже к тем, кто кормится от госбюджета РФ по статье «спецпропаганда».
Наталья Иванова Больше же некому давать гранты на спецпропаганду. У Дедюховой и книжка есть про эту, как её (вы все равно не знаете)… о вспомнила, НРАВСТВЕННОСТЬ. Вы тоже себе на бумажку запишите, а то склероз… подкрадывается незаметно…
Ирина Дедюхова А чо, завидуете? Так вам и надо!
Наталья Иванова А вам потому и не дают корм на «спецпропаганду», что вы не тех и не то пропагандируете. Почитайте про своего Шишкина:
Новый блог Олега Лурье. — ИГРЫ МАРОДЕРА. НЕКОТОРЫЕ ПОДРОБНОСТИ О «ПИСАТЕЛЕ» ШИШКИНЕ
Заметьте, это даже не ДедюховаМихаил Соколов Уголовника привлекли? Борцы за нравственность…
Ирина Дедюхова Для вас — уголовник, а для других — напротив… Все течет, все изменяется. Поцелуйте в жэ тех уголовничков, которых в 60-х того: Дело Бродского
Наталья Иванова А вы в какой ряд готовы поставить «экстремистку» И.А.Дедюхову? Она тоже осУжденная, причем, как писатель… за защиту девочки от «чиновничьих и кавказских наездов»… Уж не за хронический алкоголизм и тунеядство, как Бродский, извините пожалуйста!
Михаил Соколов Теперь прощайте.
Ирина Дедюхова А поцеловать?..
Михаил Соколов Надоели.
Наталья Иванова Зато, вы неистощимый кладезь для оттачивания дамского остроумия. Куртуазности, ведь, от вас не дождаться…
Михаил Соколов Здесь есть кнопка «заблокировать». Не в курсе?
Наталья Иванова Ой. как плохо быть неграмотным. Есть ещё команда COPY…
Аделаида: Какой несносный мужчина! Дамы, я в четвертый раз подогревать баранью ногу отказываюсь!
Ирина Анатольевна: А вы чем ее фаршировали?
Аделаида: Да… как обычно! Без всякой «спецпропаганды»: чеснок, базилик, сладкий перец и корень петрушки…
Ирина Анатольевна: Аделаида, если бы вы знали, как мне осточертело доедать всякие фаршировки с использованием мускатного ореха! Ну, если ты заранее знаешь, что у тебя никто не съест такое, а после придется доедать, так зачем выпендриваться-то, спрашивается? Чтоб вот этим двум Мишам вечно все с мускатным орехом доедалось!
Натали: Дамы, раз у нас такое допивалово, хочу тост!
Ирина Анатольевна: Но тут можно немного и «спецпропаганды», Натали, все же тосты для доедалово идут специальные.
Натали: Я в курсе, Ирина Анатольевна! Ну, чтоб не досталось врагам!
12 комментариев
Ирина Анатольевна, а Вы правда сказали Соколову, что Пруст — дебильный?
Ну, наверно. Уж не помню, давала ли я по поводу Пруста официальные показания именно Михаилу Соколову, но помню, что в официальных протоколах был такой вопрос о Марселе Прусте. И поскольку меня перед этим предупредили об уголовной ответственности, я честно сказала, что Марсель Пруст — дебил, а в особенности это его качество ярко проявилось в куче маразма под общим названием «Девушки в цвету».
Уверена, что если бы самого Михаила Соколова перед каждым эфиром предупреждать об уголовной ответственности за клевету, он бы не стал называть Михаила Шишкина писателем, а выдал бы правду-матку почище Олега Лурье.
Да?!… А ведь все журналисты, если что, «под статьей ходят». Но пока это ситуацию не спасает, хотя суды о защите чести и достоинства проходят регулярно.
Да оглянитесь вокруг, что нынче называется «писателями», «журналистами», «композиторами», «режиссерами» и даже «шпиенами», не говоря о «террористах-экстремистах»… Дурацкую, конечно, статью в УК РФ нарисовали… учитывая, что обычно имеется в виду под словом «член Государственной думы» или… уж без особого криминала, просто «российский чиновник».
Ну, зачем такую статью писать, если по каждому поводу врать приходится? Чтоб, простите, «достоинства» не оскорбить. На твое-то достоинство всем с прибором.
А вколоть каждому сыворотку правды, зафиксировать все показания на видео и выложить на Ютубе нафик! Взять ведущих наших культурных деятелей и просто задать им под сыворотку самый невинный вопрос: является ли композитором Альфред Шнитке? И к хренам вся «российская журналистика»…
О как! Это ж, просто, «о наболевшем» ….
Я и без сыворотки правды готов засвидетельствовать, что Альфред Шнитке не композитор!
Просто наслаждение это ваше дамское щебетание. Просто подарок, праздник духа!
Как комично смотрится этот клоун Михаил Соколов. Аж лопается от высокомерия. Но — заигрался.
Подозреваю, что этот текстик он внимательно (хотя и молча) прочитает. Не стыдно, Миша? Ответить девушкам — слабо?
Да мы уж пообвыклись с подобными мишами общаться, если честно. Результат заранее прогнозируемый, просто растягиваем удовольствие. Зная, что некоторые по два раза прощаются: один раз для приличия, а во второй раз, чтобы навеки запомниться.
Но на спецпропаганду в этот раз ему не перепало. Разве не приятно?
Экий Вы, Андрей!… А нет ли в этом провокации с Вашей стороны? :-)
А все же кому именно вы сказали, Ирина Анатольевна, что все литературные объединения произошли из «допивалова»? Извините, из «доедалова»! Если это не секрет, конечно.
Натали, ну просто, бесподобный ответ вы представили очередному Мише: «Ну, может вам и законы Ньютона не интересны, а может, даже кажутся оскорбительными, особенно в части противодействия? Но, как вы и сами знаете, они действуют, несмотря на ваше мнение.»
Да, только так! Вся нагрузка на женскую интуицию!